брать  Другого,  временно   задержать,
арестовать, лишь бы расчистить дорогу для своего. У  Горелого  было  три
дня. И он отобрал вот этих ребят. Значит, я могу почти уверенно сказать,
что один из них наверняка работает на другую сторону. Ничего  особенного
в моих рассуждениях, как видишь, нет. Чистая логика.
   - Тогда зачем они нам нужны? - пожал плечами Цапов. - Я  могу  убрать
их всех троих прямо сегодня ночью. Зачем играть в кощки-мышки?
   - Мой дорогой Константин,  я  всегда  очень  ценил  твои  способности
крушить чужие головы. Но иногда нужно работать  и  собственной  головой.
Если мы сейчас уберем этих троих, милиция  и  ФСБ  снова  начнут  делать
судорожные движения. Они станут слепыми, а  внезапно  ослепший  человек,
пытаясь нащупать дорогу, начинает лихорадочно махать руками перед собой.
Вот они и начнут сразу "махать руками".
   Понимаешь, о чем я говорю?
   Цапов недовольно дернул плечом.
   - Не совсем, - честно признался он.
   - Они сейчас убеждены, что все знают. Что имеют глаза и  уши  в  виде
своего человека в нашем караване. Но как только мы его уберем, они сразу
решат, что ослепли, и начнут судорожные движения, которые нам совсем  ни
к чему. Их человек - как бы  иллюзия  зрения  для  милиции  и  ФСБ.  Они
пытались с его помощью обмануть нас, а получится, что с его помощью  они
лишь обманули себя. Разве тебе не доставляет  удовольствия  такая  игра?
Холодное лицо Константина Цапова не выражало  никаких  эмоций.  Афанасий
Степанович вздохнул:
   - Вижу, что не доставляет. Что ж, у каждого свои  маленькие  радости.
Во всяком случае, выкинь из головы свое  нелепое  решение  о  ликвидации
всех троих. Я доставлю тебе такое удовольствие  чуть  позже,  когда  они
будут уже не нужны. Тем более что деньги мы  им  все  равно  платить  не
собираемся.
   Константин, все-таки изменившись в лице на мгновение, быстро взглянул
на  сидевшего  рядом  с  ним  Афанасия  Степановича,  и  тот  засмеялся,
довольный произведенным эффектом.
   - Они же даже в дорогом ресторане нормально посидеть не могут.  Зачем
им такие деньги? Это не правильно, Константин. Бог должен давать  деньги
только тем, кто умеет их ценить. А всем остальным они просто ни к чему.
   Афанасий Степанович вздохнул, снял запотевшие очки, протер платком. И
уже очень серьезно добавил:
   - А для себя ты должен сделать памятку, все время помня  о  том,  что
один из них предатель. И если ты его вычислишь раньше, то можешь  делать
с ним все, что  захочешь,  только  после  моего  разрешения.  Ты  понял,
Константин, только после моего разрешения. С тобой поедет Раскольник. Он
сделает все, как нужно.
   - Тот  самый?  -  спросил  Константин,  второй  раз  теряя  привычную
выдержку за время их разговора.
   - Да, тот самый. Я держал его в резерве достаточно долго. У него  нюх
на сотрудников милиции. Он их чувствует, как  хорошая  собака  чувствует
кошку за дверью. И уверяю тебя, что он сумеет достаточно быстро  узнать,
кто из этих троих молокососов стучит в милицию. Очень быстро.
   - Я могу ему доверять?
   Афанасий Степанович удивился:
   - Безусловно. Как самому себе. Я знаю Раскольника уже  двадцать  лет.
Это настоящая сволочь. Без нервов и без эмоций.  Если  будет  нужно  для
дела, он может удавить собственную мать. У него нет ничего святого, и он
не верит ни во что, кроме самого себя. Ни  в  Бога,  ни  в  дьявола.  Он
сделает все, что ему прикажут. А приказывать будешь  ты,  Константин.  И
только вы двое в караване будете знать  о  сотруднике  милиции,  который
сопровождает наш груз. Я хочу, чтобы вы его нашли.
   Но, найдя, не трогайте его. Мне нужен живым этот тип, только живым. Я
хочу узнать некоторые маленькие секреты Горелого. Раз этот агент делится
с милицией, он может поделиться и со мной. - Он помолчала добавил:
   - Только ты, Константин, и  Раскольник.  Только  вам  я  доверяю  эту
тайну. Это слишком важный груз, чтобы мы могли  ошибиться.  Может  быть,
самый важный в нашей с тобой жизни, И  второго  шанса  у  нас  не  будет
никогда.

Глава 4

   В Ашхабаде было тепло. Это он почувствовал, едва сойдя с самолета.  И
сразу увидел большой лозунг, прославлявший Туркменбаши. Туркменский язык
был очень похож на его родной, азербайджанский, и Рустам  Керимов  знал,
что Туркменбаши называют  президента  Туркмении,  ставшего  главой  всех
туркмен.
   Скромный, малоизвестный, внешне неприметный бывший  Первый  секретарь
ЦК маленькой среднеазиатской республики  вдруг  стал  именоваться  столь
звучным  титулом,  печатать  собственное  изображение  на   национальных
деньгах, переименовывать города и улицы в свою честь.
   Это был удивительный парадокс, равного которому мировая  история  еще
не знала. Выросшие и сформировавшиеся  в  советской  системе,  всю  свою
жизнь  верно  и  преданно  служившие  партии,   образцовые   коммунисты,
решительно искоренявшие любые проявления  местного  национализма,  люди,
которым Москва безусловно доверяла и которых назначала на  самые  высшие
должности  в  республиках,  вдруг  в  одночасье  сделались   убежденными
националистами, патриотами, ратующими за суверенитет,  и  руководителями
своих отделившихся суверенных государств.
   Бывшие первые секретари местных компартий, члены и кандидаты в  члены
Политбюро ЦК КПСС становились президентами своих государств, круто меняя
курс.
   Прежние  убежденные  интернационалисты,  всю   свою   жизнь   покорно
соглашавшиеся с тактикой Москвы по расстановке национальных кадров,  они
вдруг стали  ратовать  за  развитие  собственного  народа.  Искоренявшие
религию и сносившие храмы и мечети, они вдруг  становились  набожными  и
начинали восстанавливать ими же снесенные храмы и мечети. Прежние верные
коммунисты, еще благоговейно державшие свои партийные билеты, они  вдруг
за одну ночь превращались в  пламенных  антикоммунистов.  Все,  что  они
говорили, все, чему посвящали свою предыдущую жизнь, оказывалось забытым
и преданным во имя собственной власти. Все  прежние  идеалы  оказывались
ложными, провозглашались новые.
   Никто не видел в этом ничего зазорного. Никто особенно не возражал  и
тем более не смеялся. Как если бы в одну ночь  все  губернаторы  царской
России сделались бы убежденными  комиссарами  и,  надев  красноармейские
буденовки, с шашкой в руках принялись бы  отстаивать  советскую  власть.
Или все губернаторы Америки вдруг  в  один  день  стали  бы  убежденными
коммунистами, атеистами  и  провозглашали  построение  социализма  своей
явной и тайной верой. Земной шар дрогнул бы от смеха. Но он  не  дрогнул
от  смеха,  когда  бывшие  убежденные   коммунисты   и   члены   партии,
дослужившиеся до самых высших постов в этом государстве и в этой партии,
вдруг легко открещивались от  собственной  прежней  жизни,  круто  меняя
собственные ориентиры.
   Рустам не любил политиков. Он не любил их еще и  потому,  что  в  его
собственной  родной  республике  политические   интриги   и   недомыслие
политиков стоили жизни многим тысячам его  соотечественников.  Остановив
первую попавшуюся машину, он попросил отвезти его в город.
   Он и раньше бывал  в  Ашхабаде,  в  этом  уютном,  небольшом,  чистом
городке, служившем раньше пограничьем между Россией и Ираном  и  ставшем
после прихода советской власти столицей республики. В  нем  было  как-то
спокойно, тепло. Словно барханы окружавших Ашхабад пустынь  не  доносили
сюда людскую суету и ненависть, позволяя городу блаженствовать  в  своем
одиночестве. Но за последние несколько лет город очень изменился. И дело
было не  в  обилии  портретов  и  фотографий  Туркменбаши,  в  общем-то,
оставшегося относительно порядочным человеком.
   Изначально порядочный  и  мягкий,  он  не  стал  устраивать  кровавой
диктатуры из  собственного  правления,  а  постарался  извлечь  максимум
возможного из уникальной ситуации, в которой  его  маленькая  республика
неожиданно стала обладателем несметных богатств - газа и нефти.
   Возводились  огромные   комплексы   современных   роскошных   отелей,
строились новые дома окружавшей Туркменбаши челяди, обустраивались улицы
и площади города. Город становился более современным, больше походил  на
столицу, теряя свое очаровательное уютное  своеобразие.  Пески  барханов
уже не могли спасти горожан от стремительно  надвигавшейся  цивилизации,
делая их одновременно заложниками и участниками этого "броска  страны  в
двадцать первый век".
   Водитель долго кружил в старом квартале, не  находя  нужного  Рустаму
дома. Наконец, расспросив соседей, они  остановились  около  темно-синей
свежевыкрашенной двери. Рустам расплатился и вошел в дом.
   - Салам алейкум, - привычно произнес  он  традиционное  мусульманское
приветствие.
   - Алейкум салам, - отозвался старик, сидевший на ковре во дворе дома,
- заходи, дорогой, - сказал он почему-то  по-русски.  Рустам  прошел  по
ковру, опустившись на него рядом с хозяином дома и  положив  рядом  свой
небольшой чемоданчик.
   - Почему вы решили, что я говорю по-русски? -  улыбаясь,  спросил  он
старика на местном диалекте. Тот улыбнулся в седую бороду.
   - Вид у тебя очень городской. А городские все говорят по-русски. Да и
приехал ты, видимо, издалека. У  тебя  лицо  местного  человека,  но  не
обожжено нашим солнцем. Давно ты здесь не бывал, сынок.
   - Давно, - согласился Рустам, - я не из Туркмении. Я из Баку. У  меня
к вам важное дело, уважаемый Курбан-ака. - Старик невозмутимо  перебирал
темно-голубые четки в руках. Рустам  невольно  обратил  внимание  на  их
красивые узоры. Они были из бирюзы.
   - Принесите нам чай, - негромко приказал старик, обращаясь к  кому-то
внутри дома. - Кто тебя прислал, сынок? Зачем  тебе  понадобился  старый
Курбан?
   Кому я еще могу быть нужен?
   - В Баку вас помнят, уважаемый, - наклонил голову Рустам, - нам нужна
новая партия товара. И знающие люди рекомендовали вас, Курбан-ака.
   - Знающие  люди?  -  старик  продолжал  перебирать  четки,  Метнув  в
непрошеного гостя острый взгляд. - Какие люди? я никого у вас не знаю.
   - Я племянник Кафара Кафарова, - негромко произнес Рустам, - мой дядя
говорил перед смертью, что вы можете всегда помочь в нужный момент.  Вот
поэтому я к вам и приехал.
   - Кафар покойный был хорошим человеком, - невозмутимо сказал  старик,
- но тебя я не знаю. Какой ты племянник? У Кафара не было братьев.
   - Я сын его сестры Маир.
   - Это хорошо. Кафар был моим большим другом, пусть Аллах упокоит  его
душу. Он, несчастный, так мучился, когда умирал. У него ведь была язва?
   - Нет, - сдержал улыбку Рустам, не поддавшийся на примитивный трюк, -
он умер от разрыва сердца.
   - Что ты говоришь? - почти искренне огорчился  старик.  -  Какой  был
человек Кафар! Настоящий мужчина. - Молодой  человек  вышел  из  дома  с
подносом в руках. Он  расставил  пиалы,  поставил  два  чайника,  сахар,
традиционные хлеб и сыр и, поклонившись, ушел в дом. Курбан убрал  четки
и взял один из чайников, разливая  его  содержимое  в  пиалы  на  правах
хозяина дома.
   - Когда он умер? - спросил старик, не поднимая глаз на своего гостя.
   - В  прошлом  году.  Двенадцатого  мая,  -  вежливо  ответил  Рустам,
понимая, что проверка продолжается. Старик пододвинул ему пиалу с чаем.
   - Ты родственник моего друга, - торжественно сказал он, - и  проделал
большой путь. Пей чай, мы  еще  успеем  обо  всем  поговорить.  Ибад,  -
крикнул он, не поворачивая головы.
   Из дома снова вышел тот самый молодой человек. Подошел к  старику  и,
наклонившись, внимательно выслушал быстрый  шепот  хозяина  дома.  После
чего кивнул головой и снова ушел в дом.
   - А почему не приехал сын Кафара, твой брат Алескер? Я  помню,  какой
он был еще совсем маленьким, улыбнулся старик, - и он меня хорошо знал.
   - Алескер  сидит  в  тюрьме,  -  печально  ответил  Рустам,  -  нужно
заплатить большие деньги, чтобы вытащить его оттуда. Поэтому я и приехал
к вам, уважаемый Курбан-ака.
   - Тебе нужны деньги? - оживился старик. - Для сына  моего  друга  мне
ничего не жаль. Скажи, какая сумма тебе нужна, и мы доставим ее в  Баку.
Можешь не беспокоиться, за сына Кафара я заплачу нужную сумму.
   - Спасибо, уважаемый Курбан-ака, - поставил пиалу на ковер Рустам,  -
но нам не нужно давать в долг. Деньги мы и сами можем  найти.  Мы  хотим
продолжить дело нашего дяди. И поэтому я приехал к тебе за помощью.  Нам
чужих денег не нужно. Родную кровь  мы  освобождаем  только  при  помощи
своих кровных денег.
   Старик снова взял свои четки.
   - Красиво говоришь, - вздохнул он, - очень красиво. А что у  тебя  на
уме - никто не знает. Сейчас времена плохие, люди совсем озверели, никто
друг другу не верит.
   Рустам вежливо слушал.
   За его спиной скрипнула калитка, но он не повернул головы, зная,  что
невежливо отворачиваться от пожилого  человека,  когда  он  говорит.  За
спиной раздались торопливые шаги.  Рустам  по-прежнему  сидел,  глядя  в
глаза хозяину дома. Тот оценил его мужество и улыбнулся.  Рядом  с  ними
встали два человека.
   Рустам посмотрел на них снизу вверх.
   - Это мои друзья, - улыбнулся Курбан, - сейчас ты поедешь  с  ними  и
немного отдохнешь. А завтра мы поговорим о делах. -  Рустам  понял,  что
проверка еще не кончилась.
   - Хорошо, - сказал он, поднимаясь с ковра, - спасибо вам, Курбан-ака.
   - Это тебе спасибо, дорогой, что не забыл старика, приехал сюда.  Иди
с миром, завтра мы обо всем поговорим, - улыбнулся старик.
   Рустам наклонился, чтобы поднять свой  чемоданчик,  но  его  опередил
один из конвоиров, успевший поднять чемодан раньше. Рустам пожал плечами
и пошел к калитке, сопровождаемый двумя молодыми людьми.  На  улице  уже
стояла машина, за рулем которой сидел еще один человек.
   - Садись, - хмуро  показал  на  заднее  сиденье  конвоир.  Рустам  не
заставил себя упрашивать. С его стороны дверь, конечно, не  открывалась.
Как и окно. Он усмехнулся и придвинулся ближе  к  двери.  Когда  уселись
другие двое, водитель медленно отъехал от дома.
   - Куда мы едем? - спросил Рустам.
   -  Отдохнешь  немного,  -  немногословно  ответил  сидевший  рядом  с
водителем черноусый незнакомец, очевидно, старший в этой группе.
   Оставшийся в доме Курбан после ухода гостя резким движением выплеснул
уже остывший чай из пиалы и налил новый. После чего снова крикнул:
   - Ибад!
   - Я здесь, хозяин, - наклонился к нему молодой человек,  стоявший  за
его спиной.
   - Сегодня позвони в Баку нашим друзьям. Пусть узнают  все  на  месте.
Был у Кафара такой племянник или не был. Мне нужно все знать до завтра.
   - Понял, хозяин.
   - И пусть узнают, когда арестовали сына Кафара, - напомнил Курбан,  -
мне это тоже очень важно знать.

Глава 5

   Они  сидели  в  автомобиле  уже  больше  трех  часов.  Наблюдение  за
Кудрявцевым велось сразу из  двух  автомобилей.  Один  находился  позади
дома, на тот случай, если вдруг Кудрявцев решит выйти  с  черного  хода.
Другой автомобиль стоял напротив дома,  чуть  в  стороне  от  выхода.  И
находившиеся  в  нем  Виноградова  и  Айрапетян  терпеливо  ждали,  пока
владелец фирмы Роман Кудрявцев,  которому,  собственно,  и  принадлежали
этот дом и фирма, соизволит наконец  покинуть  особняк.  Его  шестисотый
"Мерседес" уже стоял у подъезда, но хозяина фирмы все еще не было видно.
   - Может, он просто задержался, - посмотрела на часы Виноградова.
   - Обычно он выходит отсюда в семь часов вечера. А сейчас уже  девятый
час, - нервно сказал Айрапетян, тоже посмотрев на  часы,  -  нужно  было
каким-то образом войти в его офис и установить там нашу аппаратуру.
   -  Ты  же  сам  говорил,  что  там  сильная  охрана  и   американская
электронная система слежения, - напомнила Виноградова.
   -  Ну  и  что?  Любую  систему  можно  обмануть,  -  резонно  заметил
Айрапетян, - просто обидно, что мы сидим здесь глухие  и  слепые.  -  Он
поднял переговорное устройство. - Первый, я Третий. Что у вас?
   В  другой  машине,  находившейся  за  домом,  сидели  Матюшевский   и
Двоеглазов. Ответил сам подполковник:
   - Пока тихо. Как у вас?
   - Ничего определенного. Автомобиль клиента стоит у подъезда уже целый
час. Но его самого пока не видно.
   - Вас понял. Отбой.
   Последние несколько лет во время  служебно-розыскных  действий  любой
оперативной группе ФСБ или МВД в Москве приходилось маскироваться  и  не
передавать в эфир прямые тексты  бесед.  Преступники  все  чаще  и  чаще
располагали более совершенной аппаратурой для  прослушивания  и  заранее
узнавали обо всех планах оперативных сотрудников.
   - Почему он не выходит? - в который раз нервно спросила Виноградова.
   Она была даже более нетерпелива, чем  по-восточному  эмоциональный  и
экспансивный Айрапетян. Тот пожал плечами:
   - Думаешь, я знаю? Я сам уже нервничаю. Может, сходить посмотреть?
   - Не дури, - отвернулась Виноградова, - я серьезно говорю.
   - Я тоже серьезно.
   - Нужно было  более  тщательно  проверить  его  фирму,  -  недовольно
заметила Виноградова, - мы бы больше узнали о его делах.
   - Каким образом? - вздохнул Айрапетян. - Был  бы  здесь  Георгий,  мы
могли хотя бы подключить МВД и  их  отдел  по  борьбе  с  экономическими
преступлениями.
   Сабельников с Матюшевским два дня сидели, но ничего не нашли. Похоже,
в его фирме все чисто, а свои дела он устраивает где-то на стороне.
   - Ты сам-то в это веришь?
   - Не очень. При  желании  всегда  можно  что-нибудь  найти.  Неуплату
налогов, скрытые счета, разные махинации. Но за два дня  они  ничего  не
нашли.
   Нужна была более комплексная  проверка.  А  Рустам  улетел?  -  вдруг
спросил Айрапетян, знавший об особых отношениях Виноградовой и Керимова.
   - Улетел, - кивнула она, - а Георгий полетел следом за ним в Баку.
   - Мне всегда  не  нравятся  такого  рода  командировки,  -  признался
Айрапетян,  -  действуешь  почти  наудачу.  Повезет  не  повезет.  Шансы
примерно равны. Не нравятся мне такие командировки. Слишком велик риск.
   -  Ты  что-то  стал  слишком  рациональным,  Эдик,  -   подозрительно
посмотрела на него Виноградова, - хотя, если сейчас в здании  что-нибудь
произойдет, ты сразу ринешься туда, забыв обо всякой осторожности.
   - Это разные вещи, - возразил тот, - одно дело притворяться бандитом,
другое - бить им морды. Это разные вещи, Надя.
   - Внимание.  Кудрявцев  вышел  из  здания,  -  посмотрела  в  сторону
"Мерседеса" Виноградова. Айрапетян поднял переговорное устройство.
   - Клиент появился у банка, - быстро сказал он, - садится в машину.
   - Сейчас подъедем, - передал Матюшевский.
   - Два дня следим, и  все  безрезультатно,  -  пожаловался  Айрапетян,
отключаясь, - может, он действительно стал чистым бизнесменом? .
   - Ты считаешь, что в Москве есть  "чистые  бизнесмены"?  -  удивилась
Виноградова.
   -  Смотря  относительно  чего,  -  рассудительно  сказал   Айрапетян,
поворачивая машину следом за выезжающим "Мерседесом".
   - Третий, я Первый, где вы находитесь? спросил Матюшевский.
   - Едем в центр, - доложила Виноградова, - видим клиента.
   - Мы следуем за вами, - отозвался Матюшевский - там  за  рулем  сидел
Двоеглазов.
   - Он, наверное, едет домой,  -  сказал  Айрапетян,  -  сегодня  опять
ничего не случится. За ним нужно следить  в  субботу-воскресенье,  когда
его семья уезжает на дачу и он остается  дома  один.  Обычно  мужчины  в
такое время словно срываются с цепи.
   - Очень тонкое наблюдение, - невозмутимо  произнесла  Виноградова,  -
следи лучше за машиной. - У нее была короткая стрижка  "каре"  и  прямой
аристократический нос. Большой чистый лоб,  упрямый  подбородок,  тонкая
линия губ. Она с одинаковым успехом могла появиться и  на  фешенебельном
приеме, и в  обычной  забегаловке,  поднимая  воротник  своей  куртки  и
сохраняя на  лице  то  неприступное  выражение  богини,  которое  бывает
свойственно только очень уверенным в себе красивым женщинам.
   - Они сворачивают к  дому,  -  разочарованно  произнес  Айрапетян,  -
по-моему, мы можем ехать к себе.
   - Да