х которых еще
виднелся след от наручников. - Но  я  хотел  бы  услышать  из  авторитетного
правительственного источника, что будет со мной. Меня что - пристрелят, чтоб
не болтал лишнего? Или посадят за грабеж трейлера?
   В кабинете наступило стесненное молчание.
   - Вы нарушили довольно много законов, - сказал вице-премьер.
   - Это моя профессия - нарушать законы, - холодно ответил Сазан. - Если вы
забыли, кто я, товарищ вице-премьер, я могу напомнить - я бандит. И  если  я
правильно помню школьный курс по обществоведению,  там  было  написано,  что
армия - это то, что охраняет общество, правительство  -  это  то,  что  нами
руководит, а бандиты - это  такие  плохие  парни,  которые  грабят  людей  и
торгуют наркотиками. И мне  кажется  очень  странным,  что  в  нашей  стране
наркотиками торгуют правительство и армия.
   - Все-таки не забывайтесь, - пробормотал сквозь  зубы  чиновник,  -  одна
служба - это еще не правительство. Это не наша вина, если в  стаде  завелась
паршивая овца.
   - Ошибаетесь. Это ваша вина. Потому что у нас в стране есть  Министерство
экономики, и, по моему слабому  бандитскому  разумению,  этого  министерства
вполне бы  хватило,  чтобы  надзирать  за  аэропортом  Рыкове.  Но  когда  я
поинтересовался, а кто, кроме СТК, мог бы курировать Рыково, то  выяснилось,
что помимо Министерства экономики у нас есть еще Министерство промышленности
и торговли и Министерство транспорта, а помимо Министерства транспорта  есть
еще Федеральная служба регулирования естественных монополий на транспорте, и
Федеральная  авиационная  служба,  и  Служба   транспортного   контроля,   и
Межгосударственный авиационный комитет, и еще пять контор, - вы уж извините,
если я не все упомнил! И чтобы всей этой своре чиновников было чем заняться,
правительство заявило, что топливозап-равочный комплекс -  это,  видите  ли,
монополия. А это вздор! Они  могут  быть  монополией  в  лучшем  случае  для
маленьких аэропортов, и то  директор  Ивкин  нашел  замечательный  выход  из
положения:налил топливо  двух  разных  фирм  в  одну  и  ту  же  емкость.  Я
специально съездил, полюбовался - в Шереметьеве стоит куча таких  консервных
банок высотой с мавзолей, у каждой  свой  собственный  крантик.  Почему  это
монополия? Сначала вы  объединили  все  банки  в  один  комплекс,  потом  вы
сказали, что это монополия, а потом вы заявили, что  государство  должно  ее
регулировать.
   А теперь вы в ужасе - как так! Мы хотели всего лишь немного  порулить,  а
тут такое полезло! Убийства, наркотики, коррупция...
   Я, может, не финансист, но я так понимаю: если бы у каждой банки был свой
хозяин, то и регулировать было бы нечего. А если бы государство  не  владело
контрольным пакетом аэропорта, то  эти  любители  дури  дальше  вестибюля  в
Рыкове не прошли бы.
   Сазан перевел дух. В кабинете наступила тяжелая тишина.
   - Вы что кончали, Валерий Игоревич? - осведомился вице-премьер.
   - ПТУ.
   - Да? А я решил  было  -  Чикагский  университет  .
   - А что, надо университет кончать, чтобы понять: если кто-то приставлен к
крану откручивать воду, то он обязательно и себе нальет стаканчик?
   Вице-премьер взглянул на часы и встал.
   - Сожалею, но  времени  у  нас  больше  нет.  Валерий  Игоревич,  Владлен
Леонидович, вы свободны.
   - Я в каком смысле свободен? - справился Сазан.
   - В обоих. Советую вам запереться в своей квартире, или что у вас  там  -
хаза? - и носу оттуда не показывать. Вам позвонят.  Валентин,  задержись  на
минуту.
   И Сазана с Калининым с прямо-таки фантастической скоростью выпроводили  в
коридор. Спустя мгновение за ними  выбежал  круглоглазый  референт  -  вынес
подписанные секретаршей пропуска.
   - Как ты на  него  вышел?  -  вполголоса  спросил  Сазан,  пока  они  шли
бесконечными коридорами.
   - Ты не поверишь - но у меня была жена, а он ей какой-то родственник.
   - А что с женой?
   - Развелся. Четыре года назад.
   - Если  жена  была  на  него  похожа,  понимаю,  почему  ты  развелся,  -
согласился Сазан. - Не человек, а лягушка.
   У него было странное ощущение, что  он  только  что  побывал  в  железных
объятиях  какой-то  гигантской   правительственной   мельницы-крупорушки   и
каким-то чудом его, вместо того чтобы смолоть  в  муку  для  государственных
нужд, пощадило и выплюнуло обратно.
   За подъездом Белого дома сверкало небо  в  блестках  облачков,  и  черная
"Волга" неторопливо подкатилась к бровке. На горбатом  мостике  все  так  же
изнывала от летней жары демонстрация. Кучка людей - не то депутатов,  не  то
анпиловцев -  что-то  кричала  пикетчикам  в  матюгальник,  и  те  по  знаку
телеоператора громко стучали касками по асфальту.
   - Извини за истерику, - сказал Сазан, когда  "Волга"  обогнула  мостик  и
полетела к Краснопресненской.
   - Ничего. Со всяким бывает.
   - Я твой должник, Владлен.  Слушай,  тут  кабак  классный  справа,  пошли
оторвемся! Ребята подлетят, расплатятся!
   - Ты слышал, что тебе сказали? Сиди на даче и не высовывайся,  и  никаких
кабаков!

***

   Сидеть на даче, впрочем, пришлось недолго. Буквально  на  четвертый  день
телевизор  донес  до  Нестеренко  известие  о  переменах   в   высшем   слое
военно-авиационного руководства и скоропостижной отставке двух замов маршала
авиации. Затем внезапно было объявлено о  скором  пятипроцентном  сокращении
армии. Оппозиция, конечно, начала очень громко кричать о  неминуемой  гибели
отечества, но высшие армейские  чины,  против  ожидания,  ничего  плохого  о
правительстве не сказали.
   Нестеренко внимательно смотрел и слушал, и в течение недели он  узнал  об
уходе в отставку десяти полковников и генералов,  начальников  аэродромов  и
округов в Сибири и на Дальнем Востоке.
   За  все  это  время  Нестеренко  не  раз  подмывало  послать  человека  в
Краснодарский  край  и  объяснить  гостеприимному  хозяину   причерноморской
усадьбы, кто именно заказал Кобу и по  чьей  милости  фасад  его  прелестной
виллы непоправимо испорчен бетонными надолбами. Но в конце концов Нестеренко
рассудил, что человека послать никогда не поздно, а  вот  если  полковников,
которые сейчас уходят в отставку, начнут отстреливать по всей Руси  великой,
то высшее военное руководство воспримет это как нарушение великого  водяного
перемирия и не согласится с пятипроцентным сокращением  вооруженных  сил.  И
виновником нарушения - пускай невольным и косвенным  -  посчитает  недавнего
собеседника Сазана из Белого дома.
   Какие меры может предпринять собеседник по этому поводу. Сазану  даже  не
хотелось думать. У него было твердое ощущение, что этого  человека  в  глаза
можно  обозвать  "козлом",  "петухом"  или  иным,   совершенно   невозможным
прозвищем, за которое Нестеренко  пристрелил  бы  обидчика  на  месте,  -  и
получить в ответ лишь стеклянный взгляд лягушечьих глаз.  Но  вот  за  такие
абстрактные вещи, как сокращение бюджетного дефицита или  иные,  далекие  от
большинства россиян заботы, этот  человек  порвет  собеседнику  вафельник  и
вобьет осиновый кол в  сердце,  а  потом  аккуратно  вытрет  руки  и  пойдет
сочинять очередную бумагу.
   Словом, Нестеренко не послал никого в Краснодар  и  не  позвонил  Лешему,
нарушив тем самым целую кучу воровских законов,  а  к  концу  недели  сел  в
длинный коробчатый "мицубиси-паджеро" и поехал в Рыкове.
   Было уже десять часов вечера, и верхние окна в особняке Ивкиных светились
нежным розовым светом. Сазан позвонил в калитку.
   - Кто там?
   - Нестеренко.
   Калитку открыл Вершок - заплывший жиром качок из бывшей бригады  Шила,  а
ныне его собственный кнехт.
   Нестеренко поднялся по лестнице на второй этаж и  вошел  в  гостиную.  За
столом, уставленным разнообразной и  добротной  снедью,  сидела  вся  семья.
Супруга Ивкина, в кокетливом фартучке, повязанном вокруг  необъятной  талии,
торжественно поспешала из кухни с забытой масленкой.
   - Ax! - сказала она  при  виде  Сазана.  Масленка  выпала  из  ее  рук  и
разбилась. Сазан прислонился к дверному косяку  и  молча  глядел  на  суету,
завязавшуюся вокруг масленки. Виталий Ивкин  поднял  на  него  глаза,  потом
опустил, потом опять поднял.
   - Нам звонил полковник Калинин,  -  сказал  Ивкин.  -  Извините,  Валерий
Игоревич. Я действительно  не  знаю,  что  и  думать.  И  Миша  тоже  должен
извиниться.
   Мальчик исподлобья глянул на Нестеренко.
   - У папы больное сердце,  -  сказал  он,  -  я  потом  его  час  отпаивал
нитроглицерином. Вы могли бы предупредить.
   - Прости, Миша, - усмехнулся Нестеренко, - мне как-то не хотелось ставить
свою жизнь в зависимости от актерских задатков твоего отца.
   - Мне сказали, что Кагасов арестован, - проговорил Ивкин.
   - Его уже выпустили. Под подписку о невыезде.
   - Но за что его арестовали? Нестеренко усмехнулся.
   - В этом деле, Виталий Моисеевич, никого не  посадят.  Но  я  точно  знаю
пару-тройку козлов, которых грохнут.  У  нас  свои  счеты,  в  этой  истории
замочили не одного Шило. За такие вещи полагается платить с процентами.
   Ивкин  искоса  глянул  на  своего   молодого   гостя   и   предпочел   не
переспрашивать.
   Спустя две недели полковник Калинин позвонил Нестеренко по  сотовому.  Он
сказал, что в ресторане "Великий Новгород" для него заказан столик и что  он
очень был бы признателен Валерию, если бы тот подъехал в ресторан к семи.
   "Великий Новгород" обретался неподалеку от  Белого  дома  и  еще  недавно
принадлежал неким немецким инвесторам,  вложившим  деньги  в  этот  ресторан
напополам с бандитами. Впоследствии немцы возымели какие-то непонятные  идеи
насчет налогов: они вздумали уплачивать их целиком, и бандиты, возмутившись,
немцев из ресторана вышибли.
   Нестеренко, разумеется, опоздал и приехал в ресторан на пятнадцать  минут
позже, но неназванного сотрапезника не обнаружил.
   Вышколенный официант принес ему бутылку вина  и  горку  салата,  и  Сазан
принялся невозмутимо управляться с хрусткой зеленью.
   - Проголодались, Валерий Игоревич?
   Сазан  поднял  голову  и  поперхнулся  салатом:  над   ним   с   жестяным
невозмутимым лицом  стоял  тот  самый  чиновник,  с  которым  он  говорил  в
роскошном белодомовском кабинете.Чиновник как ни в чем не бывало сел  рядом,
и черно-белый официант подал ему меню. Сазана вдруг как  кипятком  ожгло:  а
кто будет платить за этот ужин? в смысле - позволят ли заплатить ему?
   Закуску  съели  в  полном  молчании.  Сазан  внезапно  увидел,  что   его
сотрапезник смертельно устал и, видимо, спал в последнее время немного:  под
глазами его набрякли темные мешки. Это было так же удивительно,  как  видеть
темные мешки, ну, скажем, под фарами бульдозера.
   - Я хотел сказать вам, - проговорил вице-премьер, - что завтра  президент
издает указ об упразднении Службы транспортного контроля.
   - Прислушались к моим рекомендациям?
   - Ну, так получилось, что  ваши  рекомендации  совпали  с  рекомендациями
Международного валютного фонда.  Впрочем,  не  думаю,  что  господин  Рамзай
останется без работы. Вам больше не докучала ФСБ?
   - Не очень. А вам не докучала армия - за  сокращение  расходов?  Чиновник
помолчал.
   - Частью моей сделки с армией, -  сказал  он,  -  явилось  обещание,  что
людей, ушедших в отставку, никто не тронет.
   Сазан сообразил, зачем его позвали в этот ресторан.
   - Кто же их может тронуть, если  их  не  арестовали?  -  невинно  спросил
бандит.
   - Бог его  знает,  -  пожал  плечами  вице-премьер,  -  мне  рассказывали
какую-то краснодарскую историю, где они убрали вора в законе.
   Чиновник сощурил прозрачные, как замороженное шампанское, глаза.
   - Вы меня понимаете, Валерий Игоревич? Их никто не должен тронуть.
   - А если тронет? - дерзко спросил Сазан.
   - Мой первый вопрос остается в силе - вам больше не докучает ФСБ?
   Нестеренко поглядел в льдистые глаза, и у него было такое чувство, словно
он заглянул в свою могилу. Но  в  этот  момент  к  ним  подошел  официант  с
подносом, нагруженным всякой съестной всячиной, и чиновник повернул голову и
попросил официанта принести воды. Вполне человеческим голосом.
   Потом он повернулся и вдруг улыбнулся Валерию. И Нестеренко  с  внезапной
тоской понял, что эта их встреча - не  последняя.  Что  через  месяц,  через
полгода, через год - но ему опять позвонят  и  беспрекословным  тоном  велят
явиться  в  условленное  место  к  назначенному  времени.  И   там   каменно
улыбающийся человек  попросит  своего  должника  Нестеренко  сделать  что-то
такое, чего не могут провернуть дружественные ему экономисты-чистоплюи или о
чем он  не  может  просить  враждебные  ему  спецслужбы  и  что,  по  мнению
собеседника Нестеренко, способствует благу государства.  И  у  Валерия  было
мрачное предчувствие, что в ходе этой миссии ему ничего не обломится, а  вот
голову будет потерять очень легко.Неподалеку от  того  столика,  за  которым
сидели Нестеренко и правительственный чиновник,  обедали  двое:  иностранный
бизнесмен и еще один человек, из  банкиров,  время  от  времени  встречавший
Валерия Нестеренко в казино. Иностранный бизнесмен вертелся, как вентилятор,
пытаясь разглядеть двоих в сумрачном углу, и наконец не выдержал и спросил:
   - Я ошибаюсь, или это...
   И он назвал фамилию правительственного чиновника.
   - Да, это он, - сказал банкир.
   - А кто с ним рядом?
   - Известный московский авторитет. Иностранец повернул голову  и  еще  раз
оглядел двоих сотрапезников: молодого,  безукоризненно  одетого  человека  с
подвижным лицом и холодными глазами и  его  собеседника,  занимавшего  столь
высокий пост в правительстве.
   - Все-таки Россия ужасно криминализованная страна, - со вздохом промолвил
иностранец.