чше получалось.
   Я отпрянул  в  сторону,  придал  нападавшему  нужную  траекторию,  и  тот
приземлился  мягкой  точкой  на  линолеум.  Я  подстраховал  его,  чтобы  он
ненароком не убился, и врезал под дых, на время выбив дух.
   - Полежи, - велел я.
   - Пошел! - в панике вскрикнул Ростик. Художник  выглядывал  из  кухни,  в
руке он держал графин. Этим графином он и запустил в меня, по-бабьи взмахнув
рукой.
   Я уклонился, сблизился с графинометателем и, схватив его за шею,  устроил
на полу в коридорчике, уронив прямо на танцора,
   - Ну-ка, тихо, - я вытащил пистолет и ткнул Ростику в лицо.
   - Не надо! - всхлипнул он.
   - Вот что, голуби мои сизокрылые, - я ткнул носком ботинка в  танцора,  к
которому начало возвращаться дыхание. - Поговорим спокойно? Без  стрельбы  и
убийств?
   - О чем? - обиженно произнес Ростик.
   - Можем и не говорить, - я поднял пистолет.
   - Поговорим, - поспешно исправился Ростик.
   - Тебе сюда, - я втолкнул его в ванную и запер ее на задвижку.
   Поднял Бландинца, прислонил спиной к стенке в коридоре, встряхнул:
   - А с тобой будет разговор.
   Танцор наконец продышался. Он был симпатичен и мужествен  на  вид.  И  он
вовсе не походил на голубого. Это у него вывих не в теле, а в голове.
   - От кого прячешься, балерун? - спросил я почти ласково. - Тебя уже почти
два месяца поклонники но дождутся.
   - Ни от кого я не прячусь! - возмутился он.
   Я взвесил в руке пистолет.
   - От кредиторов, - тут же заявил танцор.
   - Да? А я думал, ты мне о встрече в "Кукарачче" расскажешь... Зря пришел.
Шлепну обоих - и в дорогу. Мне сегодня в Нью-Йорк еще лететь, -  я  отступил
на три шага, поднял пистолет и прицелился ему в лоб...
   - Мишуню похитили! - вдруг всхлипнув, сказал танцор.
   - Зубовина, кивнул я. - Твой кавалер?
   - Ну... Да. Мы не афишировали  нашу  любовь.  У  него  была  квартирка  в
Марьино. Мы там встречались. Он приводил туда и других, но я ничего не  имел
против. Я не ревновал, - Бландинц замолчал и присел на  пол  в  коридорчике,
обхватив голову руками.
   - Свободная любовь?
   - Ну...
   - Не стесняйся, голубь, - улыбнулся я. - И не такое слышали. Что дальше?
   - В тот вечер в "Кукарачче" я к нему так и не подошел. Там  было  слишком
шумно. Слишком много народу. Там был Ширшиновский, у меня от  него  начинает
болеть голова.
   - Не у тебя одного.
   - Мы тогда с Мишуней только обменивались  взглядами.  Но  полный  страсти
взор может сказать куда больше, чем холодные и ничего не говорящие слова...
   Как же они любят цветистости!
   - Он улыбнулся пару раз,  -  помолчав,  продолжил  танцор.  -  Но  как-то
рассеянно. Я чувствовал, что он, несмотря ни на что, хочет провести вечер со
мной. Что он нуждается во мне...
   - Как чувствовал?
   - Сердцем, - танцор ударил себя кулаком по груди.
   - Он тебе платил за свидания?
   Бландинц покраснел.
   - Замнем, - сказал я. - Что дальше?
   И тут он начал выговариваться. Путано, сбивчиво, но он выложил  все,  что
знал, и все, что думал.
   Получалось, что Бландинц дождался, пока Михаил Зубовин выйдет из клуба  и
вышел за ним.  Они  перекинулись  парой  слов,  кумир  пригласил  танцора  в
Марьино.
   Телеведущий сел в свою машину.  Танцор  уселся  в  свою.  Пока  ехали  по
городу,  Бландинц  поотстал,  а  когда  вывернул  на   улицу,   на   которой
располагалось их уютное тихое трехкомнатное гнездышко, издалека увидел,  что
около "Тойоты-лендкруизера" телеведущего стоит инспектор госавтоинспекции.
   Танцор остановил машину  за  одиноким  безжизненным  рейсовым  автобусом,
который давно  забыли  на  этой  улице,  и  видел,  как  инспектор  проверил
документы у Михаила  Зубовина.  И  как  потом  повел  его  к  черному  джипу
"Мерседес".
   - Милиционер усадил Зубовина в "Лендровер" ? - удивился я, зная, что  эта
машина для богатых людей.
   - В него. Грубая такая машина... И я почуял недоброе... Я  не  знал,  что
делать. Завел мотор и поехал вперед. Я хотел остановиться  и  спросить,  что
они хотят от Мишуни. Но не смог... Да, я  испугался.  Кто  меня  упрекнет  в
этом? - с вызовом спросил он.
   - Никто.
   - Так что я только прибавил  скорости.  Я  знал,  что  Происходит  что-то
плохое. Но я не мог. Не мог...
   - Кто был в "Лендровере"?
   - За темными стеклами я не разглядел. Я разглядел  лишь  водителя.  Такая
грубая бандитская рожа. Он сидел,  облокотившись.  И  руку  высунул.  Фонарь
светил, я четко увидел рисунок на его предплечье.
   - Татуировку?
   - Да.
   - Что на ней?
   - Змея кольцами свилась. А на голове ее - кепка с длинным козырьком.
   Из дальнейшего  рассказа  танцора  выяснилось,  что  после  этого  Михаил
Зубовин пропал. Танцор промучался пару дней. Он то хотел бежать  в  милицию.
То хотел спрятаться в дальний пыльный угол  и  не  высовывать  оттуда  носа.
Неожиданно кумир нашелся.
   - Я пытался с ним встретиться, - тараторил танцор. - Я звонил ему, он  не
брал трубку. Я ждал его у квартиры - он не приходил. Я приезжал  к  нему  на
телевидение - меня не пускали к нему. Не пускали, и все!..
   - Что дальше? - осведомился я.
   - Я пытался прорваться к нему в кабинет. А мне дали по лицу.  Больно  так
дали. Его все время сопровождали такие гориллы.  Такие  грубые  мордовороты.
Такие мерзкие животные...
   - Кто они такие ?
   - Поговаривали, Мишаня взял себе охрану. Но я не  поверю,  что  он  нанял
таких грязных животных. Он любит изысканность и тонкость... Он никогда бы не
нанял грязных грубых животных!
   - Он сильно изменился после того дня?
   - Он стал совершенно  не  тот.  Это  все  отмечали.  И  еще  эти  грязные
животные... Это какой-то заговор, Я чувствую, тут замешана политика.
   - Политика? - удивился я.
   - Мишаня же участвовал в создании фонда в защиту сексуальных  меньшинств.
Это все наши недоброжелатели затеяли. Убрать знаковую фигуру.
   - Заговор против голубых?
   - Во-во.
   А что, занятная мысль. Я представил, что скажет Кухенбаден,  если  я  ему
пришлю отчет с такими выводами. Но я не пришлю такой отчет.
   - Что было потом? - спросил я.
   - Во мне вспыхнула обида на него. Я не  находил  себе  места.  И  однажды
тоскливым, нескончаемым вечером написал ему письмо... Я погорячился. Написал
много лишнего. Я угрожал. Я обещал рассказать все.
   - Что все?
   - Ну, не знаю. На меня будто помутнение нашло. Конечно, ничего  такого  я
не знал... Отослал письмо и потом раскаялся. А через три дня спускался утром
по лестнице своего дома, выглянул в окно и увидел их...
   - Кого их?
   - "Лендровер", из которого вышли те  самые  грязные  животные.  Одного  я
узнал. Он был на дороге, когда похищали Мишуню.  Тогда  на  нем  была  форма
инспектора.
   - Точно это был он?
   - Конечно!.. Я убежал от них через чердак. Если  б  я  не  убежал,  -  он
всхлипнул. - Две недели прячусь, Я им  нужен.  Они  меня  боятся.  Они  меня
убьют, - он всхлипнул еще сильнее и вытер нос.
   Я не стал его успокаивать словами, что если бы его хотели убить, то нашли
бы давно. Эти ребята умеют доставать людей из-под земли. Не хотели  они  его
убивать.  Хотели  просто  отвезти  в  контору  и  разузнать,  что  же  такое
собирается разглашать этот парнишка и действительно ли он что-то знает.
   - Вот, - Бландинц показал трясущиеся руки. - Трясутся.
   - Бедолага, - улыбнулся я ехидно. - Я бы тебя пожалел.
   - Правда? - с надеждой посмотрел он на меня  и  съежился,  будто  мечтая,
чтобы его погладили по голове.
   - Потом пожалею, - заверил я с желанием дать ему слегка по уху,
   - Я прячусь, - пожаловался он, -  А  тут  контракты  по  пятьдесят  тысяч
баксов предлагают. И за что такие напасти?
   - Ничего, Все перетрется.
   Я потрепал его по щеке, и он застенчиво потупил глаза. Нет, с голубыми не
соскучишься.
   - Выпусти своего друга из ванной, - сказал я напоследок. - Он извелся.
   - А, может, потом ему откроем, - он хотел придвинуться ко мне поближе.
   - Э, танцор, это не мой танец, - и направился к двери.
   В машине я подмигнул себе в зеркало заднего вида. Все прошло на  редкость
успешно. Теперь я знал, где искать. И, что важнее, я знал, кого искать.

Глава четырнадцатая

   - Они говорят, что я псих?  Они  сами,  сами,  сами  психи!  Они  коварно
обвиняют меня в том, что я контактирую с Высшим Разумом!  -  слюна  изо  рта
городского головы Приморска капала на микрофон, от чего  в  эфире  слышалось
шуршание. Многострадального мэра неделю назад в пятый раз отстранили  Указом
Президента от должности за получение взяток и продажу японцам в прошлом году
угля, предназначенного для отопления города. Он  относился  к  непотопляемым
политикам,  от  которого,  как  пинг-понговые  шарики  от  бетонной   стены,
отскакивали многочисленные честно заработанные им статьи уголовного кодекса,
обвинения в растратах, мздоимстве и разврате за казенный  счет.  Такие  люди
как заговоренные. Их не сдвинешь даже динамитом.
   - А вы не контактируете? - поразилась корреспондентша.
   - Контактирую, - зло произнес мэр.
   - Что вам насоветовал Высший Разум?
   - Как победить на прошлых выборах.
   - И как?
   - Вот я и победил. Я на своем месте. А против  меня  -  мафия!  Мафия!  Я
каждого знаю! - погрозил он пальцем видеокамере.
   - А что сейчас советует Высший Разум?
   - Идти в президенты.
   - И что?
   - Я и буду президентом.
   Ачем черт не шутит? Может, и будет. Похоже, Высший Разум все-таки есть, и
у него безграничное, хоть  и  извращенное,  чувство  юмора,  которое  он  по
каким-то своим сверхразумным причинам оттачивает именно на нашей державе.
   На этом передача "Политинформбюро" закончилась,
   "Ой, мамуся, чурка там", -  запел  Федор  Укоров  маловразумительную,  но
страшно модную песню...
   Ладно, леший с ними со всеми. Мне надо думать, что  делать  со  "змеей  в
кепке".
   Змея в кепке. Я даже не стал ломать голову над тем, где я ее  видел.  Она
была на руке, которая держала автомат, нацеленный мне в спину.  И  случилось
это не так давно. И происходило все в  доме  Банкира,  куда  я  нанес  такой
неожиданный визит.
   Я залез в компьютер. Нашел папку с досье по делу "Жулик-3".  Открыл  файл
"Служба безопасности".
   Вот он, "змея в кепке". Рецидивист по кличке  Бульник,  который  подловил
меня на мушку.
   Я нажал на клавишу ввода, и  на  экран  выползла  фотография  -  воистину
протокольная  морда.  Обычно   добропорядочные   граждане   горят   желанием
добровольно отдать свой кошелек таким типам еще  до  того,  как  те  изрекут
привычное в их устах  "кошелек  или  жизнь".  Чистый  гоп-стопник  по  виду.
Татуированная туша, и глаза - злые,  цепкие  и  настороженные,  как  у  всех
уголовников, отмахавших на зоне лучшие годы жизни.
   Досье его состояло по большей части из утомительного перечисления отсидок
и освобождений, мест отбывания наказаний, а также  криминальных  авторитетов
Москвы и Подмосковья, с которыми у негo были связи,
   Бульник происходил из рода  потомственных  бандитов.  Еще  его  прадед  с
батькой Махно поезда грабил. Сам же Бульник до такого не  дорос,  хотя  одно
время специализировался  на  междугородных  автобусах.  "Сидеть,  уроды,  на
месте. Это налет", - в его устах такие слова звучали убедительно.
   Банкир выкупил разбойника из тюрьмы, где сидеть ему было  еще  семь  лет,
для своих дел, и теперь тот служит не за страх, а за совесть...
   Все правильно, вот она татуировка - та самая. "Змея в  кепке".  Больше  я
таких татуировок ни у кого не видел. Это его личное чувство юмора.
   Выходит, люди Банкира участвовали в первом  похищении  Михаила  Зубовина,
после которого тот стал сам не свой и разонравился своим фанатам.
   Это что же, Банкир что-то утаил от меня., . Вряд ли. Я  чувствую  момент,
когда люди выжаты полностью. Все, что знал, он мне сказал. Значит,  знал  он
не все. Значит, Бульник подрабатывал на стороне?.. Стоп, пока выводы  делать
рано. Возможны, как пишут в газете интимных объявлений, варианты.
   Я перелистал досье на Бульника. Там имелся адрес хазы, которую он  снимал
и, может быть, снимает до сих пор.
   Дальше я начал работать с моей базой данных. Работа была  кропотливая.  Я
прогонял всех лиц, с которыми был связан Бульник, по моему компьютеру.
   Прошелся по его связям. Кое-что удалось отыскать. На  это  потратил  пару
часов. Когда посмотрел на часы, те  показывали  уже  восемнадцать  тридцать.
Взяв трубку, я нащелкал номер домашнего телефона бандита.
   Долгие гудки зудели один за другим. Я уже думал дать  отбой,  решив,  что
ворюга охраняет драгоценные банкирские телеса, или, что  куда  хуже,  сменил
место жительства, когда трубку подняли,
   - Алло, - послышался из  трубки  надтреснутый  голос.  Таким  же  голосом
говорили мне в тот вечер "на колени".
   - Копытина позови, - растягивая гласные завопил я в трубку.
   - Кого?
   - Копытина Леху. Из третьего цеха.
   - Ты куда звонишь?
   - Автобаза?
   - Ты, опарыш! Сначала грабли выпрями,  чтобы  номер  правильно  набирать!
Отбой.
   М-да, на зоне хорошим манерам не обучают.  Даже  то  воспитание,  которое
было, без следа растворяется в агрессивной среде...
   Я принялся облачаться.
   Через двадцать минут из зеркала смотрел плюгавенький,  работягского  вида
мужичонка, одетый в старенькие, хотя и глаженые брюки и  кургузый  пиджачок.
Его жиденькие волосы тщательно приглажены, и на морде написано пристрастие к
спиртному. То, что надо.
   - Дядя Федя с автобазы, - сказал я.  Да,  это  была  маска  "дяди  Феди",
существа спокойного, иногда работящего, когда не занят  перекурами,  в  свое
время вместе с другими  такими  же  работягами  вынесшего  половину  родного
предприятия через неизменную дыру в заборе  и  теперь  подрабатывающего  где
только можно. Он сшибает копейки на  пропой,  а  что  останется  -  идет  на
прокорм сопливых чад и козы - жены. Один из самых  распространенных  образов
России.
   Я сел в машину и за час  добрался  до  Ясенево.  Особенно  не  торопился.
Сегодня Бульник вряд ли куда подастся. Рабочая смена не его. А по природе он
домосед, Из дома вылезает только в крайнем случае, и шлюх вызывает только по
телефону.
   Я припарковал автомобиль  во  дворике  между  двумя  крутыми  иномарками.
Вытащил ключ из замка зажигания, подбросил его в руке, сунул в карман.
   Теперь  -  в  подъезд.  Сориентироваться  в  обстановке  и  найти  логово
Бульника.
   Крепкий американский кодовый замок на подъездной двери,  рассчитанный  на
буйный нрав американских нигеров, был выворочен с исконно русским упорством,
которое  у   нашего   человека   возникает,   когда   надо   разобраться   с
государственным  имуществом,  мешающим  врожденному   чувству   свободы,   -
например, с кодовыми замками и металлическими дверями в подъездах.  Еще  так
же упорно  долбают  телефоны-автоматы  и  автобусные  остановки,  но  тут  о
причинах надо спрашивать Фрейда.
   Я поднялся на пятый этаж и изучил расположение квартир. Больше ничего  не
нужно. Теперь я знаю, где окна Бульника.
   Вернувшись в машину, я извлек из чемоданчика, лежавшего между  сиденьями,
прибор,  сделанный  под  длинный,  замысловатого  вида   импортный   фонарь.
Присоединил провод от него к  маленькой  красной  магнитоле  "Шарп".  Открыл
заднее окошко - оно будет мешать, пристроил фонарь на сиденье, подложив  под
него  книгу,  На  жидкокристаллическом  дисплее  панели  магнитолы  возникло
бледное изображение, Приспособив получше фонарь  и  изменяя  изображение,  я
точно прицелился и поймал окно квартиры Бульника. Засунул в ухо  наушник.  И
стал слушать.
   Фонарь и магнитола представляли из себя лазерный считыватель. По дрожанию
стекла  он  мог  с  достаточно  приличного   расстояния   считывать   звуки,
раздающиеся в помещении, - хоть речь, хоть музыку.
   В наушнике была  тишина.  Я  подкрутил  на  магнитоле  веньеры,  настроил
систему, и появились звуки. Сначала послышался грохот музыки.  Потом  музыка
пропала. И донесся трескучий гнусавый голос:
   - Кошка моя, я твой котик.
   Это пел сам Бульник. С музыкальным слухом у него были проблемы, наверное,
с детства, но хит Федора Укорова он исполнял с чувством.
   - Мышка моя, я твой мышонок, - надрывался он, и, кажется, был счастлив.
   Через некоторое время я убедился, что в квартире он один. Кто  из  гостей
выдержал бы его вокальные упражнения?
   Я спрятал аппарат в чемоданчик.
   Нечего  думать,  мудрить.   Надо   просто   подняться   на   пятый   этаж
шестнадцатиэтажной башни, постучать в дверь и произнести волшебное слово.  И
дверь откроется. Надо знать это волшебное слово. А я его знал.
   Так я и сделал.
   - Мне десятый, - сказала барышня, с которой я зашел в грузовой лифт.
   - Мне ниже, - я нажал на кнопку пятого этажа. Барышня держала за  ремешок
громадного  ротвейлера,  поглядывающего  на  меня,   как   на   ростбиф,   и
облизывающегося с горестным сознанием, что этот кусок не для  него.  Барышня
меня не боялась. Трудно найти насильника,  готового  рискнуть  отодвинуть  в
сторону такую псину. Все больше барышень обзаводятся  приятелями  с  жесткой
шерстью и огромными клыками. Поголовье  ротвейлеров  и  бультерьеров  растет
пропорционально росту поголовья маньяков и лифтовых разбойников.
   - Хорошая собачка, - улыбнулся я  ротвейлеру,  услышал  в  ответ  злобное
утробное рычание и вышел из лифта.
   - Он еще щеночек, - вслед мне сказала барышня. - Маленький.
   - Крошка, - кивнул я.
   Вот и  нужная  дверь.  Железная.  Хорошая.  А  тот  кружочек  -  объектив
видеокамеры. За четыре сотни баксов вам поставят ее где угодно.  Видеокамера
ловит в объектив всех, кто есть на лестничной площадке.
   А мне стесняться нечего. На налетчика я не  похож.  На  киллера  -  тоже.
Ничего с собой у меня нет, где можно спрятать пистолет с глушителем.
   - Чаво? - донеслось трескуче из динамика у двери.
   - Мне Бульника, - произнес я в динамик,
   - Чаво? - голос стал угрожающим.
   - Что на пороге держишь? - возмутился я. - Только что от "хозяина".  Мало
меня волки в тамбурах держали, так еще и свои!
   Мне все не открывали.
   - Открывай, - крикнул я громко. - Тебе малява от Арзамаса!
   Замок щелкнул. Дверь приоткрылась.
   - Так бы сразу и сказал, - Бульник отстранился и быстро пропустил меня  в
прихожую, оглядев предварительно. Боится. Он  оглядел  лестничную  клетку  и
захлопнул дверь. - Чего орешь на весь подъезд? Соседей распугаешь.
   - Не распугаю.
   - Чаво за малява? - он стоял в прихожей, которая была ему явно узковата в
плечах, и пропускать меня дальше не желал. - Давай.
   - Хорошая малява.
   Я усмехнулся. Он почувствовал угрозу, но не  поверил  в  нее,  У  него  в
голове не укладывалось, что стокилограммовой туше  может  угрожать  какой-то
доходяга.
   Я его разубедил одним ударом, отправив на несколько минут отдохнуть.
   Когда  Бульник  очнулся,  рот  его  был  залеплен  пластырем,  а  сам  он
подручными средствами - телефонным проводом и бельевой веревкой, на  которой
только что висели сохнущие галстуки, был привязан к стулу в большой комнате.
   Бульник замычал. Я его стукнул слегка, и он зашипел от боли.
   - Маляву забыл, - сказал я. - Зато много  чего  другого  помню.  Так  что
разговор у нас будет долгий.
   Я взял самодельную финку с наборной рукоятью, которой он  резал  ветчину,
лежавшую на доске рядом с кухонным комбайном "Филлипс". Пощекотал ему шею  и
пообещал
   - Орать будешь - по рукоятку в шею войдет.
   Отодрав с его рта пластырь, первое, что я услышал, было:
   - Сука! Режь!
   - Ты правда хочешь?
   Он сник. По его виду заметно, что ему не  особенно  хотелось,  чтобы  его
резали. Поэтому орать он не стал, а просто прошипел:
   - Волчара.
   Злобы в нем было много. И истерики, как у всех  уголовников,  посвятивших
себя этой нелегкой стезе, хватало, Но я здесь не  для  того,  чтобы  слушать
истерики. Опять заклеил ему рот.
   Времени у нас было  много.  Если  Бульник  и  ждет  гостей,  им  придется
заглянуть в другой раз.
   Работал я с толком и профессиональн