Да! - бодро сказал он.
     - Миша, я провалилась...
     - Что?!
      -  Я  не могу долго говорить... За мной следят.  Артем
Юрьевич,  выруливавший,  против  всех  знаков,  направо,  на
Балтийскую улицу, удивленно посмотрел на нее - но ничего  не
сказал.
      - Меня, - продолжила Женя, - я знаю точно, скоро будут
брать...   Я  даже  знаю,  где...  Это  офис  "Инстолбанка",
Ленинградский проспект, восемьдесят...
      Третий  этаж.  Я здесь и, думаю, они будут  тут  минут
через двадцать.
     Бобров на том конце сотовой волны молчал.
       -  Миша,  пожалуйста...  Спаси  меня,  Мишенька...  -
проговорила она со слезой и нажала "отбой".
     - Какая актриса во мне умирает, - весело сказала она.
      Затем  открыла окно "Мерседеса" и бросила  сотовый  на
асфальт.   Его   немедленно  раздавила  попутная   "Газель".
Раздался  треск,  из-под  колеса  во  все  стороны  полетела
пластмасса и микросхемы.

                    В то же самое время.

      Кева и двое охранников вошли в помещение "Инстолбанка"
на   Ленинградском  проспекте,  в  доме  номер  восемьдесят.
Поднялись на третий этаж. Кевины часы показывали 15.37.
      Кева  в первой же комнате, чтобы не терять времени  на
объяснения, достал из наплечной кобуры "Макаров".
      Приставил  пистолет  ко  лбу той  операционистки,  что
сидела к двери ближе других.
      -  Тихо!..  -  прошептал он. - У вас только  что  была
клиентка... Молодая девка... Лет двадцати пяти... Где она?
     - Она... Она... - пролепетала секретарша. - Уже ушла...
     - Когда?
     - М-минут десять назад.
     - Куда пошла?
     - Н-не знаю...
     - Она снимала у вас тут деньги со счета?
     - Н-не знаю... С ней занимался сам Артем Юрьевич.
     - Ты видела, как она уходила?
     - Д-да... - Что у нее было в руках?
     - Ничего...
     - Совсем ничего?
     - Только сумочка...
     - Какая?
     - Обычная, дамская...
     - А где этот твой председатель, Артем Юрьевич?
     - Т-тоже ушел...
     - Когда?
     - Т-только что...
     - Вместе с девкой?
     - Нет. Позже...
     - На сегодня заказывали инкассацию?
     - К-кажется, да... - Деньги привезли?
     - П-пока нет.
      - Давай, пиши мне номер машины Артема Юрьевича. - Кева
отвел  ото  лба  секретарши пистолет. -  И  -  его  домашний
адрес...
     Потом бросил первому охраннику:
     - Быстро езжай сам - и возьми двух людей! - на квартиру
к девчонке! К этой Марченко. Где она там живет?
     - Кажется, в Жулебино.
     - Давай, мухой! Первый охранник вышел.

                    В то же самое время.

      Тверская  -  место, где всегда, даже в самый  морозный
d%"` +la*() день, полно народу.
       "Шестисотый"  "мерс"  вместе  с  банкиром   и   Женей
остановился  на  полпути между Белорусской и Маяковской,  на
пересечении Тверской с Большой Грузинской.
       Десять  минут  Артем  Юрьевич  и  Женя  просидели   в
напряженном молчании.
     "Мере", мешающий проезду, осторожно обтекали частники и
троллейбусы.
       Наконец   сзади,  метрах  в  двадцати,   остановилась
инкассаторская машина.
     Женя заметила ее в правом зеркале заднего вида, которое
она по-хозяйски подстроила под себя.
       -  Выходим,  -  скомандовала  она.  -  Возьмите  свой
"дипломат". И не делайте, пожалуйста, глупостей.

                    В то же самое время.

      Кева  на  секунду  расслабился. Кажется,  еще  не  все
потеряно. Деньги девчонка пока не успела получить.
     А раз так - значит, уже хрен получит.
      С  банкиром он договорится. Может, придется  заплатить
ему  пару  тысяч  отступного... Или даже десятку...  Но  это
чепуха по сравнению с миллионом...
       Операционистка  трясущимися  руками  протянула   Кеве
бумажку.
     На ней был написан номер машины и домашний адрес Артема
Юрьевича, председателя правления "Инстолбанка".
      Кева  сунул  пистолет в кобуру и  вытащил  из  кармана
куртки мобильник.
     Набрал номер.
      -  Вован, - сказал он в трубку, - это опять я. И опять
по делу...
      Слушай,  объяви там по своим каналам план "Перехват  -
центр".  Ладно,  ладно,  сочтемся... Машина  -  "шестисотый"
"мерин",  номер "анна - шестьсот тридцать шесть  -  роман  -
катя  -  пятьдесят - рус". В машине - мужик и,  может  быть,
молодая  девка...  Мне  нужна девка...  Фамилия  -  Марченко
Евгения.
     Операционистки "Инстолбанка" с ужасом смотрели на Кеву.
Непонятно:  то ли бандит, то ли милиционер, то ли  налоговый
полицейский.  Но  в любом случае - человек, которого  стоило
бояться.

                    В то же самое время.

      Женя  вместе с банкиром вылезли из "Мерседеса".  Артем
Юрьевич взял с заднего сиденья "дипломат".
      Оба, плечом к плечу, сделали пять шагов по направлению
к  инкассаторской машине. Остановились. Закутанные  прохожие
быстро  обтекали их. Женя чувствовала, что из инкассаторской
машины на нее с банкиром направлено по меньшей мере три пары
изучающих  глаз. И, наверное, пара автоматных  стволов.  Она
поежилась.
      Наконец из желтого броневика вылез человек в форменной
*c`b*%  нараспашку.  В руке он нес холщовый  опломбированный
мешок и папку.
     Лениво-уверенной походкой инкассатор приблизился к Жене
и Артему Юрьевичу.
     - Документы, - спокойно произнес инкассатор.
      Банкир достал из кейса документы, протянул. Человек  с
мешком  внимательно просмотрел их. На всех расписался.  Взял
себе два листа.
      Протянул  свою  папку  Артему  Юрьевичу.  Тот  так  же
внимательно  просмотрел документы. Расписался.  Один  листок
взял себе.
     Инкассатор протянул холщовый мешок банкиру.
     - Пересчитывать будем? - спросил, усмехаясь.
     - Будем, - сказал Артем Юрьевич. Сломал пломбу, залез в
мешок.   Достал   оттуда  опечатанную   бандеролькой   пачку
новеньких  стодолларовых  купюр. Прикинул  в  руке  на  вес.
Разорвал бандероль. Очень быстро пересчитал.
      Группа  иностранцев, вывалившая в только что купленных
ушанках  из гостиницы "Палас", круглыми от удивления глазами
посматривала, проходя, на эту сцену. Они, конечно, и  раньше
слыхивали,  что Москва - небедная и бандитская  столица,  но
чтобы  вот  так,  запросто, на главной  улице  пересчитывали
пачку  стодолларовых  банкнот!..  А,  может,  русские   кино
снимают?
      - Все правильно, - пробормотал Артем Юрьевич. Запустил
руку   в   мешок,  наугад  достал  еще  пару  пачек.  Быстро
просмотрел  и  их  тоже. Инкассатор стоял  рядом  и  чему-то
усмехался.
      Женя молча смотрела на мешок, на пачки с долларами, на
руки банкира.
     Холодок пробежал по коже.
      "Тверская, не Тверская... - мелькнула мысль.  -  Пусть
день, пусть людно, - все равно... Кто мешает налететь сейчас
бандитам,  перестрелять  нас троих,  забрать  все  деньги.,.
Боже, что я творю!.."

                    В то же самое время.

       Кажется,   Кеве   было   больше   нечего   делать   в
"Инстолбанке". Надо искать девчонку. Деньги она, слава богу,
пока не получила. И до завтра не получит. А до завтра ей еще
надо дожить...
     Кева сунул мобильник за пазуху.
      В  этот  момент дверь, ведущая в операционный  зальчик
"Инстолбанка",  с  шумом  распахнулась.  В   нее   мгновенно
просочились   трое,  в  шерстяных  масках  и   с   короткими
автоматами в руках.
       -  Это  ОМОН!  -  резким  голосом  закричал  один  из
шерстяноголовых.  - Всем лечь на пол, лицом  вниз,  руки  за
голову!!
     Кева опустился на колени, затем покорно лег лицом вниз.
     С ОМОНом, он знал, шутки плохи.
      Но с какой стати здесь, в банке, вдруг появился ОМОН?!
.

     В то же самое время.

       Артем   Юрьевич   ссыпал  две   разорванные   десяти-
тысячедолларовые пачки обратно в холщовый мешок. Женя стояла
рядом и наблюдала.
      - Все в порядке, - сказал Артем Юрьевич инкассатору. -
Можете  отваливать.  И  поменьше там у  себя  болтайте,  что
передавали  бабки  вот  так, на  Улице...  -  О'кейчик...  -
ухмыльнулся охранник и не спеша пошел к своей желтой машине.
     Женя вырвала из рук банкира холщовый мешок.
      -  Ну-ну,  Марченко,  не надо нервничать,  -  спокойно
сказал тот. - Никто вас тут не кинет. Давайте мою долю, и мы
с вами тихо-мирно разбежимся.
     Артем Юрьевич поднял "дипломат" и на весу раскрыл его.
      Женя  на  ощупь  стала доставать  из  холщового  мешка
десятитысячедолларовые  пачки.  Бросала  их  в  полуоткрытый
банкирский  кейс.  Редкие по случаю  мороза  прохожие  остро
поглядывали  на  эту  сцену,  но безмолвно  проходили  мимо.
Думали,   верно:  скрытой  камерой  снимают...  Какие-нибудь
"Приколы нашего городка"...
      -  ...Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять,
тридцать... - шепотом отсчитывала Женя пачки.
      Происходящее на мгновенье показалось ей сном.  Мелкий-
мелкий снежок посыпал над Тверской.
     Банкир закрыл "дипломат".
     - Имейте в виду, - сказал он, - что ваша итоговая сумма
на десять тысяч меньше.
     - Почему?
      -  Я же обещал инкассаторам награду - за нестандартный
способ передачи "нала". А сколько, вы думаете, стоит это шоу
на  Тверской?  Вы,  кстати,  не  хотите  ли  купить  у  меня
полиэтиленовый пакет?..
     - Зачем? - не поняла Женя.
      - А что, вы так и собираетесь таскаться по Тверской  с
холщовой сумкой?
      Все сразу решат, что вы только что взяли банк. Что,  в
общем-то,   соответствует  действительности...   -   Банкир,
получив  от  Жени  три  сотни  тысяч  долларов,  сразу  стал
словоохотливым.
     - Давайте ваш мешок, - пробормотала она.
     Артем Юрьевич вытащил сквозь щель в "дипломате" большой
черный полиэтиленовый пакет.
      -  С вас еще десять штук "зеленых", - сказал он. -  За
тару.
     - Что?!
      -  Шутка, шутка... Пакет - за счет заведения.  Подарок
вам - как выгодному клиенту. Побольше бы таких...
       Женя   сунула   холщовый   инкассаторский   мешок   в
полиэтиленовый пакет.
      -  Хотите  еще,  плюс  ко всему, бесплатный  совет?  -
спросил банкир и, не дожидаясь ответа, продолжил:
      - Будьте осторожны. Вы, деточка, ввязались во взрослую
игру. Удачи!
      Артем Юрьевич повернулся и, не оглядываясь, потопал  к
своему  "Мерседесу".  Женя  секунду  посмотрела  ему  вслед,
пробормотала: "Спасибо вам..."
      Повернулась  и  пошла  в  противоположную  сторону,  к
Белорусскому вокзалу.
     Она взглянула на часы: 16.10.
      Вчера  вечером она ради любопытства изучила  возможные
способы отхода.
       Поэтому  помнила,  что  через  четырнадцать  минут  с
Белорусского отправляется электричка до Можайска.
      Заграничный  паспорт,  вместе  со  всеми  необходимыми
визами, лежал у нее с собой в сумочке.
      В  Можайске она выйдет. Закупит зубную щетку, чемодан,
пижаму и прочие вещи.
      А  ближе к ночи сядет на поезд Москва - Берлин...  Или
Москва - Прага, или Москва - Варшава...
     Пакет с деньгами приятно тяжелил руку.
     "Сколько там, бишь, у меня осталось? - прикинула она. -
Около девятисот тысяч долларов..."
       Женя   не  удержалась,  остановилась  на  пересечении
Тверской с Грузинским валом.
       Прижала   пакет   к  стене  дома,   раскрыла   сперва
полиэтиленовый мешок, затем - холщовый. Заглянула внутрь.  В
приятной   полутьме   пакета  лежали   запеленутые   пачечки
долларов.
      Женя засунула внутрь руку и погладила одну из пачек по
тугому шершавому боку.

                          Глава 18

     Прошло десять дней.
     В Европу давно пришла весна.
      Вена радовалась теплой погоде. Повсюду: на площадях, в
подземных  переходах,  в  ресторанах  -  играли  беззаботные
вальсы Штрауса.
       Из   гостиничного  окна  Женя  видела  тихую  улочку:
магазинчик,  парикмахерская,  фотосалон...  Все   маленькое,
карманное:   в   магазине   -   единственный   продавец,   в
парикмахерской - один парикмахер... Жене сладко  спалось  на
широкой  и мягкой гостиничной кровати, а интерьер ее номера,
выдержанный   в   строгих   шоколадных   тонах,   успокаивал
исхлестанные нервы.
      Этим  утром  Женя проснулась поздно. Отельный  завтрак
давно закончился.
      Ну  и  плевать: в Вене полно кондитерских,  кафешек  и
баров,   где   кормят   гораздо   вкуснее,   нежели   в   ее
трехзвездочном отеле.
      Она  спустилась  по лестнице вниз;  положила  ключ  от
номера   на   конторку;  молодой  лысый   портье   изобразил
полупоклон:  "Мерси, мадам". - "Это вам  мерси",  -  сказала
Женя отчего-то по-русски.
     В гостинице "Папажено" она жила уже четвертые сутки.
      Ей следовало подумать, что делать дальше. Что делать с
собою. И вообще - задуматься, как дальше жить.
      Но  думать  не  хотелось. По всей Вене играла  музыка.
Австрийцы явно предпочитали Штрауса другому своему  земляку,
Моцарту,  и  от беспечных мелодий "короля вальсов"  на  душе
делалось   легко   и   бесшабашно.   В   кофейнях   подавали
изумительного вкуса пирожные, по чистым мостовым расхаживали
праздные  жилистые  старухи  в  бриллиантах  и  костюмах  от
"Шанель"...
      Женя ежедневно спала до двенадцати. Отчего-то нигде ей
столь сладко не спалось, как в Вене. По утрам она забивалась
в  кафе,  долго  завтракала и лениво листала  газеты.  Потом
заказывала себе чего-нибудь выпить.
      Ежедневно - если просуммировать все ее "дринки" -  она
выпивала   бутылку  вина.  Безумное  напряжение   последнего
московского  месяца  постепенно  начинало  уходить.   Сжатая
пружина,  что, оказывается, давила ее изнутри все  последние
недели,  потихоньку начинала отпускать.  Она,  эта  саднящая
пружинка,  словно  расплавлялась - от  европейского  солнца,
всеобщей  любезности, сладости пирожных, запаха кофе,  вкуса
ликеров... Женя притворялась - в первую очередь перед  самой
собой,  -  что она - просто богатая туристка. Она  ходила  в
оперу - теперь у нее имелись деньги, чтобы покупать билеты в
партер.  Каталась по венским улочкам в коляске,  запряженной
парой  холеных  гнедых.  Кучер ждал ее,  пока  она  посещала
музеи, дворец Хофбургов или собор Святого Стефана.
     "Потом... Я все решу потом..."
      Женя гнала от себя мысли, что же ей делать дальше: где
скрываться,  чем  заниматься... На что ей  употребить  далее
свою двадцатипятилетнюю жизнь...
      Вот и сейчас она, стараясь ни о чем не думать, вошла в
свое любимое кафе "Моцарт".
      Бармен  узнал  ее.  "Это  плохо,  -  лениво,  краешком
сознания подумала Женя.
      -  Мне  нельзя заводить знакомых. Мне теперь надо  всю
жизнь  бежать...  Бежать  от  "Глобуса"  с  компанией...  От
Боброва  с  его  конторой... Нигде  нельзя  задерживаться...
Нельзя  заводить  друзей... Ну, может,  только  в  старости,
годам к тридцати пяти..."
      - Мадам Мария? - весело сказал бармен по-английски.  -
Что будете пить?
     Кушать?
      Женя  представилась этому бармену как Мария, словачка,
туристка   -  чтобы  оправдать  свой  славянский  акцент   и
внешность.
      -  "Эспрессо", - ответила Женя. - Рогалики  с  маслом.
Затем  омлет.  И, после омлета, еще один "эспрессо".  И  все
сегодняшние газеты... Словом, все как всегда.
      -  Слушаю, пани. Просимо, - ответил бармен  -  как  он
думал, по-словацки.
      Женя  заняла  место - по привычке у окна.  И  лицом  к
двери: чтобы видеть всех входящих в бар. И наблюдать - через
зеркальные  витрины  - всех проходящих  по  улице.  Она  уже
разведала:  у  бара  есть  запасной  выход,  из  подсобки  в
параллельный переулок. "Интересно, имеются ли здесь, в Вене,
у   Мишиной  конторы  свои  люди?  Резиденты?  Или  как  это
- 'k" %bao? - спросила она себя. Мысли текли лениво-лениво и
где-то  в  глубине  сознания, словно бы речь  шла  не  о  ее
собственной  судьбе,  а  об ином,  постороннем  человеке.  -
Конечно же, есть... - ответила она себе. - И не один..."
      Но мысли о том, что кто-то из России ее может поймать,
уже  потеряли для Жени свою остроту. Когда она  смотрела  на
чистую,  сытую улицу и вдыхала запахи "эспрессо"  и  омлета,
подобная перспектива казалась ей совершенно нереальной.
      -  Просимо,  -  сказал бармен и поставил  перед  Женей
здоровенную  тарелку  с омлетом, пару  рогаликов  на  другой
тарелке, блюдце с маслом и чашку черного кофе.
      -  Данке  шен, - кивнула Женя, улыбнулась.  Бармен  ей
нравился.  -  Мучас грациас. Сенкс э лот.  Большое  спасибо.
Аригато.
     - Не стоит благодарности, - ответил .бармен по-немецки.
- Сейчас принесу газеты.
      Через  три минуты (Женя уже осушила первую на  сегодня
чашку   "эспрессо")  бармен  притащил  "Ин-тернешнл  геральд
трибюн", "Тайме", "Фигаро". (Женя читала по-английски и  по-
французски  -  но  не по-немецки.) - И еще,  -  расплылся  в
улыбке  бармен,  - у меня для вас сюрприз.  Ваша,  словацкая
"Народна  06-рода". И - русские газеты. Вы ведь читаете  по-
русски?
      Бармен  положил ей на стол "Известия" и "Комсомольскую
правду".
      У  Жени  вдруг  заныло  под ложечкой.  Стало  муторно.
"Неужели он догадался?
     - промелькнула мысль. - О чем-то - догадался?"
     - Да, эти газеты тоже оставьте, - сказала она, стараясь
ничем  себя не выдать. - Я читаю по-русски. Чуть-чуть. Языки
похожие. Я учила русский язык в школе.
      "Зачем  я  рассказываю ему? Почему оправдываюсь?"  Тот
страх, что был обычен для ее последних дней в Москве,  вдруг
вернулся:  накатил  изнутри, обдал  жаром.  Она  глянула  на
бармена. Тот радушно улыбался.
     - О, русский - очень трудный язык, - сказал он. - Я вам
не завидую. - И отошел.
     В баре не было ни одного человека: время завтрака давно
прошло, час ленча еще не наступил.
      "Ерунда.  Ни о чем он не догадался. Газеты на  русском
ничего не значат.
     Он просто хочет услужить клиентке. И я ему нравлюсь".
      Хотя  с момента ее бегства из Москвы прошло уже десять
дней,  газеты - ни русские, ни тем более иностранные -  даже
словом не обмолвились ни об агентстве "Глобус", ни о крупном
компьютерном ограблении при участии босса "Инстолбанка".
     Молчал об этом и телевизор. (В номере Жени ловились два
русских канала - ОРТ и НТВ.) "Почему они не стали ни  о  чем
сообщать?  -  ломала голову Женя. - Ведь Миша  говорил,  что
они,  его  контора, собираются предать все делишки "Глобуса"
гласности...  Чтоб  другим неповадно  было...  Впрочем,  кто
такой Миша?.. Всего лишь капитан госбезопасности. Над ним  -
еще   десяток   начальников,  один   другого   выше.   Целая
пирамида... Вот оно, его начальство, - взяло и перерешило по-
$`c#.,c...  А  может,  им, для огласки  и  для  полноценного
следствия,  как  раз не хватает меня - живого  свидетеля?  И
они, "кагэбэшники", сейчас ищут - именно меня? Ищут по всему
миру?"
      Опять  противно засосало под ложечкой.  "Не  думай  об
этом!  -  прикрикнула  на  саму себя  Женя.  -  Может,  чтоб
забыться, заказать вина или рома?.. Прямо сейчас, с  утра?..
Нет,  нельзя.  Так и спиться недолго... Ну и что?  Кого  это
сейчас  волнует - со-. пьюсь я, не сопьюсь? Кого на свете  я
вообще волную? Уже много лет, после смерти мамы, я не волную
ровным счетом никого".
      После  недолгой  борьбы с собой Женя  все-таки  решила
отказаться от спиртного и принялась за омлет.
      Поджаристый омлет с сыром показался безвкусным, словно
сделанным  из пенопласта. "Будто реквизит... А  ведь  я  так
люблю омлет... Что-то у меня со вкусом... И что-то к тому же
происходит  с нервами... Нет, пора двигать из Вены...  Куда-
нибудь   подальше...   Сегодня  же  надо   рассчитаться   за
гостиницу,  взять машину напрокат - и вперед, в  Париж...  А
потом  в  Испанию... А затем - сесть на пароход и  уплыть  в
Южную  Америку... Там, в Аргентине, говорят, Борман тридцать
лет  скрывался... И никакое ФСБ вместе с ЦРУ его не нашло...
А я - что?
      Разве  я  -  Борман?..  Совсем не  похожа  на  военную
преступницу...  Я,  по  большому  счету,  и  не  преступница
вовсе...  Подумаешь: вор у вора дубинку  украл...  Да  таких
преступников,  как  я,  в России - дюжина  на  каждую  сотню
населения...  А  из