лась на скалу и спряталась за выступ.
   Отсюда ей было неплохо видно то, что происходит у входа в грот.
   Злополучная лодка, развернувшись, снова шла обратно...
   Человек, который ее вел, явно не желал, чтобы Анна Светлова выбралась
из этого грота. К сожалению, Светлова не сумела его разглядеть -  волны,
брызги воды, большая скорость; к тому же лицо человека, стоящего у руля,
скрывал козырек, глубоко надвинутой на лоб бейсболки.
   Для надежности она просидела в своем убежище еще не меньше  получаса.
К ее счастью, лодка больше не возвращалась. И уж тогда,  перекрестившись
на дорожку, Светлова отправилась по подводному коридору в обратный путь.
   - Где вы пропадали так долго? - с тревогой спросила Дорис, когда Анна
наконец вернулась на катер. - Мы  вас  заждались!  Уже  хотели  за  вами
плыть.
   Светлова только махнула рукой.
   - Сидели на дне подводной пещеры, как те аквалангисты,  и  дожидались
лазерного эффекта?
   Аня даже не улыбнулась: если бы только Дорис знала, как недалека была
от истины!
   - Дождались? - не унималась Дорис.
   - Почти... - выдавила  наконец  из  себя  Светлова.  -  Не  то  чтобы
лазер...
   Но эффект, признаться, сногсшибательный.
   Далее откровенничать с Дорис ей сейчас не хотелось.
   Весь  обратный  путь  Светлова  сидела   тихонько,   завернувшись   в
полотенце.
   Она так устала, что даже никаких предположений, объясняющих то, что с
ней только что случилось, не приходило ей на ум. Оживилась  Анна  только
однажды, когда совсем недалеко слева по борту замаячил крошечный остров,
украшенный маяком. На расстоянии казалось, что весь он от силы шагов сто
в ширину...
   Скалистые берега островка отвесно уходили в воду.
   - Это остров Святого Андрея, - пояснила Дорис.
   - Там кто-нибудь живет?
   - Раньше там обычно жил только смотритель маяка со своей семьей.  Но,
говорят, уж второе лето, как там можно снять апартаменты.
   - Вот это  отдых!  -  восхитился  кто-то.  -  Полное  одиночество  на
крошечном острове...
   - И что же - кто-нибудь снимает? - удивилась Светлова.
   - Да, кажется, там сейчас живет какой-то мужчина.
   Из-за всех этих светловских приключений катер "Дорис" вернулся в порт
уже в восьмом часу вечера.
   На огромной скорости вернувшейся в  отель  Анне  предстояло  привести
себя в порядок, принять вид, более соответствующий обстановке княжеского
дворца и симфонического концерта, чем шорты и майка до пупа!  Что-нибудь
съесть - воспоминания об обеде у Дорис после приключений в  гроте  давно
уже улетучились... И добраться до Старого города.
   В общем, к тому времени, когда Анна за три минуты до начала концерта,
порядком запыхавшись, плюхнулась на свое место номер сто тридцать три  -
концерт должен был состояться в открытом итальянском дворике  дворца,  -
ей хотелось только одного: закрыть глаза и подремать.
   В общем-то, это вполне могло бы сойти  за  позу  истинного  меломана,
вкушающего неземное блаженство... А поскольку ее "бабушки" были на своих
местах - то все о'кей!  До  антракта  предпринимать  какие-либо  попытки
заговорить с ними было  бы  бессмысленно,  и  Аня  благополучно  смежила
веки...
   Но не тут-то было.
   Бетховен в исполнении симфонического оркестра города  Дубровника  под
звездным небом  Адриатики  в  открытом  итальянском  дворике  княжеского
дворца, среди каменных стен, которым минуло лет тысячу не меньше, -  это
вам не кот начхал...
   Какой-то   знаменитый   австрийский   дирижер,    фамилию    которого
запыхавшаяся  Светлова  не  удосужилась  прочесть  в  программке,  повел
дирижерской палочкой  -  и  сон  как  рукой  сняло  даже  у  не  слишком
подготовленной к сложной симфонической музыке Светловой.
   Вот уж, право, великая сила  искусства:  к  концу  первого  отделения
исполненная новых сил и бодрости, она уже изучила  программку  и  вполне
была готова к самому интенсивному общению.
   В антракте публика потянулась к выходу: вместо фойе в ее распоряжении
был весь прекрасный вечерний Дубровник.
   Перед входом во дворец горели факелы...  И  их  огонь,  как  в  воде,
отражался  в  отполированных  до  блеска   многими   столетиями   камнях
мостовой... Так же, как отражался в них и свет старинных фонарей.
   Светлова залюбовалась: вечером блеск этого  светлого  и  гладкого  до
нежности камня, которым был  вымощен  Дубровник,  и  вправду,  напоминал
блеск воды.
   Какие-то птицы, стремительные  как  молнии,  -  Светлова,  не  будучи
биологически грамотной, почему-то решила, что  это  стрижи  -  с  резким
криком носились над ее головой, прочерчивая  зигзагами  темнеющее  небо.
Отчего-то  их  крики  привносили  непонятную  тревогу   в   безмятежную,
беспечную и красивую  жизнь  этих  улиц,  заставленных  столиками  кафе,
словно  напоминая  о  том,  что  высокие  двадцатипятиметровые  стены  и
сторожевые башни этого города были  построены  для  защиты,  а  не  для,
извините, красоты.
   Птичьи крики напоминали о тревогах,  войнах,  людских  несчастьях;  о
бескрайнем  море,  которое  плескалось  возле  этих  стен;  о  вражеских
флотилиях, об осадах и о том,  что  человеческое  существование  слишком
непрочно, если постоянно  не  прикладывать  усилия  к  тому,  чтобы  его
защищать...
   Думая обо всем этом, Светлова тем не менее не теряла  из  виду  своих
"бабушек", стараясь держаться к ним  как  можно  ближе,  что  при  такой
тесноте - зал во время концерта был полон до отказа -  не  должно  было,
впрочем, слишком бросаться в глаза...
   - Божественно! - вдруг со вздохом обронила стоящая неподалеку от  Ани
Мария Иннокентьевна Погребижская. - Как там называлась эта вещь?
   - Да-да! Сейчас... - Ее секретарь Лидия Евгеньевна принялась копаться
в сумочке, разыскивая программку.
   - Симфония  номер  четыре,  -  опередила  ее  Светлова  -  Вы  правы,
божественно!
   По   чести   сказать,   на   самом-то   деле    Аниной    музыкальной
подготовленности хватало лишь на то, чтобы не хлопать всякий раз,  когда
музыканты делают паузу.
   То есть она была в  курсе,  что  некоторые  музыкальные  произведения
состоят из нескольких частей  и  благодарить  музыкантов  аплодисментами
лучше все-таки, когда они раскланиваются. Но, в общем,  особенно  далеко
ее познания в мире музыки не  заходили...  Однако  в  данном  случае  по
сравнению  с  секретарем  Лидией  Евгеньевной  у  Светловой  было  явное
преимущество: она-то программку уже изучила.
   Мария Иннокентьевна оглянулась, услышав за спиной русскую речь:
   - Симфония номер четыре? Аня любезно кивнула в ответ.
   - Вы тоже из России? Светлова улыбнулась.
   - Верно.
   - И, кажется, я вас видела уже... за завтраком в нашем отеле?
   Светлова опять вежливо улыбнулась и представилась:
   - Анна.
   "Еще бы вы меня не заметили за завтраком! - подумала она про себя.  -
Таких, которые ни свет ни заря вбкакивают - в отеле раз-два и обчелся...
Вы да я... Да ваш секретарь..."
   -  Меня  зовут   Мария   Иннокентьевна,   -   писательница   довольно
благосклонно кивнула Светловой. - Очень приятно.
   - Лидия  Евгеньевна,  -  произнесла  секретарь  Погребижской.  Причем
сделала она это, с некоторым удивлением взглянув на свою начальницу,  и,
как показалась, Ане, неохотно.
   - Ну, как вам здесь? - формально вежливо и  без  особого  интереса  в
голосе поинтересовалась у Ани Погребижская.
   - Удивительный город, - искренне призналась Светлова.
   "Как хорошо, что хоть тут врать не нужно, - снова  подумала  Анна.  -
Так оно все и есть".
   - Это верно.... - усмехнулась  величественная  собеседница.  -  Город
удивительный.
   Прозвенел звонок, и публика потянулась обратно в итальянский дворик.
   После концерта они  снова  вместе  выходили  из  дворца,  и  Светлова
специально не отставала, чтобы создалась  та  неловкая  ситуация,  когда
демонстративно попрощаться с новой знакомой: "До свиданья, милочка,  нам
в другую сторону!" - было  бы  слишком  неловко.  Другой-то  стороны  не
было... Было понятно, что идти им вместе к городским  воротам,  а  потом
вместе добираться до отеля. А улицы города были такими узкими.
   Светлова молчала, не напрашиваясь на продолжение  знакомства,  только
вежливо улыбалась, и Мария Иннокентьевна, которая только в своем тандеме
- это было заметно! - и имела право на инициативу, вдруг заметила:
   - А куда нам торопиться, дорогие мои? Дивная  ночь,  не  так  ли?  Не
задержаться ли нам  всей  нашей  дамской  компанией  за  одним  из  этих
столиков?
   Посидим? Аня? Лидочка, ты не против такого предложения?
   - Чудесно! - вполне искренне обрадовалась Светлова.
   Лидия Евгеньевна молчала.
   -  Лидочка?  -  с  заметным  нетерпением  в  голосе  повторила  Мария
Иннокентьевна.
   -   Конечно,   конечно...   -    поспешно    согласилась    несколько
подзадержавшаяся с ответом секретарша.
   И опять в ее голосе Светловой почудилось удивление.
   На столике ресторана,  за  которым  они  устроились  всей  компанией,
горела не  свеча,  а  крошечный  медный  -  под  старину  -  светильник,
наполненный маслом.
   "Наверное, такая же лампа была у Аладдина", - подумала Светлова.
   Тихий   бархатно-теплый   вечер   окутывал   город.    Даже    стрижи
успокоились...
   - Божественно! - снова повторила Мария Иннокентьевна.
   - Да-да! - подтвердила с энтузиазмом Светлова.
   - Верите ли, Анечка... Когда раздались первые звуки этой симфонии,  у
меня - реально! - создалось ощущение, что  по  той  старинной  лестнице,
ведущей наверх, сейчас спустится некто в княжеской мантии...
   - Да, да...Верно!
   - Это еще что! А вот постановка "Гамлета" в здешнем форте Ловриенац -
это вообще нечто! Когда появляется "тень отца", публика просто падает  в
обморок. Вместо декораций - настоящая крепость, реальный,  так  сказать,
Эльсинор...
   - Ну, надо же! - восхитилась  Светлова  впечатлительной  публикой.  -
Неужели падает?
   - Вы не видели эту постановку?
   - Нет, не видела. А вы?
   - А мы посмотрели.
   - Когда же вы успели?
   - Кажется, это было в прошлом году, верно, Лидочка?
   - Не  помню,  -  совсем  нелюбезно  пробурчала  в  ответ  секретарша,
поправляя свой и без того аккуратный седой пучочек.
   - А вы еще не  были  в  здешней  монастырской  аптеке?  -  продолжала
светскую беседу писательница. - Знаете, там  до  сих  пор  можно  купить
снадобья, которые готовят сами  монахини.  Вы  на  крепостной-то  стене,
надеюсь, уже побывали?
   - Нет еще.
   - Напрасно. Так вот, если посмотреть вниз на город с крепостной стены
- увидите среди сплошного камня зеленый островок.  Говорят,  это  огород
францисканского  монастыря  -   монахини   выращивают   на   нем   нечто
таинственное для своей аптеки. Например, кремы, которые  в  этой  аптеке
продаются, - просто какой-то волшебной целительной силы... От  солнечных
ожогов и следа не остается.
   Вы случайно еще не обгорели?
   - Обгорела, - пожаловалась Светлова.
   - Тогда непременно купите  в  здешней  монастырской  аптеке  крем,  -
заметила Погребижская. - Один раз помажете - и все  заживает,  и  завтра
сможете опять загорать.
   - Надо же, как здорово! - восхитилась Светлова.
   - Верно, Лидочка? - обратилась к секретарю Мария Иннокентьевна.
   -  Не  помню...  Кажется,  не  пользовалась...   -   снова   неохотно
откликнулась Лидия Евгеньевна.
   - Ну, вот... Сейчас выпьем по бокальчику вкусного местного винца -  и
баиньки... Верно, мои дорогие? - добродушно протянула, не обращая на тон
женщины никакого внимания, писательница Погребижская.
   - Да-да... - снова пролепетала Аня. Она думала о том, что  у  детской
писательницы Марии Иннокентьевны Погребижской при ближайшем рассмотрении
оказались совершенно удивительные, какой-то ненормальной, нечеловеческой
синевы глаза. Прав был  классик  Малякин.  Причем,  обычно  с  возрастом
взгляд у людей тускнеет, а этот сверкал - куда  там  цветным  контактным
линзам! Прямо синий лед, а не глаза пенсионерки.
   - А какие лица на старинных портретах в  княжеском  дворце?  -  снова
обратилась к Анне Мария Иннокентьевна. - Вы обратили внимание?  Особенно
тот вельможа... как его? Ты не помнишь, Лидочка? Он еще погиб в сражении
на  следующий  день  после  того,  как  был  закончен  этот   портрет...
Удивительный, надо сказать, случай!
   - Да-да... - опять поддакнула Светлова и вдруг поинтересовалась:
   - Вы согласны, Мария Иннокентьевна, что у человека на портрете или на
фотографии, которые были  сделаны  незадолго  до  его  смерти,  какое-то
особенное выражение лица?
   - Вы так думаете? - льдистым своим  взором  взглянула  на  нее  Мария
Иннокентьевна, словно  удивляясь,  что  эта  ее  новая  знакомая,  кроме
способности  говорить  "да-да",  обладает  и  более  богатым   словарным
запасом.
   Но Аня не заметила этого взора, потому что вдруг принялась томительно
долго  копаться  в  сумочке,  одно  за  другим  выкладывая  на  стол  ее
содержимое - солнечные очки, телефон,  кошелек,  записную  книжку...  И,
наконец,  среди  всего  прочего  выложила  на  стол  фотографию  Максима
Селиверстова. Большого формата и хорошего качества...
   "Что тянуть? - подумала Анна. - Если она хоть  однажды  в  жизни  его
видела - не узнать не может. Если видела и все равно сделает вид, что не
узнала - будет заметно. Если никак не отреагирует,  значит,  никогда  не
видела... Или же..."
   Но в это "или" Светлова углубляться не стала.
   - Зачем вы это сделали? - вдруг довольно  неласково  спросила  у  нее
Погребижская.
   - Что именно? - невольно робея, уточнила Светлова.
   - Достали эту фотографию?
   - Значит, вы его все-таки видели?  -  невежливо  вопросом  на  вопрос
ответила Светлова.
   - Я уже однажды видела эту фотографию, - сделала  ударение  на  слово
фотографию  Погребижская.  -  При  не  самых,  надо  сказать,   приятных
обстоятельствах: мне этот снимок показывал следователь.
   - Ах, вот как...
   - Ну-ка выкладывайте, -  уставилась  на  Анну  своими  пронизывающими
синими глазищами писательница, - кто вы, что вы и к чему весь этот цирк?
Только все выкладывайте, без  утайки,  вранья  и  легенд!  А  то  вы  не
услышите от меня, милочка, ни слова.
   И Светлова почувствовала себя,  как  мальчик  Кай,  которому  Снежная
королева предложила  посидеть  у  нее  на  коленях.  Посидеть,  конечно,
можно... да вот не окоченеешь ли от этой ласки?
   - Понимаете, - не стала юлить  Анна,  -  не  так  уж  важно,  кто  я.
Допустим, частный детектив. Важно, что в  данный  момент  я  представляю
интересы семьи Селиверстовых.  И  нам  очень  важно  знать,  что  с  ним
происходило в тот последний день, когда он исчез. Я почти  уверена,  что
именно вы можете нам помочь.
   - Я уже объясняла, что никогда не видела этого  человека,  ни  в  тот
день, ни в какой другой.
   - Вот как?
   - Поверьте, я говорю правду.
   - Я так не думаю, - заметила Аня.
   - Интересно... - усмехнулась Погребижская, - а  как  же  вы  думаете,
откровенная девушка?
   - Я думаю, признайся вы, что виделась  с  этим  журналистом,  вам  не
будет покоя от следователей, А зачем  вам  лишние  хлопоты  и  волнения?
Зачем тратить свое драгоценное время? Ведь вы уже не молодой человек...
   - Спасибо...
   - К тому же человек известный: что, если вокруг этой истории начнутся
какие-то газетные спекуляции?
   И Светлова повторила все, что уже говорила на этот счет Кронроду.
   Погребижская усмехнулась.
   - Какая проницательность! А знаете что, смелая и откровенная  девушка
Аня, я, пожалуй, вас накажу...
   "Ну, точно формулировки  из  обихода  Снежной  королевы,  -  тревожно
подумала  Светлова,  -   сейчас   заморозит   каким-нибудь   осколком...
ледяным... своей души..."
   - И вот как я вас накажу! Я вообще не стану разговаривать с  вами  на
эту тему. Убирайте фотографию и больше  мне  ее  не  показывайте.  Сами,
впрочем, тоже можете больше не показываться. Вы испортили замечательный,
дивный, прекрасный вечер,  -  Погребижская  обвела  синим  своим  взором
великолепный ночной, сверкающий огнями Дубровник:
   - И вот вам за это наказание!
   Писательница встала из-за стола:
   - Пойдем, Лидочка.
   - До свиданья, - вежливо как ни в чем не бывало попрощалась Светлова.
   - Хватит у вас монеток-то расплатиться, частный детектив? -  бросила,
усмехаясь на прощанье, Погребижская. - А то гонорар-то, наверное, еще не
заработали?!
   - Хватит, не волнуйтесь... - успокоила ее Светлова. И нагло добавила:
   - Завтра увидимся на пляже!
   Мария Иннокентьевна отчего-то промолчала.
   Видно, даже  писательская  находчивость  изменила  ей  в  виду  такой
наглости.
   Зато Лидия Евгеньевна, до того не проронившая ни слова и сидевшая все
это  время  напряженно  и  прямо,  словно  штырь  проглотила,  поспешила
заметить:
   - Мы не любим пляж.  Понимаете,  возраст  уже  не  тот,  нам  это  не
полезно.
   Ультрафиолет! Предпочитаем эстетические впечатления, поездки. Вряд ли
мы с вами вообще еще когда-нибудь встретимся, дорогая.

Глава 6

   Теперь, когда миссия Светловой  потерпела  полное  фиаско  и  попытка
выудить из Марии Иннокентьевны то, что та,  возможно,  пыталась  скрыть,
обернулась  ничем,  можно  было  с  чистой   совестью   превратиться   в
обыкновенного туриста.
   Беда только, что Светлова действительно все-таки здорово обгорела.
   Забыла, отправляясь в путешествие с Дорис, крем...  И  вот  печальный
результат.
   Такое солнце - только чуть без  крема!  -  и  плечи  красные,  как  у
вареного рака, а нос... Как идти теперь на пляж?
   Аня поморщилась и вспомнила свой разговор с Погребижской про аптеку.
   Светлова добралась до Старого города, но прежде чем войти  в  аптеку,
посидела  немного  в  прелестном  внутреннем   дворике   францисканского
монастыря, любуясь тем, как  солнечный  свет  пронизывал  розовые  цветы
бегоний...
   Эта монастырская аптека, как говорили, действительно  была  одной  из
самых старинных в Европе. Третьей или даже  второй  -  по  древности.  А
аптекари в старину, как и врачи, пользовались всеобщим уважением и  были
самой высокооплачиваемой и почетной профессией. Один лишь  минус  был  у
этого занятия - во  время  чумы  нельзя  было  покидать  город.  А  ведь
эпидемия была в средневековом городе частой гостьей... И рецепт спасения
был единственный: "Беги из города как можно быстрее и как можно  дальше,
а возвращайся как можно позже!"
   Вообще, чего только не бывало в Дубровнике - чума, землетрясения...
   Вот  этот  монастырь,  говорят,   был   отстроен   после   страшного,
разрушительного  землетрясения  заново.  Правда,  сохранилась  и   самая
древняя, готическая его часть - уцелела во время землетрясения;
   Но туда монахини туристов не пускают. Говорят, там  потайные  ходы  и
двери, которые только им одним и известны.
   Поразмышляв  обо  всем  этом,  Светлова  не  торопясь  направилась  в
знаменитую аптеку. Кое-как подбирая английские слова,  Анна  попробовала
объяснить монашенке в черном  платье  с  накрахмаленной,  жесткой  белой
косынкой на голове, - что ей нужно.
   Та покивала и ушла. Светлова, в общем, так и  не  поняла,  достиг  ли
цели ее английский.
   Наконец, монахиня вернулась - та или, может, уже  другая?  Одинаковая
одежда удивительно обезличивала этих женщин, делая их похожими  друг  на
друга.
   Монахиня поставила на прилавок красивую, под старину, словно из музея
-  часть  аптеки  действительно  была  музеем!  -  фарфоровую   баночку,
Светлова,  ахнув,  расплатилась...  Ничего  себе  цены  для  парфюма  "с
огородика" - как самая дорогая косметика.
   В это время заиграл на флейте уличный музыкант. И очень красиво...
   Светлова оглянулась - посмотреть на него в раскрытые настежь на улицу
двери аптеки. Потом Аня взяла баночку крема с прилавка и положила  ее  в
сумку.
   Показалось ей или нет, что, когда она оборачивалась,  за  аптекарским
прилавком промелькнула еще одна  женщина  -  в  черном  платье  и  белой
косынке?

***

   Этот маленький каменистый пляжик Светлова обнаружила накануне.  Очень
живописн