ам   странную,
напряженную музыкальность.
   - Все грызутся между собой, как шакалы, - продолжал хозяин, - на  прошлой
неделе у Крота убили двух людей, одному было шестнадцать лет.  Склады  стоят
пустые, корабли грузятся в Вентис-пилсе,  мне  страшно  думать,  что  будет,
когда сюда придет нефтепровод.
   Но смеющиеся глаза хозяина доказывали,  что  в  войне,  начавшейся  после
смерти главного новороссийского вора, он занимает далеко не худшую позицию.
   Хозяин и гость сели к легкому столу,  накрытому  белой  скатертью.  Южное
солнце прыгало сквозь Зелень трельяжа, яркие  пятна  бегали  по  хрустальным
графинам с домашним вином, отражались в каплях росы,  застывших  на  листьях
рейхана, и белая с нежной  прожилкой  осетрина  источала  ледяную  слезу.  В
фаянсовой вазочке горкой стояла черная икра.
   Сазан и владелец виллы - кстати, звали его Шото  -  откупорили  бутылочку
отличного грузинского коньяка, присланного Шото прямо с завода, и выпили  за
продолжение давнего знакомства.
   - Я так удивился, когда мне  позвонили,  -  сказал  хозяин,  -  никто  не
слышал, как ты приехал.
   - Я тут инкогнито, - сказал Сазан, - прилетел с одним приятелем.  Частным
самолетом - через Еремеевку.
   - А, я слышал. Какой-то банкир с иностранцем - так это, стало быть,  твой
самолет?
   - Я его арендовал. Кстати, о Еремеевке - ужасная дыра.  Первый  раз  вижу
аэропорт, у которого сортир в деревянной будке. Кто у них "крыша"?
   - У них "крыша" не наша, военная, - ответил Шото.  -  Если  бы  я  у  них
"крышей" был, я бы из  этого  аэродрома  конфетку  сделал.  А  они  на  грош
экономят, а на рупь тратят. Знаешь, они ведь за электричество ни копейки  не
платят, все идет  через  военную  часть.  Эту  часть  однажды  отключили  за
неуплаты, так они такой гвалт подняли, как будто  энергетики  уже  продались
НАТО!
   Хозяин оживился.
   - И вот тебе пример, как устроены мозги наших военных  -  они  заправляют
самолеты военным керосином. И вот из-за этой грошовой выгоды,  с  булавочную
головку, они не хотят, чтобы к ним летали нормальные  самолеты,  потому  что
иначе это будет заметно и военные потеряют свой бизнес.
   - Но чем больше самолетов, тем больше они  съедят  керосина,  -  удивился
Сазан.
   - Но у военных нет миллиона тонн керосина, - пояснил хозяин, - у них  нет
даже ста тысяч тонн. Я знаю, потому что они берут керосин у нашего НПЗ - они
берут двадцать тысяч  в  месяц.  Поэтому  им  не  нужно,  чтобы  самолеты  в
Еремеевке съедали больше двадцати тысяч тонн в месяц. Денег от этого  больше
не станет, а хлопот прибавится.
   Хозяин усмехнулся и продолжал:
   - Коба за месяц до смерти приходил к ним. Он сказал: "Давайте я сделаю из
вашего аэропорта конфетку. Давайте сюда будут  летать  челноки.  Мы  сделаем
растаможку, построим вторую полосу - мы получим восемь миллионов в год".  Но
у них свой маленький бизнес, и больше они не хотят.
   - А кто убил Кобу? - спросил Сазан.
   - Не  беспокойся,  дорогой.  Есть  старый  обычай  -  чтобы  убитый  спал
спокойно, на него должна  упасть  кровь  из  горла  его  убийцы.  Коба  спит
спокойно.
   - Неделю назад  в  Москве  убили  Шило,  -  сказал  Сазан,  -  он  держал
топливозаправочный комплекс в  Рыкове.  Его  остановил  военный  патруль  из
Рыкова-2. Патруль послал генерал  Сергеев,  большой  приятель  этого  вашего
Тараскина. По официальной версии. Шило начал стрелять в патруль.
   - Ты с ней не согласен?
   - Я думаю, что это патруль начал стрелять в Шило.
   Старый грузин помолчал.
   - Когда-то у меня был брат, - сказал наконец он, - он был старше меня  на
четыре года. Мне было пятнадцать. Ему девятнадцать. Он  работал  на  заводе.
Слесарем. И вот, когда однажды он возвращался домой, его окружила  шпана.  В
подъезде. Они были пьяные и попросили у него денег. Они убили его. Они  били
его "розочкой" и пинали ногами. Они сломали ему ребро и разорвали селезенку.
Они проломили ему голову. Потом менты сказали, что он  упал  с  лестницы,  и
отказались  заводить  дело.  Он  был  обычный  советский  парень,  а  я  был
восьмиклассник и собирался вступать в комсомол, и моя мать поседела  за  эту
неделю. Но  ментам  не  хотелось  портить  статистику  преступлений,  и  они
сказали, что он сам упал  с  лестницы,  а  через  три  месяца  они  получили
переходящее красное знамя как участок, в  котором  самые  низкие  показатели
преступности.
   Хозяин помолчал.
   - Я не вступил в комсомол. Я понял, что государство, которое говорит  про
убитого, что "он упал с лестницы", - это прокаженное  государство.  До  него
нельзя дотрагиваться. Спустя три года я  нашел  этих  парней.  Я  убивал  их
поодиночке. Я отыскал старый заброшенный дзот.  В  этом  дзоте  посреди  был
бетонный столб, и я нашел цепь с замком и приковал последнего из них к этому
столбу. Я спросил его, за что он убил моего брата, и он сказал, что им нужны
были деньги. Они взяли у моего брата один рубль восемьдесят пять копеек.  Но
ты знаешь, они пошли и  купили  на  эти  деньги  портвейн,  и  им  вовсе  не
казалось, что они убили человека напрасно. Для них  один  рубль  восемьдесят
пять копеек были очень нужными в тот момент деньгами.
   Сазан молча потягивал пиво из пузатой запотевшей чашки.
   - Наши военные, - сказал хозяин, - похожи  на  этих  парней.  Они  готовы
убить за один рубль восемьдесят пять копеек, и они считают, что это  большие
деньги. Ты это хотел сказать?
   - Ты сказал, что убийцу нашли?
   - Была сходка. Эти двое торговали дурью. Не поделили с Кобой район.
   - Много в Новороссийске дури?
   - Оборот - пять лимонов в месяц.
   - Откуда?
   - Кто откуда. Экстази - из Москвы.Порошок - из Афгана. Раньше у Кобы была
договоренность - караван пропускали через границу. Потом все это  шло  через
Душанбе до Ходжента, а оттуда в  Астрахань  и  к  нам.  Потом  там  случился
какой-то новый начальник заставы, шибко принципиальный...
   - Бачило?
   Хозяин бросил на Сазана быстрый вопросительный взгляд.
   - В общем, с ним хотели разобраться, но тут убили Кобу, стало не до того,
а потом нашли новую дыру...
   - Кто сейчас контролирует рынок дури в Новороссийске?
   - Бесик.
   - Это кто такой?
   - Сука. Подкладка конторская. С уполномоченным ФСБ по краю в  одной  бане
парится...
   Валерий распрощался с гостеприимным хозяином особняка  в  четвертом  часу
дня.Когда он приехал  на  аэродром,  уже  смеркалось.  Услышав,  что  "он  с
парнями, которые  на  вертолете  катались",  его  без  особых  формальностей
пропустили на летное поле. Вертушка уже стояла в сотне метров от самолета, и
лопасти ее еще лениво  вращались,  и  у  самого  трапа  начальник  аэропорта
Кагасов лично прощался с гостями.
   Американец вдруг обратился к Кагасову и возбужденно зачирикал.
   - Мистер Саймонс, - сказал Шакуров,  -  благодарит  вас  за  удивительный
уик-энд. Если вы когда-нибудь будете в Америке, он с радостью примет  вас  в
своем доме.И Саймонс протянул начальнику аэропорта свою визитку.
   - У мистера Саймонса есть один маленький вопрос, - продолжал  Шакуров,  -
когда мы летали на вертолете, он видел вырубки деревьев. Что это за породы?
   - Граб и бук, - ответил Кагасов.
   - Oh! But that is exellent wood. Precious,  you  might  say  .  -  и  Саймонс
возбужденно зачирикал дальше,
   -  Мистер  Саймонс  много  работал  с  лесопромышленными  компаниями,   -
продолжал Шакуров, и ему показалось,  что  стволы  срезаны  слишком  высоко.
Очень много хорошего дерева пропадает.
   - Распоряжение губернатора, - пояснил Кагасов.
   - Как? Ваш российский губернатор распорядился срезать стволы  на  полтора
метра от земли? - изумился через переводчика Саймонс.
   - Нет. Видите ли, древесину вывозили за рубеж  очень  дешево,  и  поэтому
губернатор запретил экспорт необработанного кругляка. А так  как  налоги  не
позволяют его обрабатывать, то директора леспромхозов  стали  рубить  бревна
короче, так, чтобы они не подпадали под  размеры  стандартной  древесины,  и
вывозить его в три раза дешевле.
   И  на  этой  оптимистической  ноте  завершилось  знакомство  иностранного
консультанта с экономикой и природой Краснодарского края.

***

   У дальнего конца аэродрома, там, где потрескавшаяся рулежка  упиралась  в
полуразвалившийся АН с обмотанными  тряпочкой  двигателями,  стоял  человек.
Зрелище опустившегося на поле военного вертолета и вылезших  из  него  типов
явно гражданского происхождения  показалось  ему  достаточно  интересным,  и
человек принялся их фотографировать. У него был не  обычный  фотоаппарат,  а
миниатюрный "Минокс", профессиональная камера шпионов, может быть, не  самой
новой модели и не замаскированная под авторучку или пуговицу, но  все  равно
не из тех камер, которые продаются в магазине с парадного хода.
   Человек  несколько  раз  снял  полковника  Тараскина,  пожимающего   руку
иностранному  банкиру,  и  начальника  аэропорта,  обнимающегося  с  заезжим
москвичом. Молодой охранник с каштановыми волосами тоже попал в кадр.
   В этом конце аэродрома  было  тепло  и  безлюдно,  у  шасси  старого  АНа
качались степные васильки, и эта безлюдность расслабила человека и создала в
нем обманчивое ощущение безопасности.

***

   Через  пять  минут  веселая  компания  погрузилась  ?в  самолет.  Девочки
немедленно потребовали  привнести  остатки  спиртного.  Американский  банкир
за-валился  в  угол  дивана   и   захрапел   раньше,   чем   самолет   начал
разворачиваться  на  рулежке.  МоЩный  храп  американца  мешался  с   визгом
продуваемых двигателей.
   Шакуров сел подле Сазана и задумчиво катал в руках большую холодную банку
с пивом.
   Самолет  взлетел.  Где-то  внизу  мелькнула  бетонная  стена   и   зелень
кипарисов,  потом  из-под  крыла  вывернулся  кусочек  моря,  потом  самолет
накренился и стал разворачиваться. Далеко  внизу  побежали  желтые  поля  со
свеклой и кукурузой, спичечные домики и лента огромного, гладкого, как река,
шоссе.
   Шоссе.
   Сазан только что не подскочил в кресле.
   Вот что беспокоило его еще с позавчерашней ночи, когда он лежал в кустах,
время от времени слыша шорох машин за стеной.
   Рыково мог бы быть прибыльным аэропортом, если бы к нему вело  нормальное
шоссе. У Еремеевки шоссе было, но прибыльной она от этого не  стала.  Служба
транспортного контроля зарубила проект Рыковского шоссе.  Шото  сказал,  что
Кагасов не пускает в Еремеевку самолеты, чтобы не разрушить маленький бизнес
на керосине, бизнес, который делает его армейская "крыша".
   Маленький?!
   И  вдруг  вся  подоплека  событий  последних  шести   месяцев,   событий,
начавшихся со  смерти  вора  в  законе  со  сталинским  погонялом  "Коба"  и
неизбежной отставки генерал-лейтенанта Сергеева, начальника Рыкова-2,  стала
для Сазана ясной и очевидной, как ясно и очевидно вырисовывались под  крылом
самолета лесополосы и дороги, исчертившие перерезанную полями степь.
   "Боже! - пронеслось в голове Сазана. - В какое дерьмо я вляпался!"
   В аэропорту Внуково Валерия Нестеренко  встречала  довольно  внушительная
делегация. Делегация состояла из трех частей, из которых самой  очевидной  и
заметной  был  серебристый,  похожий  на  ласку  "мерседес"  с  водителем  и
охранником: Сазан изменил своей всегдашней привычке разъезжать в одиночку.
   Менее заметна  была  синяя  "шестерка",  мирно  стоявшая  в  бесчисленной
шеренге припаркованных у бровок машин. При виде "мерса" водитель  "шестерки"
вздрогнул и пихнул в бок своего товарища.
   "Мерседес" Сазана остановился у ворот, справа от  здания  аэровокзала,  к
нему притерлась белая "ауди", встречавшая  Шакурова.  Водители  обеих  машин
вышли и пошли куда-то через ворота, видимо, договариваться о проезде.
   Охранник вылез тоже: это был круглолицый, веселый парень, двоюродный брат
Мухи.  Одет  он  был  в  хороший  деловой   костюм   и   явно   страдал   от
тридцатиградусной жары, однако пиджака не снимал. Охранник обошел "мере" два
раза, пнул ногой заднюю шину, потом вытер пот со лба  и  жалостно  уставился
вдаль, туда, где плотный людской водоворот огибал целую шеренгу разноцветных
киосков, манивших усталого путника  мороженым,  сигаретами,  водкой  и  тем,
лучше чего быть не может, - янтарным пивом в запотевшей от холода  бутылочке
с сине-зеленой  наклейкой,  столь  пользительным  для  изнывающего  от  жары
человека, неспособного даже  снять  ненавистный  пиджак  ввиду  наличия  под
последним кожаной кобуры с "ТТ".
   Охранник сел в "мере", поднял стекла и включил кондиционер. Минуты  через
три он вышел. Заглянул , за ворота - его товарищи куда-то пропали.  Воровато
оглянувшись, охранник поправил пиджак  и  заспешил  в  направлении  киосков.
Через пол-минуты он скрылся в толпе.
   Через минуту после  его  ухода  пассажир  из  синих  "Жигулей",  фальшиво
насвистывая, продефилировал  по  площади  в  направлении  "мерса".  Это  был
худенький парнишка с всклокоченным  чубом  и  в  черных  очках,  закрывавших
пол-лица, звали его Малыш, и был он одним из членов бригады покойного Шила.
   Пройдя мимо "мерса". Малыш присел у багажника  и  протянул  руку,  словно
хотел пощупать номер.
   - Малыш! Ты? Тебе  чего  здесь  надо?  Малыш  отдернул  руку,  словно  от
раскаленной сковородки.
   Над ним, приветливо улыбаясь, нависал водитель "мерса": три дня назад  их
познакомили в Рыкове.
   - Да вот, - сказал Малыш, - еду, смотрю - никак знакомая тачка.
   Водитель "мерса" перестал улыбаться.
   - А Севка где? - спросил водитель.
   Севкой звали охранника.
   Малыш повертел головой во все стороны и  наконец  увидел  Севку,  который
спешил к машинам,  рассекая  людские  волны.  В  правой  руке  у  Севки  был
пластиковый пакет, в левой - запотевшая бутылочка с пивом.
   - Привет, Малыш, - сказал Севка, подоспевая к машинам,  -  пивка  хочешь?
Малыш машинально взял пиво.
   - Чего-то ты. Малыш, грустный, - сказал Севка.
   - А чего ему веселому  быть,  -  спросил  водитель,  -  правда,  что  вас
ярославцы кинули?
   Ярославский нефтеперерабатывающий еще при покойном Шиле  получил  от  ТЗК
предоплату за керосин, а керосина до сих пор не было. И в самом деле,  зачем
поставлять керосин фирме,  если  ее  хозяина  застрелили  и  проблем  у  нее
столько, что до райских кущ  новый  владелец  явно  доедет  раньше,  чем  до
Ярославля?
   - Я что, знаю? - сказал Малыш. - Вот велят ехать в Ярославль, я и поеду.
   - Ну и дурак, - отозвался водитель, - чего ты прилип к Голему, как  алкаш
к бутылке? Потонешь вместе с ним, как пароход "Адмирал Нахимов".
   Малыш воротился  к  "шестерке"  мрачный.  "Мере"  с  "ауди"  скрылись  за
воротами аэропорта.
   - Ну что, не вышло? - спросил его водитель "шестерки".
   - Ты же видел.
   - АО чем вы говорили?
   - Спросили, какого черта  мы  на  Голема  пашем.  Сдохнем  же  ведь,  как
кролики.
   И Малыш выложил в бардачок то, что в продолжение всего разговора держал в
кармане - плоскую коробочку магнитной мины.  Мину  выдал  Голем  в  качестве
дополнительного оборудования для тачки Сазана.
   В пятидесяти метрах от  "шестерки"  стоял  старый  "форд".  Внутри  сидел
только один человек, в гражданской одежде, но с военной выправкой.  От  глаз
его не укрылось ничего:  ни  путешествие  Малыша  к  "мерсу",  ни  виноватый
разговор с охраной Сазана. Водитель сидел молча, не вылезая из машины, и  не
тронулся даже тогда, когда "мере" Сазана снова показался в воротах.
   Спустя некоторое время он вынул из кармашка телефон и позвонил.
   - Ну что, сделал? - спросил его невидимый собеседник на том конце линии.
   - Нет смысла. Его пасут люди Голема. Всегда приятно, когда кто-то за тебя
помоет твои ноги.

Глава 7

   По  возвращении  в  Москву  Нестеренко  ждали  приятные   новости.   Муха
наконец-таки отыскал заправку неподалеку от ВДНХ, на  которой  за  несколько
часов до стрельбы по машине Ивкина заправилась угнанная у челнока "девятка".
   - Нашли! - с триумфом сказал Муха. - Два  раза  обходили,  а  нашли!  Они
заправлялись в "ЛУ-Койл-Аджип", там такие парнишечки наглые, шланги в  тачку
суют, они их шуганули от тачки, парнишечки номер и запомнили. И ребят  обоих
запомнили. Только было часа на три раньше,  чем  мы  думали:  они  в  восемь
заправлялись.
   - Смуглые? - спросил Сазан.
   - Что?
   - Киллеры загорелые были?
   - А ты откуда знаешь?
   - Просто спрашиваю.
   - До невозможности. Русские ребята, один  белобрысый,  другой  брюнет,  а
загорели, словно из Испании.
   - Ты сказал, они заправлялись в восемь?
   - Около того. А стреляли в Ивкина в час ночи: где они это  время  сидели,
даже непонятно.
   - Проверь кабаки.
   - А?
   - Кабаки по пути проверь и забегаловки всякие: не  сидели  ли,  мол,  два
загорелых парня в вашем кабаке, и не напились ли они  при  этом  до  полного
изумления.
   - Напились?!
   - А ты думаешь, почему они, как тетя Дуся, стреляли?

***

   Было около восьми утра, когда помощник Сазана Муха  подъехал  к  воинской
части, размещавшейся за дряхлым бетонным забором на окраине Рыкова.
   Был  Муха  одет  в  синие  джинсы,  которые,  судя  по  их  виду,   могли
принадлежать ветерану строительства Магнитки, пеструю рубашку и  потемневшие
от жизненных невзгод кроссовки. Передвигался  он  на  голубых  "Жигулях"  со
старым четырехзначным номером.
   План Мухи был прост: Сазан велел добыть ему Андрея Новикова, салабона  из
военного патруля, который так  некстати  задержал  Шило  неделю  назад.  Для
начала Муха хотел познакомиться с кем-то из части, а сделать это было  проще
всего так:  дождаться  солдата,  получившего  увольнительную,  а  еще  лучше
офицера, проследить за ними, а еще лучше - подвезти до Москвы, а  там  уж  -
завязать знакомство.
   Муха сполз немного с водительского  кресла,  чтобы  не  так  бросаться  в
глаза, надвинул на брови кепочку и приготовился к долгому бдению.
   Около десяти часов металлические ворота  с  красной  звездой  отъехали  в
сторону, и в них показался армейский грузовик с верхом. Грузовик  был  такой
старый, что,  наверное,  мог  подвозить  боеприпасы  еще  воинам  Александра
Невского. Молоденькая девица в  мини-юбке,  шедшая  по  дороге,  еле  успела
отскочить в сторону. Солдаты в кузове грузовика засвистели ей вслед.
   Грузовик помигал левым поворотником и затарахтел по направлению к Москве.
Муха, в синих "Жигулях", подождал, пока средневековая  техника  скрылась  за
пыльным поворотом, и повернул зажигание, рассудив,  что  двадцать  солдат  -
лучше, чем один.
   Дизельная телега производства Горьковского автозавода выехала из  города,
пропылила мимо заросших сорняками лугов, обогнула лес и наконец остановилась
на опушке. Справа начинался поселок, выгороженный деревянной  стеной.  Слева
тянулось то, что еще два года назад было подмосковным картофельным полем.
   Теперь  поле  продали  частной  фирме,  и  оно  стремительно  покрывалось
кирпичными уродливыми особнячками. Солдаты попрыгали из грузовика и  исчезли
за деревянным забором, скрывавшим зародыш будущего особняка.
   Муха в синих "Жигулях" пропылил мимо, заехал в  лес  и  расположился  там
часа на три, слушая музыку и время от времени поглядывая на  далекий  забор.
Что делалось за забором, он видеть не мог:по какой-то кошачьей  осторожности
владелец особняка посчитал  нужным  первым  делом  возвести  вокруг  еще  не
выкопанного фундамента основательную преграду для любопытных взоров.
   В час дня Муха вылез из машины и пошел к забору. Чего бы там  за  ним  ни
происходило - за прошедшее время солдаты должны были умориться  и  наверняка
будут не прочь поболтать.
   Муха подошел к деревянным воротам, забрызганным грязью  по  самую  талию,
постучался  и  просунул  голову  внутрь.  Десяток  солдат  еще  возились   у
гигантского котлована, разгружая грузовик с кирпичом. Остальные  уже  сидели
на разостланных гимнастерках и наслаждались летним солнышком и водкой.
   - Эй,  мужик!  Курева  нет?  -  окликнули  Муху  из  ближайшей  компании,
обретавшейся метрах в трех от ворот.
   Мух