оила. То, что Миша этой несуразности как бы  не  замечает,  рождало  в
душе тревогу: может, от пережитых волнений в мозгу у меня что-то сдвинулось,
и я ищу черную кошку в темной комнате, где этой кошки вовсе нет?
   Через пару часов я решила, что сыщик из меня никудышный и пошла  готовить
обед: делать надо  то,  что  у  тебя  лучше  получается.  Опять  же  нелишне
продемонстрировать Мише мои достоинства хозяйки.
   Заглянув в холодильник и  в  кухонные  шкафы,  я  убедилась,  что  хозяин
квартиры жил по-спартански, взяла сумку и отправилась  в  магазин  (ключ  от
своего жилища Миша оставил, сказав: "На  всякий  случай"),  магазин  был  по
соседству, но шла я туда с опаской, приключения успели мне изрядно надоесть.
Поход прошел спокойно, никто на мою жизнь не посягал, даже не толкнул плечом
ни разу, но все равно я очень обрадовалась, вновь оказавшись в  квартире.  И
приступила к приготовлению обеда.
   Тут-то и выяснилось, что в доме нет соли. Может, она была, но найти ее не
представлялось возможным. Заглянув во все мыслимые  и  немыслимые  места,  я
поняла, что нового похода не миновать. Чем больше я это понимала, тем меньше
мне хотелось покидать квартиру. Тут я вспомнила о соседях. Нормальные соседи
просто обязаны выручать друг друга. Мои, например, задолжали мне  не  только
яйца, соль и спички, но еще холодильник, запаску и четырнадцать томов  Джека
Лондона. Конечно, что у Миши за соседи,  мне  неведомо,  однако  попробовать
всегда стоит.
   Я вышла на лестничную  клетку,  позвонила  в  дверь  напротив  и  заранее
лучисто улыбнулась. Дверь открыли где-то через минуту. Выглянула женщина лет
шестидесяти, посмотрела на меня, на мою улыбку и сказала:
   - Здравствуйте.
   Я поздоровалась,  объяснила,  откуда  меня  черт  принес,  и,  извиняясь,
попросила соли.
   - Проходите, - кивнула женщина, и мы отправились в  кухню.  Она  извлекла
пачку соли, содержимое было монолитным, напоминало булыжник и высыпаться  не
хотело. Мы по очереди стучали пачкой по столу, бумага лопнула, но  булыжнику
ощутимого вреда  не  принесли.  Тогда  вооружились  молотком,  рваную  пачку
завернули в полотенце и крушили на  полу,  крушила  я,  а  Мария  Николаевна
сидела на табуретке и на чем свет кляла пищевую промышленность. Больше всего
досталось колбасе и почему-то подсолнечному маслу. В конце  концов  солью  я
разжилась, но на это  потребовалось  время,  потому  мы  с  хозяйкой  успели
познакомиться и проникнуться друг к другу искренней симпатией.
   Закончив поединок с солью, прибрались и сели пить чай, потом я вспомнила,
что собираясь выйти на минутку, не заперла дверь, и мы отправились пить  чай
в Мишину квартиру.
   - Вы перебрались насовсем? - осторожно поинтересовалась Мария Николаевна,
когда мы обсудили вопросы внутренней и внешней политики.
   - Нет. - Я неожиданно для себя покраснела и  зачем-то  сказала:  -  Мы  с
Мишей друзья, а у меня в квартире ремонт,  жить  там  совершенно  невозможно
(ремонт длится годами, жить там, по мнению моих друзей, и вправду нельзя,  а
я живу и радуюсь).
   - Миша - хороший  человек,  -  кивнула  Мария  Николаевна.  -  Серьезный,
самостоятельный. Шесть лет живет, ничего  плохого  про  него  не  скажу.  Ни
пьянства, ни компаний каких, или там женщин... Повезло с  соседом.  Вежливый
такой, внимательный, всегда разговор поддержит... У  Павловых  с  мальчишкой
неприятность вышла, так он помог. Надя, мать то есть, отблагодарить  хотела,
а Миша обиделся, что, говорит, за глупости. Хороший человек.
   - Да, - согласилась я. - Жаль, что работа отнимает у него много  времени,
такой симпатичный мужчина и до сих пор не женат.
   - Жила тут одна, - обрадовалась Мария Николаевна и  придвинулась  поближе
ко мне. - Полгода, может, больше. Крашеная да расфуфыренная, я сразу сказала
- она ему не пара. Он мужчина положительный, а она как есть -  вертихвостка.
Он на работе, а у нее музыка орет, целый день  подруги  да  друзья  табунами
ходят, потом пустые бутылки на помойку ведрами  таскают.  Мише  надоело  все
это, он ее и выгнал. В два часа ночи. Вызвал  такси  и  отправил.  До  этого
ругались целый вечер, вертихвостка громко кричала, а Миша спокойно  ей  так:
"Все, мол, милая, пожила, пора и честь знать". Приходила потом, не один раз,
все плакала. Дура, такого мужика  проворонила...  И  вот  уж  четыре  месяца
никого. Правда, недели две назад приводил одну, поздно уже приехали, а утром
я видела, как девица уходила... дело-то  молодое...  Повезло  с  соседом,  -
заключила Мария Николаевна и с любопытством уставилась на меня.
   Нравственный облик Миши порождал в душе чувство, близкое к  благоговению.
Хотя выставить за дверь женщину ночью, даже вызвав ей  такси,  по-моему,  не
очень благородный поступок. Я отогнала эту мысль  прочь,  не  стоит  портить
романтический образ, который успел утвердиться в моем воображении.
   - А вы читали про Мишу в газете? - всполошилась Мария Николаевна.
   - Читала, - улыбнулась я.
   - Про него уже второй раз пишут. С фотографией.  Я  Сережке-то,  Мишиному
брату, вы его знаете? - Я кивнула, а Мария Николаевна продолжила: - Так вот,
я ему всегда говорю: бери пример  с  брата,  брат-то  у  тебя  какой,  а  ты
лоботряс лоботрясом. Сережка у меня учился, я ведь в школе работала, год как
на пенсии. Сережка-то, можно сказать, на моих глазах рос, и  честно  говоря,
парень он непутевый. Когда Миша сюда переехал и я  узнала,  что  они  родные
братья, очень удивилась. Сколько Миша с ним бился, все без толку.
   - Они дружили? - проявила я интерес.
   - Какое там, ругались все время, Сережка-то часто заезжал, а как приедет,
так и пошли ругаться, хоть святых выноси. Наде за  стеной  все  слышно,  дом
панельный, вот она и рассказывала.
   - А последний раз Сережа когда был? - почему-то спросила я.
   - Во вторник, точно, во вторник.  Я  с  дачи  приехала.  Опять  ругались.
Сережка из квартиры выскочил как ошпаренный и так  дверью  хлопнул...  Потом
вернулся, где-то через час, и все тихо было, видно,  помирились.  И  ночевал
здесь, потому что машина его под окнами стояла, уехал он рано, около четырех
утра. Машину завел, я и проснулась...
   Болтовня соседки меня насторожила, по  Мишиным  рассказам  выходило,  что
братья виделись редко, и о том, что Сережа накануне гибели был у него,  Миша
мне сказать не пожелал. Хотя, может  быть,  просто  не  придал  этому  факту
значения.
   Мы еще немного посидели, чай остыл, разговор я поддерживала вяло, и Мария
Николаевна с легким вздохом меня покинула. А я стала готовить обед и  ломать
голову.
   Обедать пришлось поздно, потому что Миша вернулся уже  вечером.  Выглядел
он усталым и даже недовольным, я поостереглась лезть с  расспросами,  только
спросила:
   - Есть что-нибудь новое?
   Он покачал головой и сел  за  стол,  ел  без  аппетита  и  моих  стараний
скрасить его холостяцкую жизнь, кажется, вовсе не заметил.
   Около девяти ему позвонили, разговаривал он минут пять, потом заглянул  в
комнату, где я сидела  в  кресле,  стараясь  сосредоточиться  на  страданиях
госпожи Бовари, и  сообщил,  что  должен  срочно  уехать,  сказать  куда  не
пожелал, но просил его не ждать и  располагаться  на  диване.  Расследование
стало казаться мне делом нудным и даже утомительным, и в ум не  шло,  какого
черта  я  делаю  в  чужой  квартире,  но   сейчас   чужая,   пожалуй,   была
предпочтительнее своей, и я стала устраиваться на ночь.
   Миша вернулся около двенадцати, тихо прошел в ванную,  затем  появился  в
комнате и,  не  включая  свет,  устроился  на  раскладушке,  заботливо  мною
подготовленной. Лежал, закинув руки  за  голову,  и  смотрел  в  потолок.  Я
приподнялась и позвала:
   - Миша...
   - Не спишь? - откликнулся он.
   - Что-нибудь случилось?
   - Нет, ничего. - Он вздохнул, а я прониклась к нему сочувствием. Подумала
с ужасом, что труп Сережи убийцы где-то спрятали, и парень  до  сих  пор  не
похоронен по-человечески, каково его матери, да и Мише тоже.
   - Ты думаешь о брате? - спросила я.
   - Да, - ответил он нехотя. - Думаю. Как такое могло случиться? Мать места
себе не находит...
   - Ты ей сказал?
   - Нет. Не могу... Может быть, позднее... пусть свыкнется с мыслью, что...
- Он судорожно вздохнул, а я села в постели, не зная,  что  сказать.  Нужные
слова не приходили на ум.
   - Ты не должен себя винить, - осторожно заметила я, думая при  этом,  что
иногда все-таки лучше помолчать и оставить человека в покое. Я опустилась на
подушку и неожиданно для себя спросила: - Вы давно виделись?
   - Давно. Проклятая работа...
   Я замерла с открытым ртом, силясь понять, зачем он  лжет.  Или  болтливая
соседка все напутала и Сережа не ночевал здесь накануне своей гибели?
   - А от кого ты узнал, что он ездил в Нижний, от мамы?
   - Да, он звонил ей. Сказал, что уезжает, вернется в среду.  В  среду  как
раз годовщина смерти отца, мы собрались на  кладбище.  Сережка  не  приехал,
мама беспокоилась, и я стал его искать. - Голос звучал совершенно  искренне,
и все-таки Миша лгал.
   Такие, как Мария Николаевна, приметливые и страдающие от безделья, ничего
не путают. Однако повода лгать мне я не находила  и  поэтому  забеспокоилась
еще больше. Возможно, он мне не доверяет, считая, что я  как-то  замешана  в
убийстве брата? А зачем тогда  притащил  к  себе?  Привез,  оставил,  а  сам
носится  неизвестно  где,  проводит  свое  следствие   и   мне   ничего   не
рассказывает.
   Подобное недоверие показалось мне обидным. Помолчав немного,  я  пожелала
Мише спокойной ночи, но уснуть еще долго не  могла.  Он,  как  видно,  тоже,
потому что где-то через час поднялся и ушел в кухню. Курил, гремел  посудой,
потом вернулся, сел на раскладушку и  стал  смотреть  в  пол.  Я  решила  не
прикидываться спящей и опять позвала его:
   - Миша, я не знаю, чем могу помочь тебе, но... в общем, помочь я бы очень
хотела... И, пожалуйста, верь мне...
   - Почему ты это сказала? - удивился он.
   - Что?
   - Верь мне... Ты считаешь, что я тебе не доверяю?
   - Ты мне ничего не рассказываешь...
   - Нечего рассказывать, Танечка, - вздохнул он, поднялся и подошел ко мне.
- Потому и молчу. - Он сел на диван.
   - Ты ведь не думаешь, что я что-то  скрываю?  -  спросила  я,  голос  мой
звучал жалобно.
   - Нет, конечно. С чего ты взяла?
   "С того, что ты врешь", - хотелось ответить мне, но  делать  этого  я  не
стала, вздохнула и попыталась разглядеть его лицо в темноте. Он наклонился и
поцеловал меня, поцелуи становились все настойчивее, но я не спешила к  нему
в объятия: не в моих правилах иметь дело с мужчиной, который меня обманывает
бог знает с какой целью. Я осторожно отстранилась и напомнила о насущном:
   - Какие у нас планы на завтра?
   - Разузнать о делах этой фирмы, может, удастся выйти на человека, который
не хотел, чтобы ты его увидела, ну, и Самохин, конечно...
   - Возьмешь меня с собой? - попросила я.
   - Тебе будет скучно... - заверил он.
   "А здесь мне очень весело",  -  едва  не  съязвила  я,  но  вместо  этого
сказала:
   - Я не хочу быть в тягость...
   - Что ты... - Он вроде бы даже огорчился. -  Ты  не  можешь  быть  мне  в
тягость. Я... в общем, я очень рад, что  мы  встретились,  жаль,  по  такому
невеселому поводу.
   - У тебя кто-нибудь есть? - рискнула спросить я.
   - Женщина? Расстались несколько месяцев назад.
   - Почему?
   - Почему люди расстаются? Она не могла жить так, как живу  я,  а  я...  Я
даже не сделал попытки понять это...
   - И выставил ее отсюда, - брякнула я.
   - Выставил, - помолчав, кивнул Миша, а мне пришлось пояснить:
   - Як твоей соседке за солью ходила, - и добавила: - Извини...
   Миша поднялся, подошел к окну.
   - У нас с братом были очень сложные отношения,  -  тихо  начал  он.  -  С
самого детства. Какое-то дурацкое соперничество, то есть не соперничество...
Ему как будто нравилось делать все мне назло. Если я считал,  что  поступать
так подло, - значит, Серега именно так и  поступал.  Всегда  правый  старший
брат, который действует на нервы. Я хорошо  учился,  он  плохо,  я  серьезно
относился к жизни, он шел по ней играючи, я  пошел  в  милицию,  а  он...  И
все-таки мы были очень близки, наверное, это трудно понять, но... он и  я  -
точно две стороны одной медали. Любой самый пустяковый разговор заканчивался
у нас ссорой, но обходиться друг без друга мы не могли.  А  потом  появилась
Юля. На дне рождения у Сереги... Гостей полон дом, и на нее он совершенно не
обращал внимания. Я даже подумать не мог... и только  от  нее  узнал  где-то
через месяц, что они были близки. Я думаю, он был уверен, что я  сделал  это
нарочно, и... в ту ночь, когда я выставил ее за дверь, я застал их  здесь...
Все и так было очень сложно: ей не нравилась моя работа, мой образ жизни,  а
мне это казалось глупыми бабьими капризами. Когда она пыталась поговорить со
мной, я просто уходил... Думаю, она это сделала  нарочно...  Мы  расстались,
Серега, разумеется, ее бросил, и это было хуже всего, потому что стало ясно,
зачем ему понадобилось все это... Извини, что я рассказываю.
   Миша повернулся ко мне, а я тихо попросила:
   - Рассказывай...
   - Отношения между нами окончательно испортились, и вдруг... Он приехал во
вторник. Сначала мы, как всегда, разругались. Из-за мамы. Он обещал привезти
ее с дачи, забыл, я взялся его поучать, ну и дело  кончилось  скандалом.  Он
уехал, потом вернулся. Это было на него не похоже, обычно он после такого не
появлялся неделями, а тут... приехал пьяный, вел себя странно, мне  кажется,
он хотел со мной поговорить, потому и вернулся. Поговорить о чем-то  важном.
Его что-то мучило, беспокоило... Нервный был, шуганый какой-то... А  я  стал
воспитывать: пьяный за рулем, и все  такое...  дурак,  одним  словом.  Потом
заявил, что утром мне рано вставать на работу, и лег спать... Часа в  четыре
он уехал, даже не простившись. - Миша провел пальцем по стеклу  и  сказал  с
усмешкой: - Я мог спасти брату жизнь...
   К этому моменту я уже рыдала, размазывая по щекам слезы, Миша  подошел  и
сказал виновато:
   - Я не хотел все это рассказывать... Не знаю, как вышло...
   - Ты правильно сделал, что рассказал. Боль  нельзя  бесконечно  носить  в
себе. От этого можно свихнуться.
   Он вздохнул и обнял меня, а я потянулась ему  навстречу,  после  чего  мы
легли рядом обнявшись и стали смотреть в потолок, время от времени осторожно
вздыхая то вместе, то по очереди.
   Полежав так с полчаса, я  решила,  что  самое  мудрое  сейчас  -  уснуть,
сказала:
   - Спокойной ночи. - И закрыла глаза.
   - Спокойной ночи, - ответил  Миша,  на  мгновение  оторвавшись  от  своих
мыслей, и потеснее прижался ко мне. Меня это немного раздражало, потому  что
спать я привыкла на своей широкой кровати в одиночестве, а если в ней кто-то
появлялся, то уж вовсе не для того, чтоб пожелать мне счастливых снов.  Хотя
Миша, безусловно, человек положительный  и,  возможно,  считает  неприличным
использовать ситуацию. "Ну его к черту", - совершенно неожиданно брякнула я,
правда, мысленно, и в самом деле вскоре уснула.
   Утро было солнечное, а постель  пуста,  то  есть  я-то  в  ней,  конечно,
присутствовала,  но  в  одиночестве.  Вместо  Миши  рядом  лежала   записка:
"Танечка, заеду около трех. Целую". Я повертела записку  в  руках  и  так  и
эдак, громко сказала: "Целую", скривилась и потопала в ванную.
   - Сидеть здесь все равно что в  камере-одиночке,  -  жаловалась  я  самой
себе, стоя под душем. - Взять меня с собой он не хочет, а я  не  хочу  здесь
томиться. У меня тоже есть дела.  Например,  надо  съездить  домой,  собрать
необходимые вещи, уж если я живу в  людях,  так  хоть  устроиться  должна  с
максимальными удобствами.
   Я выпила кофе и через полчаса покинула Мишину квартиру. Остановила такси,
устроилась на заднем сиденье и попробовала отгадать, что меня с самого  утра
так раздражает: город, несмотря на солнце, выглядел унылым, водитель казался
на редкость неприветливым, а жизнь в целом не сулила ничего хорошего.
   Мы въехали во двор, я расплатилась, пожадничав на чаевые, вышла и  только
тогда заметила "БМВ". Машина стояла чуть впереди, у самого подъезда, а рядом
с ней два парня в  шортах,  сандалиях  на  босу  ногу  и  рубахах  навыпуск,
похожие, как братья-близнецы, правда, один был высокий, с хорошей фигурой, а
другой - здоровущий коротышка, хотя коротышкой он все-таки  не  был,  просто
так казалось из-за его необыкновенной ширины. Так вот, несмотря на  различия
в высоте и ширине, выглядели парни совершенно одинаково, это  смущало  своей
не правильностью и сбивало с толку.
   Тут я заметила еще кое-что: парни не просто  стояли,  а  разговаривали  с
нашим дворником, он как раз повернулся, увидел меня и ткнул  в  мою  сторону
пальцем. Парни  глянули  в  указанном  направлении  и  ходко  двинулись  мне
навстречу. Среди моих друзей таких типов не водилось,  а  приобретать  новых
знакомых мне сегодня  не  хотелось,  поэтому,  развернувшись  на  пятках,  я
попыталась покинуть двор и почти преуспела  в  этом,  но,  выйдя  на  улицу,
услышала за спиной слоновий топот в  опасной  от  себя  близости,  охнула  и
вознамерилась кричать  "караул".  Улица,  как  назло,  выглядела  совершенно
пустынной, и слушать меня было некому.
   Я затравленно обернулась и увидела прямо  перед  своим  носом  красную  с
желтым рубашку, высокий парень ухватил меня за локоть и прохрипел:
   - Только вякни, без зубов останешься.
   Я не решилась на подобный  риск,  выпучила  глаза  и  замерла,  глядя  на
суровое лицо обладателя  красно-желтой  рубашки,  в  этот  момент  подъехала
машина, тот самый "БМВ", что стоял у подъезда,  задняя  дверь  открылась,  и
высокий очень невежливо впихнул меня в кабину, сел  сам,  и  мы  выехали  на
проспект.
   Я зябко поежилась, попробовала отодвинуться от парня, но он  положил  мне
руку на плечи, хмыкнул:
   - Не дергайся, - и одарил таким взглядом, что мне  разом  расхотелось  не
только дергаться, но и  просто  шевелиться.  Открыть  рот  я  тем  более  не
рискнула, поскольку только что поднимался вопрос о моих  зубах,  смотрела  с
тоской за окно и силилась  отгадать,  что  это  за  типы.  Мальчик  раздумал
охотиться и решил поговорить со мной без затей? Остатки мужества разом  меня
покинули, жизнь не только не внушала оптимизма,  она  откровенно  пугала.  А
может, это мои незадачливые убийцы? Чего ж  это  мне  у  Миши  не  сиделось,
приготовила бы ему обед,  выслушала  еще  какую-нибудь  грустную  историю  и
всплакнула. И никаких хлопот с безопасностью.
   Я смотрела на свои колени и готовилась зареветь, хоть и не видела в  этом
никакого  толка,  уж  если  моя  красота  не   произвела   впечатления,   то
рассчитывать на слезы было бы довольно глупо. Хотя наперед никогда не знаешь
и любой возможностью в такой ситуации пренебрегать не стоит.
   Косясь на парня, я достала из сумки платок и аккуратно заплакала. Занятие
это немного отвлекло меня, и поэтому, взглянув через некоторое время в окно,
я замерла в недоумении. И было отчего: машина затормозила возле одноэтажного
строения из красного кирпича, над которым крупными буквами значилось "Баня".
Я хлопнула глазами раз, другой и покосилась на парня.
   - Вылазь, - заявил он.
   Мы вышли, парни, приткнув  меня  посередине,  бодро  зашагали  к  боковой
двери, игнорируя центральный вход. Дверь была заперта, коротышка позвонил, а
потом грохнул по двери здоровущим кулаком, гул прошел  по  всему  зданию,  и
раздались шаги.
   - Кто? - хрипло спросил мужской голос.
   Коротышка бодро гаркнул:
   - Свои! - И дверь распахнулась.
   На пороге стоял тип в спортивном костюме с такой жуткой физиономией,  что
я инстинктивно попятилась, коротышка сгреб  меня  за  шиворот  и  толкнул  в
коридор.
   - Вот... - сообщил он незатейливо.
   - Привезли? - вроде бы обрадовался парень в  спортивном  костюме  и  стал
смотреть на меня с большим вниманием, точно хотел узреть  нечто  в  тайниках
моей души, но только видел ли  что,