о, то и подтвердит. А  я-то  думала,  что
улицу  в  неположенном  месте  переходить  более  рискованно,  чем  пить
вишневую наливку...
   - В общем, они мне все говорили,  успокаивали:  зачем  и  кому  могло
понадобиться убивать вашего брата? Не волнуйтесь, это не убийство. Такой
тихий человек - и ничего из квартиры не пропало!
   - А вы все равно волновались?
   - Я и сейчас не успокоилась. Понимаете?.. Я много раз  пила  эти  его
вишневые наливки - и, как видите, жива! А Леша умер. В  расцвете  сил...
Он ведь был не стариком. Мужчина средних лет. Вы меня понимаете?
   - Понимаю, - успокоила ее Светлова "Ох, как  понимаю..."  -  подумала
она про себя.
   - Скажите, не было у него каких-то происшествий в квартире  незадолго
до смерти? Может, приблизительно в то же время, когда он погиб?
   - Да нет...
   - Взлома? Кражи?
   - Нет. Нет...
   - Мог кто-нибудь проникнуть в квартиру без его ведома?
   - Ну, если бы нашелся кто-то, кто смог открыть и  закрыть  замок,  то
вполне. Ведь когда Леша уезжал в деревню, квартира стояла пустой.
   "Итак, два почти очевидных убийства, - думала Светлова, распрощавшись
с золовкой Елизаветой Львовной. - Доктор Милованов, Леша  Суконцев...  А
возможно и кто-то еще! И это, не считая подозрений  по  поводу  убийства
Селиверстова.
   Да... для такой серии преступнице нужен весомый мотив!
   Конечно, деньги - это мотив, но неужто у Погребижской  такие  высокие
гонорары? И в этом ли дело?
   А зачем столь немолодой уже Лидии Евгеньевне столько денег?"
   Светлова вспомнила вдруг Феликса  Федуева,  его  поклонение  писателю
Ивану Андреевичу Гончарову. А ведь, пожалуй, нью-помещик прав:  Гончаров
- писатель ну очень современный. И  Светлова  открыла  запомнившийся  ей
отрывок. Тот самый, где дядюшка  Петр  Иванович  спрашивает  племянника,
почему его потянуло из деревни в столицу:
   "Скажи-ка, зачем ты сюда приехал?
   - Я приехал... жить.
   - Жить? То есть, если ты разумеешь  под  этим  словом  есть,  пить  и
спать, так не стоило труда ездить так далеко: тебе так и не  удастся  ни
поесть, ни поспать здесь, как там, у себя. А если  ты  думал  что-нибудь
другое, то объяснись.
   - Пользоваться жизнью, хотел я сказать, -  прибавил  Александр,  весь
покраснев. - Мне в деревне надоело - все одно и то же...
   - А! Вот что! Что  ж,  ты  наймешь  бельэтаж  на  Невском  проспекте,
заведешь карету, составишь большой  круг  знакомства,  откроешь  у  себя
дни?
   - Ведь это очень дорого, - заметил наивно Александр.
   - Мать пишет, что дала тебе тысячу рублей: этого мало, - сказал  Петр
Иванович. - Вот один мой знакомый недавно приехал сюда, ему тоже надоело
жить в деревне; он хочет пользоваться жизнью, так тот  привез  пятьдесят
тысяч  и  ежегодно  будет  получать  по  стольку  же.  Он  точно   будет
пользоваться жизнью в Петербурге, а ты - нет!" Светлова закрыла книгу  и
задумалась.
   Жить и не пользоваться жизнью? Ну, нет... Очевидно, Лидия Евгеньевна,
несмотря на  свои  годы,  собирается  еще  жизнью  попользоваться.  Ведь
приятней и удобней ездить на "Гелендвагене", чем на "Оке". Но для  этого
нужны деньги. Вот она и доит Погребижскую.  Поэтому  и  читает  с  такой
радостью новые произведения.
   Новые сказки - новые бабки... . Стало быть, алчность секретаря  Лидии
Евгеньевны - как мотив  всех  этих  убийств?  Нет...  Маловато...  Такое
ощущение, что маловато будет - для мотива.
   Такое ощущение, что следует поискать что-то повесомее.

Глава 15

   А капитан Дубовиков между тем обдумывал  информацию,  сообщенную  ему
его давнишним приятелем, до сих пор работающим в органах, в  отличие  от
него самого, отставного капитана. Ибо та информация,  которую  Дубовиков
записал на автоответчик Светловой, была далеко не единственной, попавшей
ему в руки. В тех сведениях, что капитан утаил от Анны,  не  было  вроде
ничего  особенного.  Милиция  вышла  на  след,  почти  "села  на  хвост"
заурядному,  средней  руки  преступнику,  уже,  видно,  не  первый   год
промышлявшему в столице... Ничего особенного.
   Ничего особенного? Если бы не место, где базировался и проживал  этот
тип. А проживал этот тип под Тверью...
   И теперь капитан Дубовиков  задумчиво  изучал  карту.  Ставил  точки,
кружочки, проводил загадочные линии,  соединял  ими  эти  свои  точки  и
кружочки.
   Ну, в общем, просто генерал, размышляющий над будущим полем сражения.
   0-хо-хо-хо... Вроде бы все сходится! В тех же самых  местах  нашли  и
труп Селиверстова...
   В общем-то, Тверь не так уж и далеко от Москвы, размышлял капитан.
   Скатать, что ли?
   Преступник этот мелкий пока только в разработке  у  милиции.  Милиция
его  "деятельность"  с  убийством  журналиста  Селиверстова   никак   не
связывает. У них к этому хмырю свой интерес.
   И пока, суть да дело,  пока  на  этого  деятеля  милиционеры  соберут
материал,  пока  возьмут  с  поличным...  Анино  дело  совсем   скиснет.
Застряло, судя по всему, на  мертвой  точке.  Что  там  с  этим  парнем,
журналистом Селиверстовым,  случилось?  Поди  теперь  разбери  -  уже  и
столько времени прошло, с тех пор как он погиб.
   И опять же  этический  момент.  Не  скажет  капитан  ничего  об  этой
информации Светловой - нехорошо. Считай, подвел,  и  дружбе  конец.  Она
надеется, ждет от него информации.  И  как  не  сказать?!  Информация  -
Дубовиков нюхом своим капитанским  чует!  -  точно  по  ее  делу,  прямо
ключевая информация.
   Не сказать ничего - ну, значит, просто Светлову под корень подрубить.
   Может статься, Анна без нее, без этой информации, и вовсе  до  истины
не докопается. А сообщит ей капитан - что будет? Анна сама туда, к этому
деятелю, сунется  и  подведет  капитанского  приятеля  под  монастырь  -
все-таки информация конфиденциальная.
   Время-то у самого капитана сейчас как раз есть, можно выкроить денек.
А Светлову жалко - бедная девочка крутится одна на свой страх и  риск  с
делом  этого  пропавшего  журналиста...  Капитан,  по  правде   сказать,
чувствует себя виноватым, что мало ей помогает.
   А что, если сделает он все  сам?  Профессионально,  аккуратно,  чисто
сделает, как  он,  профессионал,  это  умеет,  никого  не  потревожа.  И
Светловой поможет, и приятеля своего, который из органов,  не  подведет.
Просто поедет да поглядит...
   Просто поедет туда,  под  Тверь,  и,  что  можно,  узнает...  А  что?
Неплохая идея?
   Капитан еще с полчасика помучился и принял наконец решение.

***

   Светлова тоже планировала путешествие. Монастырь Федора Стратилата  и
женщина в темном платке по-прежнему не давали ей покоя.  А  Кит  наконец
выздоровел.
   "У Пети как раз две недели от отпуска - он хочет к  морю  и  взять  с
собой Кита, - размышляла Анна. - Что, если не ехать  с  ними?  Отдохнула
ведь уж в Дубровнике!  Отдых,  правда,  получился  своеобразный,  ну  да
ладно... Что, если не ехать с  Петей  и  Китом  к  морю,  а  попробовать
все-таки навестить эту монашенку?..
   От моря, правда, отказываться до ужаса жаль... Но зато..."
   Анины размышления прервал, как это водится у  детективов,  телефонный
звонок.
   Звонила Алиса, блондинка с зелеными глазами.
   - Собирайся! - приказала она Светловой.
   - Это еще зачем?
   - Заеду за тобой. Через полчаса. Я сейчас  здесь,  в  вашем  говен...
городе... Извини, хотела сказать в вашем ужасном городе...
   - Но...
   - Прокатишься со мной - кое-что тебе покажу.
   - Но...
   - Это займет у нас с  тобой  несколько  часов.  Но  зато  ты,  может,
вычеркнешь меня наконец из  своих  списков  особо  тяжких  преступников,
претендующих на высшую меру за предумышленное с отягчающими.
   И Светлова согласилась. Не вычеркнуть, а поехать...
   Вздохнула. И стала  звонить  Стелле  Леонидовне,  своей  свекрови,  у
которой в это время был Кит.
   Конечно, категоричности и просто наглости зеленоглазой  блондинке  не
занимать...  Но  если  Алиса  так  настаивает,  возможно,  в   этом   ее
приглашении что-то есть? Во всяком  случае,  все  равно  вечером,  когда
вернется Петя и Стелла Леонидовна привезет Кита, Анна уже будет дома.

***

   Поплутав изрядно по разбитым проселочным дорогам - счастье,  что  еще
не развезло,  погода  стояла  морозная!  -  капитан  Дубовиков  добрался
наконец до озера, на  берегах  которого  и  располагался  вышеозначенный
хмырь.
   Называлось озеро Заволок.
   Озеро небольшое, но очень красивое. Живописное место выбрал, гад!  Со
вкусом!
   Красота  эта,  правда,  показалась  несколько  суровой   для   такого
небольшого водоема... Пологие берега, серые и черные огромные валуны...
   Правда так же и то, что насколько сурова эта красота,  капитан  понял
несколько  позже...  А   сначала   он   просто   залюбовался.   Впрочем,
применительно  к  профессионалу  это,  конечно,   называлось   "осмотром
местности".
   Где-то вдалеке на противоположном берегу озера капитан  увидел  крышу
современного коттеджа. А на том берегу, где остановился капитан; все лес
да  лес.  И,  оставив  машину,  Дубовиков   принялся   по   этому   лесу
добросовестно плутать, стараясь держаться поближе к воде.
   Капитану, конечно, сказали адрес... Но  ведь  когда  речь  заходит  о
таких местах, все очень приблизительно. Какие тут  улицы,  какие  номера
домов? Да никаких...
   Капитан и сам не заметил, как  деревья,  между  которыми  он  плутал,
резко кончились и он оказался  рядом  с  какими-то  постройками.  Что-то
вроде заброшенного хуторка. Возле одной из них - сарай не  сарай,  гараж
не гараж, во  всяком  случае,  в  распахнутые  двери  были  видны  белые
"Жигули" - что-то паял-лудил, низко склонившись, щуплый сутулый  человек
в очках.
   Рядом валялся какой-то железный автомобильный хлам.
   - Вы что тут делаете? - вдруг резко поднял голову сутулый.
   - Да вот... заблудился, - вежливо объяснил капитан.
   - Заблудились? Ну, так я вас провожу.
   - Да что меня провожать - я не девушка, - возразил Дубовиков.  -  Сам
дорогу найду!
   - Это вам так кажется, что найдете! - проворчал сутулый.
   - А что - нет?
   - Места у нас тут непростые.
   - Что значит - непростые?
   - Да словно заговоренные. Можно на одном месте сутки топтаться да так
и не понять, где находишься.
   - Да вы что?!
   - Верно говорю. Так что я вас лучше провожу,  -  настойчиво  повторил
свое предложение сутулый.
   Он пристально поглядел на Дубовикова, и даже сквозь стекла его  очков
капитана поразило, какие луженые и оловянные у  этого  типа  глаза...  у
хмыря этого! И держаться хмырь этот сразу стал пытаться позади капитана,
что последнему вовсе не понравилось.
   Так, старательно пропуская друг друга вперед, они вышли  на  тропинку
между деревьями.
   Капитан намеренно не поворачивался к сутулому спиной. Да вот беда - в
сельской  местности  для  городского   человека   много   непредвиденных
обстоятельств, на которые он реагирует порывисто и эмоционально.
   Так и капитан, угодив ботинком в кучку лошадиного  навоза,  аккуратно
наваленного посреди тропы, чертыхнулся, отвлекся на это дерьмо - и...
   Чем он, этот сутулый хмырь, огрел его по голове?! Это  уже  Дубовиков
потом разобрался, а сначала только понял,  что  было  это  что-то  очень
тяжелое,  увесистое.  Настолько   увесистое,   что   капитан   мгновенно
вырубился. И очнулся от холода, когда над краем красивого озера  Заволок
уже зажегся лимонного цвета зимний закат.
   А холод был - зуб на зуб не попадешь.
   Сотового  телефончика  у  капитана  не  обнаружилось.  Да   и   рукой
пошевелить он не мог. Выяснилось, по  возвращении  сознания,  что  стоит
капитан Дубовиков, опоясанный и крепко прикрученный  к  дереву  какой-то
веревкой. Стоит и застывает на декабрьском ветру.
   "Вот и конец...  Поистине  трагический  для  отставного  капитана!  -
подумал Дубовиков. - Погибнуть в лесу в декабре от  стужи...  На  закате
короткого зимнего дня.  И  почему  я  его  сразу  не  пришиб?  -  вконец
огорчился Дубовиков. - Ведь не понравился же он мне! С  первого  взгляда
не понравился!
   И ведь какая сволочь - даже убить побоялся!  Мелочь  вонючая...  Все,
что смог, - это привязать к дереву... Рука, наверное, не поднялась. Мол,
сам не могу прикончить - так замерзни!"
   Странный хруст вдруг  отвлек  капитана  от  мрачных  мыслей.  Сначала
Дубовиков даже вздрогнул... Похоже на шаги! Неужели  хмырь  передумал  и
решил вернуться, чтобы его прикончить? Пораскинул гад, видно, мозгами  и
решил: оставлять живого человека в зимнем лесу - это  все-таки  рулетка!
Вдруг связанному повезет?
   Странные эти шаги приближались откуда-то из-за  спины...  А  странные
потому, что вроде как бы и не один теперь шел хмырь, а несколько  хмырей
сразу.
   Капитан напрягся. Ну, что? Неужто пришло время прощаться с жизнью?  И
не знаешь ведь, что лучше: замерзать-коченеть тут долго и мучительно или
вот так сразу?
   И вдруг что-то теплое, мокрое  и  тяжело  дышащее  ткнулось  капитану
сзади в шею.
   Почти ласково!
   "Если это хмырь, то он очень изменился", - подумал капитан.
   Если же это какое-то чудовище озера Заволок,  наподобие  лохнесского,
то...
   В общем, капитан отчего-то не решался  оглянуться,  а  так  и  стоял,
замерши: вдруг это нечто сейчас ему что-нибудь откусит?
   Наконец он все-таки осторожно скосил глаза.
   Лошадиная морда! Сзади стояла лошадь.
   - Тпрру! - обрадовался капитан. - Ух, моя  дорогая...  А  уж  я  было
подумал! Подумал, что пропал!
   В ответ "дорогая" показала капитану свои крупные лошадиные зубки.
   Может, это даже означало ответную лошадиную улыбку.
   А ведь, может, и нет...
   "А ведь, может, и тяпнуть, - озадаченно подумал капитан. -  Что  я  с
ней, связанный, сделаю? Закусает, забьет копытом. Я у нее, как  партизан
на допросе - полностью во власти: стою, как дурак, привязанный,  пальцем
не могу пошевелить!"
   Но лошадь не стала жестоко пытать капитана. Она  просто  смотрела  на
привязанного к дереву  капитана  своими  бархатными  темными  глазами  -
полными ума, совести и, даже как показалось Дубовикову, чести... Да, это
надо было признать!
   На контрасте с лужеными  оловянными  глазками  хмыря  -  человечность
лошадиных просто бросалась в глаза.
   "И почему это у животных бывает такая  человеческая  внешность,  а  у
людей такая нечеловеческая?" - даже подумал капитан.
   А потом каурая  повернула,  не  торопясь,  свою  лошадиную  голову  и
посмотрела куда-то сквозь деревья. - И  в  это  время  опять  послышался
прежний, странный хруст - и из-за деревьев вышли и встали рядом с первой
еще две лошадки.
   Худоватые, не чищенные...
   Казалось, они понимали, что капитан привязан и беспомощен.  Наверное,
тот, кто подолгу стоит на привязи, хорошо понимает, что это такое.
   Ничего плохого лошадки капитану, конечно, не сделали. Но  и  хорошего
они сделать для него ничего не  могли.  Ну,  разве  что  дышали  горячо,
отыскивая и покусывая подле его ног какие-то пожухшие былинки, топтались
рядом, - и от этого окоченевшему капитану было как-то теплее. А  так,  в
общем, ну, что может лошадь?! Ни развязать, ни  позвонить  "приятелю  из
органов"... Ни позвать его на помощь ржанием призывным.
   Лошадки вообще не ржали - а напротив, как показалось  капитану,  вели
себя как-то чересчур тихо и даже осторожно.
   Сам  капитан  кричать  тоже  опасался  -  кого  тут,   кроме   хмыря,
накличешь?
   И  вдруг  лошадки  напряглись..,  И   как-то   незаметно,   по-тихому
растворились - исчезли между деревьями!
   Слух у лошадей, видно, получше,  чем  у  человека.  Скоро  и  капитан
расслышал то, что учуяли лошади.
   Это были уже человеческие  шаги.  Кто-то  чавкал  сапогами,  разбивая
морозную твердую корку, покрывавшую уже черную холодную и мокрую землю.
   Еще несколько минут волнительного ожидания - хмырь, не хмырь,  убьют,
не убьют? - из-за деревьев показалась  колоритная  фигура  -  в  тулупе,
кирзовых сапогах и облезлой, сбившейся в какой-то  бесформенный  ком  от
долгих жизненных испытаний, шапке-ушанке.
   Выйдя на полянку, где замерзал капитан,  фигура  резко  притормозила,
остановилась и оторопело уставилась на Дубовикова.
   - Ты кто? - первым проявил любознательность Дубовиков.
   - А ты кто? - невежливо вопросом на вопрос ответили ему.
   - Я капитан Дубовиков.
   - Да?! - удивился человек в сапогах. - А я конюх.
   - А чего ты в лесу делаешь?
   - А ты чего?
   - Да я вот в передрягу попал...
   - Да?! - опять удивился человек в сапогах. - А я лошадей ищу...
   - Лошадей?
   - Лошадей.
   "Да вот же они - только что тут  были!"  -  хотел  подсказать  конюху
капитан... Но почему-то передумал, не подсказал.
   Ему почудилось даже, что из-за деревьев смотрят на него, оценивая его
намерения, бархатные темные лошадиные глаза.
   - А чего ты их ищешь? - вместо подсказки поинтересовался капитан.
   - Да убежали ведь - вот и ищу!
   - А давно убежали-то?
   - Да уже весной. В мае, кажется.
   - Так зима же уже?
   - Вот я и думаю, раз зима уже - может, они вернутся?
   - А почему они убежали-то? - снова поинтересовался капитан.
   - Да убегают вот, работать не хотят. Как лето - так в бега...
   "Наши лошади!" - подумал капитан.
   - Вот что, конюх... - попросил он. - Ты бы меня развязал!
   - Да?! - опять непонятно чему удивился человек в сапогах.
   - Да, - заметил капитан. - Мог бы и сам догадаться.  Думаешь,  я  тут
ради спортивного интереса стою?
   - Да я что... Я могу и развязать, если надо... И конюх, не  торопясь,
как и полагается в сельской местности конюху, принялся за дело.
   Так капитан Дубовиков обрел наконец долгожданную свободу и вернулся в
Москву.
   А давнишний приятель Дубовикова, работающий в органах, тот самый, что
снабдил капитана информацией о хмыре, оказался настоящим приятелем... Да
что там... Настоящим другом!
   Узнав о том, какой суровой смертью мог погибнуть  капитан  Дубовиков,
приятель наплевал на "разработку",  в  который  находился  подозреваемый
хмырь...
   Более  того,  он,  как  настоящий  друг,  наплевал  и  на  "поимку  с
поличным".
   К вечеру следующего дня, когда так счастливо избежал  гибели  капитан
Дубовиков,  на  красивых  берегах  озера  Заволок  появился  милицейский
"газон"... И в доме хмыря был устроен такой шмон. Сам хмырь же, поднятый
с постели неожиданным милицейским налетом, стоял в трусах в сенях своего
дома и стучал зубами, как еще недавно это делал Дубовиков.
   - Ну, понял теперь, какая погода в декабре? - заметил,  проходя  мимо
него, капитан.
   Хмырь дрожал и только молчал, потупившись.
   - Зачем ты меня по  башке-то  огрел?  -  поинтересовался  капитан.  -
Дурак, что ли?
   - Дурак, - согласился хмырь.
   - Смысла ведь никакого?
   - Никакого.
   - .А чего ж?
   - Испугался.
   - А чего испугался-то? За грабителя, что ли, меня принял?
   - Не-е...
   - А за кого?
   - За милиционера.
   - Похож разве?
   Хмырь опять смущенно потупился:
   - Да у вас на лбу написано  сейчас  арестуете,  -  помолчав,  наконец
признался он.
   - Вот как?
   - Ну, я и испугался. И тут... смотрю: дубина валяется! А вы  как  раз
наклонились... Ну я и того! Вас! А потом уж и  думать  стал...  ну,  что
теперь мне с вами делать?
   - И придумал! Умен, нечего сказать. - Дубовиков только махнул  рукой.
- А если б я там замерз?
   Хмырь только пожал плечами.
   - Дубину он увидел... видите ли... - пробормотал капитан.
   -  Да  я  ж  это...  я  не  подумавши...  Не  со  зла...  "Вот  минус
профессионалов, - подумал  капитан,  -  простые  смертные  отчего-то  за
версту чувствуют наше появление. Видно, как только  появляемся  -  сразу
несет от нас милицейским профессионализмом".

***

   "Хороший шмон он вообще-то любые, ювелирной тонкости "разработки"  за
пояс заткнет. Может, оно и к лучшему, что так вышло... - думал давнишний
приятель Дубовикова, до сих пор в отличие от самого капитана  работающий
в органах.
   Может, оно и к лучшему, что так - экспромтом... А то пасли  бы  этого
хмыря еще лет сто, выслеживали - время дорогое теряли