дется...
   - Друг мой, - подхватила Ольга  Леонардовна,  -  скажи  как  на  духу
господину Тернову: был ли ты вчера в том злополучном салоне,  в  котором
стреляли в господина Гарноусова?
   - А кто такой господин Гарноусов?
   - Не переигрывайте, господин Либид, - буркнул Тернов, -  уж  депутата
Государственной Думы вы, наверное, знаете...
   - А! Депугатишко провинциальный... Сейчас припоминаю. Да, есть такой,
хотя я общаюсь более с высокими умами российского законодательства, я же
юрист...
   - Может быть, вы вчера случайно встретились в салоне мужской красоты?
- настаивала Ольга Леонардовна.
   -  Исключено,  Олюшка.  Ты  же  знаешь,  -  господин  Либид  легонько
потеребил каштановую прядь над ухом,  -  я  пользуюсь  услугами  личного
куафера. На  дом  вызываю.  Мне  не  нравится  антисанитарное  состояние
городских салонов...
   - Но  почему  же  мастер  этого  салона  нарисовал  твой  портрет?  -
упорствовала Ольга.
   - Покажите этот шедевр, - господин Либид повелительно протянул руку к
Тернову. Взяв  вынутый  из  портфеля  листок,  он  изобразил  брезгливую
гримасу. - Разве ж это портрет? Разве  у  меня  такие  маленькие  глаза?
Разве я такой короткошеий? Нет, нет и нет.
   - Но стрижка, усы, борода, - начал Тернов.
   - С такими  стрижками  половина  столичных  мужчин  живет.  -  Эдмунд
возвратил дознавателю листок.  -  А  знаете,  почему?  Потому  что  наши
мастера,  вместо  того   чтобы   развивать   парикмахерское   искусство,
придумывать   новые   фасоны   стрижек,   извлекать   из   клиентов   их
индивидуальность, Репиными себя возомнили. И оболванивают всех под  одну
гребенку.
   -  Хорошо,  -  оскорбленный  Тернов  спрятал  злополучный  рисунок  в
портфель. - Но от  сговоpa  с  Чумниковой  вам  отпереться  не  удастся.
Барышня во всем призналась чистосердечно.
   - Не понимаю, о каком сговоре идет речь? -  Эдмунд  изумленно  поднял
брови.  -  Я  приходил  к  ней,  и  даже   с   цветами.   По   поручению
благотворительного общества "За права рыжих". Я его президент. Правление
еще неделю назад составило список тех, кому  надо  предоставить  помощь.
Есть там и Чумникова.
   - Но барышня показывает, что вы  уговорили  ее  вести  тайные  записи
телефонных  разговоров  господина  Гарноусова  с   его   любовницей!   -
воскликнул Тернов. - И заплатили ей за записи.
   - Повторяю еще раз,  -  терпеливо  объяснил  Эдмунд,  -  деньги  были
благотворительные. Что касается каких-то  мифических  записей  -  полный
вымысел. Говоря юридическим языком - клевета. И господин  Гарноусов  для
меня интереса не представляет, слишком мелкая сошка.
   - Тогда объясните нам, пожалуйста, с  какой  целью  клевещет  на  вас
телефонная барышня? - подал голос Лапочкин, убирая ноги с прохода, ибо в
приемной появился Данила с подносом в руках, и в воздухе  поплыли  волны
аппетитных ароматов: селедочки, лука, маринованных корнишонов...
   - Очень просто, господин  Лапочкин,  -  охотно  откликнулся  господин
Либид. - Девушка полна тайных страхов. Живет в мире  вымыслов.  Что  она
видит? Голова ее забита множеством бессмысленных человеческих голосов, к
тому же  у  нее  нет  сердечного  друга.  И  бедняжка  вечерами  глотает
английские любовные романы - единственное, что оставили ей  разорившиеся
родители, хорошей фамилии, кстати. И усердно посещает синема,  а  вы  же
знаете, какие  бездарные  мелодрамы  показывают  в  "Иллюзионе"?  "Рукой
безумца", "В сетях порока", "В лапах дьявола"...
   - Ах, зачем же ты мне не сказал об этой грустной истории,  Эдмунд?  -
горестно воскликнула госпожа Май, держа рюмку с водкой. -  Я  тоже  хочу
проявить милосердие!  Я  бы  изыскала  возможность  бесплатно  поместить
брачное объявление для мадемуазель Чумниковой! Впрочем, еще не поздно, в
ближайшем же номере и помещу! Любовь спасет несчастную, поскольку, как я
поняла, она  уже  на  грани  помешательства:  выдумывает  всякие  жуткие
истории, даже про своих благодетелей.
   - Госпожа Май - человек  необыкновенной  доброты,  -  господин  Либид
приятно   улыбнулся   Тернову.   -   Так   и    стремится    кого-нибудь
облагодетельствовать. У нее у  самой  в  редакции  трудятся  две  бедные
барышни.
   - Но с завтрева им жалованье повышено!  -  встрял  Данила,  обносящий
гостей водкой и закусочкой.
   - Вот видите! И сироту казанского Самсона пригрела.  Воспитывает,  не
дает лоботрясничать, - заметил господин Либид.
   - В университет заставила явиться, - горделиво добавил Данила.
   - Не смущайте  меня,  -  зардевшаяся  госпожа  Май  кокетливо  повела
головой. - Это мой долг, я и так беспокоюсь, что юноша еще до сих пор не
вернулся. Но коли мы разрешили все  возникшие  недоразумения,  предлагаю
выпить. За ваше здоровье, господин Тернов! Вас ждет прекрасное  будущее.
Вы так энергично ведете следствие, и так нестандартно... изобретательно,
с изюминкой...
   Тернов крякнул и, опрокинув в рот содержимое рюмки, закусил  ломтиком
селедки, помещенной на крошечный квадратик булки.
   -  Я,  кстати,  не  успел  еще  поблагодарить  господина  Тернова  за
проведение   дознания   об    иголке    в    апельсине.    Слушая    его
высокопрофессиональные вопросы, я думал, как много на  Руси  талантов...
Если бы их на дело направить... А иголка, что? Пустяк. Верно, метрдотель
лгал и все-таки начиняет корольки анилином для придания  им  цвета.  Или
закупает фрукты не у Елисеева, а на Сенном. Но скрывает, чтоб  репутацию
заведения не портить.
   - Вот поэтому английская литература родила детектив, а русская нет, -
засмеялась  Ольга  Леонардовна,  в  ее  темных  глазах  прыгали  веселые
искорки. - Какие у нас преступления? Одна видимость. А  по  сути  -  все
труха какая-то...
   Тернов встал, поставил рюмку на поднос.
   - Благодарю вас, дорогая Ольга Леонардовна.  -  Дознаватель  старался
соблюсти нужную пропорцию сухости и мягкости,  чтобы  не  выдать  своего
поражения. - Признателен вам за  ваши  усилия,  направленные  на  помощь
следствию.
   - Всегда рада вас видеть, - лукаво улыбнулась красавица-редакторша. -
Заглядывайте при случае.
   Пожав руку господину Либиду, Тернов в сопровождении Лапочкина покинул
приемную редакции "Флирта".
   В полном молчании сыщики доехали до казенного дома на Литейном.
   Возле дверей терновского  кабинета  сидел  мужик  в  тулупе.  Завидев
должностных лиц,  он  поднялся,  и  Лапочкин  опознал  в  нем  дворника,
выдавшего ему подозрительную галошу.
   - Разрешите обратиться. - Дворник вытянул руки по швам.
   В глазах Лапочкина мелькнула надежда.
   - С чем пожаловал, братец? Говори?
   - Вторую галошу принес. Совсем  народ  обнаглел.  Из  любой  квартиры
галошами швыряются. Так и прибить недолго.
   Тернов оторопело смотрел на протянутую обувку.
   - Заметил, из какой квартиры бросили? - спросил Лапочкин.
   - Никак нет, темно ведь, - ответил дворник. -  Принес  опять  вам,  а
вдруг сгодится.
   Лапочкин, одобрительно похлопав дворника по плечу, вошел за  Терновым
в кабинет. Он знал,  какая  мысль  буравит  сейчас  измученное  сознание
следователя: если кто-то из дома потерял первую галошу, а потом выбросил
в досаде вторую, значит, галоша не имеет отношения к нырнувшей под  арку
женщине-убийце.   Значит,   стрелявшая   женщина   скрылась   в   другом
направлении. Тогда зачем Самсон  Шалопаев  указал  на  колченогую  бабу,
нырнувшую под арку?
   Объяснения происшествию не было. А  чувство  поражения  в  схватке  с
незримым врагом нарастало. Лапочкин хорошо чувствовал  состояние  своего
начальника, поэтому нисколько не удивился, когда тот повернулся к нему и
яростно выкрикнул:
   - Лучше бы Дума приняла закон о запрете выбрасывать мусор через  окна
пятого этажа!
 
Глава 22 
 
   Самсон Шалопаев, задержавшийся  в  гостях  у  господина  Горбатова  и
вынужденный  вдобавок   ко   всему   провожать   до   дому   мадемуазель
Жеремковскую, добрался до редакции журнала "Флирт" к полуночи.
   Дверь ему открыл Данила. Старик приложил палец к губам, но  Самсон  и
так понимал, что надо двигаться тише. В редакционных  помещениях  царила
тишина, свет в коридоре притушен.
   Конторщик побрел  за  стажером  в  буфетную,  шепотом  объясняя,  что
госпожа Май сегодня ужинает с господином  Либидом,  поэтому  Самсона  не
зовет, а прислала кое-что  съедобное.  Оно  на  подносе  под  салфеткой.
Правда, уже остыло.
   Самсон  слушал  старика  вполуха,  вполне  довольный  тем,  что   его
благодетель господин Либид отвлек начальницу  от  излишнего  внимания  к
бедному квартиранту буфетной. Мелькнуло в глубине  его  сознания  легкое
сожаление о том, что он не побывает сегодня  в  гостиной,  где  хранится
альбом с фотографией  Эльзы  в  античном  костюме,  не  посмотрит  адрес
фотоателье, в котором ему могут сообщить что-нибудь, что наведет его  на
след  пропавшей  жены.  Но  сожаление  быстро  улетучилось,  вытесненное
другими мыслями.
   Самсон снял верхнюю одежду,  сюртук,  брюки,  туфли  и  забрался  под
одеяло. Есть ему не хотелось. Он воззрился в потолок, перебирая  пестрые
впечатления своей недолгой столичной  жизни.  Столько  событий,  столько
происшествий с ним  в  Казани  не  случалось  и  за  год!  Он  обреченно
вздохнул: выкроить время на поиски  Эльзы  совсем  не  удавалось.  Да  и
письмо родителям так и не удосужился написать.
   Вспоминая и размышляя, Самсон потерял счет времени.
   Данила уже давно прикорнул  на  своем  сундучке,  как  верный  пес  у
дверей. Ни единого звука не доносилось и с половины  госпожи  Май.  Либо
Самсон не расслышал, как она провожала господина Либида  после  позднего
ужина, либо тот ушел через черный ход.
   Впрочем, господин Либид всегда умел исчезать бесследно,  необъяснимым
образом. Как тогда, в день приезда в столицу, на вокзале...  Не  его  ли
Ксения-Джульетта назвала Сатаной? И почему Ксения явно перебила Самсона,
не дала ответить господину Горбатову? Почему употребила  зловещее  слово
"Сатана"?..  Про  Сатану  вроде  что-то  было  в  одном  из  безыскусных
посланий, пришедших в редакцию для Самсона. Неужели у маленькой  девочки
хватило духу сочинить и отослать любовное письмо? Но то письмо подписано
- ваша А. Значит, не Ксения. Она скорее подписалась бы Джульетта, или Д.
, раз уж шекспировская чепуха так забила  детскую  головку...  Или...  А
если Ксения - иначе Аксинья?
   От неожиданности Самсон сел на постели. Он смотрел невидящими глазами
в пространство перед  собой.  Если  его  догадка  верна,  то  откуда  же
девчонка узнала, что он квартирует в редакции журнала?
   Хотя Данила, не жалея дров,  протопил  печи  на  ночь,  все-таки  под
одеялом было теплее.  Обняв  голые  плечи,  Самсон  протопал  босиком  к
подносу с остывшим ужином. Напряженная умственная деятельность, лишившая
его сна, возбудила волчий аппетит. Он механически сжевал все, что лежало
на подносе, и нырнул под одеяло... Проклятая бессонница! В голове  юноши
проносились яркие картины, и среди  разномастных  впечатлений  столичной
жизни перед его мысленным взором назойливо мельтешила дважды виденная им
вывеска: один раз во время странствий по городу с Фалалеем, второй...
   Когда за окном раздался  гнусный  звук  дворничьего  скребка,  Самсон
встал, зажег свет и достал из  внутреннего  кармана  сюртука  подаренную
Джульеттой-Ксенией  фотографическую  карточку  синьорины  Леньяни.   Чем
дольше он вглядывался в портрет таинственной балерины, тем более ее лицо
казалось ему знакомым.
   Он оделся,  посетил  умывальную,  долго  держал  голову  под  ледяной
струей. Потом вернулся в буфетную, отыскал лист  бумаги,  взял  ручку  -
теперь он твердо знал, о чем будет писать для следующего номера  журнала
"Флирт". Наступал четверг, а в пятницу утром материал  обязательно  надо
сдать госпоже Май.
   Не один лист бумаги испортил Самсон, а все еще не  переступил  первую
страницу... Он слышал за дверью осторожные шаги Данилы,  покашливания  и
легкие постукивания молотком.  Тюкая  шваброй,  прислуга  убирала  полы.
Вскоре  в  дверь  просунул  голову  Данила  с  требованием   отправиться
завтракать на половину госпожи Май. Самсон повиновался.
   Госпожа Май, ласковее и мягче, чем обычно, пыталась вовлечь  юношу  в
разговор, но поняла, что ее старания бесполезны. Она отпустила  юношу  с
миром,  ибо  весь  вид  его  свидетельствовал,  что  он  в  лихорадочном
состоянии, бессмысленный  его  взгляд  был  обращен  куда-то  внутрь,  -
начинающий журналист обдумывал рождающийся в голове текст.
   Вернувшись в буфетную, Самсон устремился к бумаге и карандашу... Весь
день писал и почти не ел. Опытная  госпожа  Май  не  мешала  творческому
процессу и послала стажеру ужин в буфетную.  Только  к  полуночи  Самсон
поставил в своем творении последнюю точку.
   Обессиленный, он упал, не раздеваясь, на ложе и мгновенно  погрузился
в сон.
   Очнулся  он  только  в  пятницу  утром  -  и  довольно   поздно.   От
немилосердных тычков Данилы, который бурчал, что завтрак остыл  и  скоро
редакционный сбор по номеру.
   Приведя себя в порядок, Самсон ужаснулся: а где же его  труд?  Хитрый
Данила подмигнул ему и сообщил, что материал  за  завтраком  уже  читала
госпожа Май. И осталась довольна. А завтракала она  с  самим  господином
Арцыбашевым!
   От сердца Самсона отлегло.
   Юноша покинул свое убежище и едва ли не сразу столкнулся с Фалалеем.
   - Ну, брат, ты и дрыхнуть, - хохотнул фельетонист, - я уж пытался нос
сунуть к графинчику, да Данила меня шуганул. Завел ты себе Цербера... Ты
статью написал?
   - Написал, - ответил Самсон, стоя в дверях и  наблюдая,  как  Фалалей
ловко  достает  потаенный  графинчик  и  наливает  в  рюмку  живительный
напиток. - Вчера весь день корпел. А ты?
   - Я тоже вчера строчил. Не знал уж, что и выдумать о злодейке  Бетси.
- Фалалей ухмыльнулся. - Ольга  Леонардовна  связала  меня  по  рукам  и
ногам. Сам слышал, о князе Темняеве писать мне запретила. Но я  все-таки
его туда ввернул... Ты про пирожные не забыл?
   - Про какие пирожные?
   - Вижу, брат, не  выполнил  ты  своих  обязательств  перед  клиентом.
Попробуй все-таки вставить пару слов, чтоб кондитерщика ублажить. Ему же
реклама нужна, как ты не понимаешь. И кредит тебе будет открыт всегда.
   - Эх, забыл, - Самсон почесал затылок, - не до пирожных  было.  Хотя,
постараюсь еще словцо втиснуть.
   - Давай! - взбодрившийся Фалалей хлопнул друга по  плечу.  -  Пойдем,
там уже все в сборе!
   Молодые  люди  вошли  в  сотрудницкую.  За  большим   столом,   вновь
установленным у окна, на своем обычном месте сидел Антон  Треклесов.  Он
беседовал с Мурычем, тот при виде Самсона приветственно поднял руку,  но
не встал. Возле другого окна  Сыромясов  перелистывал  журнал  парижских
мод, давая пояснения Але, которая выглядела свежее, чем обычно. Особенно
был ей к лицу ажурный  белоснежный  воротничок,  пришитый  к  стоечке  и
обнимающий шею. На подоконнике примостился Платонов,  черкая  на  колене
грязный, недоделанный, как обычно, перевод. Два разбитых  венских  стула
валялись в углу, прикрытые скатеркой. Театральный обозреватель сидел  на
стуле у печки,  здесь,  правда,  в  кресле,  в  прошлый  раз  размещался
господин Либид. Сам Эдмунд отсутствовал.
   Из соседнего смежного закутка несся торопливый стук печатной машинки.
   - Всегда все в последний  момент,  -  проворчал  Треклесов,  указывая
Самсону и Фалалею на уцелевшие стулья. - Лиркин мог бы  еще  вчера  свой
шедевр напечатать. С голоса диктует. Гений...
   - Вчера  Ася  занималась  другими  срочными  материалами,  -  защитил
девушку  Мурыч,  -  мой  очерк  печатала,  Астростеллу   да   еще   эту,
"Энциклопедию девушки"...
   Самсон сел поближе к Мурычу.
   - Хотите свежий анекдот? - возвестил громогласно  Фалалей.  -  Только
вчера  услышал.  Два  приятеля,  один  зовет  другого  в  бордель.   Тот
возражает: "Я женат". - "Помилуй, - удивляется другой,  -  разве  ты  не
можешь отобедать в ресторане потому только, что у тебя дома есть кухня?"
   Мужчины   засмеялись.   Аля   презрительно   фыркнула,   демонстрируя
нетерпимость к пошлости.
   - Господин Мурин, - Самсон склонился к уху репортера, - прошу вас  об
одолжении. Ваш друг господин Горбатов сказал мне, что  у  него  в  сейфе
хранится пистолет.
   - Знаю, - шепотом ответил Мурыч, глядя на дурачащегося Фалалея.
   - Так позавчера его племянница  Ксения  призналась  мне,  что  тайник
обнаружила.
   -  Понял,  -  Мурыч  кивнул,   -   сообщу,   по-дружески   рекомендую
перепрятать. Оружие надо держать от детей подальше.
   Стажер вздохнул. Вторые сутки он трясся от страха, что его  Джульетта
стащит  пистолет  и  в  кого-нибудь  пульнет.  Слава  Богу,  девочка  не
зачислила в злодеи Синеокова. Пожалуй, именно  театральный  обозреватель
во время своего визита к госпоже Горбатовой и  проболтался  о  том,  что
Самсон служит в редакции, а если Ксения подслушивала,  то  и  сообразила
послать любовное письмецо на редакционный адрес...
   - Прошу тишины! - госпожа  Май,  возникнув  на  пороге  сотрудницкой,
властно захлопала в ладоши. - Все в сборе?
   - Господин Либид отсутствует, -  мрачно  сообщил  Мурыч  и  встал  со
стула, освобождая его для начальницы.
   Госпожа Май, в строгом английском костюме брусничного цвета с искрой,
подтянутая, свежая, с чудной  эмалированной  брошью  на  высокой  стойке
крепдешиновой блузы,  держала  в  руках  пачку  исписанных  листов.  Она
повелительно кивнула на Асин закуток, где вовсю стрекотала машинка, -  и
Фалалей молниеносно метнулся туда. Через миг пунцовые Ася и  Лиркин,  не
смея пренебречь зовом госпожи Май, выскочили в сотрудницкую.
   Ольга Леонардовна уселась на  стул  и  обвела  суровым  взором  своих
сотрудников.
   - Я рада видеть весь наш  дружный  коллектив  в  сборе.  У  господина
Либида сегодня выходной.
   Журналисты многозначительно переглянулись.
   - А где же его сенсационный материал? -  Синеоков  вызывающе  вскинул
голову. - Он обещал бомбу в номер.
   - Обещал, но не в этот. Не  все  ведь  так  сообразительны,  как  вы,
господин Синеоков, - в мягком  голосе  госпожи  Май  прозвучал  какой-то
неясный намек.
   Синеоков ухмыльнулся.
   - Итак, займемся формированием номера. Господин Треклесов, начинайте,
- распорядилась редакторша.
   Антон Викторович, время от времени косясь на заскучавших журналистов,
принялся перечислять материалы  номера:  рекламные  объявления,  брачные
сообщения, репертуар театров и синема, программы  выставок,  репродукции
Бакста, интервью с психографологом, где есть анализ почерков  Куприна  и
Леонида Андреева...
   - Отлично, - госпожа Май  милостива  кивнула.  -  Теперь  перейдем  к
творческой   части.   Материалы   для   постоянных   рубрик:   "Гороскоп
Астростеллы",  "Моды  сезона",   "Энциклопедия   девушки",   комментарий
архимандрита Августина "Брак и Бог", подборка анекдотов - готовы. Теперь
о главном. Иван Федорович,  господин  Платонов,  вы  сдаете  материал  в
номер?
   Платонов соскочил с подоконника, и сапоги его противно скрипнули.
   - Разумеется, госпожа Май. Дошлифовываю, последние штрихи вношу.
   Госпожа Май повернула царственную голову к Лиркину:
   - Я так понимаю, Леонид Леонидович,  что  статья  о  музыке  Скрябина
завершена?
   - Она у меня в голове целиком выстроилась! - буркнул Лиркин.
   Ольга  Леонардовна  отвернулась  от   музыкального   обозревателя   и
воззрилась на Мурыча:
   - Ваш материал, Гаврила Кузьмич, я прочла.  Даже  не  знаю,  что  вам
сказать. Претензий у меня нет. Но душа не лежит  -  слишком  приземлено.
Мускулы телефона, нервы  телефона,  винтики,  зажимы,  провода...  Разве
после таких серьезных  статей  девушки  пойдут  работать  на  телефонную
станцию?
   - А я не уверен, что им надо там работать. - Мурыч сверкнул  глазами.
- Не женское занятие. На психику действует тлетворно. Легко ли  высидеть
шесть часов не вставая? Да еще напряженно слушать, отвечать, следить  за
лампочками, работать руками. Угнетает.
   - Это я и без вас знаю, - возразила, не повышая голоса, г