я...
 - Что ж, вы сами все знаете,  вам  и решать, - Карташов подвинул к себе
стакан  с  водкой. -  Так за  что, братцы,  выпьем - за  восстание рабов или
мирное сосуществование с поработителями? Пью, за униженных ветеранов горячих
точек и просто потерпевших от жизни...
 -  Я готов, хоть  сейчас!  -  воскликнул  большой  бицепс.  -  Вздрючим
подонков!
 - Я хочу рвать их зубами и стрелять, стрелять, - Гарик  схватил костыль
и с силой бросил его в дверь. - Только, где взять стволы?
 - И транспорт?
 -  А главное,  нам  надо скоординировать время. Допустим,  связаться  с
другими я могу сам, - сказал Татаринов. - Есть надежный человек...
 Карташов понял, кого он имеет в виду.
 - Но что толку от того же Горелова? Что он может сделать без рук и ног?
- спросил Карташов.
 - Да он резцами  будет рвать  горло.  У него на  культях  врачи сделали
титановые  клешни, и он свободно может держать гранатомет.  Он согласится. И
любой из нас согласится быть живой торпедой. Клянусь комбатом,  -  выкрикнул
Бицепс,  - я надену на себя  торбу с  тротилом и вам только и останется меня
подтолкнуть, куда надо, - он заплакал.
 -  Не скули, Геныч! Мы еще поживем на зло этой гнилой шушвали. Так что,
Карташ, назначай стрелку, соберемся в темпе и решим.
 - А что  потом? - тихо спросил Сергей.  - Он сам не все еще знал, какой
может получиться финал.
 -  Кто  выживет,  наверное,  так и  будет побираться, а  если  повезет,
определимся  в дом инвалидов. Есть  хорошие  дома, где действительно тепло и
уютно,  молоденькие нянечки...Вот наведем шороху на  всю Россию, подключатся
газеты, телевидение,  дойдет до президента...А  как же!  Надо  ковать  общую
блоху. Верно говорю, Карташ?
 - Да, черт возьми, все так! Но мы сейчас в некотором подпитии, а потому
такие умные и храбрые. А завтра, что скажем?
 - Ерунда! - вспыхнул Гарик.  - Я и завтра и во  сне,  и в бреду буду за
это. Я же им не могу простить! Железно...
 - И я не передумаю, - поддержал товарища Геныч.
 - Да это же смешно, Серый, какое к лешему подпитие?! О чем ты говоришь?
- возмутился Татаринов. - Да нас водяра не берет. Живем на одних нервах...
 - Идет, - Карташов сменил тон  на более  мирный.  - Так и запишем: если
при  следующей  встрече  вы подтвердите  сегодняшний  меморандум,  значит  -
восстание. Согласны?
 - Согласны! - прогудел хор обрубленных мальчиков.
 - А что вы скажете своим надзирателям насчет сломанных замков?
 - Мы их придушим первыми, - вырвалось у Гарика.
 - Самыми первыми, - завизировал Бицепс.
 - Мы скажем своим  сволочам, что к нам ломились  какие-то бомжи и мы их
отвадили...Верно, ребята?
 - Так  тому и  быть...Давайте  на посошок выпьем,  - предложил Татарин,
однако  водка кончились и расходились на  сухую. Договорились  встретиться с
Татарином на его точке.
 Карташов уезжал с  неплохим настроением.  Было ощущение, что он  увидел
долгожданный свет  в конце нескончаемо длинного туннеля. Крохотную  точечку,
не более  острия иглы, а так  будоражащую весь его кроветок. "Похлещи любого
батута,  черт возьми!" - подумал он и впервые за многие месяцы на душе стало
что-то по-хорошему разогреваться.
 Когда он  вернулся  в Ангелово,  и  кружным путем попал  на  территорию
Брода, первый, кто его встретил, был Николай.
 - Где ты, Мцыри,  болтаешься  в такую позднь?  - спросил он, кашлянув в
кулак. Так он делает всегда, когда злится или волнуется.
 - А разве мы на казарменном положении?
 -   Тебя  не   было  на  месте  более  двух  часов,  поэтому  попытайся
вразумительно объяснить...
 - Я здесь был, на территории. Люблю помечтать под звездным небом.
 -  Только  ты  мне этой  херней не  забивай  голову, -  уже  с каменным
спокойствием проговорил охранник.  - На  небе сплошные тучи, покажи мне хоть
одну звезду.
 -  О  звездном   небе   я   говорил,  разумеется,   фигурально,   ты  ж
понимаешь...Дай лучше сигаретку, мои кончились.
 Закурили. Николай более миролюбиво:
 - Ты  выпивши  и  это тебя спасает,  но  в следующий раз  предупреждай,
понял? А об этом инциденте я доложу Броду.
 -  И напрасно,  после  недавних  его  вывертов со  стрельбой  по  живым
мишеням, не стоит в нем будить зверя.
 - А мы ведь действительно, не знаем, какими судьбами тебя занесло сюда.
То,  что в тот момент ты  оказался  на Рижском вокзале,  относится к разряду
маловероятных событий. Верно?
 - Один случай на миллион. И скажи спасибо такой случайности, ибо только
благодаря  ей Броду не прострелили башку,  и  в результате он остался жив, а
значит, и ты при нем. Так что бей мне низкий поклон, а не трахай мозги,  они
у меня и без тебя затраханные. Пить надо меньше ...
 - Я вообще не пью, - повысил голос Николай.
 - Речь в данном  случае идет не о тебе, но я уверен, что  не  без твоих
фантазий в голову Брода закралась такая светлая мысль насчет меня...
 - И все же, где ты сегодня был?
 - Хорошо, черт возьми, скажу - ездил на Казанский вокзал, пытался снять
какую-нибудь шлюху. Доволен?
 Карташов  развернулся и  пошел к  себе  наверх.  В  комнате  совершенно
трезвым голосом его встретил Одинец.
 - Один раз тебя Брод  замочит,  - сказал он и зажег настольную лампу. -
Но я догадываюсь, где ты был.
 - То, что сегодня  выкинул  Брод  с пистолетом, очень напоминает  белую
горячку.
 -  Это  далеко  не белая горячка,  а  заурядная  ревность.  Вы с Галкой
слишком долго мотались по магазинам.  И я не удивлюсь,  если узнаю, что там,
где вы с ней любезничали, есть несколько акустических закладок. Теоретически
Веня мог вас прослушивать.
 -  А здесь? - Карташов  отвлекающе очертил  рукой  пространство.- Здесь
тоже есть закладки?
 - Тут все чисто. Можешь мне поверить на слово.
 Сергей пристально взглянул на Одинца.
 - Извини, Саня,  тебе случайно не сорока на хвосте принесла, что  мы  с
Галиной куда-то заезжали?
 - И полтора часа обедали в  "Праге"...вместе с  Бандо...Хочешь, чтобы я
назвал ваш график с точностью до минуты?
 - Ты что же, по заданию Брода, следил за нами? - Карташов вспомнил, как
Брод просил  его самого "понаблюдать" за  Одинцом, когда они ездили с ним на
Учинское водохранилище.
 - Я  за  вами не следил, а сопровождал, а  это разные вещи,  -  взбивая
подушку, сказал Одинец. - Ну, разумеется, не по собственной инициативе.
 - И ты уже отчитался о своих наблюдениях?
 - В самых общих чертах...и с учетом  наших дружеских с тобой отношений.
Будь спок, в  моем хронометраже не указано, что вы  заходили к ней домой...и
после ресторана тоже...
 - Значит,  прессинг  по  всему  полю?  А  когда  я  хожу в туалет, тоже
работает наружка?
 Одинец  подошел к барчику и налил  себе водки. Отпил пару глотков и  не
поморщился.
 -  Успокойся,  Мцыри...  То  что  ты  был   у  Татарина,  я  узнал   по
тошнотворному запаху, который исходит  от тебя. Так  пахнет только в мужских
хатах, где много пьют, курят и очень редко моются.
 - Что ж, если так, то послушай, что там было...
 После рассказа, Одинец прокомментировал:
 - Ты, Мцыри, сделаешь  великое дело,  если за этих  ребят  заступишься.
Свернешь  башку  Алиеву  и  его  обнаглевшим шестеркам...Если  хочешь, можем
вместе устроить  им  небольшое Бородинское  сражение. Мне -  во, как надоело
сидеть без настоящего дела, -  Одинец протянул ребром  ладони  по  горлу.  И
допил водку.
 - Но для этого нам потребуется хотя бы три свободных дня.
 - Два дня мы как-нибудь выкроим. У  Татарина есть мобильник или хотя бы
пейджер?
 - Нет, конечно! Их, как в тюряге,  перед сном обыскивают. Причем делают
это постоянно.  Но ты абсолютно прав, мобильник им нужен, в  крайнем случае,
пейджер, его проще спрятать...
 За дверью послышались шаги. Одинец выключил свет.
 - Все, - сказал он, -  я откидываю  копыта. Завтра похороны Таллера, на
поминках и договорим...
 Карташову долго  не спалось. Он перебирал  в памяти  события прошедшего
дня  и  постоянно  возвращался  к  "батуту",  и  с  этим  сладким  ощущением
погрузился в зеленый сон - мягкий, крепкий, каким он когда-то спал  в утробе
матери...


 Бой в Рождествено


 Однако на похороны  Таллера на Ваганьковском кладбище Брод поехал один.
Оставив  машину на улице Сергея Макеева, вплотную подходящую  к кладбищу, он
направился  к  памятнику  Высоцкому. Как  всегда,  возле и за оградой лежали
цветы,  у некоторых  были отрезаны головки,  как страховка  от кладбищенских
воров. Он смотрел на  скованного  гитарой и чем-то еще неуловимым, возможно,
простыней, на которой умер бард, или аллегорической смирительной рубашкой, и
думал  невеселые думы. Подошедшая  к  памятнику  молодая  пара,  положила за
ограду букет красных гвоздик, после чего зажгла плошку, постояла и удалилась
в сторону трамвайных путей.
 Брод приехал  раньше,  еще  шло отпевание  в  часовне, а когда  вынесли
оттуда гроб с Таллером, он не сразу присоединился к процессии. Он вернулся к
машине  и  вытащил  из багажника небольшой  венок, в  который были  вплетены
тридцать две розы и сорок белых гвоздик.
 Странное дело, в веренице сопровождающих Таллера  людей он не увидел ни
одного знакомого лица. Правда, когда впереди идущие женщины свернули налево,
в узкую аллею, в одной из них он  узнал жену Таллера. Рядом  с ней, в черном
платке, надвинутом на лоб, шла дочь...Уныние  исходило от каждого сантиметра
кладбищенского пространства.
 Замыкал процессию пожилой  мужчина,  сильно опадающий  на одну ногу, он
был в темном с серым каракулевым  воротником пальто и в  довольно поношенной
ондатровой  шапке.  Когда-то, еще  в начале их деятельности,  этого человека
Брод  встречал  на днях  рождения Таллера  - это  был  его отец, давно-давно
сменивший семью...
 Внезапно  перед  глазами  Брода промелькнуло невыразительное  лицо  еще
довольно молодого, с бегающими глазками  субъекта. Внимание привлекали руки,
по  локоть  засунутые  в  карманы  длиннополого  пальто,  под которым  могло
притаиться все, что угодно. Черная вязаная шапочка  натянута по самые брови,
человек шел по параллельной аллее, в другой процессии.
 Брод,  немного  отстав,  сошел  с  дорожки,  и,  обходя  индивидуальные
владения мертвецов,  подался к  забору и вдоль него направился на выход.  Он
пожалел, что не взял с собой никого из охраны...
 К своей машине он подошел не сразу, первой мыслью было - оставить ее на
месте, а самому добираться до дому на такси. Отчужденная атмосфера кладбища,
серое  без  надежды  небо,  напомнили ему о  вечности, в которой  нет  места
страхам.  Он подошел  к  "ауди", но  открывать центральный замок не спешил -
встав  на  колено,  нагнулся  и заглянул  под днище и, не найдя  там  ничего
подозрительного, нажал на пультик. На мгновение закрыл глаза, ждал взрыва...
 Он  не  стал разогревать движок, а сразу же вырулил из ряда машин и, не
разворачиваясь,  рванул в  сторону Большой  Декабрьской  улицы, чтобы оттуда
выбраться на улицу Красная Пресня.
 Однако на  повороте ему показалось, что за ним увязался джип, с гроздью
фар  над лобовым  стеклом. Потом  он потерял  его из  виду и,  уже будучи  в
центре,  ему  опять  показалось,  что  этот  джип  несется  в  общем  потоке
автотранспорта, движущегося параллельно.
 Из машины он позвонил Галине  и попросил ее приготовить чай с малиной и
гренками. Он чувствовал озноб, хотелось внутреннего прогрева.
 Через  сорок  минут  он уже  поднимался  на лифте  в квартиру  к  своей
гражданской жене. Однако ни радость,  ни окрыленность от встречи были  в тот
день его спутниками. Наоборот, чувство обреченности не покидало его, хотя он
и не смог бы назвать сторону света, откуда исходила опасность...
 В прихожей пахло  ванилью - Галина что-то пекла. В ванне, куда он зашел
помыть руки,  стояли  ароматические  шампунные запахи.  Они  ему  показались
неуместными и на мгновение у него перехватило дыхание.
 Чай  был  горячий  и крепкий.  В комнатах  тихо, тепло -  комфортно.  И
постепенно  нервы у  Брода  стали  оттаивать  и  он,  покурив,  почувствовал
приятную примятость кресла и полную безопасность.
 Они  пили  чай,  хрумкали гренки,  печенье с корицей  и  вели  обычный,
застольный  разговор. Он рассказал ей о посещении кладбища, однако ни словом
не обмолвился о похоронах Таллера. Он подумал, что надо будет позвонить  его
жене и как-то объяснить свое отсутствие на церемонии похорон.  Но пока не до
этого, его занимали гораздо более серьезные проблемы.
 -  Если вдруг...Да мало  ли что  в  жизни  случается, - Брод интонацией
голоса пытался  придать  словам  особую  значимость, - живем в  такое время,
когда  ни в  чем  нет уверенности...У меня  в шкафу, в кейсе, лежат для тебя
деньги и кое-какая бижутерия. Золотая,  естественно...На  первые  десять лет
жизни тебе хватит не только на хлеб с маслом, но и на бензин для машины.
 -  Ты  что,  помирать  собрался?  -  Галина  запахнула  халатик и  мило
улыбнулась. Впрочем, это ей не трудно... - А что ты своей жене оставишь?
 - Не  ей, а своим детям  - всю недвижимость...А  ты с  такими  деньгами
можешь выйти замуж...хотя бы за того же Мцыри...
 Женщина попыталась что-то возразить, но Брод махнул рукой.
 - Перестань, я же не слепой! Он мне тоже нравится, хотя связывать с ним
жизнь рискованно - слишком критично парень относится к жизни.
 -  Что еще скажешь? - Галина была явно смущена и не знала, как выйти из
щекотливого положения.
 - Куда уж дальше? Ты должна решить: или  остаешься со мной, или уходишь
с ним.  Пока  я живой, вертеть  тебе  задницей  на два фронта я  не позволю.
Решай...
 Она   что-то   возразила.   Он   промолчал.   Затем   начался  довольно
беспредметный разговор  и,  возможно, так бы оно и продолжалось  еще  долго,
если бы не раздался дверной звонок. Брод взглянул на сожительницу, а та лишь
пожала плечами - мол, ко мне приходить некому.
 Брод поднялся и пошел к двери. Разные мысли роились у него в голове. Он
взглянул  в глазок,  но кроме сегмента лестничных перил и  дверей  напротив,
ничего не увидел.  И тем не менее, по привычке, он сместился от центра двери
к косяку, убрав свои телеса из дверного прямоугольника.
 Из комнаты показалась Галина.  Остановилась на пороге прихожей и, глядя
на дверь, спросила:  "Кто там?" Ох, какой  несвоевременный  вопрос! Впрочем,
все бессильны перед роковыми стечениями обстоятельств.
 Она,  видимо, хотела еще  что-то  изречь,  но в  этот момент внутренняя
сторона  двери мелко запузырилась, на  глазах  стала превращаться  в решето.
Брод  сделал  рукой  отметающее движение,  давая Галине  сигнал,  чтобы  она
убралась  с  линии  огня.  Но  было  поздно:  женщина  растерялась,  замерла
напуганным ребенком  и в настороженной позе, еще не  понимая, что пришла  ее
смерть, силилась улыбнуться.
 Вторая очередь еще раз прошила дверь,  разметывая по прихожей отщепки и
еще  раз  достав  податливое  женское   тело.  На  синем  халатике,   словно
раздавленная  журавина,  выпятилось  кровавое пятно.  Неведомая  сила  адски
встряхнула ее и бросила на недавно до блеска надраенный паркет.
 В прихожей всплыли запахи пороха  и теплой крови. Брод кинулся к Галине
и сдуру,  в  слепой  нервотрепке,  начал ее  трясти  за  плечи,  будить,  не
соображая, что она уже в запредельном мире. Не докричишься, как не  ори, как
не ломай в безумном скрежете зубы...
 Он отчетливо услышал нарастание оборотов автомобильного движка. Опустив
голову  Галины  на  пол,  Брод  рванулся  к  окну.  Большой  темный  джип  с
зачехленной сзади запаской,  и гроздью на крыше фар,  уходил от  дома. Одной
рукой Брод рванул на себя раму, другой - из кобуры  "глок"...Уже прицелился,
беря  на  опережение,  как вдруг ехавший навстречу джипу автофургон заслонил
цель и  он  понял - те, кто  убили  Галину, стали для  него недосягаемыми. В
отчаянии он  изо всей силы  саданул рукояткой пистолета по подоконнику, что,
впрочем, не облегчило его душу...
 В холодильнике он  нашел непочатую бутылку коньяка и, сорвав с горлышка
пробку-жестянку, жадно приложился к  бутылке. Затем он  надел пальто, сорвал
со стены большой календарь-плакат и  вышел на лестничную площадку. Вся дверь
была  в  пороховой  гари,  он  понял  -  стрельба  велась в  упор...  Закрыв
календарем  изрешеченную  пулями  дверь,  собрав  валявшиеся  на площадке  и
ступенях лестницы стреляные гильзы,  бегом устремился вниз. Когда подбежал к
своей машине, его словно ударило током - не подходить, опасно...
 В Ангелово добирался  на  такси. Но когда он  въезжал в  Рождествено, в
районе пекарни заметил тот же джип, припарковавшийся у коммерческого киоска.
Брод  попросил таксиста свернуть в ближайший проулок  и через пять минут был
возле своего дома.
 Первым его  увидел Николай. На Броде не было лица  -  маска мертвеца  с
безжизненным, блуждающим взглядом.
 - Галина...Хотели меня, достали ее,  - Брод  тяжело стал подниматься на
крыльцо.
 Николай молча шел сзади. Он не знал как реагировать, он чувствовал свою
вину, потому что не настоял, чтобы Брода сопровождала охрана.
 В холле Одинец с  Карташовым  на  диване  играли в нарды.  Брод  упал в
кресло. Он ощущал, как все кругом дичает и теряет смысл, и он больше никогда
не услышит здесь дробь ее каблучков. Он молча плакал...
 - Мцыри, - обратился Брод к Карташову, - лучше бы ты меня на вокзале не
спасал...
 Карташов поднял от доски голову.
 - Что, Веня, стряслось? - спросил он.
 Подошел Николай. Вместо Брода ответил:
 - Застрелили Галину... Принесите кто-нибудь водки...
 Одинец сбегал наверх и вернулся с двумя бутылками. Налил полные фужеры.
 - Этого не может быть... - еле ворочая языком, вымолвил Карташов.
 Его начал бить озноб,  все вокруг стало нехорошо вращаться. Еще немного
и он потерял бы сознание,  если бы не глубокая затяжка  сигаретой, а затем -
фужер  водки. Он  пересел в кресло и подавленно ждал, что еще скажет Брод. А
тот молчал. И в этом молчании был весь ужас утраты.
 - Надо сейчас...сегодня выяснить - кто? И сразу же мочить без возврата,
- сказал стоявший позади Брода Николай.
 Карташов поднялся и вышел во двор. И не стал бороться с охватившими его
чувствами:  слезы  непроизвольно текли по  его обветренным  щекам,  унося  в
светлых каплях крохотную, но бесценную толику его жизни.
 Брод, оправившись от первого удара, увидев Карташова, сказал:
 - Сегодня с Саней привезите ее сюда. Похороним по-человечески, на нашем
кладбище. А тех носков, которые ее убили, зажарим в печке, живьем...
 - Но с Галиной могут возникнуть проблемы, - заметил Николай. - Ее могут
хватиться  ее  родственники, в конце концов, есть же  у нее какие-то друзья,
знакомые...
 - Но  и полицию мы не можем привлекать, - ответил Брод. - Ты же не хуже
меня знаешь, что после смерти Таллера следователь нас с тобой допрашивал...Я
не  думаю,  что еще один труп, нафаршированный свинцом, не заставит  их  как
следует это дело раскрутить...
 - Так-то оно так, - засомневался охранник.
 - Перестань, Никола! -  воскликнул  Брод. - Галина не  москвичка, всего
полгода как приехала из Калининграда. Детей у нее нет, родители живут где-то
в Беларуси, бывший муж - алкаш, ему не до нее...
 - В жизни всякое бывает... - поддержал  Николая Одинец. - Свидетельство
о смерти все равно нужно...
 - А то я этого не знаю! - вспылил Брод. - У Блузмана свой  эксперт, все
будет оформлено,  как надо. Конечно, ее  можно было  бы  объявить без  вести
пропавшей, но для  меня  этот вариант не  подходит. Поэтому  все должно быть
оформлено по всем правилам, -  Брод сжал кулаки, лицо исказилось  и он вышел
из холла.
 - Я его  прекрасно понимаю, - сказал Николай,  - когда я получил первый
срок...А я только-только женился, тоже от души страдал.
 Брод вернулся и все увидели, что он вполне владеет собой. Налил в бокал
водки и без пауз выпил. Посидел, подымил сигаретой.
 -  Эта  банда рядом, -  сказал Брод,  -  когда я возвращался из центра,
видел их джип... в Рождествено.
 - Так какого же хрена, ты молчишь, Веня?! - взревел медведем Николай. -
Эти слепни никуда  не улетят, пока не напьются нашей крови... Или пока мы их
не прихлопнем самих.
 - Может, скажешь - как?
 - Сегодня...нет, прямо сейчас надо провести разведку. Я с Одинцом пое