ачально  оговоренную
сумму.
     Очень он расстроился оттого, что преступление все-таки,
как   мы   доказали,  имело  место...  Потом  его,  кажется,
застрелили.  Но  мы  с Васей к этому никакого  отношения  не
имели.)  С Васей мы встретились на лавочке в тенистом  дворе
неподалеку от ОВД.
      Из  соображений  гуманности я купил  ему  пол-литровую
бутылку ледяного "Очаковского".
      -  Взятка  должностному лицу? - спросил  он.  -  Очень
жидко. Наша милиция так дешево не продается.
     - Акт гуманитарной помощи. А гонорар будет потом - если
помощь  ваша, сэр, окажется действенной. И гонорар,  замечу,
немаленький.
     - Ага, как тогда с изнасилованием.
     - Сейчас - все будет.
     - Твоими бы устами...
     Цыганков ловко, тремя пальцами, сорвал пробку с бутылки
и сделал затяжной глоток из горла.
     - Ну, что тебя интересует?
     - Знаешь дело журналиста Полуянова? - спросил я.
     - Знаю. Его Петровка забрала.
      Вася  поскучнел. Ввиду того, что исчезнувший  оказался
птицей   высокого   полета  -  специальным   корреспондентом
"Молодежных  вестей", дело Полуянова, как я  и  предполагал,
передали  в  МУР. Это означало: от того, будет оно  раскрыто
или  нет, Южному ОВД в целом и Васе в частности - ни холодно
ни жарко.
     Вася сделал еще один добрый глоток пива.
      -  Но  я  в  тот день дежурил, - продолжил  он.  -  На
квартире у него был.
     Я аж подпрыгнул на месте. Вот так везуха!
     - Выкладывай.
       Вася   поморщился.  Однако  пиво  оказало   на   него
благотворное действие.
       Черты   лица   разгладились.  Он  стал   способен   к
членораздельному длительному монологу, а памятью он славился
еще со времен института.
     - Жилье расположено на восьмом этаже 17-этажного здания
по адресу:
      Новороссийская улица дом 15, квартира 95, -  заговорил
Вася  как  по-писаному.  - Квартира  однокомнатная.  Видимых
повреждений входной двери, замков и приоконных запоров  нет.
Осмотр  производился в 11 часов 30 минут,  при  естественном
.a"%i%-((. Комната прямоугольная, примерно шесть с половиной
на четыре метра.
       Снабжена   балконом,  который  пребывал  в   открытом
состоянии...
     - Ладно, рассказывай ты по-человечески!
      - Ну что рассказывать?.. - сменил тон Вася и вздохнул.
-  Мамаша  этого  Полуянова позвонила около десяти  утра  по
"02".  Она живет не с ним - приехала ему суп варить. Открыла
своим  ключом  -  сыночек должен был к тому времени  уже  на
работу уйти. Входит она, значит, - сыночка нет, зато на  его
диване  лежит  труп  убитого...Точнее  женщины...Еще  точнее
гражданки  Климовой-не-помню-как-дальше, 1982 года рождения,
временно не работающей...
     Без следов одежды и признаков жизни...
     Вася вздохнул.
      Я  понимал  природу его цинизма. Даже  сыщикам  тяжело
привыкнуть  к виду мертвого человека. Тем более  -  человека
молодого  и вчера еще полного сил, надежд и любви. Заглушить
неприятное  чувство от этого зрелища можно  только  юморным,
конечно.
      -  А  как  вы  установили, что девушка  -  это  именно
Климова, 82-го года рождения и так далее?
      -  А  она в том же доме живет. То есть - жила... Через
полчаса после нас на квартиру ее мать примчалась... Девчонка
эта   дома   не  ночевала,  а  тут  слух  прошел:   милиция,
убийство...
      Я  представил себе рядом у тела девушки  двух  женщин:
мать убитой и мать исчезнувшего журналиста... Двух немолодых
рыдающих   женщин...  Да,  зрелище  так  себе...   Васе   не
позавидуешь...
     - У нее, этой Климовой, что, с Полуяновым были интимные
отношения?
      -  Да  у  нее, похоже, со всем кварталом были интимные
отношения.
     - А в тот вечер половой акт был?
      -  А  зачем  еще она была у него голой в постели?..  В
шашки играла?..
     Хочешь убедиться - звони экспертам на Петровку.
     - Как ее убили?
      -  Зарезали.  Кухонным  ножом. Перерезали  горло.  Нож
валялся рядом.
     - Когда наступила смерть?
      -  Между  двадцатью двумя и двадцатью четырьмя  часами
предыдущего дня.
     - Какие были версии?
      -  А  какие  тут  версии? Соседка  по  этажу  сказала:
примерно  в  половине восьмого в дверь к  Полуянову  звонила
девушка  -  не  та, что убили. Другая. Такая фифа,  как  она
выразилась.  Полуянов открыл ей. При виде посетительницы  он
был, как она сказала, обескуражен...
     - Ишь ты, какая глазастая соседка...
      -  Да  уж. Побольше бы таких свидетелей... Потом  она,
соседка,  слышала  звуки  ссоры.  И  женский  голос  кричал:
"Прости меня, Танечка!.."
     - Так-таки все-все она слышала?
     - Балконы-то открыты... Жарко...
     - Ну, а потом?
      -  А что потом? Коля Ревенко поехал в редакцию к этому
Полуянову. Его, естественно, на работе не оказалось...
     - Хотя должен был быть?
      -  Вроде  да.  Хотя кто их, журналеров,  поймет...  Но
Полуянов в редакции не появился и не звонил. Зато в редакции
Коле сказали, что Полуянов в день убийства хвастался: придет-
де   к   нему   сегодня  вечером  некая  Таня   Садовникова,
миллионерша из Парижа... Стали эту Садовникову искать...
     - Ну, а потом?
     - А потом что? Дело у нас Петровка забрала.
     - А у тебя какие версии?
     - Да какие там версии! - Вася досадливо махнул рукой. -
Дело, по-моему, дохлое. Хорошо, что мы его сбагрили.
      -  И  ты  думаешь, что эта Садовникова могла  девчонку
убить?
     - Не знаю. Похоже, что нет... Хотя кто их, баб, поймет?
На  ножичке-то, говорят, - отпечатки ее пальчиков...  А  она
что, твоя клиентка?
      -  А как ты объясняешь исчезновение Димы? - ответил  я
вопросом на вопрос.
     - Не знаю... Испугался. Удрал...
      -  Может, кто-то в квартире побывал? Посторонний?  Уже
после ухода Татьяны?
      -  Не  знаю. Может быть. Однако пальцевые отпечатки  в
квартире  - только трех человек: этого Полуянова,  жертвы  и
Садовниковой. Следов взлома нет...
     - Может, кража?
      -  Как  мамаша говорит, ничего ценного не пропало.  На
месте   -   и  золотой  перстень,  и  видак,  и  телефон   с
автоответчиком... Хотя... Похоже, что в квартире рылись... И
вот еще какая странность...
        Василий   замолчал   и   сделал   последний   глоток
"Очаковского". Аккуратно поставил бутылку у лавочки.
     - Ну? - поторопил я его.
     - Полуянов ведь - журналист, да?
     - Ну!
      -  Не  "нукай", я тебе не лошадь... А журналисты много
ведь  пишут, правда? Любят они писать, да? И интервью всякие
берут, верно?
     - Ну, говори, не томи!
      - Так вот, - с торжеством посмотрел на меня Вася. -  В
квартире   у  Полуянова  мы  не  нашли  ни  одной   бумажки,
исписанной его рукой. Ни одного блокнота. Больше того! В ней
не  было  ни  одной компьютерной дискеты. И  даже  ни  одной
кассеты к диктофону! Хороший журналист, правда?

                     Барвиха БАРСИНСКИЙ

      Боже, какая рань! Неужели нужно просыпаться? Евгений с
отвращением стукнул по громкоголосому будильнику. Он нащупал
на  тумбочке приготовленную с вечера бутылку "Эвиана". Выпил
,(-%`  +*c в один большой глоток. И ловким прыжком  выскочил
из постели. Пора приниматься за дело.
      Через пятнадцать минут его босс встанет. Быстро примет
душ и побреется.
      И  через  полчаса  уже выйдет на веранду.  При  полном
параде.  В одном из своих восьмидесяти костюмов - и в  одном
из тысячи, наверное, галстуков.
     Как он выдерживает - вставать каждый день в семь часов?
Солнце  еще  еле  светит, на веранде играют  холодные  тени.
Спать  бы ему сейчас сладко-сладко, пригревшись под боком  у
красотки-жены... А часиков в десять лениво  продрать  глаза,
потребовать в постель кофе с круассанами и позавтракать - не
вставая  и  не  умываясь. И потом только  неспешно  начинать
новый трудовой день.
     С его деньгами босс вполне мог бы себе это позволить.
      Равно как и не работать вовсе. Евгений подозревал, что
шеф уже обеспечил до конца жизни не только самого себя, но и
детей своих, и внуков, и пра-пра и так далее правнуков.
      Сам Евгений - будь у него столько бабок - ни за что не
выбрал бы такой, как у босса, режим работы.
      Как  только шефу не противно спросонья лезть в душ,  а
потом  -  завтракать при полном параде,  уже  облачившись  в
костюм?  Завтракать  без  крепкого  кофе  (босс  предпочитал
цветочный чай) и - даже в галстуке?
      "Так  потому он и босс. А ты - всего только  начальник
охраны", - в который уже раз охолодил себя Евгений Крохалев.
       Евгений   с  отвращением  расправил  перед   зеркалом
отвратительный шелковый галстук мертвенного тона - не  любил
он   эти  парадные  заморочки.  А  что  делать  -  положение
обязывало каждый день одеваться, как на похороны.  Вышел  на
лужайку.
     Надо проверить, все ли в порядке.
       Он  обошел  кругом  четырехэтажный  особняк  -  трава
покрылась  росой, и ботинки тут же промокли.  Все  было  по-
утреннему  тихо.  Даже  фонтан горничные  еще  не  включили.
Солнце   играло   в   тридцати  двух  бронированных   окнах,
раскинувшихся на четыре этажа.
      Евгений заглянул в гараж и завел сначала бронированный
600-й  "Мерседес", затем "Мерседес" - джип охраны,  а  после
красный    "Рейнджровер"   хозяйки   и   точно   такой    же
"Рейнджровер",  только стального цвета,  предназначенный  ее
охране.   Машины   завелись  с  пол-оборота.   Евгений   дал
двигателям поработать минут по пять - так приказал босс,  он
все боялся, нет ли бомбы?
      Интересно,  кто это осмелится подложить сюда  бомбу  -
если  дом охраняют восемь "афганцев" и пять питбулей? И чуть
ли не миллионная система сигнализации?
     Все действительно было в порядке.
      Евгений  взглянул на часы: одиннадцать минут восьмого.
Ровно  в  семь  пятнадцать он должен быть на веранде  -  для
традиционной утренней беседы с шефом.
     Начальник охраны Бориса Барсинского заторопился в дом -
шеф не прощал опозданий.

                             ***

      Борису  Сергеевичу Барсинскому никогда не приходило  в
голову  сначала  спокойно  позавтракать  -  и  только  потом
включить  свои мобильные телефоны. Он врубал их сразу,  едва
успевал выйти из душа.
      Те  из  его  подчиненных, кто имел доступ к  заветному
номеру,  знали: шеф включает аппарат ровно в семь десять.  В
это  время он выходит из душа и начинает одеваться. И в  это
время  он  уже готов к работе. Ко всем приятным и неприятным
новостям, которые его работа приносит изо дня в день.
     И из ночи в ночь.
       Барсинский   швырнул  на  пол  махровое  безразмерное
полотенце  и вышел из ванной. Дубовый паркет приятно  ласкал
свежевымытые ступни.
      Жена  что-то  пробормотала и  забралась  поглубже  под
шелковые простыни - она никогда не вставала так рано.  Вчера
она  затащила его в свою спальню. Опять бормотала о любви...
А сейчас - готова все на свете проспать.
      Кажется,  уже проспала. Проспала сына - тот  из  своей
Англии  о  ней и спрашивал-то не каждый Раз. И  мужа  своего
проспала  -  по крайней мере, Бориса давно уже не возбуждали
ее тронутые целлюлитом ножки и замутненный мартини взгляд.
       Барсинский  быстро  оделся  и  скользнул  равнодушным
взглядом  по  просторной,  но неуютной  спальне.  Комод  был
закидан  использованными косметическими салфетками. Открытый
флакон духов распространял ядовитый цветочный запах. Ваза  с
белыми  розами из их сада валялась на боку, и цветы  грустно
опустили головки.
      "Я  женился  на  идеальной хозяйке",  -  саркастически
подумал  Борис. Он с облегчением вышел, из комнаты,  включил
мобильный и отправился на веранду.
     Телефон зазвонил прямо в лифте. Барсинский одобрительно
взглянул  на  высветившийся  номер  -  молодец  Липка,  рано
встает. Интересно, добился ли он своего?
     Наверно, добился. Липка даже мертвого расколет.

                             ***

      Но  через пять минут разговора у Барсинского от его  в
общем-то благодушного настроения не осталось и следа.

                             ***

     "О черт!" - отчаянно подумал Крохалев, едва взглянув на
босса.
      Барсинский  хмурился за своим цветочным  чаем  и  всем
своим  видом показывал, что сейчас начнется гроза.  Жестокая
свинцовая  гроза  -  несмотря на  яркий  солнечный  день.  И
несмотря на сладкую улыбку новой горничной Марьяши.
     Шеф не поздоровался и даже не кивнул Крохалеву на стул.
      - Нас предали, - без предисловий сказал Барсинский.  -
Помоги Липке разобраться.

                             ***

      Юлия  Николаевна обычно любила делать из мухи слона  и
шуметь из-за какой-нибудь мелочи.
      Дочка  явилась  домой под утро и даже не  позвонила  -
скандал и корвалол.
      Татьяна  не  поела полезных для здоровья  блинчиков  с
творогом и вместо них наелась колбасы без хлеба - разговоров
на весь вечер...
      Но в серьезных случаях Танина мама умела взять себя  в
руки.  Когда  пахло  жареным,  Юлия  Николаевна  действовала
грамотно, четко и продуманно.
      Вот  и  сегодня  она не причитала и не  плакала.  Юлия
Николаевна  быстро  вымыла посуду и  неслышно  устроилась  в
уголке  дивана.  В  руках  она держала  альбом  с  семейными
фотографиями.
      Таня  отвлеклась  от  своих  невеселых  размышлений  и
подсела  к  маме.  Они  вместе стали  смотреть  картинки  из
прошлой   -  такой  веселой  и  беззаботной  -  жизни.   Вот
пухлощекая  пятилетняя  Танюша  с  озорным  видом  сидит  на
дереве.  Вот  Таня - в школе, растопырила лохматые  короткие
косички. Вот она - на посвящении в студенты, стоит с  важным
видом на Красной площади...
     На глазах у дочки опять выступили слезы.
     - Мамми, неужели все было так хорошо?!
     - Было хорошо. И будет еще лучше.
     - Но как, мамми, как?!
     Юлия Николаевна захлопнула альбом и сказала решительно:
      -  Не  опускай  руки! Ничего страшного  не  случилось.
Вон... Мересьев без ног летать научился!
      А  ты  из-за первой трудности так скисла...  Привыкла,
чтоб  все  было  легко... И университет тебе,  и  работа,  и
машина - все без проблем досталось. И даже наследство!.. А в
жизни без проблем не бывает... За счастье надо бороться!
     - закончила она патетически, в духе Николая Островского
и Бориса Полевого.
       В   ответ   на  гневную  мамину  речь  Таня   сначала
вознамерилась обидеться.
      Нет  чтобы поддержать ее в трудную минуту...  Она  уже
открыла рот для сердитого ответа - но промолчала.
      Таня  решительно  вскочила с дивана  -  действительно,
нечего зря рассиживаться.
      Первым делом она разорвала на мелкие кусочки газету  с
заметкой  о себе, "миллионерше-убийце", и спустила клочки  в
унитаз.
      Через пять минут она уже сидела в такси. "Мамми права.
Будем бороться!"
      "Кому  нужна эта пропускная система?" - сердито думала
Таня.  Она  уже успела забыть, что в России в газету  -  тем
более  в  такую  известную, как "Молодежные  вести",  -  без
пропуска не проникнешь.
      Конечно, она могла придумать кучу предлогов для  того,
чтобы    ей   заказали   пропуск.   Прикинуться   начинающей
журналисточкой, которая принесла материал. Или наболтать про
*.,/`.,%b(`cnicn  кассету,  которую  она  готова  предложить
редакции.
      Но в этих случаях ей пришлось бы показывать паспорт  и
называть   свою   фамилию.  А  этого   делать   в   нынешних
обстоятельствах ей совсем не хотелось...
      Таня осмотрелась. На площади перед редакцией стояло не
меньше пятидесяти машин. В некоторых читали газеты водители.
Ничего интересного.
       Ладно,   подождем.   Таня   устроилась   под   чахлой
редакционной березкой.
      Не прошло и нескольких минут, как на площадь на полном
газу  влетели новенькие "Жигули" - "десятка". На крыле сияла
гордая   надпись:  "Молодежные  вести".  Из   машины   вышел
запакованный  в  ослепительно  белые  брюки   и   такую   же
безрукавку мужчина. Таня мгновенно его узнала еще по прошлой
московской  жизни:  это же Юрий Бойко!  Он  ведет  в  газете
рубрику  для автомобилистов, а также регулярно выступает  по
телевизору с советами для "чайников".
     Он-то нам и нужен.
     Таня решительно преградила Юрию путь:
      -  Извините, что отвлекаю... У меня - профессиональный
вопрос.  Скажите, ваша "десятка" - инжекторная?  Или  у  нее
карбюратор?
      Юрий с интересом осмотрел симпатичную девушку... Через
пять  минут  он  уже  показывал ей салон  "десятки":  "Здесь
гораздо   комфортнее,  чем  в  "Девятках"...   Анатомические
сиденья... Удобная панель".
      А  через пятнадцать минут они пили кофе в редакционном
буфете.
      Стоявший  на  входе мильтон-охранник даже  не  спросил
знаменитого Юрия, что это за девушка идет рядом с ним.

                             ***

      Таня  пробыла в редакции "Молодежных вестей" почти  до
одиннадцати  вечера.  В  животе бурчало  -  для  поддержания
разговоров  ей пришлось выпить не меньше семи чашек  кофе  и
выкурить бесчисленное количество сигарет.
       Для   бесед   с   Димиными  коллегами   Таня   решила
представляться стажершей из прокуратуры. А что, чем  она  не
начинающий следователь? Студентка последнего курса юрфака?..
       Она  очень  надеялась,  что  никто  не  попросит   ее
предъявить документик.
      Как  Татьяна  и  предполагала,  лучшим  "документиком"
оказались  ее  роскошная внешность, заинтересованный  вид  и
халявные  кофе  с  сигаретами, которыми  она  щедро  оделяла
журналистов.
       Она   пообщалась  с  коллегами  из  Диминого  отдела,
построила  глазки юным практикантам с журфака, повосхищалась
нарядами  секретарш и даже угостила чашкой кофе  заместителя
ответственного секретаря.
      Ей  открылось  множество маленьких секретов  из  жизни
молодого журналиста Полуянова. Дима обещал жениться девчушке
из школы юного журналиста - а та, представьте, школьница,  -
%) еще семнадцати нет! Дима заиграл редакционный фотоаппарат
стоимостью в тысячу долларов. Дима писал материал о бомжах -
и умудрился заразиться от них педикулезом...
      Вся  эта  информация представляла безусловный интерес.
Интерес  для  праздных сплетников и сплетниц. Но  совсем  не
проливала свет на вопрос о том, что же все-таки произошло  в
Диминой квартире.
      -  Не  вырисовывается у меня путной картины,  -  важно
сказала Таня небритому Диминому корешу Сашке.
      Оба  они  -  и  Сашка,  и Дима - работали  разъездными
корреспондентами при секретариате, то есть, как поняла Таня,
входили в редакционную элиту. Однако Дима был лет на  восемь
моложе.  И, похоже, удачливей - поэтому Саша, как показалось
Тане, завидовал Диме.
      -  Скрываете вы что-то от следствия, - важно повторила
Таня.
     Спецкор Саша устало закатил глаза:
      -  Да  нас  уже менты так достали! Ходили целый  день,
лезли с вопросами.
      Теперь  тебя  вот прислали - все им  мало...  -  Сашка
скрипучим голосом передразнил:
     - "А с кем Дима спал?.. А где Дима работал?.. А над чем
он работал?.. А как шел его творческий процесс?.."
      -  Ну  и  как  он - процесс то есть - шел?  -  невинно
поинтересовалась Татьяна. - С кем Дима спал - я уже знаю...
      - В кровати он писал! - заржал Сашка. - В кровати! "Он
работает, как вельможа - он работает только лежа!"
     Таня где-то уже слышала эти строки. Кто-то известный из
"стариков" их написал - то ли Слуцкий, то ли Мартынов, то ли
Евтушенко. Нет, кажется...
     Анциферов! Был и такой!
      -  Наш  юный  гений, - продолжал Саня, - говорил,  что
между   рукой   и   бумагой  должно  возникать   притяжение,
мистическая связь!
      Таня знала, что творческих людей хлебом не корми - дай
позлословить  о  коллеге. На это качество она  рассчитывала,
планируя  свою  миссию на место работы Димы  Полуянова  -  а
также  на  то,  что  журналисты будут всячески  выставляться
перед   незнакомой  симпатичной  девушкой,  пусть  даже   из
прокуратуры.
     Расчет оправдался вполне.
      -  Наш  герой запасался кофеем и сигаретами и  кропал,
лежа  на  диване,  -  продолжал  Саш