из которого его  с  трудом  вывели  попутчицы
только тогда, когда поезд уже стоял у перрона Николаевского вокзала.
   Солидный господин в бобровой шапке и  пальто  с  бобровым  воротником
вторгся в купе, ставшее сразу  же  тесным  и  маленьким.  Он  расцеловал
попутчиц Самсона, и по его знаку носильщики  занялись  багажом.  Наталья
Аполлоновна представила господину Горбатову милого юношу, с которым  они
коротали  дорогу.  Счастливый  воссоединением  с   семейством   господин
Горбатов  не  придал   значения   легкому   коньячному   запаху,   тепло
приветствовал Самсона, и они все вместе устремились из душного вагона на
улицу. На  перроне  их  окутал  сырой,  холодный  воздух:  он  затруднял
дыхание, щекотал ноздри и горло, проникал под одежду. Многолюдная толпа,
из  которой  выскакивали  бойкие  носильщики,  предлагая  свои   услуги,
беспокойным потоком текла в голову  состава,  туда,  где  темной  глыбой
высилось вокзальное здание.
   На  Знаменской  площади  Самсона  охватил  восторг:   за   коренастой
раскидистой церковью, в  перспективе  Невского,  освещенного  множеством
фонарей и рекламных огней, виднелись дворцы и  многоэтажные  здания,  по
мостовой   беспрерывно   двигались   разномастные   экипажи   и    сани,
переполненные омнибусы и  вагоны  конок,  а  по  тротуарам,  и  даже  по
мостовой, сновали бесчисленные пешеходы...
   Господин Горбатов усадил в  экипаж  супругу  и  ребенка,  пожал  руку
Самсону и, попрощавшись, пригласил навещать. Солидный статский  советник
легко взобрался по ступеньке  в  санки  и  уселся  спиной  к  бородатому
вознице. Извозчик натянул поводья, взмахнул кнутом  -  и  в  этот  самый
момент  раздался  оглушительный  хлопок.  Человек  на  козлах   тут   же
покачнулся,  нелепо  вскинул  руки  в  толстых  рукавицах   и   замертво
опрокинулся на своих  пассажиров.  Женский  визг  и  свистки  служителей
закона заполнили привокзальную площадь.
   Самсон перевел растерянный взгляд правее и едва не потерял  сознание:
в саночках, рассчитанных на одного человека, отъезжала от вокзала дама в
серебристо-серой шиншилле и шляпке с густой вуалью.
   - Это она! - закричал Самсон. - Это она! Эльза! Эльза!
   Но прекрасная незнакомка не расслышала его отчаянных криков и исчезла
за поворотом на Невский.
 
Глава 2 
 
   В  полицейском  участке  Самсон  пробыл  недолго.  Благодаря  усилиям
господина  Горбатова  дело  ограничилось  объяснениями  и   составлением
протокола. Хотя полиция  и  задержала  Самсона  как  возможного  убийцу,
поскольку он убегал с места происшествия,  но  госпожа  Горбатова  и  ее
супруг, не кривя душой, показали,  что  в  момент  выстрела  юный  гость
столицы находился  рядом  с  ними,  у  саней,  а  стреляли  в  извозчика
откуда-то справа. Кроме того, железнодорожные билеты  подтверждали,  что
юноша прибыл в Петербург издалека, а посему вряд ли имел мотивы  убивать
первого встречного извозчика, каковым являлся покойный  Яков  Чиндяйкин,
приписанный к извозному двору  Макарова;  а  в  столице  все  извозчики,
облаченные в единообразные синие суконные поддевки до пят да  в  круглые
меховые  шапки,  похожи,  что  семечки  в  огурце.   Более   того,   при
первоначальном  дознании  было  установлено  нечто  странное:  убитый  с
какой-то целью загримировался, нацепил фальшивую бороду. Видимо,  боялся
за свою жизнь...
   Помощник  пристава  Серпентиди  никак  не  мог  взять  в  толк,  кому
понадобилось лишать извозчика жизни. Он склонялся к  тому,  что  убийца,
возможно, целил  в  кого-то  из  супругов  Горбатовых,  но  промахнулся.
Развивать эту тему он не стал - больно уж грозен и сердит  был  статский
советник, - а осмелился задать лишь  формальный  вопрос:  имелись  ли  у
Горбатовых  в  Петербурге  враги?  Оказалось,  что  злосчастные  седоки,
свидетели убийства, в недавнем прошлом томичи, и обзавестись  в  столице
врагами, готовыми на грех смертоубийства, никак не могли.
   В сопровождении курьера пострадавшие  Горбатовы  были  отправлены  на
дежурном извозчике домой, а Самсон усажен в  неудобные  санки  с  низкой
спинкой: он решил ехать по адресу, который значился на обратной  стороне
визитки господина Эдмунда Либида.
   После  нежданного  приключения  юноша  чувствовал  себя   прескверно.
Столица ему уже не нравилась. Огромные здания с освещенными  окнами,  за
которыми шла чужая, непонятная жизнь, равнодушная толпа людей, чьи  лица
искажал лиловатый свет электрических фонарей,  наполняли  душу  страшной
тоской. От каракулевых саков, котиковых  манто  и  бобровых  воротников,
сотнями встречавшихся на Невском, веяло сырым холодом.
   Остатки  коньячного  хмеля  выветрились  из  головы,   и   Самсон   с
беспощадной ясностью осознал свое незавидное  положение:  один  в  чужом
городе! Проигравший в карты все деньги! И Эльза,  Эльза!..  Что  же  ему
делать?
   Ни квартиру снять, ни в гостинице поселиться он не мог.  Заявиться  к
графу Темняеву,  вернее,  к  его  домочадцам,  и  попросить  содействия?
Темняев проживает в собственном доме на  Васильевском  острове.  Но  где
этот Васильевский? И главное, прилично  ли  являться  в  чужую  семью  в
девять часов вечера?! Это ведь не Казань! Да и  родители  тогда  узнают,
какой казус случился с их сыном в поезде. Или придется  врать,  что  его
обворовали в дороге.  И  Самсон  решил  ехать  в  указанный  на  визитке
Графский переулок. Благо, как ему сказали, тут не так далеко от вокзала.
   Графский переулок был освещен много скромнее, чем  Невский  проспект.
Молодой человек соскочил с саночек, выгреб остатки мелочи из кармана: их
едва хватило, чтобы  расплатиться  с  извозчиком.  Извозчик  отъехал,  а
Самсон в нерешительности остался стоять у парадной двери четырехэтажного
дома, цвета которого в полутьме не мог различить. Зато увидел дворника в
тулупе и белом фартуке:  тот  подобрался  по  покрытому  мягким  снежком
тротуару совсем неслышно. Из-под мохнатой шапки сверкнули узкие глаза.
   - Третий этаж, - сказал неожиданно дворник и отвернулся.
   Сердце Самсона бешено заколотилось: "Откуда дворник знает, что мне на
третий этаж, а не на второй? А  что  если  это  не  дворник,  а  ряженый
преступник, следующий по моим пятам по наущению похитителя Эльзы? Я ведь
там, у вокзала, выдал себя. Я ее узнал, я ее звал, бежал за  экипажем...
"
   Будто парализованный, Самсон смотрел  в  спину  дворника,  скребущего
совковой лопатой по обледенелому тротуару. Он не решался его окликнуть и
на всякий случай отвел взор в надежде обнаружить прохожего, к которому в
случае чего можно броситься за помощью. Но таинственный дворник исчез  в
подворотне, и Самсон вздохнул с облегчением.
   Он поднялся на третий этаж по стертым ступеням пудожского  камня.  На
просторной площадке, возле единственных  дверей,  довольно  обшарпанных,
висела огромная  латунная  табличка  с  гравировкой:  "Редакция  журнала
"Флирт"".
   Самсон замер. Эдмунд ничего не говорил о том, что его подруга живет в
редакции  журнала.  Молодой  человек  порыскал  глазами  по   просторной
площадке, но других дверей не  обнаружил.  Поколебавшись  с  минуту,  он
протянул руку к кнопке электрического звонка и нажал ее.
   Дверь  ему  отпер  седенький  старичок  в  вязаной  кацавейке  поверх
рубахи-косоворотки. Даже в  тусклом  свете  лестничной  лампочки  Самсон
разглядел  румянец  вполщеки,  маленькие   выцветшие   глазки,   длинные
прозрачные уши.
   - Вы к госпоже Май? - поинтересовался старик.
   - Совершенно верно, - подтвердил охрипшим от  волнения  голосом  враз
обмякший Самсон.
   - Время приема посетителей закончилось. Ольга Леонардовна принимает с
семи до девяти вечера. - Тем не менее  старичок  посторонился  и  сделал
приглашающий жест. - Но для вас, думаю, будет исключение, примет.
   Старичок игриво подмигнул посетителю и принял от него пальто и шапку.
Самсон очутился в просторной прихожей: слева  громоздилось  нечто  вроде
внушительного гардероба, а справа,  возле  запертых  стеклянных  дверей,
стояли столик на гнутой ножке, когтистой лапе  и  венский  стул.  Старик
шмыгнул к столику, основательно угнездился на скрипучем стуле и  раскрыл
амбарную тетрадь.
   - Как изволите доложить?
   - Самсон Васильевич Шалопаев. Студент из вольнослушателей.
   Старичок аккуратно  записал  данные  посетителя.  Затем  расплылся  в
сладенькой гримасе:
   - Надо же, как оно выходит. И таким красавчикам солоно приходится. Но
Ольга  Леонардовна  быстро  вас  пристроит,  не  сомневайтесь.  Обождите
немного, пойду доложу.
   Старичок исчез за стеклянной дверью, в проеме  которой  Самсон  успел
увидеть широкий коридор с несколькими дверьми слева и справа.
   Юноша огляделся. Прихожая была хорошо освещена, и прямо перед  ним  и
справа  по  стенам  висело  множество  фотографий  и  картин.  Все   они
изображали красавиц с обнаженными плечами, в легких струящихся  платьях,
в шляпах с перьями и без головных уборов, с  распущенными  волосами  или
причудливыми  прическами.  Среди  фотографий   встречались   изображения
умильных  влюбленных.  Некоторые  парочки  были  запечатлены  фотографом
целующимися.
   Бесшумный старичок объявился в проеме стеклянных дверей  и  прошептал
торжествующе:
   - Ступайте, голубчик, да старика не  забывайте.  Примет  вас  матушка
наша драгоценная. Дверь слева видите? Закрыта неплотно, ждет сама вас  в
своих апартаментах.
   Самсон пошел по коридору и открыл указанную дверь.
   Глазам  его  предстала  уютная  гостиная,  освещенная  торшером   под
пунцовым абажуром. Диваны, кресла, пуфы, ближе к окну  темный  массивный
стол на резных ножках. За столом  -  узколицая  дама  в  глухом  лиловом
платье. Ткань слегка искрилась, и юноша вновь встревожился.
   - Прошу вас, мсье, - мелодично заворковала дама,  выскальзывая  из-за
стола, - прошу вас,  проходите,  располагайтесь.  Вот  здесь,  вот  так.
Возьмите подушечку. Расслабьтесь. Я готова вас выслушать и помочь.
   Самсон  послушно  направился  к  внушительному  креслу,   рефлекторно
отметив про себя, что дама стройна и высока, едва ли не  его  роста.  Он
боялся рослых женщин и предпочитал пухленьких малышек, как Эльза. Даже в
тридцать его возлюбленная выглядела девушкой.
   - Итак, Самсон Васильевич, - продолжала медоточиво хозяйка, -  начнем
с деловой части. Есть ли у вас фотография?
   - Есть. - Самсон оторопело кивнул на двери,  свой  дорожный  баул  он
оставил в прихожей. - Сходить?
   - Успеете и позже. Можете звать меня Ольгой  Леонардовной,  а  можете
просто Ольгой. Я не сторонница возрастного шовинизма.
   Самсон приоткрыл рот от удивления, ибо таких слов он  в  своей  жизни
еще не слышал.
   - Вот, прошу вас, взгляните. - Хозяйка  протянула  посетителю  пухлый
альбом в темно-зеленом коленкоровом переплете с вытисненной  на  верхней
крышке красной розой. -  При  ваших  данных  проблему  мы  решим  скоро.
Полагаю, вам нравятся брюнетки. Обратите внимание на  фото  под  номером
четыре. Девушка достойная, с хорошим приданым.  Не  обращайте  внимания,
что скована и блекла. Она расцветет в браке. Зато, имейте в виду, своего
избранника она представляет именно таким, как вы. Рослый,  атлетического
сложения, кудрявый блондин с большими серыми глазами. Вы не  заикаетесь?
Кокаин не нюхаете? Морфием не балуетесь?
   - Нет.
   Самсон  поднял  взор  от  фотографии,  на  которой  была   изображена
костлявая девица-перестарок. Искусное  освещение  создавало  в  гостиной
интимную доверительную атмосферу и смягчало  резковатые  черты  хозяйки.
Ольга Леонардовна, закинув ногу на ногу, сидела на  диванчике  напротив,
склонив голову  набок,  будто  вместе  с  гостем  рассматривала  альбом.
Лиловая с блестками ткань обтекала ее стройные тугие  бедра  и  выпуклое
колено, на голове уложена короной толстая  золотая  коса,  темные  глаза
чуть навыкате смотрят из-за толстых стекол очков, казалось, прямо в душу
юноши.
   - Впрочем, есть и другие претендентки, - хозяйка улыбнулась и встала,
-  и  я  понимаю,  что  вам  необходимо  подумать.  Располагаете  ли  вы
средствами для содержания семьи? Что-то  мне  сдается,  что  вы  еще  не
достигли  совершеннолетия.  -  В  голосе  женщины   послышались   теплое
лукавство и игривость. - Не желаете ли вина? Я  вижу,  что  вы  все  еще
смущаетесь. Не стоит, друг мой. Я вовсе не зверь.  И  понимаю,  что  вас
привела к нам какая-то беда. Ведь где это видано, чтобы  такие  красавцы
решали свое будущее столь экзотическим  способом?  Брак,  друг  мой,  не
рулетка, не карты. Или вы - гетероавантюрист? Признавайтесь?
   В продолжение всего монолога Ольга Леонардовна бесшумно  перемещалась
по  гостиной,  и  ошалевший  Самсон,   механически   листая   альбом   с
фотографиями улыбающихся и сосредоточенных барышень и дам, хорошеньких и
страхолюдин, не заметил, как хозяйка склонилась перед ним в  полупоклоне
с маленьким подносом в руках. Несмотря на  рост,  она  была  чрезвычайно
грациозна. На подносике стояли  две  хрустальные  рюмки  и  графинчик  с
темной, почти черной жидкостью.
   Смешавшись, Самсон отложил в сторону  альбом  и  взял  рюмку.  Только
сейчас он понял, что после коньячных возлияний в поезде еще не пришел  в
себя, и его печенка дрожит мелкой дрожью.
   - Кстати, - хозяйка уселась на прежнее место в прежней позе,  -  если
вы думаете, что я блондинка, вы ошибаетесь. Закройте глаза.
   Самсон, проглотив содержимое рюмки, со знакомой ему мадерой, послушно
исполнил просьбу. Через миг-другой он  услышал  следующее  приказание  -
открыть глаза. Если б он уже не сидел в кресле,  то  обязательно  бы  на
него  рухнул,  так  велико  было  его  удивление,  вызванное  быстрым  и
неожиданным преображением хозяйки. Женщина вытянулась перед ним в полный
рост, по плечам и высокой груди ее струились блестящие,  черные  волосы,
очки отсутствовали, темные глаза смеялись и слегка косили.
   - В юности меня поэты сравнивали с серной, - заявила она. - Неужели я
так постарела?
   - О нет... Что вы... - Самсон  заикался  от  волнения  и  только  тут
вспомнил о визитке своего  дорожного  друга.  Он  судорожно  зашарил  по
карманам,  вслепую,  не  спуская  глаз  с   преображенной   хозяйки.   -
Простите... вот.
   Он  протянул  странной  даме  твердый   прямоугольник   бристольского
картона.
   - Что это? О, откуда у вас это?
   - Там, на обороте, - косноязычно подсказал Самсон.
   - Вижу. Узнаю руку Эдички. "Милая Олечка! Помоги моему  юному  другу.
Он провинциал без средств, но превосходный поэт". Странно. Почему  ж  вы
сразу мне не сказали, что вас ко мне прислал Эдик? Откуда вы его знаете?
Вы действительно поэт?
   Ольга Леонардовна небрежно бросила Эдичкину визитку на стол и  ловким
движением собрала волосы в узел на затылке. Потом налила в рюмки  мадеры
и вновь расположилась на диванчике напротив посетителя.
   - Рассказывайте.
   Самсон  поведал  историю  своего  знакомства  с  господином  Либидом.
Рассказал и о своем карточном проигрыше, и о  том,  как  стал  невольным
свидетелем дерзкого убийства извозчика.
   Госпожа Май слушала его внимательно и не перебивала. Она  достала  из
кожаной шкатулки, стоящей на придиванной полочке,  пахитоску  и  спички,
закурила.
   - Интересно, очень интересно,  -  изрекла  она  задумчиво.  -  Эдичка
остается в своем репертуаре. Узнаю его  повадки.  Впрочем,  не  сержусь.
Господин Либид один из моих лучших авторов. Он пишет в журнале редко, но
остро и умопомрачительно увлекательно. Под псевдонимом  Черномор.  Хотя,
как вы имели возможность убедиться, вовсе не похож на сказочного  урода.
Вы меня взволновали, милый Самсон.
   - Так что мне делать? - осторожно поинтересовался юноша.
   - По правде говоря, мне сейчас не до вас.  Завтра  выходит  очередной
номер "Флирта". Материалы  уже  в  типографии.  Придется  срочно  менять
третью полосу. Вы печатать умеете?
   - Нет, не умею. - Самсон покраснел.
   - Ничего, со  временем  научитесь.  Так  как,  вы  говорите,  фамилия
извозчика?
   - Чиндяйкин. Зовут Яков.
   -  Отлично.  Можете  за  час  написать   поэму   о   происшествии   у
Николаевского вокзала?
   - Поэму? - Самсон захлопал глазами. - За час?
   - Экий вы, юноша, теленочек, - махнула рукой госпожа Май.  Поднялась,
подошла к двери и крикнула:
   - Данила! Данила! Да где ты, старый черт?
   От неожиданной грубости,  вырвавшейся  из  уст  интеллигентной  дамы,
Самсон похолодел.
   Однако  не  прошло  и  мгновения,  как  в  гостиную  влетел  давешний
старичок.
   - Чего изволите, барыня? -  Он  подскочил  к  письменному  столу,  за
которым уже восседала госпожа Май.
   - Иди в сотрудницкую, - велела она, - да срочно звони выпускающему  в
типографию. Пусть приостановит выпуск журнала. Часа...  э...  на  два...
Фотографии с третьей полосы убрать.  Дадим  в  следующем  номере.  Будет
досыл. Сейчас сама напишу, и отвезешь. Ясно? Да, и еще. Пусть разобьется
в лепешку, но найдет в цинкографии три  клише:  извозчика  макаровского,
моста через Неву и какого-нибудь трупа. Запомнил?
   - Так точно, барыня, все понял тютелька в тютельку,  бегу.  -  Данила
повернулся на пятках.
   - Да стой ты, непоседа, - оборвала его хозяйка. - Пока буду писать, в
буфетной установи софу. Ту, что в моем кабинете, у окна. И ширму  возьми
из моей спальни. Господин  Шалопаев  будет  работать  в  нашем  журнале.
Стажером пока что. Спать будет в буфетной.  За  стол  и  ночлег  вычтешь
потом из гонорара.
   Она усмехнулась и перевела взгляд на зардевшегося юношу. Тот старался
скрыть охватившую его радость: слава Богу, крыша над головой на эту ночь
есть. Да и работа какая-никакая предлагается. Спасибо господину Либиду -
настоящий друг!
   -  Понял?  -  повторила  хозяйка.  -  В  буфетной  за  ширмой.  Пока.
Приготовишь шалашик нашему Нарциссу и принеси нам  чаю  с  бутербродами.
Подкрепиться тоже не лишнее.
   - Бегу, моя золотая  барынька,  бегу,  -  закивал  шустрый  Данила  и
скрылся за дверью гостиной.
   - Вы довольны? -  Хозяйка  обратила  взор  к  облагодетельствованному
провинциалу. - Все остальное решим по порядку. Сейчас главное -  журнал.
Вы поняли?
   - А что я должен делать? - неуверенно спросил Самсон.
   - Машинописью вы не владеете, -  сказала  с  досадой  хозяйка,  -  но
писать-то я, надеюсь, разборчиво можете?
   - Да, почерк у меня хороший. А что надо писать?
   - Фельетон-бомбу, - злорадно сообщила Ольга  Леонардовна,  -  снаряд,
начиненный эротическим динамитом. Он прогремит на всю столицу и  повысит
наш тираж.
   - Повысит?
   - Не думайте, что он мал. Наш журнал -  единственный  в  своем  роде.
Флирт, любовь,  страсть,  семейные  измены,  роковые  судьбы  интересуют
каждого человека. Искусство любви - это целый космос. Об Овидии слыхали?
Или в гимназиях о нем не упоминают? Впрочем, науку страсти можно постичь
и без Овидия. Наш  журнал  для  этого  и  предназначен.  Увидите,  через
год-два нас будет читать вся Россия!
   Ольга  Леонардовна  перевела  дух.  Она  стояла  посреди  гостиной  и
торжествующе смотрела сверху вниз на своего нового сотрудника.
   - Идите за стол. Берите бумагу и ручку. Сейчас начнем писать. Кстати,
какой псевдоним вы себе выбираете?
   Самсон замер в нерешительности. Ему внезапно стало так тоскливо!  Как
он хотел сейчас оказаться рядом со своей пухленькой  исчезнувшей  женой.
Внезапно его озарила надежда: он знает, как устроить  так,  чтобы  Эльза
поняла,  что  ее  супруг-освободитель  рядом!  Если  она  читает  журнал
"Флирт"...
   - Фамилия Шалопаев слишком игрива, для такой  бомбы  не  подходит,  -
отрезала госпожа Май. - Думайте быстрее. Ну?
   - Может быть, Эльзин?
   - Эльзин? Что за глупости? Дурацкое имя, - хозяйка поморщилась. -  Вы
знаете, какими псевдонимами  мы  привлекаем  читателей?  Мой,  например,
Золотой Карлик. А  есть  еще  Брысь,  Шут...  Ладно,  будете  Нарциссом.
Согласны?
   Самсон не был согласен, но сразу же  перечить  главному  редактору  и
издателю журнала, в котором ему посчастливилось найти работу и угол,  он
не решился.
   - Итак, сели? Пи