не, этот вопрос застал его врасплох. Запоздало он пожал плечами и
Карташов понял: все, что бы он не сказал, будет далеко от правды.
 - Не хотелось в ту летнюю ночь кукарекать за решеткой.
 - Но мы же явно от ментов отрывались.
 - Да перестань  ты  скоблить мне по совести. У меня  совести давно  уже
нет.
 - Врешь, Саня, не в совести дело...
 - Отрывались не отрывались...Да, мы явно отрывались, а я явно промазал.
Есть еще вопросы? А если  бы не видел, что  отрываемся, будь спок, вмазал бы
по  фарам и  глазом  не  моргнул...  Сейчас -  налево и  дуй  до  четвертого
квартала, а там посмотрим...
 Одинец был раздражен. Зырнув на Карташова, сказал:
 - А почему ты не льешь  слезы  по тому факту,  когда  мы, выручая тебя,
палили из автомата по живым ментам?
 Карташов выбросил через форточку окурок, сплюнул...
 - Я вас об этом не просил...Каждый должен идти своей дорогой.
 Они  прибыли к шапочному разбору. Возле гостиницы "Царская невеста" уже
стояли милицейские  машины,  две  "скорые",  однако  ни Блузмана,  ни  машин
третьей московской станции  неотложной помощи здесь  не было. И много зевак.
Они  наблюдали  за  тем,  как  санитары  выносили  из  ресторана  участников
перестрелки.
 -  Не везет Таллеру, -  отстраненно сказал Одинец. - Фирма в долгах, и,
наверное, скоро и мы с тобой вместе с Татарином пойдем побираться. - Он взял
трубку  и набрал номер. По  всей  видимости, звонил Броду. После отрывочного
разговора обрадовал:
 -  Сегодня,  Мцыри, мы  можем быть  свободны. Приедем домой, сыграем  в
нарды...на   лобио  и  бутылочку   "Армянского  коньяка".  Все  это  есть  в
"Арагви"...
 - Я  не против,  только сделаем  мы  это после того, как  отвезу  Броду
продукты. Сейчас  заедем в  рыбный  магазин  и  посмотрим  кильку  в  винном
маринаде...


 Темная страсть



 Перед самым утром  Таллеру  приснился  сон:  во  что бы то ни стало  он
пытается  добраться до лежащей  на  огромной кровати  Элеоноры, но  никак не
может это сделать - запутался в одеяле. Он уже готов к сексуальным подвигам,
видит  ее  красивое  лицо, раскиданные  по  голубой  подушке черные  волосы,
ощущает тонкий туман комбинации, под которой угадываются шоколадные холмики.
И когда он почти выпутался из одеяла, услышал яростный звон будильника.
 Вставать не хотелось  - реальность омерзительна, будущее неопределенно.
Однако он  нашел в  себе  силы подняться и пойти в ванную комнату.  Он долго
стоял перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Перед ним был смуглый тип
с обильно растущей на продолговатом лице растительностью, вьющимися, немного
посеребренными  сединой  волосами,  некрупным  с  изгибинкой носом и  черной
щеткой усов. Он  оскалился - зубы в полном порядке, только немного покрылись
налетом  желтизны. От табака.  Поморщился  - собственное  лицо ничего  кроме
рвотного позыва у него не вызывало.
 Начал вспоминать вчерашний день. Смутно  -  звонок из Риги,  напористый
тон  Фоккера, никчемный разговор  с Бродом, поручение охраннику..." Какая же
ты  сволочь, моя дорогая Нора", - произнес вслух  Таллер и вытащил из гнезда
туалетной полки зубную щетку.
 Все  осточертело.  Нечаянно задел  щеткой  задний  зуб,  который  начал
крошиться.  Он сплюнул и  увидел в раковине кровь.  "Не хватало  мне  только
парадонтоза",  - пронеслось в мыслях и он еще больше ощутил нелепость жизни.
Но  когда   умылся,   окатил  тело  холодным  душем,  побрился  и  освежился
французским  одеколоном  "Золотой  облонг",  настроение заметно  улучшилось.
Однако не  надолго. Когда он позвонил в магазин и там  сказали, что Элеонора
уехала на базу, Таллер почувствовал себя круглой сиротой. Он сделал еще один
звонок  -  директору  магазина,  где  работает  Элеонора,  но того  тоже  не
оказалось на месте. Он даже ощупал себе темечко - не выросли ли там рога...
 Кое-как перехватив бутерброд с  кофе, он спустился вниз и велел  шоферу
отвезти  к  ней домой.  Открыв своим ключом дверь,  он  почувствовал пустоту
жилища, в котором еще витали ее запахи.
 Таллер  уселся на диван и  вперился взглядом в темный экран телевизора.
Беспорядок, царящий в комнате,  его не  удивил  - он давно к нему привык. На
трюмо валялись  щипцы для укладки волос, дотронулся -  еще теплые. Тут же, в
разорванном пакете,  лежали  тампексы,  янтарная  брошь,  тюбики с кремом  и
пустой, из-под  ресниц, черный футлярчик. А на столе тоже черт ногу  сломит:
аудиокассеты  вперемежку  с  апельсиновыми корками,  смятая  пачка  сигарет,
пустые стержни от шариковой ручки.
 Он перевел взгляд  за окно, где сквозили скупые осенние лучи  солнца  и
где набирали  краски старые клены. Пейзаж  за окном  был ничуть  не  веселее
пейзажа, царящего у него в душе.
 Когда он окинул взглядом стены и увидел на них картины,  которые он  ей
дарил по разным  поводам, его охватила лютая  злоба. Он решительно вскочил с
дивана  и  сорвал с  гвоздя самое большое  полотно и,  бросив  на  пол, стал
топтать его ногами. Это был его подарок на ее двадцатилетие. Но рама, хоть и
не  очень  массивная,  однако  ломаться  не  хотела.  Нога все  время  с нее
соскальзывала  и в какой-то роковой момент он  больно ударился щиколоткой об
острую кромку дивана.
 Он был на  грани  бешенства.  Схватив  из-под  кресла трехкилограммовую
гантель, он ударил  ею  по  видеомагнитофону -  подарку на 8-е  Марта, затем
вдребезги разлетелся экран телевизора "Фунай", появившегося здесь на десятый
день их знакомства. Индийская  ваза, в  которой черт  знает с какого времени
торчат засохшие розы,  полетела в трюмо и косые, длинные трещины исказили ее
глянец.
 Он бил, крушил, испытывая мстительный восторг. Не пощадил и хрустальную
люстру - его подарок в день именин Элеоноры.
 Таллер  выскочил на кухню  и хотел  было приняться за полку, на которой
стояли два сервиза  из китайского фарфора,  но в  этот  момент  почувствовал
дурноту и резкую, колющую боль в груди. Внезапный задых осадил его. Казалось
в бронхи кто-то залил расплавленного гудрона. Словно пьяный, дотащился он до
дивана  и суетливо  стал доставать  из  кармана нитроглицерин.  Лег, вытянул
ноги,  откинув голову на валик.  "Сейчас,  наверное,  помру", -  предположил
Феликс Эдуардович и эта мысль показалась ему  в чем-то даже привлекательной.
Однако, немного полежав и ощутив, как лекарство начинает приводить в порядок
сосуды, Таллер решил пока не умирать. Сунув в рот сигарету, он приподнялся и
дотянулся  до  телефона. Набрал ЕГО номер -  подозреваемого  совратителя его
Элеоноры.  И вопреки  ожиданиям,  голос  оказался  мягкий и даже  с оттенком
любезности. Переспросил -  с кем имеет честь...И  когда Таллер убедился, что
попал на  ТОГО,  кто  посягнул  на  его любовь, выдал все, что его  мучило и
терзало последние дни.  А в ответ - тишина.  Мелодраматическая  пауза, после
которой  последовал  обвальный  вопрос:  "А что  ты,  собственно,  от  меня,
труповоз, хочешь?"
 Таллер от таких подлых слов потерял дар речи,  что ему в  общем-то было
несвойственно.  Оказывается, Элеонора, предала его по всем статьям, затронув
служебную сферу деятельности.  "Ах, ты, курица безмозглая!" -  ругнул он  ее
всуе, а на вопрос ответил вопросом.
 -  Ты  что  же, парень,  хочешь  в моей  спальне  открыть пантокриновую
фабрику?
 Феликс Эдуардович просто хмелел от ярости и слепой ревности.
 - Ответь, гусь,  я твою  любимую женщину хоть раз  пытался трахнуть?  -
орал  он в  трубку. -  Так почему же  ты, грязный  лавочник, лезешь  к  моей
женщине? Предупреждаю: еще раз засеку, отправлю на секционный стол.
 - Ты  где, каплун, находишься? - в свою очередь поинтересовался завмаг.
- Если такой храбрый, давай встретимся и один на один выясним отношения.
 -  Я тебя сам найду  в  нужном месте и в  нужное время, - Таллер  кинул
трубку на аппарат.
 Закурил. Вытащил из-под стола бутылку коллекционного французского вина,
которое он  привез из Парижа. Обыкновенный портвейн,  только  слаще и отдает
шоколадом. Но после нескольких  затяжных глотков,  по жилам  побежали теплые
чертики. Поставив  бутылку рядом, он снова лег на диван и начал представлять
из  себя жертву Холокоста.  Он был полон решимости  дождаться вертихвостку и
насладиться мордобоем.
 Однако, вопреки его ожиданиям, Элеонора явилась раньше обычного. Бросив
на стол сумку и, не обращая внимания на разгром в доме, она подбежала к нему
и уселась рядом. Погладила по  щеке, наклонилась, чтобы  чмокнуть.  И тут он
уловил те самые запахи, которые исходят от женщины,  недавно оторвавшейся от
любовника.  Вокруг нее  парило  облачко  ее духов,  к  которым примешивались
чужие.  Мужские,  и  запах  коньяка, и  едва  ощутимый  сигаретный  дымок  в
волосах...
 - Где ты была? - задал он вопрос, который со дня сотворения мира задают
все рогоносцы. Он взял ее за роскошные каштановые волосы и притянул к себе.
 С  улыбкой Монны Лизы, со спокойствием человека, стоявшего на исповеди,
она стала выкручиваться. А он видел, как  полыхает  в  ней ложь и выкрутасы,
слышал ее сбивчивые и в высшей степени неубедительные оправдания.
 Он резко поднялся с дивана и врезал ей пощечину. Потом еще  одну, хотел
повторить, но промахнулся и напоролся на сопротивление. Подтянув рукой юбку,
она  подняла ногу  в  изящной лодочке и длинным, острым каблуком ударила его
ниже колена. От боли он взвыл и едва не потерял сознание.
 -  Зачем  же  ты, сучка, ему рассказала  о  моей работе? - Таллер искал
глазами,  чем  бы  урезонить  свою  падшую  любовницу.  - Это  же  для  меня
расстрельная статья...
 - Я ничего не рассказывала, он сам знает, чем ты занимаешься...
 -  Врешь,  курва,  это ты  меня  предала! -  в руках у  него  оказалась
конфетница и неизвестно, чем бы все  кончилось, если  бы  более проворная  и
более  любящая жизнь любовница  не  увернулась от  вазы  и  не выпорхнула за
дверь.
 -  Вокзальная  проститутка!  -  поставил  точку   Таллер  и,  снедаемый
неполнотой мщения, снова уселся на диван.
 Пил вино и  думал -  почему  он эту птичку не придушил,  а выпустил  на
волю? К майскому соловью. Однако быстро успокоился, ибо принял однозначное и
безоговорочное решение.
 Не закрывая за собой дверь, он вышел из дома и сел в машину.
 - В какую сторону моя блядь направилась? - спросил он у шофера.
 - На углу села в зеленый "опель". Куда поедем?
 - В банк "Столичный".
 Из  машины  Таллер  позвонил  своему охраннику  Павлу  Лещуку,  который
выслеживал Элеонору с завмагом. Договорились встретиться в "Арагви".
 В банке  Таллер  был  недолго  - взяв  ключ  у заведующего, он прошел в
бронированный  боксик.  В  котором все  стены  были  испещрены  квадратиками
индивидуальных сейфов.
 С  ним был кейс, куда легло переложил все  содержимое ячейки: несколько
пачек  долларов,  завернутых в  целлофан,  немецкие  марки, замшевый  кисет,
наполненный  драгоценными  камнями,  и  швейцарский десятизарядный  пистолет
"Сфинкс" на  9  мм.  Подарок  банкира из  Женевы,  которому два  года  назад
пересадили правую почку от одного солнцевского бандита...
 После  банка  он  направился  на  свою  холостяцкую квартиру, в  районе
Черемушек. Об  этом адресе никто не знал, и, в том числе, водитель, сидевший
за рулем.
 Они припарковались  у подъезда  2-го корпуса, Таллер  прошел в  него и,
через  сквозной  переход,  попал на асфальтовую  дорожку, ведущую  в сторону
12-этажного  дома. Он не стал  подниматься  на  лифте,  боялся застрять,  но
больше всего боялся нападения.
 В  квартире  стоял  дух  заброшенности. Но  было  тепло.  Проходя  мимо
телевизора,  он   включил  его.  НТВ   передавало  криминальные  новости.  В
Подмосковье  опять  произошло заказное убийство.  В  собственной  ванне  был
застрелен  один  из многочисленных помощников Бурилова. Кажется, пятнадцатый
по счету.
 Таллер отодвинул холодильник  и  приподнял  блок  паркета.  В  тайничке
находились  несколько пачек денег  и две коробки патронов  для "Сфинкса". Из
кейса  он  выложил  все,  что  взял  в  банке,  и  снова  прикрыл  паркетом.
Холодильник   надежно   встал  на  свое   место,  укрыв  его  от  случайного
постороннего  взгляда.  Затем он  принял душ, подправил  ножницами  усики  и
освеженный французской водой пошел вниз.
 В "Арагви"  Таллер приехал раньше телохранителя. Тот подкатил буквально
через две минуты, сославшись на уличные пробки.
 Когда  они  подошли к двери  ресторана, стало ясно,  что царствующая  в
Москве  капсистема  не  гарантирует  гражданам  свободный  вход  в  питейное
заведение.  Дородный, поблескивающий  позументом швейцар,  тоном  заевшегося
мерзавца доложил им, что в "Арагви" гуляет кунцевская братва...
 -  А  как  насчет  нижнего зала? -  задетый  за живое спросил  Таллер и
вытащил из  портмоне десять долларов.  Однако зелень  не подействовала. Рука
седовласого архангела земного рая знала и не такие подношения.
 Они  направились  в  "Прагу",  где  хоть и было просторно,  однако  той
неповторимой  атмосферы,  которая царит  в "Арагви",  тут днем  с  огнем  не
сыщешь.  Но еда  была отменная,  обслуживание,  хоть и  навязчивое, но  тоже
терпимое, создающее иллюзию личной неповторимости посетителя.
 Когда они уселись за столик, Таллер буркнул:
 - Пока я не поем, об этой проститутке ни слова!
 -  Да ничего особенного,  -  ответил  Лещук, - я сам  сегодня  почти не
ел...Что-то першит в горле, боюсь, ангина привязалась.
 - Мне бы, Паша, твои проблемы. Я бы лучше согласился переболеть  трижды
сифоном,  лишь  бы  не  глотать того,  чем меня  пичкает моя Нора... Дешевка
безмозглая...
 - Да ничего особенного, - повторил охранник.
 - Ладно,  молчим!  Давай  для  порядка бабахнем  коньячку  и  ударим по
калориям.
 На  входе послышался  шум. Ввалилась  группа мужчин, во  главе  которой
двигался Бурилов.
 - Это его любимый кабак, - прокомментировал Лещук.
 - А челяди, словно у генерала Лебедя.
 -  Засранец он,  а не  Лебедь!  Я в  нем сильно разочаровался.  Сегодня
чучело в огороде более убедительно, чем этот парень.
 - Зато этот парень красиво живет. Целуется с самим  Хусейном и в  одном
бассейне купается с мисс Америкой.
 - А помрет в сточной канаве или на бельевой веревке.
 - Мы свободно из него может сделать донора, - с усмешкой сказал Таллер.
- По-моему, клинические данные у него чудесные и габариты прекрасные...Паша,
тебе не кажется, что коньяк пахнет опилками?
 - Феликс Эдуардович, может, вам не  стоит больше  пить?  - глядя в свою
тарелку, сказал Лещук.
 - С  этим я  как-нибудь сам разберусь.. - И  неожиданный  вопрос: - Кто
этот завмаг?
 Стукнули  вилки  с ножами. Лещук  вытер салфеткой рот  и  взял из пачки
сигарету.
 - Если в общих чертах... Занимается откровенной отмывкой валюты...
 - Почему так думаешь?
 - Видно по стилю  работы. В магазине все делается для видимости.  Никто
ни в  чем  не  заинтересован. Например,  за вчерашний день они  продали один
телевизор.  Там работает  шесть продавщиц, два  бухгалтера,  охрана  и  этот
племенной жеребец...
 - Интересно, - Таллер задумчиво уставился в бокал с коньяком. Закурил.
 - Все вам говорить или что-то опустить? - поинтересовался охранник.
 - Ты не  статуправление,  а я не  Минфин...Выкладывай, Паша,  все,  что
знаешь...
 - Понятно. У этого лавочника в Ховрино живет семья - жена и двое детей.
А с продавщицами у него особые отношения. Он их по очереди возит...
 - Да не тяни ты, ради Бога, резину!
 - Шеф, не поверите,  куда он этих дешевок возит...К себе на дачу, но не
в  дом,  а в гараж.  Позавчера, когда  он открыл  ворота, я успел, правда, с
помощью бинокля, рассмотреть...Это, собственно, не гараж, а настоящий будуар
для интимприемов. Стены в обоях, люстра не хуже, чем в Колонном зале, ну  и,
разумеется,  трахательный  станок.  Словом, все, как  полагается.  Помещение
поделено на две части: слева - машина, справа - кровать и все остальное...
 Охранник насупился, нервно закурил.
 -  С  кем он  сегодня  там  был?  -  однако Таллер  запоздало  осознал,
насколько очевидным может быть  ответа  Лещука.  -  Хорошо, не отвечай...Кто
завтра у него на очереди?
 -  Все пойдет  по  новому  кругу.  И скорее  всего  он  поедет  с  Зоей
Кудрявцевой,  продавщицей  из первой  секции. Все девахи  у него,  словно на
подбор и все замужем.
 - Дешевки! - Таллер на глазах смурнел. Открытая  рана зажглась ядовитой
ревностью. - Скажи, что в этом жлобе особенного?
 Лещук пожал плечами.
 - А хрен его знает...Может, он бабам  нравится за то, за что  не должен
знать никто?  Это, конечно, сказал не я,  так думает  Вилли  Токарев. - Этот
завмаг смазлив, имеет  приличный рост,  под  метр  восемьдесят,  а  главное,
владеет своим подходом. Он из банды Бобыля,  "золотодобытчика" из Лыткарино.
У Бобыля в Москве несколько своих магазинов, но живет не за счет торговли, а
исключительно за счет крупного рэкета и спекуляции золотом.
 - Сидел?
 - Не знаю, но судя по замашкам -  да и не раз.  Узнать это не проблема,
только зачем?
 - Ты прав, незачем. У тебя далеко спрятана взрывчатка?
 - Смотря какая...
 - Ну не атомная же бомба.  Обыкновенный  тротил  или гексоген. Мне надо
граммов двести.
 -  С  этим  вообще нет проблем,  но я бы  вам посоветовал  использовать
пластик  под  названием  "фтонг".  Это  сейчас в  Москве  самая  авангардная
взрывчатка. Почти не оставляет следов и действует, как скребок грейдера.
 - Я  тебе  дам знать, когда мне это  добро  понадобиться...Еще  закажем
коньячку?
 - Пожалуй, на сегодня хватит.
 - А я еще немного выпью и поедем.
 - Ваше дело, лично я привык работать на трезвую голову.
 У дверей снова зашумело. В  окружении многочисленной охраны ретировался
Бурилов.  Зычным голосом он кому-то вычитывал: "Это не телятина, это детские
трупики!  Я  вам  устрою  такую  нижегородскую ярмарку,  что останетесь  без
штанов..."
 -  Не  угодили его  величеству, - равнодушно бросил Таллер. - Возможно,
взрывчатка  мне  понадобится  уже  завтра...Впрочем, как  по твоему  графику
получается? Когда теперь завмаг с моей пиздорванкой поедет развлекаться?
 - Если ничего с ним не случится...скорее всего, в четверг...
 - Вот к этому дню и будь готов. У нас плохие дела  с протезами. Брод не
ловит мышей, хотя я его проблемы понимаю. Не исключено, что из Риги нагрянут
выбивалы,  поэтому,  Паша,  будь   повнимательнее.  Кстати,  где  живет  мой
лавочник?
 -  Я уже вам говорил...  На  даче, в Ховрино, рядом  с парком "Дружба".
Белый особняк с железным забором и чугунными воротами. Дом на отшибе...
 - В Ховрино у меня когда-то была подружка, мы  с ней ходили  на каток в
этот парк.
 - Сейчас там  все по-другому, -  охранник положил  на  стол салфетку. -
Двигаем?
 - Пошли.
 Через полчаса Таллер был в Кропоткинском  переулке. Ни он, ни охранники
не заметили, как  минутой  позже, у кафе "Ностальгия", находящегося напротив
фирмы "Оптимал", припарковался  заляпанный грязью джип. В  машине находилось
четверо молодых мужчин, не считая водителя. Один из них, вытащив  из кармана
фотографии, прокомментировал: "Все сходится: забор, ворота с птицей, дорожки
и само здание..."  "И  рожа  тоже  один к  одному,  - сказал другой голос. -
Сейчас поедем в гостиницу, подождем звонка от Фоккера...Кто из  вас оформлял
заказ? Ты, Боб? "Нет, в "Золотой колос" ездил Динамит, но он  уже, наверное,
ужрался и спит в каком-нибудь номере...
 -  Тогда  поехали, нам  тут больше делать нечего, - сказал тот, который
сидел  рядом  с  водителем.  Джип медленно  двинулся  в  сторону  Остоженки,
оставляя после себя быстро тающее сизое облачко...



 Ночная вылазка


 Однажды, около двух часов ночи, Карташова  с Одинцом подняли с постели.
Позвонил Николай и велел срочно,  как он выразился, фуговать к  ночному бару
"Вольный ветер". Одинец, надевая второпях джинсы, никак не мог сразу попасть
ногой в штанину и потому сопел и матюгался. Они поздно легли спать -  играли
в нарды и выпили много пива.
 - Сколько времени? - спросил Одинец, когда с одеванием было покончено.
 Карташов, на ходу закуривая,  взглянул  на часы:  на них  было двадцать
минут  третьего.  Лифт  не  работал и  они  бегом  устремились вниз,  одн