ина" отшатнулся, не узнав меня.
   - Тебе чего? - недружелюбно мазнул он по мне неприязненным взором.
   Я взял его за руку, притянул  к  себе  и  растревоженной  гадюкой  грозно
прошипел:
   - Ты чего, придурок, не узнал?
   "Придурок" скривился, как будто съел ложку крысиного помета, и прошептал:
   - Тим?
   - Для тебя я сейчас Витя. Понял? - продолжал шептать я ему мило на  ушко,
ловя на себе сочувствующие и завистливые взгляды гомиков  -  они  завидовали
чужому счастью. Двое нашли друг друга, и бурная ночь любви им обеспечена.
   - Понял, - прохрипел он. - Но тебя же ищут! Я по телеку видел.
   - Вовчик, забудь, если не  хочешь  погибнуть  насильственной  смертью,  -
хмыкнул я.
   - Хорошо, - прошептал Вовчик, явно не желая погибать от пули или кинжала.
Он меня боялся, как чумы. Достался он мне от знакомого - бывшего опера  КГБ,
выкинутого из конторы еще в девяносто первом. И  Вовчик  успел  оказать  мне
немало неоценимых услуг.
   - Ну так делай вид, что рад мне.
   Он жестянно натянуто улыбнулся.
   - Пошли, хряпнем шампанского, - предложил я,  Долго  уговаривать  его  не
пришлось. Он был халявщик болезненный.
   Вовчик в свое время, когда еще учился на журналистском факультете в  МГУ,
промышлял у Большого театра и на Пушкинской. Приторговывал порнографическими
кассетами специально для голубых,  организовывал  интимные  встречи,  сводил
людей. Поговаривают, в безденежные времена подрабатывал проституткой  вместе
с прогремевшим в свое время Леликом  -  воздушным  существом  двадцати  лет,
который предлагался  солидным  мужам  на  Пушкинской,  отдавался  им  на  их
квартире, а под утро долбил утюгом по голове. Умудрился приголубить насмерть
троих, в  числе  которых  были  подполковник  милиции  и  секретарь  райкома
комсомола. Вовчик же одно время занимался схожими вещами, только пользовался
не утюгом, а водкой с клофелином. По этому  поводу  был  завербован  в  КГБ,
неистово стучал.
   Голубые тех времен поголовно стучали в КГБ. Статья,  по  которой  голубым
полагалась решетка, сильно подстегивала стремление к сотрудничеству.  А  для
госбезопасности интерес тут был прямой, поскольку голубые во всем мире - это
сила. Среди них и власть имущие, и крупные бизнесмены. Ну,  а  уж  советских
диссидентов тех времен взять - так из  них  половина  особей  мужского  пола
наедине с собой перед зеркалом сарафанчики примеряли.
   С приходом гласности Вовчик написал несколько статей - воспоминания,  как
его заставляли стучать, забыв упомянуть, в какой среде. Он  хотел  слезть  с
крючка, а засел на  него  еще  глубже.  Только  работал  он  сегодня  не  на
спецслужбы, а на меня,
   Сейчас Вовчик заведует  отделом  морали  и  нравственности  в  популярном
еженедельнике.
   - Давай прогуляемся, - я покрепче взял его под локоть. - Покажешь князей.
   - Каких князей?
   - У кого кровя голубые.
   - А тебе зачем? Решил тоже...
   - А в пятак?
   - Ладно, понял... Вон, содержательница сети бутиков... Розовая насквозь.
   - Ясно.
   - Вон адвокат, Из конторы, что расположена у Кремля.  У  него  в  конторе
даже потолки голубые.  Вон  известный  киноартист,  ты  его  знаешь.  Играет
героев-любовников, а на деле - сам любовница... Танцор... - представлял  он,
кивая,
   Знал он абсолютно всех.
   - Танцор? - заинтересовался я. - Бландинц?
   - Нет. Чапчиков.
   - А Бландинц? Его на такие тусовки не допускают?
   - Уж его не допустишь, - засмеялся Вовчик. - Нет его сегодня...  Вон  его
последний любовничек - художник Ростик Кадлюгин. Хмурый, как туча. Я к  нему
подошел, насчет Бландинца спросил - чего в  последнее  время  тот  нигде  не
появляется. А Ростик, ох, что он мне сказал, - журналист зарделся.
   - Что?
   - Обругал. За ним не водится. Ростик -  мальчик  впечатлительный,  но  не
грубый.
   - А чего нервничает?
   - Я думаю, что-то разладилось. И Бландинц от него свинтил.
   - Куда?
   - В загул. У него бывает. Погода скачет и скачет. В такую погоду  танцора
тянет  на  романтику.  Представляешь,  встречи  при  Луне.  Дрожащий   голос
любимого. Сеновал, - расписывал Вовчик, заводясь.
   - Значит, Бландинц и раньше пропадал?
   - Бывало пару раз.
   - Познакомь меня с Ростиком.
   - Зачем?
   - Делай, что говорят, - я незаметно вытащил стодолларовую бумажку и сунул
в карман Вовчику. Он ощупал, ощущая достоинство купюры кончиками пальцев,  и
довольно улыбнулся. И мы отправились  к  Ростику  -  рослому,  красивому,  в
желтом пиджаке и зеленых брюках молодому человеку.
   - Я поклонник вашего искусства.  У  вас  такие  чувственные  картины.  Ну
такие, - от избытка чувств я с трудом подбирал слова.
   - Не колышит, - коротко ответил Ростик.
   - Что? - удивился я.
   - Не колышит, что они  вам  нравятся.  Они  всем  нравятся,  -  он  начал
отворачиваться.
   - Вы не пробовали писать портреты? Вам бы удался портрет Бландинца. Какой
прыжок. Какая динамика.
   Он резко обернулся.
   - Чего?
   - Того, - буркнул я. - Это тоже мой кумир... Вы его знаете?
   - Отстаньте от меня! - завопил Ростик. Проняло... В этот момент я  понял,
что дело не в загуле любовника. У Бландинца неприятности. И Ростик в  курсе.
Возможно, он знает, куда делась его беззаветная любовь.
   - Вот, пожалуйста... Здесь две тысячи в капусте,  -  я  протянул  Ростику
конверт. Он взял его. - Еще пятьдесят тысяч - Бландинцу.  Восемь  -  вам  за
посредничество.
   - За что? - он вперился глазами в конверт.
   - Фильм - невинный ролик  для  одной  западной  компании.  На  пятнадцать
минут. Танец. Немножко чувств. Немножко эротики.
   - Ничего не понимаю.
   - Западная фирма осваивает новый рынок - покупателей с другой сексуальной
ориентацией.
   - Какая фирма?
   - "Турбо-индастрит", -  брякнул  я  название  фирмы,  которая  занимается
изготовлением рекламных роликов. - У меня с ней давние контакты.
   - Вы кто? - Ростик недоверчиво смотрел на меня.
   - Режиссер.
   - Я вас не знаю.
   - Я закончил ВГИК, Рекламный факультет. Там за бабки бумажку дают.  Но  я
талантливый.
   - Я не знаю, где он! Понимаешь?
   - Ладно, - я потянулся за конвертом. Хватательный рефлекс - он сжал руку,
мне пришлось потянуть на себя конверт.
   - Хорошо, - воскликнул Ростик, окатывая меня презрительным взором -  мол,
если у тебя берут деньги, это еще  не  значит,  что  с  тобой  обязаны  быть
вежливыми. - Я попытаюсь найти его. Но не гарантирую.
   - Попытайтесь, - я счастливо улыбнулся. - У нас все получится! Я знаю!  -
я неожиданно бросился ему на шею и порывисто обнял.
   Инстинктивно он тоже обнял меня. Потом попытался оттолкнуть.
   - Держите себя в рамках! - прикрикнул он,
   -  Спасибо,  спасибо...  Я  восхищен.  Я  поражен,  -  неся  околесицу  я
раскланялся и потянул Вовчика в толпу фуршетнйков.
   На меня попер с безумными глазами телевизионщик, спешивший к  приехавшему
из-за бугра пианисту, в свое время сбежавшему из страны. Он настиг  пианиста
со словами:
   - Несколько слов, как вас угнетали в СССР.
   - Это без проблем, - кивнул беглый пианист...
   Мне больше делать здесь было нечего.
   - Пока, Вовчик, - я взял за плечо Вовчика. - Не говори, что я здесь  был.
Не стоит.
   - Да я... - он поперхнулся шампанским, которое успел схватить со стола. -
Конечно.
   - Пока...

Глава тринадцатая

   Я положил руку на обернутое мягкой кожей рулевое  колесо  и  расслабленно
развалился на сиденье. Еще одно преимущество  небольших  габаритов  -  можно
спокойно развалиться в "Жигулях" - это моя вторая разъездная  машина,  такая
же потертая и так же хорошо рвущая с места, как и первая.
   Ждать мне пришлось где-то с час. В машине было куда приятнее, чем в  фойе
театра юмора. Такое количество голубых и им сочувствующих в одном  помещении
- это опасно для психики и здоровья, как скопление ядовитого газа.
   За этот  час  я  наслушался  столько  всяких  благоглупостей,  похабщины,
недвусмысленных предложений,  которые  говорили  моему  новому  "клиенту"  и
которые говорил он. Микрофон работал исправно  и,  как  настоящий  труженик,
перекидывал слова и звуки мне на приемник.
   Наконец,  тусовка  в  театре  начала  выдыхаться  вместе  с  разлитым  по
стеклянным бокалам шампанским, и тусовщики начали двигать по домам.
   - Вы подумайте о  моем  предложении,  -  проворковал  "клиенту"  продюсер
женского трио "Роза любви". Еще сидя  в  зале  театра,  я  обратил  на  него
внимание. Он весь сиял,  как  вывеска  на  соседнем  гастрономе  -  неоновой
голубизной.
   Продюсер договорился с "клиентом" о  взаимовыгодном  сотрудничестве  и  о
том, как бы закрепить знакомство в баньке за городом.
   - Скромная мужская компания, - настаивал продюсер. - И никаких женщин!
   Художник был в принципе не против, однако чувствовалось, что настроение у
него просто отвратительное.
   Шестисотые "мерсы" и "бентли" стали отчаливать от стоянки перед .театром.
   Вот и "клиент". Сел в свою розовую (выбрал же цвет!) "Мазду-626".  Тронул
машину вперед.
   - Ох, - покачал я головой. - Вот чудило.
   Через некоторое время он выдал:
   - Черт возьми, ну что за жизнь?
   Его  вздохи  и  ругань  предназначались  только  для   его   собственного
употребления. И он представить не мог, что я их прекрасно слышу из наушника.
   Хорошо все-таки быть многогранной личностью и иметь  самые  разнообразные
таланты. Один из них - умение виртоузно владеть  руками.  Я  вполне  мог  бы
подрабатывать фокусами, вытаскивать тузы из колод или кроликов из цилиндров.
Но еще лучше у меня получалось незаметно вытаскивать документы и кошельки из
нагрудных карманов, а то и часы с руки - понятное дело, этим  умением  я  не
злоупотреблял. А уж обнимаясь с человеком, прилепить  на  его  кожаный  пояс
булавочку с микрофоном - легче легкого.
   Такая изящная крошечная штуковина. Сделано в  России.  Пашет  не  хуже  и
дольше американских, только в двадцать раз дешевле. Звук передает отлично. И
бьет на двести метров, что для устройства  такого  размера  -  просто  чудо.
Технологии двадцать первого века, которые вдруг оказались никому не нужными,
кроме меня,
   При выезде на Садовое кольцо сотрудники автоинспекции проверяли машины. Я
видел,  как  розовая   "Мазда"   затормозила.   Художник   продемонстрировал
инспектору какую-то бумажку, и инспектор отошел, явно недовольный.
   Потом инспектор тормознул меня.
   - Вот черт, - прошептал я, тормозя. "Мазда" свернула направо и двинула по
кольцу сторону площади Маяковского.
   - Ваши права, - грозно потребовал инспектор, решив на мне  отыграться  за
то, что не смог отыграться за что-то еще на хозяине "Мазды".
   Я сунул ему права, техпаспорт и пятидесятидолларовую бумажку. Он  ошалело
посмотрел на меня.
   - Тороплюсь, командир! - воскликнул я.
   - Бандит? - с сочувствием спросил инспектор.
   - Я? - взвизгнул я, чуть не подпрыгнув на сиденье. - Режиссер рекламный.
   - А, - протянул  участливо  инспектор.  -  Видимо,  на  его  взгляд,  эта
профессия тоже относилась к числу уважаемых.
   - Черт, время.
   - А кто тебя держит? - купюра исчезла в голенище  сапога  -  он,  как  бы
невзначай пригнувшись, сунул ее туда. Лицо его было  сдержанно  довольное  -
вечер прошел не зря.
   Я врезал по газам и устремился по кольцу. Все, больше не  останавливаюсь,
пусть хоть стреляют. Мне нужна розовая "Мазда". Но где она?!
   В наушниках была тишина,
   Если "Мазда" съехала с кольца - я ее шиш найду. Трудно вести наблюдение в
Москве в одиночку. Нужно хотя бы две радиофицированные машины, а лучше  штук
пять. А тут один - и каждый инспектор норовит все испортить.
   - Тяжко, ой как тяжко, - услышал я в наушниках. Тяжко  было,  значит,  не
мне одному. Тяжко было и Ристику. Отлично!
   Поймал! Значит, до него где-то метров двести-двести пятьдесят.
   - Охо-хо, - звук донесся четче. Я наддал газу, и  вскоре  увидел  розовую
"Мазду" - она застыла у светофора вместе с другими машинами.
   - Эх, - опять вздохнул Ростик.
   Ну разве можно быть таким унылым типом?
   Ростик жил в высотном  доме  рядом  с  метро  "Водный  стадион".  "Мазда"
заехала во двор. Я же затормозил, остановил машину около  длинного  магазина
"Речник" и выскочил из салона.
   Я увидел, как художник прикрыл машину ракушкой и прошел в подъезд.  Я  не
боялся, что он меня узнает. Пока я ждал его у театра, то приобрел пристойный
вид, сменил одежду с  заклепками  на  строгий  пиджак  и  стал  походить  на
приличного человека.
   Интересно, у него окна во двор или на улицу? . На седьмом этаже  зажглось
еще одно окно. И в окне появился темный силуэт. Ростик! Он самый!
   Я вернулся к машине, завел ее во двор. Теперь подождем немного,
   Микрофон снова передал стоны. Потом шорох, который можно было  расценить,
как звук стягиваемых ботинок, пиджака. Брюки оставил.  Были  отлично  слышны
его шаги по комнате. Он  метался,  как  зверь  в  клетке.  Похоже,  квартира
казалась ему тесноватой. Да, что-то  его  гложет.  Может,  раздумывает,  как
будет лучше - опустить в свой карман мои две тысячи долларов или  отдать  их
приятелю, понадеявшись получить все восемь тысяч.
   Судя по мягкому  хлопку,  он  плюхнулся  на  диван.  Потом  стало  слышно
щелканье, Вот оно! Набирает номер на сотовом телефоне!
   Ну, и куда же ты, Ростик, в полпервого ночи звонишь?
   - Привет! - сказал он. - Тут тебя искали... Да не бойся,  не  они.  Клоун
один... Маленький такой, они таких задохликов не держат... Хотя  ничего  так
фигурка у него.
   Ну, спасибо за комплимент.
   Возникла пауза - Ростик  выслушивал,  что  ему  напел  собеседник,  потом
как-то растерянно и примирительно произнес
   - Ну чего взъелся ? Сразу ревновать. Да я на него и не поглядел бы,  если
бы он мне две тысячи зелени не всучил... Для тебя две тысячи.
   Он опять помолчал.
   - Слушай. Он от "Турбо-индастрит". Пятьдесят  штук  за  клип  пообещал...
Чего ты там, трубку проглотил?.. Много, да? Это по нашим совковым  масштабам
много. А на Западе - копейки. Ты человек известный.  Тебя  в  США  знают.  И
капиталисты понимают, что через год-два ты взовьешься вверх и засияешь яркой
вечерней звездой...
   О, излагает как!
   - И тогда они получат больше, - после паузы продолжил Ростик. - Пойми,  в
тебя хотят начать вкладывать деньги. Они хотят снимать рекламу для нормалов.
   Нормалы для них - гомики.  Все  относительно  в  мире.  Для  кого-то  они
педритты. А для кого-то мы, настоящие мужчины - просто  похотливые  обезьяны
без намека на изысканность, которых все тянет к противоположному  полу,  что
просто неприлично.
   - Да, повторяю, он мне дал две тысячи... Не фальшивые!.. Э, а  моя  доля?
Семьсот мне? Я тебя целую жарко... Что ты  все  дергаешься?  Не  они  это!..
Встретимся у Галки в квартире... В десять  утра.  Хорошо?..  Еще  раз  жарко
целую... Грустна и пуста будет эта ночь без тебя, дорогой!
   Нет, ну как речь течет у паршивца!
   - Пока...
   Я опять развалился в машине. Ждать мне до утра. Выход из  подъезда  один,
"Мазда" тут. Ночь бессонная ждет. Дрыхнуть  мне  нельзя.  Мне  нужно  являть
образец бдительности и внимательности.
   - Полдела сделано, и в этом  нет  сомненья,  Коль  ты  сумеешь  запастись
терпеньем, - вслух процитировал я Гете.
   По закону подлости спать хотелось страшно. Но я крепился.
   В полвторого ночи двое юношей пытались снять колесо с "Форда" на  стоянке
прямо перед домом.
   - Брысь, щеглы, - прикрикнул я, вылезая из машины.
   - Тебе чего, дядя? - нагло заявил один, угрожающе поднимая домкрат.
   Они считали, что я нарушаю их гражданские права. Домкрат я оставил  себе,
как охотничий трофей... В два тридцать ночи появились двое постовых,
   - Кого ждем? - осведомился старшина, выразительно  постукивая  по  сапогу
дубинкой. Вид у них был угрожающий и грубый. А стояли они так, что, если  бы
я был злоумышленником, им бы пришлось туго. Успел бы их перестрелять прежде,
чем они поняли, что в них стреляют.
   - Кого надо, - бросил я небрежно.
   - Чего? - опешил старшина.
   - Вот что, коллеги. Гребите отсюда. Тут проводятся мероприятия, - я ткнул
старшине удостоверением уголовного розыска, сдвинув сурово брови.
   - А что за мероприятия? - не отставал он.
   - Что, товарищ старшина? - осведомился я холодно. - В рядовые захотели?
   Я это умею - когда надо  говорить  с  начальственным  высокомерием.  А  у
старшины отработана реакция на такой тон. Он  знает,  что  дешевле  в  таких
случаях отвалить в сторону и не мозолить глаза.
   Он козырнул, и патруль отправился восвояси. Остаток ночи и утро я  провел
спокойно. В шесть утра появился дворник в желтой безрукавке, он  с  зубовным
скрежетом возил метлой по асфальту. В семь появились первые собачники. Затем
люди потекли струйкой из дверей дома на работу.
   Интересно. Проведи я тут следующую ночь, то  увидел  бы  то  же  самое  -
скрежещащую об асфальт метлу,  собачников,  идущих  на  работу  людей.  Люди
крутятся по кругу. Люди попадают в колею, и катясь по ней,  изнашивают  свою
жизнь. В девять часов появился Ростик. Вот,  пижон.  Надел  джинсы  и  новый
ремень. И микрофон остался там... Ничего, микрофон  еще  найдем.  Хуже,  что
могу потерять контроль.
   Розовая "Мазда" двинулась сквозь пробки  и  заторы.  Утро  Москвы  -  это
преисподняя для автомобилистов. Быстрее, конечно, ездить на метро.
   Пару раз я чуть не  потерял  объект.  Чудом  настиг  его  вновь  и  опять
пожалел, что не имею возможности работать группой.
   Ростик держал путь в Бескудниково.
   Дом располагался в районе института "Цветметавтоматика".
   Ростик вышел из "Мазды", поправил темные очки на  носу.  И  направился  в
сторону первого подъезда длиннющего двенадцатиэтажного дома.
   Черт, код на дверях. Он его набрал уверенно, почти не глядя - значит,  не
в первый раз здесь. И вошел внутрь.
   Теперь только пошевеливайся!
   Я кинулся вперед и подскочил к первому подъезду,  у  которого  сидели  на
скамейке двое толстых теток - одна с дворницкой метлой.
   Я ткнул милицейским удостоверением и крикнул так, что одна из теток  чуть
не подскочила
   - Милиция! Какой номер кода?
   - Какая милиция! - возмутилась дворничиха.
   - Московская! Быстрее! Поздно будет!
   Что будет поздно - они не поняли, но с уважением назвали номер кода.
   Я заскочил в подъезд. Лифт уже дополз почти до самого верха.
   Я бросился вверх, перепрыгивая через пять ступеней. Лифт  остановился  на
девятом этаже. А когда я был на седьмом, то  услышал  лишь  хлопанье  двери.
Наверное, у Ростика был ключ. На звонок бы так быстро не подошли.
   Но какая  дверь  хлопнула?  Черт  ее  знает.  Я  прошелся  по  лестничной
площадке. И увидел то, что искал. Один половик был  влажный.  Ростик,  когда
выходил из машины, наступил в лужу и перед дверью аккуратно  вытер  ботинки.
Голубые - они вообще аккуратные.
   Я приблизился к обитой дерматином  деревянной  двери  с  железной  биркой
"295" и разбитым глазком. В одном месте дерматин был  разрезан,  и  из  него
неопрятно торчала вата.
   Прислонив ухо к двери, я прислушался. Дверь толстая - очень плохо слышно.
Но что-то там говорили. Я различил  два  невнятных  голоса  -  один  тонкий,
другой погрубее.
   Ну и что делать будем?.. А чего изобретать велосипед?  Проще  надо  быть,
решил я, и с силой вдавил бусинку звонка.
   Тот отозвался грубо-скрежещущим звуком.
   - Кто там? - послышался настороженный голос.
   - Галя, вы нам в туалете все залили! - запричитал я.
   Как я слышал вчера из переговоров, эта квартира некоей Галки.
   - Нет Гали! - крикнули из-за двери.
   - И что теперь, утонем?
   - Я не знаю.
   - Ну тогда я милицию вызываю. Тут дверь открылась. На пороге стоял танцор
- Лева Бландинц!
   Я бесцеремонно вошел в квартиру.
   Танцор тонко ойкнул, поняв, что пришли за ним. Он быстро отскочил  назад,
потом  подпрыгнул  и  с  криком  "кийя",  больше  испуганным,  чем  грозным,
попытался влепить мне ногой в грудь.
   Двигался он легко и свободно -  профессия  обязывает.  Но  танцор  -  это
все-таки не боец. И задом дергать у Бландинца куда лу