..."
   Итоги проведенной операции подтверждали все подозрения  милиционеров.
А   обнаруженные   вещественные   доказательства   вполне    оправдывали
затраченный на "экспромт" бензин.
   Но более всех был доволен сам капитан Дубовиков... То, что  нашли  по
сарайчикам в заброшенном хуторке у этого хмыря,  право  же,  стоило  его
опасных для жизни приключений.
   "И как это я догадался! - нахваливал себя капитан. -  Связать  вместе
Анин вопрос об угнанной из Катова машине, милицейскую информацию о  том,
что под в Тверью базируется какой-то тип, промышляющий  угоном  машин  в
столице... И место, где найден был труп Селиверстова! Тоже Тверь,  между
прочим!"
   Эта  удача  и   собственная   проницательность   несколько   смягчали
неприятные ощущения капитана от случившегося конфуза... И  как  это  он,
профессионал, позволил  этому  олуху  огреть  себя  по  голове  какой-то
дубиной, валявшейся на тропинке?!
   Если бы довольный завершением операции Дубовиков знал, как близко  от
озера Заволок и от него самого была в тот момент Светлова в  компании  с
зеленоглазой воинственной блондинкой Алисой.

***

   Кольцевая. Ленинградка.  Подмосковные  поселки  и  деревеньки.  Снег,
черные деревья... Всю дорогу Алиса угрюмо молчала.  Словно  копила  силы
для чего-то им предстоящего. Ну, а Светлова благоразумно  на  беседу  не
напрашивалась.
   Наконец машина остановилась.
   Они приехали.
   Алиса вышла из машины и подошла к уже хорошо известным Анне воротам.
   Ворота были снова закрыты.
   Светлова с интересом наблюдала за  своей  спутницей.  У  зеленоглазой
блондинки, надо сказать, было при этом такое выражение лица,  будто  она
сейчас  вытащит  "кольт"  и  раза  три  пальнет...  Ну  как  это  у  них
полагается... По замку.
   Однако Анина спутница просто достала ключ и открыла ворота.
   - Этот замок я еще сама ставила, - объяснила она Ане.
   Навстречу выскочил, грозя бешеным лаем, лохматый черный ньюфаундленд.
   Но Алиса только взглянула на эту "гору", и  та,  жалко  стушевавшись,
повизгивая, задом, на брюхе, уползла куда-то в сторону.
   - Годзилла... - снова объяснила она Ане. - Это он  так  приветствовал
меня! Такой же дармоед и прохиндей, как его хозяин.  Я  его  еще  щенком
помню.
   - Кого - щенком?
   - Годзиллу, конечно. Не хозяина же...
   - А чего ты меня в тот раз не предупредила, что здесь собака?
   - Потому  и  не  предупредила,  что  Годзилла  это  не  собака.  Так,
недоразумение... Говорю же, дармоед  и  прохиндей,  как  и  его  хозяин.
Безопасный пес. Вот он у меня совершенно  из  головы  и  вылетел  тогда,
поэтому ничего тебе и не сказала.
   - А чего он на меня не лаял?
   - А у него голос пропадает от страха, когда  экстремальная  ситуация.
"Ну, прямо как у меня..." - подумала Светлова.
   -  А  когда  у  него  экстремальная  ситуация?  -  на  всякий  случай
поинтересовалась она.
   - Когда чужих видит.
   В общем, это  был  победный  проход  в  духе  полицейских  фильмов  с
участием  Бельмондо.  Ничто  не  могло  преградить   путь   великолепной
блондинке.
   Ане  даже  казалось,  что  прекрасные  зеленые  глаза  Алисы  сегодня
вспыхивают каким-то неземным инопланетным  блеском,  которым,  очевидно,
она и завораживает всех  этих  ньюфаундлендов,  словно  инопланетянин  в
"космических эпопеях".
   Но на этом победы закончились.
   Алиса поднялась  по  ступенькам,  подошла  к  евродвери  хорошенького
домика  и  принялась,  повернувшись  задом,  колотить  в  нее  каблуком.
По-видимому, этот замок ставила уже не она.
   - Тихо, тихо! -  послышалось  из  глубины  дома.  И  в  круглое,  как
иллюминатор, окошко над дверью  выглянуло  тоже  круглое,  и  тоже,  как
иллюминатор, женское лицо.
   -  Его  нынешняя  пассия,  -  прокомментировала  Светловой  Алиса.  -
Очередная идиотка.
   - Чего надо? - спросило круглое лицо.
   - Уж не тебя - это точно, - довольно лаконично, объяснила Алиса.
   - А может, все-таки...
   Но Алиса не дала ей договорить.
   Светлова с удовольствием бы заткнула уши; три  минуты  нелитературной
лексики на грани фола - дальше уже начиналась,  по-видимому,  собственно
нецензурщина.
   Но, увы, Анна, будучи при  исполнении,  просто  не  имела  право  так
поступить - в этом потоке изысканной дамской брани  могла  проскользнуть
какая-нибудь важная для нее информация.
   "Вот работа сыщика! - вздохнула Светлова. - И уши не заткнешь,  когда
хочется".
   - Пусть вылезает! - приказала  наконец  Алиса  круглолицей,  завершая
свой трехминутный крайне насыщенный монолог.
   - А может... - все-таки попробовали возразить за дверью.
   Опять. Светлова снова взглянула на часы: еще три минуты.
   Очередная Алисина трехминутка наконец тоже иссякла...
   - Думаешь, я повернусь и уеду, как  эта  интеллигентная  девушка?!  -
пригрозила круглолицей Алиса, кивнув на скромно потупившуюся Светлову. -
И не надейся! - Она еще раз стукнула  каблуком  эксклюзивного  сапога  в
дверь, оставляя на ее европоверхности неприятные отметины.
   - Открой им, - послышался вдруг из  глубины  дома  мужской  голос.  -
Дверь жалко... И им наконец открыли.
   - Вот полюбуйся! - кивнула Алиса на мужчину, появившегося на  пороге.
- Это я и хотела тебе  показать!  Сказала  же:  прокатишься  со  мной  -
кое-что тебе покажу.
   - Это кое-кто... - уточнила Светлова.
   - Не обольщайся насчет его одушевленности, - вздохнула Алиса.  -  Это
кое-что - мой бывший муж.
   - Очень приятно... - промямлила Светлова,  обращаясь  к  мужчине,  со
стоическим  спокойствием  взиравшего  на  свою  брызжущую  комплиментами
бывшую супругу.
   - Ну что?! Я его, по-твоему, убила и закопала?! - продолжала Алиса. -
А он вылез! Впрочем, с таким, как этот, все возможно... Не задушишь,  не
убьешь!
   - А почему вы мне не открыли в прошлый раз?
   Почему не захотели со мной поговорить? - спросила Светлова  Алисиного
мужа - Это все она... - кивнул тот на свою круглолицую подругу,  -  я-то
вас не видел.
   - Ну да, поленился, наверное,  даже  с  дивана  слезть  поглядеть!  -
прокомментировала Алиса.
   - А она решила, - снова кивнув на свою круглолицую пассию,  продолжал
мужчина, - что это была Алиска. Ну и испугалась.
   - Уж могу представить, что ты обо мне  рассказываешь!  -  возмутилась
Алиса.
   - Как бабе не испугаться!  Она  ведь  думает,  что  Алиска  всегда  с
"винчестером"... Чуть что - и сразу палит!
   Алиса только фыркнула и надменно отвернулась.
   Выражение ее лица, надо полагать, означало:
   "На таких и патронов жалко. Доллар за штуку! Обойдетесь..."
   - Ну что, довольна? - спросила она Аню. -  Меня  можно  пока  еще  не
сдавать ментам? Аня кивнула.
   - Тогда поехали обратно.
   Если бы Светлова знала тогда, как близко от нее был капитан  и  какой
небезынтересной для нее он обладает информацией! Если б знала! Возможно,
все дело Селиверстова повернулось бы тогда иначе...
   Но ничего этого Анна не  знала  на  тот  решающий  для  расследования
момент.
   Телефон хмырь у капитана  отобрал,  когда  к  дереву  бесчувственного
привязывал. А когда Дубовиков добрался до телефона и вернулся наконец  в
Первопрестольную,  у  Светловой  уже,  так  получилось,  не   было   его
телефончика... Да и самой ее не было в Москве.

Глава 16

   В  трапезной  монастыря  Аня  Светлова,  повязав  голову   платочком,
помогала убирать посуду со  столов.  Помогала  Анна  полненькой  пожилой
послушнице Ефимии, женщине очень словоохотливой и доброжелательной.
   - Знаете, деточка, мы, когда в юности комсомольской читали  "Вия",  -
рассказывала Ане Ефимия, - очень смеялись. Это потом уж... Ну, сейчас, в
монастыре, я поняла, как это бывает.
   - Неужели, как у Гоголя?
   - Вот только не думайте, что он сильно преувеличил.
   - То есть?
   - Да вот нынешней зимой это со мной уже было... Не так и давно.
   Представьте... Ночь, вьюга, мороз. Темень у нас кругом, сами  видите,
какая. А мне в три ночи вставать.  Моя  очередь  была  в  церкви  псалмы
читать за упокой. И проспать нельзя... Ведь это, знаете, как  полагается
делать?
   - Что - делать?
   - Да псалмы за упокой читать...
   - Ах, это...
   - Вот одна послушница заканчивает читать в три часа ночи, а я ровно с
того места, с того слова, где она остановилась, продолжить должна. Чтоб>
перерыва не было. Потому мы так и называем эти псалмы "Неусыпляемые".
   Останавливаться никак нельзя!
   А накануне вечером паломница одна, Раиса ее зовут... Ее кровать рядом
с моей стоит. Ну, сами видите, как мы тут живем - как в  общежитии!  Так
вот, эта Раиса никак  свет  не  гасит!  Я  ее  прошу:  дай  мне,  Раиса,
выспаться, мне в три часа вставать. А  она  не  гасит.  Ну,  я  все-таки
заснула... С таким сердцем раздраженным, неспокойным, злым... Ну,  стало
быть, открытым для этого... сами знаете, кого...
   - Для беса, что ли? - уточнила Светлова.
   - Ой! -Ефимия торопливо перекрестилась. - И вот просыпаюсь я где-то в
половине третьего. Чувствую, как-то все же так - пусто, зло, нехорошо...
. - Да, да...
   - Выхожу на порог - как на меня снегом метнет! Зло так... Прямо  чуть
с ног не смело порывом вьюги... Иду я  через  двор  наш  монастырский  к
церкви.
   Темно. Только лампочка над входом у церкви качается. И вдруг,  как  я
подхожу, мигнула лампочка и погасла.
   - Ой! - тут уж испугалась и Светлова.
   - Ну, послушница, которая передо мной читала, место  мне  освободила,
быстро встала и ушла.
   - И вы одна - в темноте, в церкви, в  три  часа  ночи?  -  прошептала
Светлова.
   - Да... Вот только две свечечки теплятся рядом, псалтырь освещают,  а
по углам, все верно - тьма непроглядная.
   - Ox, - только и заметила Светлова.
   - И вот я начинаю читать, и вдруг так страшно-страшно мне стало...
   Слышу, будто  откуда-то  из  темноты...  стук-стук...  Может,  думаю,
вьюга? Где ставнем стучит? Думаю, может,  за  окном?  Нет!  Приближается
стук-то этот.
   Стук-стук опять. Гляжу в темноту - в  углу  вроде  как  фигура  какая
стоит! Ой, думаю, зачем я так злилась на эту Раису - вот он, бес-то,  ко
мне и подобрался!
   Понимаете, злобные, гневные - они самая первая для него добыча.
   - Вот как?
   - И, знаете, что меня спасло?
   - Что же?
   - Стала я молитву Оптинским старцам шептать...
   - Вы мне объясните потом, что это за молитва?
   - Объясню потом, объясню. И чувствую,  ушло!  Ушло  это  темное,  что
подступало... Стук-стук, вроде как копытца, и удалилось.
   - Может, каблуки?
   - Нет, вроде как копытца! - убежденно проговорила  Ефимия.  -  А  тут
послушница вдруг вернулась, та, что передо мной читала псалмы, -  забыла
она что-то. Ну, мне уж совсем не страшно стало.
   - Давно это было? - спросила Аня.
   - Да вот почти на днях, - прошептала ей  на  ухо  Ефимия.  -  Вы  уж,
кажется, тут были.
   - А когда ваша очередь опять ночью читать псалмы? - спросила Аня.
   Ефимия подумала, пошептала, позагибала пальцы.
   - Через четыре дня, - объяснила она Светловой.
   Сама Светлова жила в монастыре Федора Стратилата уже почти три дня...
   Правда, на особом положении, жила здесь Аня в гостинице,  за  стенами
монастыря. Прямо впритык к этим стенам гостиница примыкала, но  все-таки
- за ними. В монастыре же все  это  время  Светлова  была  на  положении
гостьи.
   Анна привезла пожертвование и была хорошо принята самой игуменьей.
   Сумму эту передавал монастырю фонд Дубовикова. Светлова, правда,  еще
не согласовала этот широкий  жест  с  капитаном,  но  ей  казалось,  что
капитан готов к благотворительности и пожертвованию.
   А поужинать в монастырской трапезной Анна напросилась особо...
   Сначала поужинала... А потом, вычислив, что посуду  со  столов  после
ужина убирает Ефимия - ради которой, как  выяснилось,  Светлова  сюда  и
приехала!
   - Аня стала ей помогать.
   Ефимия - пожилая невысокая послушница в темном платке и оказалась той
самой женщиной с пленки орнитолога Комарова.
   - А ваша матушка-настоятельница, говорят, очень строгая!  -  перевела
разговор Аня на другую тему, забирая из рук у послушницы  Ефимии  стопку
тарелок.
   - О, она очень влиятельная!  -  оживилась  словоохотливая  Ефимия.  -
Говорят, самого архимандрита Платона за Можай... то бишь в  Аргентину...
отправила!
   - Как это?
   - Ну он, видишь, был -  как  это  у  вас  миру  называется?  -  нашим
непосредственным начальством. И всегда очень нас опекал.  Ну,  в  общем,
оказывал нашему монастырю серьезную материальную помощь.  Особый  у  нас
был приоритет, так сказать... Денег-то,  чтобы  поднять  обитель  нужно,
ой-ей-ей, сколько! Матушка  постоянно  к  нему  с  прошениями  на  прием
ездила. И вот как-то раз Платон в окошко выглядывает, а наша  матушка  в
это время на "Мерседесе" к резиденции его подкатывает...
   А потом вошла к нему в покои и снова за  свое  -  с  прошением:  мол,
очень нужна монастырю материальная помощь!
   А он ей и говорит:
   - Я думал, ты босая, с клюкой или посохом придешь, а ты вона  как.  -
Благочинный кивнул на окошко, под которым был припаркован "Мерседес".  -
На вороных подкатила! Да какая же тебе нужна помощь?
   - И что дальше?
   - И отказал он ей в помощи, в денежных, так сказать, дотациях.
   - И что же?
   - Ну и все!
   - Что - все?
   - Не прошло и недели, как ему назначение - в Аргентину!
   - А что - это плохо?
   -  А  что  -  хорошо?  Считай,  как  ссылка.  Там  и   церковь   наша
православная, наверное, всего  одна...  Там  же  эти  живут...  как  их?
Аргентинцы!
   - И что же дальше?
   - А так там до сих пор  и  служит.  Не  возвращают...  Наказание  ему
такое, значит. За то, что против нашей матушки пошел, лишил  привилегий.
Потому что связи у нашей матушки и влияние  там,  -  Валентина  Петровна
закатила глаза, - наверху, самые, что ни на есть, серьезные!
   -  Надо  же,  какая  история...  -  подивилась   Светлова,   попавшая
неожиданно для самой себя в мир новый и незнакомый, но  в  котором,  как
выяснилось, не так уж все и отличалось от того мира, в котором жила она.
   - А нам Платона, ой, как жаль,  -  заметила  Ефимия.  -  Хороший  был
человек.
   И хотя злоключения Платона были, без сомнения,  захватывающей  темой,
Анна постаралась все-таки - уборка посуды подходила  к  концу!  -  снова
переключиться на более волнующие темы. Например,  Ане  хотелось  понять,
как женщина, которая убирает сейчас вместе с  ней  посуду  со  столов  в
трапезной монастыря Федора Стратилата, очутилась  в  гостях  на  даче  в
Катове?
   Но узнать это оказалось непросто. Несмотря на свою словоохотливость и
даже как бы очевидную природную болтливость и способность откровенничать
с чужим, едва знакомым, человеком, Ефимия  упорно  уклонялась  от  любых
попыток Светловой коснуться ее собственной жизни,  что  подтверждало  ее
монастырскую репутацию "женщина ума палата".
   Ефимия,  как  уже  знала  Светлова,  занималась   довольно   сложными
операциями по добыванию денег на прокорм  обители.  Должность  Ефимии  в
монастыре так и называлась - "кормилица".
   Ум послушницы, по-видимому, и заключался в  том,  что,  отдавая  дань
своей природной болтливости, Ефимия готова была судачить на любую тему -
желательно, связанную с жизнью других людей... Но едва дело доходило  до
чего-то существенного в  ее  собственной  жизни,  -  тут  же  переводила
стрелки!
   Про то,  как  "самого  архимандрита  Платона  за  Можай,  то  бишь  в
Аргентину, отправили" - это, пожалуйста. А вот про Катово...
   Аня просто физически  чувствовала  железную  защиту,  которая  стояла
между ней и этой - перекатывается себе добродушным этаким  клубочком  по
трапезной! - послушницей.
   Однако что-то  все-таки  удалось  узнать.  Например,  Светлову  очень
заинтересовал рассказ послушницы  Ефимии  о  ее  переживаниях  в  темной
церкви в три часа ночи во время чтения псалмов.
   Уборка трапезной закончилась. Ефимия поправила  свой  темный  платок,
перекрестилась и степенно попрощалась с  Анной.  Оставив  Светлову,  так
сказать, несолоно хлебавши, по сути дела - с носом!
   В общем, понятно было, что так быстро,  как  хотелось,  Светловой  из
монастыря не выбраться.
   Информация доставалась, что и говорить, с большим трудом!
   Анна со  вздохом  вспомнила  Петю,  плескавшегося  сейчас  в  Красном
море...
   Кита... И особенно Стеллу Леонидовну, героически  подменившую  ее  на
время монастырской "командировки". Маленький  Кит  все-таки  остался  со
свекровью.
   Ефимия  ушла.  А  Светлова  так  и  сяк  стала  прикидывать,  что  ей
предстоит.
   Конечно, ее номер в монастырской гостинице был довольно  скромен,  но
это все-таки был гостиничный номер. А тут... Анна побродила по монастырю
и  заглянула  в  двухэтажный  из  белого  камня,   дореволюционной   еще
постройки, корпус, где жила часть послушниц и паломниц, в  том  числе  и
сама Ефимия.
   Длинный ряд железных кроватей, как в армейской казарме. Удобства  еще
те...
   Ну, возможно, у кого-то тут в монастыре и были  отдельные  кельи,  но
Аню посмотреть на них не приглашали.
   Да и откуда что тут может взяться? Какая жизнь кругом, по  соседству,
вон, например, в той темной с серыми крышами деревеньке за  монастырской
стеной - печка, дрова, вечная сажа, холодная вода из колодца - такая  же
и здесь, в монастыре.
   Вечно красные, обветренные и огрубевшие от холода и работы руки - вот
что еще, кроме темной длинной одежды, было одинаковым у  всех  женщин  в
монастыре Федора Стратилата.

***

   Однако жизнь в покоях игуменьи сильно отличалась от  остальной  жизни
монастыря. Послушница, прислуживавшая матушке,  молодая  очень  красивая
девушка в темном платье и белоснежном фартуке с накрахмаленными  пышными
оборками принесла  поднос  с  чашками  и  роскошную  большую  коробку  с
шоколадными  конфетами.  Очевидно,  к  тем,  кто,  как  Анна,  жертвовал
монастырю существенные суммы, тут явно было особое отношение.
   - У меня к вам просьба... - осторожно начала Светлова.
   - Да?
   - Видите ли... Я бы хотела здесь немного пожить.
   - То есть? Вы и так живете...
   - Нет, в самом монастыре, - возразила Светлова, - на равном со  всеми
положении.
   - Зачем это вам? - довольно строго спросила игуменья.
   - Понимаете, поглядела я на здешнюю жизнь и вдруг преисполнилась, так
сказать, завистью... Хочется тоже отрешиться хотя бы на время от мирской
суеты, подумать о душе... Живут же у вас паломницы... И много!  Можно  и
мне?
   -  Не  скрывается  ли  за  вашим  желанием   праздного   и   суетного
любопытства?
   - уточнила матушка.
   Светлова помолчала,  обдумывая  свой  ответ,  -  лгать  она  суеверно
боялась - и наконец ответила:
   - Нет, не скрывается.
   Анна решила, что сказала  правду,  потому  что  любопытство,  которое
скрывалось  за  ее  намерением  остаться  в  монастыре,  вовсе  не  было
праздным. В конце концов, помочь родным найти  исчезнувшего  человека  -
что тут худого?
   Однако, посвящать игуменью во все детали своего решения  ей  тоже  не
хотелось - наверняка откажет. Такая келейная замкнутая жизнь -  конечно,
здесь опасаются любого не то что скандала, а даже  и  скандальчика.  Тем
более такая история - убийство журналиста...
   Возможно, матушка думала о том же самом. Не  грозит  ли  их  келейной
замкнутой жизни излишняя огласка,  если  пустит  она  сюда  эту  молодую
женщину с непонятными ей, матушке, намерениями?
   Игуменья задумчиво смотрела  в  узкое  высокое  окно  на  заснеженный
монастырский двор.
   - Я вас очень прошу! - повторила Светлова.
   - Хорошо! - Матушка наконец благосклонно обратила к Ане  свои  темные
яркие глаза, свое красивое ухоженное лицо, и милостиво произнесла:
   - Так и быть... Разрешаю вам остаться.
   - Правда? - обрадовалась Аня.
   - Правда. Фамилия  у  вас  хорошая...  Светлова.  Светлая  фамилия...
Потому и разрешаю.
   - Да? - удивилась Светлова. - А если бы была  Чернова?  Не  разрешили
бы?
   Матушка остановила ее, подняв ладонь:
   - Но учтите, паломницы у нас работают. Лентяек здесь нет, не  держим.
И работа