шите. Времени мало.
   - Что писать?
   - Я же сказала, фельетон об убийстве извозчика  Якова  Чиндяйкина  на
Знаменской площади. С начинкой из роковых страстей. Какие есть идеи?
   Самсон вздохнул, закусил губу и втянул голову в плечи.
   - Помощник пристава говорил, что террористы-эсеры балуют, - пробубнил
он. - Дело скорее политическое. И я ничего не могу придумать...
   - "Не могу, не могу", - передразнила его Ольга Леонардовна,  -  чтобы
этих слов, в редакции я  больше  от  вас  не  слышала.  Даже  мои  менее
грамотные сотрудники способны из любого события состряпать романтическую
историю. А вы... Поэт... Где ваше воображение? Где полет  фантазии?  Где
проникновение в трансцендентные области духа?
   - Да что ж об извозчике писать, - робко выказал сопротивление Самсон,
- какой там полет? Может, его и застрелили случайно. С какого  бока  тут
любовь приделать?
   Госпожа Май, казалось, не слышала  сетований  юного  сотрудника.  Она
по-прежнему возвышалась посреди гостиной и  терла  ладонью  правой  руки
лоб.
   - А может, я расскажу историю моей любви? - робко предложил Самсон. -
В пристойных тонах, разумеется.
   - Да кому интересна скучная история ваших  детских  переглядываний  и
пожиманий рук? - - с досадой откликнулась  госпожа  Май.  -  Да  и  ваши
провинциальные герои не интересны столичной публике. Труп  хотя  бы  там
есть?
   - Нет, трупа нету. - Самсон чувствовал себя виноватым.
   - Тогда молчите и пишите. Причем быстро и без помарок. Поняли? Задача
прессы,  дорогой  мой,  не  в  том,  чтобы  рисовать  нравы  на   основе
полицейских протоколов, а в том, чтобы проводить  в  жизнь  идеи  добра,
справедливости и благородства.
   - Так точно, - невольно подражая старику  Даниле,  отозвался  Самсон,
занося ручку над белым листом бумаги.
   Прошла минута, другая, и наконец Ольга Леонардовна заговорила:
   - Роковая  страсть  на  святках.  Вчера,  в  последний  день  святок,
петербуржцы стали свидетелями финала роковой трагедии.  Ее  истоки  надо
искать в предыдущем царствовании, когда  одно  очень  высокопоставленное
лицо, носящее  известную  всей  России  фамилию,  воспылало  страстью  к
доктору медицины Анне Ф. Тайная связь завершилась рождением двух сыновей
- Якова и Авраама. Увы, несчастная мать скончалась в родовых муках, а ее
близнецы-сироты  были  отправлены  бесчувственным  отцом  в  Ярославскую
губернию. Долго ли, коротко, но мальчики выросли и покинули  дом.  Жизнь
их сложилась по-разному. Авраам добрался до Баку  и  стал  правой  рукой
крупного нефтедобытчика.  Яков  же  отправился  в  Америку,  разыскивать
сокровища Монтесумы. Но ни  тот,  ни  другой  не  могли  забыть  простую
деревенскую красавицу Акулину, к которой оба  пылали  роковой  юношескою
страстью. Оба мечтали вернуться к ней и  посвататься.  Первым  в  родную
деревню вернулся Яков, блестящий  денди  на  новейшей  марке  автомобиля
"рено". Следом за ним  на  собственном  пароходе  "Акулина"  приплыл  из
хвалынского царства Авраам,  с  сундуком  изделий  от  Фаберже.  Но  оба
несчастных любовника опоздали...
   Диктуя, госпожа Май расхаживала по комнате из  угла  в  угол,  иногда
останавливалась  в  задумчивости,  делала   маленький   глоток   мадеры,
затягивалась пахитоской и, сощурив темные глаза,  смотрела  на  Самсона.
Тот, высунув от усердия  кончик  языка,  строчил  безостановочно.  Ольга
Леонардовна вздохнула.
   -  Успеваете?..   Их   суженую   отец   выдал   замуж   за   грязного
необразованного мужика, и несчастная Акулина вместе с нелюбимым супругом
уехала в столицу, где ее муж  занялся  извозным  промыслом.  Деревенские
мужики, охваченные яростной завистью к братьям-сиротам, в  ночной  лихой
час подожгли автомобиль и корабль, и царственные юноши едва спаслись  от
неминуемой смерти. Преодолев  немало  трудностей,  братья  добрались  до
Петербурга. Нищие, ограбленные, возненавидевшие  друг  друга,  соперники
поклялись, что убьют пошлого мужа Акулины. И каждый из них  считал,  что
именно ему обещано райское блаженство с прекрасной селянкой.
   В горле Самсона что-то булькнуло, недовольная госпожа Май бросила  на
него строгий взгляд и продолжила с нажимом:
   - Да... Именно так... с прекрасной селянкой. Однако  Авраам  оказался
хитрее. Он установил слежку за братом  и  скоро  узнал,  что  несчастный
Яков, желая хотя бы издали любоваться на  свою  избранницу,  нанялся  на
извозный  двор,  для  чего  изменил  свою  внешность  и   стал   простым
извозчиком. Взыграло ретивое в душе Авраама. От  одной  мысли,  что  его
брат-соперник сумеет склонить бедную Акулину  к  прелюбодеянию  прямо  в
каретном сарае, выстроенном строительной конторой... - Ольга Леонардовна
задумалась. - "Вавилон"... Да, "Вавилон" платит исправно... Итак,  после
"Вавилон" пишите:  Авраам  потерял  власть  над  собой  и  отправился  в
оружейную лавку Фидлера, на Невском, 32... Они нам тоже приплачивают  за
рекламу,  -  добродушно  пояснила  Ольга  Леонардовна,  -  это   писать,
естественно, не надо.  -  Она  сосредоточилась,  и  из  ее  уст  потекли
чеканные фразы:
   -  Там  он  украл  револьвер  марки  "Смит-Вессон",   самый   убойный
револьвер, продающийся за самую небольшую цену, которую  можно  найти  в
Петербурге, и в толпе у Николаевского вокзала  выстрелил  из-за  афишной
тумбы  в  загримированного  Якова,  отягчив  свою  бедную  душу   грехом
братоубийства... Хотел он броситься сразу же к возлюбленной, порешить  и
ее законного мужа, но на Дворцовом мосту  не  стерпел  муки  душевной  и
бросился в ледяную прорубь  Невы.  Ничего  не  знала  об  этой  трагедии
прекрасная  Акулина,  ибо  весь  вечер  простояла  она   перед   образом
Богородицы и молилась о  том,  чтобы  простила  ее  непорочная  дева  за
ненависть к мужу и за тайные встречи с аполлоноподобным  приказчиком  из
филипповской булочной...
 
Глава 3 
 
   - Я ее убью! Да у  меня  такие  связи  с  эсерами,  что  ей  несладко
придется! Локти будет кусать! Сам, конечно, я рук марать не буду,  но  в
ближайшую  пятницу  найду  того,  кто  бесплатно  уничтожит  эту  мегеру
капитализма, эту кровопийцу, эту экс-плуататоршу!
   За стеной буфетной, располагавшейся в начале редакционного  коридора,
крики неизвестного слышались глухо, но Самсон от них все-таки проснулся.
Он вскочил и в ужасе уселся  на  софе,  спинкой  примыкавшей  к  буфету.
Уставившись на голубой  шелк  высокой  ширмы,  отделявшей  его  ложе  от
комнаты, он пытался сообразить, где он, и через минуту-другую  вспомнил,
что находится в редакционном помещении журнала "Флирт"  и  отныне  здесь
будет жить и работать.
   Торопливо одевшись, свежеиспеченный  журналист  выглянул  в  коридор.
Возле  топчущегося  Данилы  размахивал  руками  мужчина  средних  лет  в
бобровой шапке, сдвинутой на затылок так, что  бритый  череп  наполовину
обнажился. Влажные губы крикуна побелели от злости.
   - Да как она смела, как могла! Вот свежий номер! Я так  его  ждал!  И
когда же она успела совершить эту пакость?  -  надрывался  господин,  не
замечая высунувшегося из-за дверей Самсона. - Сократила  две  строки!  В
моем репортаже! На всем старается выгадать, на всем! Только чтоб  лишних
денег не платить! Так обращаться со своим лучшим автором! Да я нарасхват
иду!
   - Погодите, господин Мурин, погодите, - урезонивал  гостя  ничуть  не
смущенный Данила, - сейчас разберемся. Какие две строки? Где?
   Крикун сунул раскрытый журнал в нос старику.
   -  Вижу,  вижу.  Чудный  материал  о  враче-акушерке,  и   фотография
хорошая... Но ваш материал весь тут.
   - Нет, - возопил автор, - нет!  Здесь  двух  строк  не  хватает!  Это
дискриминация!   Я   давно   заметил,   что   госпожа   Май    третирует
сотрудников-мужчин. Это шовинизм! Я протестую! Я предупреждал ее, что не
оставлю ее происки безнаказанными.
   - Чего расшумелись,  понимаете  ли.  -  Данила  грубо  всучил  автору
журнал. - Ступайте вон. Барыня еще почивает. И стажера разбудили.
   Только тут господин скандалист заметил в дверях буфетной  испуганного
Самсона.
   - Кто такой? Еще одна жертва?
   - Наша новая  звезда.  Его  материал  на  третьей  полосе.  Вместе  с
госпожой Май писал всю ночь. Будет работать под псевдонимом Нарцисс.
   - Звезда? -  Автор,  подталкиваемый  Данилой  к  выходу,  недоверчиво
скривился. - Да ведь он сосунок! И сразу в этот вертеп?
   - Идите, батенька, идите. Не беспокойте барыню,  пока  вас  вовсе  не
выгнала. Ей и так не нравится, что вы якшаетесь с идейными изданиями  да
в бульварной прессе подрабатываете. А наш журнал - вне  политики.  Мы  с
цензурой  хлопот  не  хотим.  Идите,  проспитесь,  вечером  в  "Медведе"
увидитесь. Там будет банкет, не забыли?
   Данила выпроводил пришельца и вернулся к стажеру.
   - Слушайте меня, голубчик, и в проигрыше  не  будете.  -  Он  ласково
потрепал Самсона за локоть. - Давайте знакомиться с редакцией.  Рядом  с
буфетной комнатой - умывальная, можете освежиться.  А  эта  дверь  слева
ведет  в  две  смежные  комнаты.  В  первой,  что  побольше,  сотрудники
толкутся, а в маленькой, дальней, - стенографистка-машинистка. Но это по
будням. Утром приходит уборщица  и  убирает  грязные  стаканы,  тарелки,
окурки, бумаги. Сегодня выходной. Кабинет госпожи Май вы видели вчера. А
в конце коридора - видите? Запертые двери.  Они  ведут  в  личные  покои
госпожи Май. Путь сотрудникам туда закрыт.
   Самсон, сопровождаемый словоохотливым  Данилой,  вошел  в  отделанную
белым кафелем умывальную.  Впрочем,  у  старичка  хватило  ума  оставить
стажера на некоторое время в одиночестве, и Самсон смог  воспользоваться
услугами столичного ватерклозета. Фаянсовая  чаша  ладьеобразной  формы,
свисающая с бачка каплевидная  ручка  на  изящной  цепочке,  наполненное
водой, не пропускающее неприятные запахи колено фановой трубы  приводили
его в умиление, - в столичном  ватерклозете  только  что  не  благоухали
розы. Потом, пока его провожатый  рассказывал  о  порядках  в  редакции,
юноша вымыл лицо и руки над фаянсовой раковиной, забранной в  деревянный
ящик с резными накладками.
   - Сегодня завтракаете с барыней, а потом как она решит, так и  будет.
Пойдемте.
   Данила провел Самсона на хозяйскую половину в уютную,  без  претензий
столовую. Выдержанную в зеленых тонах комнату заливал солнечный  свет  -
было уже далеко за полдень. Госпожа Май сидела за столом.
   - Располагайтесь, - предложила она без всякого интереса. -  Прошу  не
стесняться. Завтрак у меня легкий, по английской диете. И вам советую  с
утра не наедаться, тяжело будет думать.
   Самсон  оглядел  большую  гжелевскую  миску,  наполовину  наполненную
овсянкой, рядом с миской стояла тарелка с вареными яйцами, еще одна -  с
беконом, нарезанным  тонкими  ломтиками,  булка,  масло,  мед.  Кофе  из
начищенного до блеска серебряного кофейника хозяйка налила сама.
   - У вас фрак есть? - спросила она. - И вообще, где ваш багаж?
   - В общем, багаж у меня весь с собой, - стушевался стажер, - и  фрака
нет.
   - Так я и знала. - Ольга Леонардовна покачала  головой.  При  дневном
свете да после ночных тревог и трудов выглядела  она,  как  ни  странно,
несравненно лучше и моложе, чем вчера. - Надо вас привести в порядок.  В
таком виде ходить по столице стыдно. Эй, Данила!
   Она крикнула, но затем потянулась,  выгнувшись  назад  и  влево  всем
телом, и дернула за шнур,  который  привел  в  движение  колокольчик  на
редакционной половине.
   Данила споро прибежал и застыл на пороге.
   - Данила Корнеич, - велела она, - измерь нашего богатыря. Да  позвони
в Гостиный двор, сам знаешь кому. Пусть пришлют напрокат  одежду.  Фрак,
рубашку тонкого полотна, ботинки...
   Данила скрылся, но ненадолго. Через минуту он появился с  портновским
метром в руках и принялся ползать у  ног  вынужденного  встать  Самсона,
что-то бормоча себе под нос.
   - А пальтишко, Корнеич, у него так себе?
   - Романовская овчинка, золотая моя барынька, - подтвердил старик.
   - Тогда и пальто на кенгуру, и шапку пусть пришлют. И счет выставят.
   - Прилично набежит, - старик вздохнул, - в копеечку влетит.
   - Не твоего ума дело, -  заявила  Ольга  Леонардовна,  будто  Самсона
рядом не было, - мальчик перспективный, отработает. Да и кое-какие  идеи
насчет него у меня возникли. Так что не прогорим.
   - Верю в вашу мудрость, красавица моя, - поклонился  Данила  и  резво
побежал выполнять приказание.
   Минуту в столовой царило  молчание.  Пораженный,  Самсон  механически
жевал свежайшую булку, не чувствуя ее вкуса.
   - Что же с вами делать? - проговорила госпожа Май. - Вы  ведь  совсем
не знаете столицы и ее людей. Надо вас к кому-нибудь прикрепить... Но  к
кому? Может, к Мурычу?
   - Только не к нему! - воскликнул Самсон. - Я  боюсь  буйных!  Он  как
Оцеола или Кожаный чулок, того гляди, скальп снимет.
   - А откуда вы знаете Мурыча?
   - Только что видел, говорил, что сражается с гидрой капитализма.
   -  Ну  это  он  врет,  -  госпожа  Май  усмехнулась,  -  политическим
Геркулесом он у нас является только  по  пятницам,  когда  в  бульварном
листке чушь несет. По  вторникам  он  религиозный  мыслитель,  в  газете
"Божья правда" строчит слащавые историйки. А в наш журнал пишет занудные
репортажи. Например, о работе акушерок... А зачем он приходил?
   - Ругался, что из его репортажа убрали две строки, - Самсон  смутился
от своего невольного доносительства.
   - Дурак он, - с досадой сказала госпожа Май, - плохо строки  считает.
Да что там такого было, чтобы их на другую полосу переносить? Вы еще  не
таких скандалистов здесь встретите. Крикуны и истерики. Не берите с  них
примера. У вас судьба другая. Ну-ка, дайте ладонь...
   С застенчивой улыбкой опешивший Самсон протянул госпоже Май руку.
   - Так, - она нахмурилась, - вижу... Вижу,  что  снедает  вас  роковая
страсть... Вы найдете свою судьбу.
   - Правда? Я ее найду? - обрадовался юноша, в сознании которого  вновь
вспыхнул незабываемый образ Эльзы.
   - Но не сразу, - охладила  его  пыл  хозяйка.  -  Придется  побегать,
потрудиться. Завтра же отправитесь в университет. Мне неучей и  без  вас
хватает.
   Самсон убрал руку и залился краской досады. Интуитивно он чувствовал,
что об Эльзе рассказывать здесь нельзя.
   - А сегодня у нас два важных дела. - Ольга поднялась из-за  стола.  -
Сперва поедем в Дворянское собрание. У вас зрительная память хорошая?
   - Хорошая, - пробормотал Самсон, - и всякая другая тоже.
   - Отлично. Там я покажу вам известных в столице людей. Если  повезет,
увидите министров и депутатов. И кого-нибудь из царствующей  фамилии.  А
вечером сотрудники редакции соберутся на банкет в "Медведе". Поняли?
   - Понял. - Самсон встал. - Что мне делать?
   - Ступайте к Даниле, он вас приведет в порядок.  И  пусть  цирюльника
вызовет. У вас бритва есть?
   - Есть, - смущенно подтвердил Самсон.
   - Усы и бороду надо отрастить, - распорядилась госпожа Май. - С  ними
вы будете выглядеть взрослее.
   - Да я бы рад, - замялся юноша, - но как?
   Самсон разыскал Данилу в сотрудницкой  Старик  поливал  цветы,  ловко
лавируя  между  письменными  столами,  венскими  стульями,   ободранными
круглыми табуретами. Всюду топорщились кипы  папок,  рукописей,  брошюр,
старых газет.  Вдоль  стен  выстроились  деревянные  полки  с  десятками
газетных подшивок и шкафы с  застекленными,  затянутыми  зеленой  тканью
дверцами В свободных простенках висели театральные и  концертные  афиши.
Слева от двери на  круглом  столике,  в  соседстве  с  пачкой  бумаги  и
коробочкой из-под  сардин,  переполненной  папиросными  окурками,  стоял
ореховый  скворечник  с  металлически  поблескивающими  причиндалами   -
телефон. У одного из двух окон -  большой  канцелярский  стол,  покрытый
черным дерматином, около него свалены бесформенные, частично надорванные
бумажные тюки.
   - Тираж прибыл, - сообщил Данила, -  берите,  изучайте,  я  уж  Ольге
Леонардовне снес.
   Самсон погрузился в изучение  свежего  номера  журнала  "Флирт".  Его
размер соответствовал четверти стандартной газетной страницы, а объем не
превышал  шестидесяти  листов.  На  зеленовато-серой  плотной   обложке,
испещренной  цветочными  узорами,  красовалась  полуобнаженная  дама   с
округлыми плечами и шейкой, с голыми ножками. Судя по ее наряду,  Самсон
решил, что она изображает персонажа из древнегреческой  истории,  скорее
всего - Психею.
   - Заезжая звезда Айседора  Дункан,  -  пояснил  Данила,  распечатывая
очередной тюк, - сегодня увидите ее на сцене. Антрепренер прислал билеты
в ложу.  Но  вы  открывайте,  открывайте,  полюбуйтесь  на  свою  первую
публикацию!
   Самсон пролистал журнал. Сердце  его  забилось  при  виде  фельетона,
подписанного двумя именами - Золотой Карлик и Нарцисс.
   - Поздравляю, голубчик. С Крещением  вас  и  с  крещением.  -  Данила
хихикнул. - Нравится?
   - Неужели это я? - восхитился Самсон. - А откуда взялись фотографии?
   - Как откуда? Из запасца. В типографии целая коллекция на все  случаи
жизни.
   Самсон разглядывал снимки. На  одном  был  запечатлен  труп  пожилого
мужчины в цивильной одежде, в расстегнутом пальто,  с  торчащими  из-под
брючин  ботинками  с  галошами.  Голова  незнакомца   запрокинута,   рот
безобразно оскален. На другом изображена панорама скованной льдом реки -
Невы, как догадался Самсон. На переднем плане -  внушительный  мост.  На
третьей красовался извозчик на козлах,  в  поддевке  с  воротником  и  в
круглой шапке. Извозчик получился лучше всего. По боковине экипажа  даже
просматривалась надпись "Макаровъ".
   - Потрясающе! - воскликнул Самсон. - Но мне  непонятно  только  одно:
откуда Ольга Леонардовна узнала подробности о преступнике?  Неужели  она
вхожа в круги сыщиков?
   - Она всюду вхожа, всюду, - Данила хитро улыбнулся,  -  а  для  таких
статеек и входить никуда не надо. Талант следует иметь да мастерство, да
чутье женское - тогда и открывается существо происходящего.
   - А что стало с крестьянами Ярославской губернии? - спросил стажер.
   - Это вы и разузнаете, голубчик, - старик похлопал его  по  плечу,  -
голову даю на отсечение, с  понедельника  повалятся  письма  с  просьбой
раскрыть тайну происхождения погибших близнецов. Журнал будут рвать друг
у друга из рук!
   Увлекательную беседу прервал звук  электрического  звонка,  и  Данила
бросился к дверям. Дальнейшее  Самсон  воспринимал  в  каком-то  тумане:
являлись посыльные из  магазинов,  и,  повинуясь  придирчивым  просьбам,
Самсон раздевался и одевался, примерял  фрак,  смокинг,  сюртук,  брюки,
рубашки, башмаки, пальто. Затем юноша  оказался  во  власти  цирюльника:
разбитной хитроглазый молодчик, пританцовывая,  жонглируя  инструментом,
оттопыривая мизинец, нещадно обкорнал светлые кудри  юного  провинциала,
тщательно уложил их на  косой  пробор  и  щедро  смазал  липкой  пахучей
помадой, отчего волосы сразу заблестели. Нежный пушок  на  подбородке  и
верхней губе юноши был снят безжалостной бритвой, после  чего  цирюльник
попытался приладить к розовому лицу клиента накладные усы  и  бороденку.
Однако по цвету накладки не подходили. И  цирюльник  прикидывал:  то  ли
Самсона покрасить, чтоб цвет  его  волос  совпал  с  накладками,  то  ли
выкрасить накладки.
   Однако юноша резко воспротивился  и  тому,  и  другому.  С  накладной
бородой и усами вид его в зеркале получался совсем уж пошлым  и  глупым.
Данила,  видимо,  жалел  новичка,  на  долю  которого   выпало   столько
потрясений,  и  принял  сторону  Самсона.  Посмеиваясь,  старик  выразил
надежду,  что  маленькая  загвоздка  с  растительностью  на  лице  будет
преодолена со временем.
   В промежутке  между  хлопотами,  Данила  Корнеевич  успел  подкормить
своего  подопечного  буженинкой  и  холодной  зайчатиной  с   хреном   и
хрустящими солеными огурчиками.  Поел  Самсон  с  удовольствием,  а  вот
сделать больше одного  глотка  обжигающей,  разрывающей  нутро  жидкости
бурого цвета, налитой  ему  Корнеичем  в  жестяную  кружку  из  заветной
бутыл