ь. Их посадили за отдельный стол,  у окна, выходящего на московские
улицы.
 Карташов вытащил из кармана сигареты и положил на стол.
 - Закажи, пожалуйста, бутылочку темного "Бордо", - попросила  Галина, -
и если здесь есть анчоусы, тоже возьмем... и мороженое...А на что у тебя зуб
горит?
 -  Стыдно  в  таком роскошном заведении  об этом говорить... - Карташов
просматривал карту заказов и, надо же, нашел то, что искал...  - Хочу пива с
раками...
 - Заказывай, сегодня нам с тобой условности ни к чему...
 Где-то у входа  раздался шумок  и  из-за  колонн, выпятив вперед живот,
появился  человек, которого Карташов много раз видел по  телевизору. Это был
лидер профашистской  партии  России Бурилов.  Вокруг  него,  держа  амбицию,
кучковалась  челядь.  Охрану   Карташов  вычислил  сразу.  Двое  человек   с
застывшими  лицами шли впереди, тыл прикрывали  трое других манекеноподобных
типа. Их ничего не интересовало, только то, что движется  и  перемещается на
их пути. И сначала Карташов не поверил своим глазам, когда рядом с Буриловым
увидел Бандо. Он был в  темном и, наверное, дорогом  костюме,  в белоснежной
сорочке, на которой полоскалась ленточка красного длинного галстука.
 Карташов поднялся и  вышел  в  холл, куда  только что втянулась команда
Бурилова.  Швейцар подобострастно изогнулся, пропуская мимо себя уверенных в
себе фашистов, но  его никто не удостоил взгляда. Из окна хорошо было видно,
как в открытую одним из охранников  дверь "линкольна" вползает  Бурилов. Ему
явно мешал  живот  и  то, что там булькало  и  варилось  после  ресторанного
обильного обеда.
 Вместе с  вождем уселась  охрана,  рядом с водителем - Бандо. Остальные
люди  Бурилова  залезли  в  другие иномарки, стоявшие впереди и  позади  его
"линкольна". Кавалькада  тронулась  и  Карташов,  сжав челюсти,  смотрел  ей
вслед, пока последняя машина сопровождения не скрылась из виду...
 ...После  обеда  Сергей отвез  Галину домой. Сначала он не  намеревался
подниматься  с  ней  на  этаж,  но  когда увидел,  как она  шла от машины  к
подъезду, окликнул ее:
 - Может, на прощанье попьем чаю?
 Был второй тайм  полетов  на батуте и, между  прочим, ничем  не хуже, а
даже задиристее первого. Они вполне освоились,  приладились, ибо  каждому из
них казалось, что между первым поцелуем и последним мгновением прошла  целая
жизнь...
 ...Когда  он сел в машину, ощутил вседовлеющее одиночество. Он вспомнил
как  все было в той, "старой эре", когда он соответствовал  месту и времени.
Он развернулся и помчался к метро "имени Татаринова".
 Тот был на месте. Но  прежде чем подойти  к нему,  помаячил  у книжного
развала, где по-прежнему хозяйничала симпатичная девушка с замерзшим носом.
 Осмотревшись, Карташов  подошел  к  Татарину. Кивнул  ему и  бросил  на
культи две пачки "винстона".
 - Мне  особенно  некогда долго  говорить,  поэтому  давай  условимся, -
Карташов дал ему прикурить, -  в один из вечеров я приеду  к тебе в подвал и
там все обсудим.
 - Ты же не знаешь, куда ехать, и я не знаю...
 - Пусть тебя это не волнует!
 - Но это  опасно,  - глаза Татарина оживились. - Учти, если застанут, и
тебе и  мне и всем будет очень плохо. Ты же не забывай, что нас закрывают на
замки, а на окнах решетки.
 - Я в  курсе. Но  ты должен  сказать  мне  одну вещь - тебя такая жизнь
устраивает или ты...Или ты хочешь что-нибудь изменить?
 -  Валерка  Быстров тоже хотел  что-то  изменить,  но  его  повесили  в
туалете. Что ты лейтенант предлагаешь?
 - Пока ничего не предлагаю. После разведки скажу, но мне этот  Освенцим
не  нравится.  Но,  если те  мудаки,  которые вас  на  точки  посадили,  вас
устраивают, то тогда и говорить не о чем...Так?
 Татаринов повертел по сторонам головой.
 -  Дай  мне ствол  и  тогда посмотрим, кто кого устраивает, а  кого  не
устраивает
 - Допустим, я тебе дам ствол, а против кого ты его повернешь?
 -  Была бы  железка,  а  лоб  всегда  найдется.  Я  бы  начал с  нашего
Верховного главнокомандующего,  который нас бросил  и отдал  на  растерзание
бандитам. Затем  я дошел бы до президента фирмы "Голубая лагуна", на которую
работают  наши шестерки. И конечно, проредил бы всю мразь,  посадившую нас в
рабство...Нас тут недавно трясли - исчез один из тех, кто нас сюда привозил.
Но вчера,  сучара,  опять появился, и стал в сто раз  злее. Может, на курсах
каких был...По-моему, употребляет наркоту и бьет, падла, Гарика. У того, как
у всех  нас,  сильные фантомные боли и  по  ночам  страшно  мучается, бывает
температура,   но   этот  гад  все   равно  таскает  его  на  точку...Просто
возненавидел его, а за что - хрен его знает...
 Карташов от этих слов аж взвыл.
 - Ну, знаешь, Кот, еще  одно слово и я сам отхожу тебя  по харе. Дожили
мужики, мать вашу разэтак!
 -  А чтобы  ты  сделал?  Ты  очень, посмотрю,  храбрый! Попал бы в нашу
шкуру... голова Татаринова упала на грудь и он культей стал вытирать глаза.
 Карташов, не прощаясь, развернулся и пошел на стоянку.
 В  Ангелово он приехал  около  четырех и застал Брода и Одинца почти  в
отключке. Они сидели в холле, друг против друга,  и  мерились силами. Кто  у
кого пережмет руку. Одинец, увидев Карташова, довольно развязно бросил:
 - Мцыри, ты случайно, бутылку не принес?
 Брод  осоловелым  взглядом уставился  на  вошедшего. Один  глаз у  него
закатился   под  лоб,  хотя  голос   был   твердый  и   слова  произносились
членораздельно.
 -   Это  наш  Штирлиц...Я  ведь   знаю,  Серго,  что  ты  работаешь  на
контрразведку? Так  или  нет?  Признание  облегчит  твою  ментовскую душу  и
утихомирит мою руку.
 Карташов  увидел,  как  правая  рука Брода  рюхнулась  к висевшей сбоку
кобуре и  довольно  уверенно  выудила оттуда  "глок". Карташов сделал к нему
шаг, но его остановил голос Вениамина.
 - Замри,  Мцыри, там, где стоишь! Так за  сколько штук ты нас с Саней и
Николой заложил? А я могу тебя сейчас уложить в  деревянный бушлат, и Саня с
удовольствием оттаранит тебя в кре-мат-то-рий...
 Однако бурный поток, лившийся из малозубого  рта Брода, прервал Одинец.
Он незаметным движением выбил из рук шефа пистолет и тот, громыхнув, о стол,
свалился на пол...Они завозились,  стали бороться и вместе рухнули на ковер.
Задели ножку стола, зазвенела посуда, упал стул... В комнату вбежал Николай.
Расставив широко ноги, и, держа обеими руками пистолет, выкрикнул:
 - Мцыри, еб-перееб, что здесь происходит?
 - Коля, все в порядке, - с изрядной одышкой проговорил Брод. Он уже был
внизу,  под Одинцом.  -  Я хотел  полюбезничать с Мцыри, но  Санька  мне  не
разрешает. Покушение на свободу слова...
 Николай поднял с пола пистолет и сунул его себе в карман.
 - Как дебильные дети, - он снова матерно выругался и вышел во двор.
 - Я все равно, Серега, тебе все выскажу! - хрипел Брод. - Во-первых, ты
внедренка,  а во-вторых, подбиваешь клинья к моей  Галочке, что вообще ни  в
какие ворота не лезет...Или я не прав? Санька, ты меня не держи, сейчас буду
блевать и я за себя не ручаюсь, могу и на тебя травануть...
 Карташов растащил их и усадил на диван.
 - Ладно,  Серый, с тебя бутылка, - поговорил Одинец, - я практически не
позволил оборваться твоей молодой жизни.
 - Спасибо, Саня, два ноль в твою пользу...Постараюсь отдать долг...
 - Мрази, суки!  - кому-то погрозил кулаком Брод. -  Я за  Таллера набью
всем зобы свинцом. Слышь, Мцыри, меня никто не остановит. Даже твоя ФСБ...
 Брод поднялся с дивана и, выписывая галсы, пошел в сторону  туалета.  И
вскоре послышались стоны, видимо, страдая от дурноты, он пытался вытащить из
себя все, что перед этим он так непотребно в себя напихал.
 Карташов отправился  к себе  в  комнату,  но когда он  был  на середине
лестницы, услышал голос Одинца:
 - Мцыри, черт тебя дери, я дождусь когда-нибудь от тебя бутылки  или ты
и дальше будешь крутить динамо?
 Карташов не  ответил.  Он чувствовал  себя  вконец разбитым  и  потому,
добравшись до кровати, рухнул на  нее и, наверное, уснул бы мертвецким сном,
если бы  не заявился Одинец. Ему явно хотелось общаться, тем более тема сама
срывалась с языка.
 -  Так  что  же  ты,  Серый,  не  возразил  по  существу  Броду  насчет
"внедренки", а? - лихо взбив подушку, спросил Одинец.
 - А толку?  Во-первых, он пьяный, а во-вторых, если бы он действительно
так думал, давно бы мой пепел летал в районе Митинского крематория.
 Одинец откинулся на диван, руку  - под голову. Глядя  на потолок, вновь
заговорил:
 -  Все в твоей  версии побега более  или менее правдоподобно,  за одним
исключением...Сколько, ты говоришь, тогда рвануло зеков?
 -  Девяноста шесть  рыл*...Об  этом тогда писали  все газеты и,  в  том
числе, российские.
 - Это еще ни о чем  не говорит. Если  банда, куда тебя хотели внедрить,
стоила таких жертв, то государство может пойти даже на  такую  дорогостоящую
инсценировку. Спонсорами могли стать ФБР, Интерпол...
 - Но ты не забывай, что я сидел в Латвии, а не в России.
 -   Ну   и  что  из  того?  Между   нашими   государствами   существует
договоренность о правовой помощи  и,  если, предположим, речь идет о крупных
партиях наркотиков  или  торговли редкоземельными металлами, Россия и Латвия
вполне могут спеться. Поэтому твои  аргументы насчет массового побега, мягко
говоря,  никакой  критики  не  выдерживают.  Хотя  сам  по  себе  этот  факт
выдающийся.
 - Элементарный! Пользуясь халатностью охраны, зеки  сделали из  банного
блока  подкоп   и  сбежали.  Семнадцать  метров   длина   лаза,  восемьдесят
сантиметров в диаметре и, как черви по нему...
 -  Семнадцать  метров?  Это,  считай,  семнадцать кубометров  земли.  А
земельку надо куда-то заховать...
 -  Объясняю,  может, тебе  когда-нибудь это  пригодится. Рядом с  баней
проходила  инженерная  траншея,  слега  прикрытая чем  попало.  В  нее  весь
извлеченный  из  тоннеля  грунт   и  спрятали.  Был  праздник  Лиго,  охрана
перепилась, кругом анархия, никто никого в голову не брал...
 - И ты за компанию тоже рванул?
 -  Сначала и  не думал. Один мужик попросил  ему помочь, боялся, что на
полпути ему  станет плохо с сердцем. Собственно, так  и случилось: где-то на
двенадцатом метре тоннеля он начал загибаться и мне надо было его, как козла
на убой, тащить наверх на веревке. Пришлось как следует попотеть.
 Одинец внимательно  слушал и даже перевернулся со спины на бок, лицом к
Карташову.
 -  Но,  несмотря  на  все заморочки, мы  все же  увидели  свет в  конце
тоннеля...Вылезли, кругом ночь, звезды, лето...Подкатил джип, мой  мужик сел
в него  и стал махать  мне  рукой. Зовет с  собой...Оглядываюсь  -  забор  с
колючей  проволокой по гребешку,  на  фоне звездного  неба  вышка и  у  меня
появился гигантский соблазн никогда туда больше не возвращаться. Ну махнул я
в этом  джипе к российской границе. В знак благодарности этот мужик в Москву
меня и доставил...
 Одинцу, видимо, такой хэппи-энд  пришелся по  душе.  Он закурил и нечто
улыбки появилось на его лице.
 -   Значит,  целая   рота   рванула?  -  спросил  он,  однако  уже  без
настороженности.
 Карташов увидел,  как рука Одинца  безвольно повисла, сигарета упала на
пол.   Брови   вытянулись   в   одну   линейку,  скулы  утратили   угловатую
напряженность. Дыхание стало ровным и глубоким. Он спал.
 Сергей поднял  с  пола сигарету  и  размял  ее в пепельнице.  Осторожно
уложил руку Одинца на диван и сам отправился спать. Отключился  мгновенно и,
пройдя  череду незапоминающихся снов, попал  в былое. В интернат,  где они с
сестрой Светкой провели шесть лет. Приснился умывальник, с рядом выкрашенных
в  синий  цвет  рукомойников,  покрытый  коричневой  краской цементный  пол,
схваченное  проржавевшей решеткой единственное окно. Было холодно, сумеречно
и одиноко. И что особенно  ярко воскресилось в сонной памяти: он стоит перед
рукомойником и тщетно подбрасывает  ладошкой его краник, но вода  ни в какую
не желает литься... Ни в какую...


 Заговор


 Проснувшись около одиннадцати вечера, Карташов увидел спящего на диване
Одинца. Тот  лежал, поджав ноги к самому подбородку, одеяло съехало, обнажив
мускулистое плечо.
 Сергей подошел к окну и увидел  прохаживающегося  вдоль  забора  нового
охранника. Открыв  тумбочку, он достал из нее  целлофановый пакет, в котором
лежали  вещи,  реквизированные  у  бандита  Сучкова. Карташова  интересовала
связка  ключей,  которую  он без труда выудил из  пакета  и  положил  себе в
карман. Затем он  открыл окно и, убедившись, что охранник на другой половине
дома, спустился вниз и  оказался на задней стороне двора, заваленной разного
рода стройматериалами. Брод совсем  пустил на самотек созидательные  работы,
отчего недостроенная баня и оранжерея стали приходить в упадок.
 Он  зашел  в   строительную  подсобку  и,   посветив  фонариком,  среди
инструментов нашел небольшой гвоздодер и засунул его за ремень.
 Преодолеть забор и выйти в Рождествено было несложно. Оттуда, на такси,
он направился  в Замоскворечье.  Дом, где обитали нищие калеки, он нашел без
усилий. Заплатив таксисту за обратную  дорогу, он попросил его подождать,  а
сам направился к темнеющему очертанию дома. Он вошел в калитку и увидел, что
ставни на окнах закрыты. Лишь узкие лучики света проникали сквозь щели.
 Карташов спустился  по  ступенькам  и,  подойдя  к  двери, осмотрел ее.
Действительно,  обитую железом  дверь держали  два замка:  один  внутренний,
французский,  другой  навесной,  накинутый  на толстую проушину с поперечной
клямкой. Он вытащил ключи и по очереди стал их подбирать к замкам. Однако ни
один из них не подошел и Карташов прибег к помощи гвоздодера. Навесной замок
капитулировал мгновенно.  Повозиться пришлось с французским, но видимо, гнев
и нетерпение были  столь велики, что придали рукам железную  хватку. Надавив
всем телом на  "фомку", он вогнал  ее раздвоенный конец в  дверной  зазор  и
рванул вбок. Железо натужно заскрипело, треснула стальная перемычка и  дверь
подалась.
 Когда она  распахнулась, он увидел перед  собой человеческий обрубок  с
поднятым над головой металлическим костылем. Это был не Татаринов. Тот сидел
на высоком ящике за столом, держа в руках десантный нож-пилу.
 - Гарик,  это  свой! - крикнул Татарин и насколько  позволяла ситуация,
расплылся в улыбке. - Это же Серега, мой лейтенант из ОМОНа...
 Третий член "коммуналки" стоял справа от двери и тоже  готовый к бою: в
руке у  него  была зажата разбитая бутылка из-под водки, острые края которой
тускло мерцали в слабом свете, испускаемой 40-свечовой лампочкой.
 - Здорово, орлы! - поприветствовал обитателей подвала Карташов.
 -  Откуда ты, Карташ, свалился? - Татаринов схватил стакан с прозрачной
жидкостью и протянул  гостю. - Парни, это  мой  боевой друг Карташов Сергей,
рижский ОМОН, "черный берет",  бывший зек,  а теперь...Садись, Серый, выпьем
за встречу!
 Парень,  который  замахивался костылем, имел по  одной руке ноге и, как
кузнечик, без помощи  костылей, запрыгал по  комнате и плюхнулся  на широкую
тахту, заваленную каким-то тряпьем.
 - У вас жуткий бардак, - с напускной  суровостью сказал Карташов, - и я
вам, сержант Татаринов, объявляю два наряда внеочередь.
 -  Есть,  товарищ лейтенант, два  наряда внеочередь!  А  сейчас, будьте
любезны,  принять  водяры во  славу русского воинства.  Эх, бля,  какие были
времена! - Татарин поднял руку к глазам.
 Третий человек, хоть имел обе ноги, но судя по тому  как он их волочил,
ни  одна из них самостоятельно не двигалась.  На  единственной руке  вздулся
мощный бицепс, на который сползла лямка от заношенной майки.
 Все  кое-как устроились за столом,  уставленным  открытыми  консервными
банками,  в которых с остатками  содержимого лежали окурки,  тут  же огрызки
хлеба, пивные  пробки, шелуха от семечек и среди всего набора - замусоленная
колода карт и черные косточки домино.
 - Парень, у тебя есть курево? - спросил тот, у кого выдающийся бицепс.
 Карташов из-под куртки вытащил блок сигарет "Голливуд". Положил на стол
и  к ним потянулись руки. Потом  выпили  и стали  закусывать  - единственной
вилкой по очереди выуживали из банки остатки зеленого горошка.
 - Слушаем тебя, брат  мой,  - обратился к  нему Татаринов.  - Зря к нам
никто не приходит, - он взял пачку сигарет и, прижав ее  локтем к боку, стал
распечатывать.
 - Все зависит от вас,  -  начал свою речь  Карташов.  - Но я вижу  вы к
такой  жизни привыкли и,  кажется, ничего  менять не собираетесь.  - Это был
явно провокационный пассаж.
 Поосторожнее, парень! - воскликнул тот, кого Татарин называл Гариком. -
Когда будешь на нашем месте, вот тогда и делай свои выводы.
 - А что ты, ОМОН, предлагаешь? - спросил человек с большим  бицепсом. -
Я,  может  быть, действительно не хочу  ничего менять, потому что я  калека,
который никому не нужен.
 - Его  вышвырнула из  дома  жена,  вернее,  ее  е...ь, -  внес  ясность
Татарин. - А  у Гарика вообще  никого нет. Про меня ты знаешь...Конечно, тут
какой-никакой угол, тепло...вишь, сидим в одном белье. Туалет, хоть и сухой,
а все же в доме, вот за этой дверью. Так что нам есть, что терять...
 Карташов смотрел на  них  и  внутренне соглашался. Но соглашался до той
поры,  пока  не  увидел  на  плече  Татаринова  след, который  ему  оставили
истязатели.
 -  Наверное,  я  не так тебя, Кот, понял, - сказал Карташов. -  Я  ведь
думал,  что  вас здесь держат за скотов, за рабов, которые за  кусок хлеба и
грязный угол пашут на дядю, а тут, оказывается,  семейная общага,  где царит
уют и водяры разливанное море...Так это или я что-то не так понял?
 Звякнуло  стекло  - Гарик стал  разливать  в  стаканы водку. Воцарилось
молчание. Сжав рты, они смотрели на того, кто держал в руках бутылку.
 - Мы втроем вчера заработали больше шести  тысяч, а такой  братвы,  как
мы, у них человек  восемьдесят,  если  не все  сто.  Вот  и  считай. Из этих
капиталов  нам бросают на литр водки и  такую вот походную пайку, -  Татарин
указал сигаретой на стол. - А наши бабки они, гады, просаживают в ночниках с
блядями,  покупают  им машины  и  бриллианты.  Я  случайно ничего лишнего не
загибаю, а, Гарик?
 -  Все так...Я бы этих сволочей, - Гарик сжал зубы  и, подняв зажатый в
руке  нож, с  силой воткнул  его в столешницу. Банка с  килькой подскочила и
упала  на пол.  - Они  же отмывают  с  нашей  помощью ворованное, живут  как
короли...
 - Это  лирика!  - охладил  их пыл Карташов. -  У тех, кто вас  обирает,
наверняка есть хозяева? Или это обыкновенная полуда, отбоеши?
 - Да это целая хорошо сплетенная банда. И  главный  навар к ним идет от
торговли подпольной водярой. Подожди, кто мне об  этом говорил? -  Татаринов
обвел взглядом своих товарищей. - Кажется, на сборах мне об этом рассказывал
бывший десантник...
 - Ты,  Кот, не говори своему корешу загадки, - поправил Татарина Гарик.
-  "Сборы"  -   это  когда   нас  периодически  собирают  в  ангаре  и  дают
направление...  Ну  вроде  профсоюзного собрания. Крабы в  банке. Сто калек,
крабы...Тьфу, тошнит! - Гарик сплюнул на пол.
 -  Это  точно,  - Татарин посмотрел на Карташова и тот  увидел в глазах
друга  непомерную  лютость. - Там  же,  в ангаре, вернее, под ним,  работает
целый  завод  по  производству и разливу  водки.  Я сам видел  как  в  ангар
заезжали автоцистерны со спиртом.
 -  А в  каждой  бочке  по пять тонн,  -  подсказал  человек  с  большим
бицепсом. Он коротко и  кое-как подстрижен,  а на  лице ни  грана волосяного
покроя. Следы ожога...
 - А где находится это ангар? - спросил Карташов.
 -  Это знает Горелов, бывший десантник, он обычно  побирается  на ВДНХ.
Это он мне говорил о подземном заводе.
 - Как его зовут?
 -  Ваня Горелов...Без ног и рук, самый рентабельный из нас. Таких среди
калек всего  трое. Кто по пьянке, а кто и по трезвянке попали под машину или
электричку, но большинство- после Чечни. Словом, военно-бытовые калеки...
 - Но ваши хозяева их выдают за ветеранов войны?
 - В этом-то все дело. У  всех на плечах  тельник, "зеленка"  и  голубой
берет...Дескать, героическая десантура. Для большего проникновени