л  заднюю
дверцу, и Сергеев уставился прямо в тугие  целлофановые  мешки,  распиравшие
багажник машины.
   - Можете хоть сейчас забрать, - сказал Сазан, -  могу  сам  доставить  по
адресу.
   Кагасов заколебался. Везти с собой героин он, естественно, не  собирался:
а ну как наскочит  шальной  патруль?  Можно  было  бы  позвонить  ребятам  и
распорядиться приехать,  но,  как  совершенно  правильно  предложил  бандит,
почему бы не поручить это дело Сазану? Он разбил супницу, он пусть теперь  и
подтирает пол.
   - Завтра отвезешь один мешочек, -  велел  он,  -  на  Карманевского,  25.
Остальное может лежать у тебя. Так даже спокойней.
   - Хорошо, - сказал Сазан. Того, что за этим произошло, не  ожидал  никто.
Ворота дачи содрогнулись и слетели со своих петель, словно кленовый  лист  в
осеннюю пору, и меж двух каменных столбов просунулось тупое рыло  броневичка
вроде тех, на которых банки возят валюту.  Вспыхнула  светошумовая  граната,
заливая ослепительным светом троицу сообщников, застывших у "лендровера", на
мгновение ослепляя их и парализуя. Когда оглушенный Кагасов опамятовался, со
стен дачи уже сыпались, как горох, люди в крокодильих комбинезонах.
   Нестеренко рядом схватился за пистолет,  но  движения  его  были  неловки
после шока: раньше, чем он успел вытащить руку, ражий десантник  влепил  ему
хук прямо в челюсть, развернулся и добавил прикладом  автомата  в  солнечное
сплетение. Нестеренко мешком свалился на землю,  десантник  сел  на  него  и
принялся обыскивать.
   - Всем бросить пушки! Госбезопасность! -  загремело  из  матюгальника,  и
Кагасов, растерянно оглядывавшийся, был сбит  на  землю.  Он  приподнялся  и
увидел перед собой чьи-то широко расставленые ботинки и дуло автомата.
   - Руки за голову, ноги на ширину  плеч!  Ну!  Кагасов  послушно  исполнил
требуемое. Перед глазами его возникло видение: пустая  камера  с  парашей  в
углу и загаженный кровью матрас. "Господи, только  не  вышка!  -  подумалось
почему-то. - Только не вышка".

***

   Нестеренко не сопротивлялся, когда его без  особых  церемоний  подняли  с
земли и потащили в подкативший к воротам бронированный  "рафик".  Ошмонавший
его оперативник забрал у  Нестеренко  ствол  и  прилепленный  лейкопластырем
микрофон, который в продолжение трех последних часов исправно передавал все,
что происходило в трех метрах вокруг Нестеренко.
   У них с Калининым была  договоренность,  что  Нестеренко  берут  и  везут
вместе со всеми, и полковник после некоторых разговоров сумел убедить Сазана
в правильности именно такого оперативного варианта.
   В продолжение всего пути до Лубянки Нестеренко угрюмо  молчал.  Кагасова,
сидевшего напротив него, била мелкая дрожь. Водитель Васючица, которого тоже
заодно  замели  и  который,  как  выяснилось  впоследствии,  довольно  часто
развозил мелкие партии дури по торговцам, ругался сквозь зубы, пока один  из
эфесбешников не заехал ему как следует по этим самым зубам.  Водителю  стало
больно двигать челюстью, и ругаться он перестал.
   На Лубянке Нестеренко хладнокровно и быстро ошмонали, и через полчаса  он
оказался в крошечной одиночной камере тут же, в  центре  Москвы.  Нестеренко
бросился на деревянную шконку и тут же заснул как убитый.
   Проснулся он от равнодушного крика:
   - Подъем!
   Подниматься он, впрочем, не стал, а перевернулся на спину,  заложил  руки
за голову и стал смотреть в щербатый потолок. Окошечко в камере стукнуло.
   - Подъем. Тебе что, отдельное приглашение нужно?
   - Отхлынь, - сказал Нестеренко, - меня сейчас выпустят.
   - Ты, тридцать девятый! В карцер хочешь?
   Нестеренко медленно встал со шконки, рассудив, что с  "шестерками"  лучше
не пререкаться.
   На завтрак выдали буханку хлеба, причитающуюся на весь  день,  чай  цвета
мочи и несоленую пшенную кашу. Кашу Нестеренко есть не стал, а выпил  чай  и
опять попытался лечь на  шконку,  каковая  попытка  была  тут  же  пресечена
бдительным охранником.
   Остаток  дня  прошел  без  происшествий.  К  двум  часам  Нестеренко  так
изголодался, что с удовольствием стрескал бы пшенную кашу, но кашу  к  этому
времени уже забрали. Принесли обед, состоявший из бледной водицы, в  которой
плавал заблудший капустный лист, и двух больших горячих картошек. Нестеренко
выхлебал водицу и съел картошку, но здоровому  молодому  мужику  этого  было
явно мало.
   На ужин был чай с остатками хлеба. Нестеренко подъел крошки от буханки  и
принялся думать о вчерашнем ресторане "Ариетта" и о форели,  которую  он  не
доел. Форель показалась ему  невкусной  -  он  любил  белую  форель,  а  ему
принесли розовую.  Сейчас  Нестеренко  не  без  основания  полагал,  что  он
стрескал бы любую форель - и белую, и розовую, и в горошек.
   На следующий день повторилось то же - подъем, оправка, паршивый завтрак и
паршивый обед. На этот раз Нестеренко не сделал ошибки и употребил кашу  без
остатка, а потом два  часа  потратил  на  тренировку.  Никто  не  мешал  ему
отжиматься и лупить по воображаемому противнику.
   Нестеренко вспотел и как следует проголодался, и  при  виде  обеда  начал
громко ругаться.
   Чем больше проходило времени, тем глужбе крепло внутри Сазана  убеждение,
что происходит что-то не то. Никто  не  кричал:  "Нестеренко,  с  вещами  на
выход!" Никто даже не вызывал его  на  допрос.  Все  попытки  его  попросить
охранника передать что-то на волю наталкивались на железобетонную стену.
   В первый день  Сазан  полагал,  что  произошла  какая-то  бюрократическая
осечка. Во второй он подумал, что Калинин, может быть, просто слишком  болен
и весь вчерашний день его штопали и чинили - тут не до служебных дел.
   На третий день Сазан понял, что его продали.
   Господи! Как он бездарно  купился!  Зачем  полковнику  Владлену  Калинину
делить свои лавры с каким-то бандитом! Его просто  вульгарно  подставили,  в
лучших традициях отморозков и спецслужб. Он таскал для Калинина  каштаны  из
огня, он рисковал получить пулю в лоб в кабаке "Ариетта", а все зачем? Чтобы
храбрый полковник мог приписать себе честь обнаружения мешка  с  порошком  и
ареста шайки наркодельцов в составе Кагасов - Сергеев - Нестеренко?
   На четвертый день его вызвали на  допрос.  Вывели  из  камеры,  заставили
стать лицом к стене, застегнули наручники и повели.
   Калинина в кабинете, где происходил допрос, не было.  Вместо  него  сидел
какой-то пожилой майор с лошадиной упрямой мордой и залысинами при ушах.
   - Вот, распишитесь, Валерий Игоревич, что с обвинением вы ознакомлены,  -
сказал майор, пододвигая Нестеренко бумагу.
   - Какое обвинение?
   - Наркоторговля.
   - У вас что, "крыша" поехала? Я работал с Калининым!
   - У  нас  есть  данные  оперативной  съемки,  свидетельствующие  о  вашей
активной роли в наркогруп-пировке, - сказал майор.
   -  Какой  съемки?  Той,  когда  я  сам   помогал   Владлену   дублировать
изображение? Это съемка моими камерами! Купленными на  мои  деньги!  В  моем
доме!
   - Героин был обнаружен на вашей даче? - спросил майор.
   - Это не мой героин! Я ограбил трейлер!
   -  Ваши  соучастники  называют  вас  одним   из   главных   организаторов
преступления.  Они  показывают,  что,   будучи   недовольны   необходимостью
делиться, вы инсценировали ограбление трейлера и забрали всю партию себе,  с
тем чтобы потом оказывать давление на партнеров.
   - Позовите Калинина, - сказал Сазан.
   - Полковник Калинин занят. Он встретится с вами, когда сочтет нужным.
   Сазан молча рванулся из-за стола. Руки его сомкнулись  на  горле  майора.
Падая, майор успел ударить рукой по вделанной в стол кнопке. Дверь  кабинета
растворилась, послышался грохот сапог. Сильные руки оторвали Сазана  от  его
жертвы.
   Чиркнул электрический разряд, и в кабинете запахло  озоном.  Сазан  успел
увернуться от первого охранника, блокировать занесенную  руку  с  шокером  и
врезать ему коленом в пах. Но  тут  второй  охранник  что  есть  силы  ткнул
усиками шокера  в  спину  арестованному.  Это  был  шокер  с  очень  сильным
разрядом, безусловно, запрещенный к гражданскому применению и, скорее всего,
переделанный умельцами ФСБ из более безобидной модели. Нестеренко рухнул  на
пол.
   Спустя пять минут все было кончено.  Сазан  сидел  в  углу,  тяжело  ловя
воздух ртом и прижимая руки к животу. Изо рта его стекала струйка крови.
   Майор невозмутимо охорашивался.
   Нестеренко открыл глаза и невнятно пообещал:
   - Суки. Менты позорные. Передайте Калинину - пусть он ко мне к живому  не
подходит.
   - Увести арестованного, - распорядился майор. На  пятый  день  Нестеренко
стало все равно. Он не притронулся к  завтраку  и  обеду,  разве  что  выпил
сладкий чай, и только лежал ничком на шконке. Каким-то чудом после драки  на
допросе ему разрешили лежать днем: видимо, боялись, что  иначе  арестованный
потребует перевода в лазарет.
   Он уже побывал у хозяина - почти десять лет назад, отсидев  два  года  за
хулиганство. Тогда это была общая камера, вонь, грязь, ощущение  загубленной
жизни, хамство  ментов  и  необходимость  каждую  секунду  отстаивать  перед
сокамерниками свой невеликий статус.
   Теперь было другое.
   Тогда против него был нагловатый, пьющий  участковый,  которому  хотелось
иметь как можно меньше проблем на своем участке и который был рад спровадить
хулиганистого парня в командировку  к  белым  медведям.  У  участкового  был
красный нос, вечно слезящиеся глаза и жена весом в двести килограммов. Тогда
против него был человек.
   Теперь против Валерия Нестеренко была вся государственная машина.
   Армия.
   Правительственная служба.
   ФСБ.
   Он, бандит, уголовник, посмел вмешаться в  неторопливое  функционирование
государственного  механизма.  Он  помешал  генералу  и  чиновнику  в   ранге
заместителя министра совершать преступление и тем  самым  нарушил  монополию
ФСБ на разоблачение всех и всяческих преступлений против государства.
   ФСБ была  намерена  получить  свою  монополию  обратно.  Для  торговли  с
армейскими генералами ей  вовсе  не  было  нужно  громкого  процесса  против
Сергеева - ей была нужна возможность такого процесса. Ей  была  также  нужна
возможность  свалить  большую  часть  вины  на  бандита  по  имени   Валерий
Нестеренко. Сейчас, наверное,  где-нибудь  в  хорошем  кабаке,  за  стаканом
легкого красного вина и блюдом  гигантских  креветок,  вздымающих  черные  в
пятнышках хвосты среди фигурных  огурчиков  и  плачущей  зелени,  беседовали
двое: генерал от ФСБ и генерал от авиации.  Генерал  от  ФСБ  обещал  замять
скандал и выставить  огранизатором  наркобизнеса  Валерия  Нестеренко,  если
генерал от авиации сделает то-то, то-то и то-то  и  через  свои  контакты  в
правительстве добьется  того-то,  того-то  и  того-то.  Генерал  от  авиации
соглашался сделать то-то,  то-то  и  то-то,  если  с  доблестной  российской
авиации будет снято пятно,  посаженное  ею  на  блестящий  мундир  защитника
отечества, а Валерия Нестеренко провозгласят российским Пабло Эскобаром.
   Здесь, в маленьком бетонном чулане в самом центре Москвы, в двух шагах от
администрации президента и в десяти  шагах  от  Кремля,  Валерий  Нестеренко
чувствовал, как на него давят все  этажи  здания  на  Лубянке  и  все  этажи
власти, населенные бесчисленными чиновниками, бюрократами и генералами.  Как
против  него  оборотилась  вся  мощь  слабого,  распадающегося,  пораженного
гангреной коррупции, но от этого не менее ужасного государства.
   И против  соединенной  мощи  всего  этого  государства  у  него,  Валерия
Нестеренко, молодого московского авторитета,  уважаемой  "крыши"  нескольких
мелких банчков и фирмешек, а теперь и сети автозаправок, - не было  никакого
шанса.
   ФСБ не было смысла выпускать его живым. Зачем? Не болтают только мертвые.
Генералы договорятся и спишут на Нестеренко все грехи, а потом Сергеев уйдет
на заслуженную пенсию, а Нестеренко найдут повесившимся в камере.
   Перед глазами Сазана вставали люди, которых он вот так же, кивком  головы
или коротким "да" по телефону отправил на тот свет. Никто  не  мог  сказать,
что он застрелил кого-нибудь раньше, чем тот это вполне заслужил.  Но  разве
про Нестеренко нельзя было сказать то же  самое?  Разве  полковник  Калинин,
которому  он  доверился,  не  отплатил  ему  той  же  монетой,  которой  он,
Нестеренко, отплатил пришедшим к нему людям Голема?
   Нестеренко внезапно вспомнил этих троих: как они растерянно  оглядывались
кругом, когда Голем вошел в комнату, в которой они сидели,  в  сопровождении
Сазана и еще трех людей. Как первый из них сообразил, что сейчас произойдет,
и залился грязным матом... В чем они были виноваты? В том, что Шило убили, а
Голем не тянул на босса и они просчитали расклад раньше, чем прочие?
   Сазан не видел, как их гасили, и не распоряжался похоронами, но в  памяти
его стояло, как один из них, двадцатилетний щуплый парень, бросился  в  ноги
Нестеренко и стал целовать грязные ботинки и Сазан ударил его носком ботинка
в лицо.
   Но больше всего в памяти его стоял Миша Ивкин, свернувшийся в  клубок  от
боли на бетонном полу аэропорта.

***

   Полковник Калинин провел три дня в ведомственной  больнице.  Его  кололи,
кормили и снова кололи. Четвертый день  он  отлеживался  дома,  а  на  пятый
явился на работу, слегка прихрамывая и с царапиной на щеке, но в  безупречно
отглаженной сорочке.
   Его непосредственный начальник, генерал-лейтенант госбезопасности Грымов,
встретил Калинина как именинника.
   - Ну, Владик, - сказал он, - мы с тобой сорвали банк! Нам за преступление
века "Оскара" впору давать!
   Генеральское "мы с тобой" Калинин пропустил мимо ушей -  так  уж  генерал
Грымов был устроен: во всех неудачах у него были виноваты подчиненные, а  во
всех успехах - его собственное мудрое руководство, а вместо того спросил:
   - Все признались?
   - Все поют, как канарейки! И Кагасов, и Сергеев, и Нестеренко!
   - Нестеренко?!
   - Да. А что?!
   Калинин оборотил бледное лицо к начальнику.
   - Но он же помогал мне. Это же он вам звонил,Юрий Сергеевич. Без него  мы
бы никогда, этих засранцев за хвост не взяли.В  кабинете  наступило  тяжелое
молчание. Грымов некоторое время расхаживал  по  ковру,  и  в  такт  грузным
генеральским шагам позванивали гирьки стенных часов и стекла  шкафов.  Потом
внезапно повернулся и сел напротив Калинина.
   - Владик, ты мне вот что скажи, - проговорил генерал, наклоняясь к своему
заместителю и смотря ему прямо в глаза, - Нестеренко - бандит?
   - Да.
   - Ты видел подвал на его дачке. Мы там, между прочим, с пола  три  разных
группы крови соскоблили. А пол там очень тщательно мыли. Ты  думаешь,  ты  в
этом подвале был первый гость?
   - Нет.
   - Нестеренко Ивкину как, безвозмездную гуманитарную помощь  оказывал  или
был "крышей"?
   - "Крышей".
   - Знаешь, сколько людей он убил лично? Оперативные данные  на  Нестеренко
Валерия Игоревича, кличка Сазан, хочешь почитать?
   - Я их видел.
   - Знаешь, что на Нестеренко всего один раз жаловались в милицию? И что  в
жалобе упоминался тот самый подвал, страшный мордобой и обещание в следующий
раз отрезать яйца? И что жалобщик взял заявление обратно и что с тех пор его
никто и никогда живым не видел?
   - Да.
   - Знаешь, что недавно Нестеренко помирился с  другим  бандитом,  Големом,
который его заказал?
   - Я видел Голема.
   - А знаешь, что при  этом  троих  парней,  которым  Голем  поручил  убить
Нестеренко и которые предпочли обо всем ему рассказать, что этих трех парней
зарезали, как молочных поросят - во имя десятка автозаправок?
   - Знаю.
   - Так как, по-твоему, Нестеренко должен сидеть в  тюрьме  или  гулять  на
воле? У нашей фирмы есть определенная задача: охранять  государство.  В  том
числе и от преступников. Мы что теперь, в свете новых задач, - переназваться
должны? В Федеральную службу безопасности для бандитов?
   - Нестеренко спас мне жизнь, - негромко сказал Калинин, - и большую часть
тех данных, которые я вам сообщил, добыл он.
   - Замечательно. Я по этому поводу должен плакать от счастья:  что  бандит
проделал за тебя работу. Давай так и напишем  в  рапорте,  что  службу  нашу
можно спустить в унитаз, а оперативные разработки просить по  линии  шефской
помощи у московских группировок. Ты соображаешь, что ты говоришь  -  что  за
тебя твою работу сделали? Может, и орден ты Нестеренко отдашь?
   Калинин молчал.
   Генерал обошел стол.
   - Владлен, - сказал он, я все понимаю. У тебя просто  чисто  человеческая
реакция: он меня с ложки кормил, я ему обязан. Но ты пойми.  Будет  процесс.
Что мы скажем публике? Что чиновник в ранге первого  замминистра  и  парочка
генералов  торговали  наркотиками,  а  московский  бандит  всю  эту  лавочку
прикрыл? Ты понимаешь, какое это влияние окажет на  подрастающее  поколение?
Страна и так - полуразложилась, щелкоперы всех  мастей  только  и  кричат  о
коррупции, а тут мы еще добавляем масла в огонь. Зачем?  На  радость  врагам
Родины?
   Калинин сидел, не шелохнувшись, оперевшись локтем о стол и опустив голову
на руку.
   - Ты вот что. Ты у нас герой, перенес тяжелую травму - возьми еще отпуск,
мы тебе этот в оперативную работу запишем,  хочешь  в  Грецию  на  солнышко?
Бесплатно, по линии соцстраха - вчера одна фирма путевки прислала.
   - Нет, - уронил Калинин.
   - Ну, тогда пойди домой, отлежись. Подумай над тем, что я сказал.
   Калинин встал, вытянулся в струнку.
   - Спасибо, Юрий Сергеевич, - сказал он, - я вполне подумал. Вы  правы.  Я
бы хотел работать по этому делу дальше.
   - Ну вот и умница, - улыбнулся генерал.

Глава 9

   На шестой день утром Нестеренко опять вызвали на допрос.
   В небольшом кабинете, за столом, крытым зеленым  сукном,  сидел  давешний
майор, а позади него стоял полковник Калинин.  Видимо,  полковнику  передали
слова Сазана, потому что стоял он немного бочком и к окну, предусмотрительно
вне пределов досягаемости арестованного.
   Калинин не видел своего недавнего союзника пять дней  и  в  глубине  души
поразился.  Неделю  назад  к  постели  больного  полковника  подсел  наглый,
уверенный  в  себе  человек  с  лукавой  звездочкой  в  глазах   и   упрямым
подбородком. Всего за несколько дней  Нестеренко  страшно  изменился:и  дело
было не только  в  тюремном  тряпье,  заменившем  элегантный  костюм.  Глаза
потухли, румяные щеки слегка ввалились, и  на  смену  самоуверенной  ухмылке
пришло потерянное выражение лица, словно у отличника, провалившего  экзамен,
или у бюджетника, у которого вытащили кошелек с последней сотней.
   - Нас интересует эпизод  с  грабежом  трейлера,  -  сказал  майор.  -  Вы
по-прежнему утверждаете, что порошок в ваш дом попал из трейлера?
   - Да.
   - Как получилось, что вы знали о содержимом трейлера?
   - Я не знал. Знал только, что чего-то везут. Думал - два килограмма  опия
и хотел поучить фраеров уму-разуму.
   - Каким образом вы узнали о маршруте трейлера?
   - Мои люди охраняли аэродром, они открыли трейлеру ворота и сообщили мне.
От Рыкова до МКАД практически одно шоссе, там мы его и поджидали.
   - Где именно?
   - На десятом километре. Там еще за сто метров  линия  электропередач.  За
ней грунтовая дорога в лесок, в леске свалка. Розы мы побросали на свалку.
   - А порошок забрали с собой?
   - Мы не только порошок забрали с  собой,  -  усмехнулся  Сазан,  поднимая
глаза на Калинина. Полковник поспешно отвел взгляд.
   - А как вы остановили трейлер?
   - Гаишниками переоделись.
   - А вот водитель показывает, что  вы  нагнали  его  сзади  на  "БМВ",  и,
поскольку он часто видел вас в компании Кагасова, он решил,  что  вы  забыли
ему что-то передать. Остановился, когда вы помигали фарами.
   - Вранье.
   - Вы могли бы показать, как все это происходило?
   - Мог бы. А смысл какой? Майор встал со стула и, подойдя к окну, зашептал
что-то Калинину на ухо. Калинин кивнул.
   -  Ладно,  Владлен  Леонидович,  -  сказал  майор,  -  надо  следственный
эксперимент проводить. Забирайте его.