уже случиться не может.  Ты
побежал сплетничать к Семену Алексеевичу, а он видимо, кому-то рассказал.  И
сам знаешь, что потом случилось...
   - Значит, вы все знали про деньги? ?
   - Конечно, знали. У нас все все знают. Чего ты полез в это дело? Не знал,
где работаешь? У нас тысяча секретов может  быть  -  так  нужно  обязательно
бегать, ябедничать?
   - Какие секреты? Это же незаконно! Вы вывозите из страны кучу денег.
   - Ну и черт с ними. - Он снова попытался ударить кулаком по столу, но я и
на сей раз перехватил его руку. - Черт с ними, -  повторил  он,  вставая.  -
Где-то у нас еще пиво есть, две бутылки.
   Облонков прошел в коридор. Долго  рылся  там  в  стенном  шкафу.  Наконец
принес две бутылки пива.
   - Забыл в холодильник положить, - померещился он. - Теплое...
   - Ничего, - сказал я. - И так сойдет.
   Он открыл одну бутылку, вторую. Нет на свете ничего  хуже  теплого  пива.
Особенно после водки. Но очень уж пить хотелось.
   - Мы давно знали про деньги, - прошептал он,  наклоняясь  над  столом.  -
Деньги нужны... - он покачнулся, - деньги нужны на избирательную кампанию.
   - На какую избирательную кампанию? - Я по-прежнему ничего не понимал.
   - У нас избирательная кампания...  Поэтому  нужны  деньги.  Так  сказать,
свободные средства, из независимого  источника.  А  где  взять  деньги?  Сам
знаешь, как наши журналисты работают.  О  любом  банковском  переводе  сразу
узнают. Тут же и номер счета опубликуют.
   - Ну и что?
   - Ничего. Но нельзя, чтобы все  знали,  какие  банки  кого  поддерживают.
Нельзя. Они всегда поддерживают только одну власть -  самих  себя.  И  своих
людей, которых они ставят в правительство и в Думу...
   - Ты мне политэкономию не читай, - перебил я. - При чем тут банки? Почему
деньги незаконно вывозите?
   - Я же говорю, - проворчал Облонков. - Нужно, чтобы деньги  поступали  из
неконтролируемого источника.
   - Швейцария - неконтролируемый источник?
   - Нет, - поморщился он, очевидно досадуя на мою тупость.  -  Там  создают
какой-нибудь фонд, а потом туда вывозят деньги. Наличными. Находят  банкира,
готового принять всю сумму и зачислить  на  счет.  Чтобы  вернуть  деньги  в
Россию уже от имени этого фонда. На финансирование  избирательной  кампании.
Теперь понял?
   Я все понял. Понял, что у Семена Алексеевича не  было  шанса  остаться  в
живых. Ни малейшего. И я понял, что охота за  мной  будет  вестись  по  всем
правилам. Потому что и мне  нельзя  оставлять  шансов.  Ведь  речь  идет  об
интересах государства. Хотя при чем тут  государство?  Когда  речь  идет  об
интересах  такого  множества  мерзавцев,   моя   участь   решена.   Они   не
останавливаются ни перед чем, чтобы контролировать  ту  власть,  которая  их
устраивает. И они не остановятся, пока меня не уберут.
   - Кажется, начинаю понимать, - сказал  я,  снова  потянувшись  к  теплому
пиву. - Значит, вывозят наличные, там зачисляют на счет, а  потом  переводят
сюда как помощь неизвестного фонда на избирательную кампанию нужных людей.
   - Правильно. - Облонков допил свое пиво и  с  удивлением  обнаружил,  что
кончилось и оно. Синяк на его лице к тому времени уже превратился в огромное
темное пятно. - Чтобы никто не узнал, - прошептал он, наклоняясь ко  мне,  -
они все делают так, чтобы никто ничего не узнал.. Знаешь, почему они боятся?
   - Догадываюсь, - буркнул я.
   - Ни о чем ты не догадываешься. Они не боятся проиграть, это  невозможно.
Они приговорены к власти. Но главное,  чтобы  между  ними  не  было  никаких
разногласий. Если они вместе, никто их не победит. Эта оппозиция - пшик, все
для видимости, для Запада. Все давно куплено, все  давно  поделили.  Они  не
могут проиграть. Они всегда в выигрыше.
   Это я себе очень хорошо представлял. Механизм выборов - примерно такое же
надувательство, как казино в Лас-Вегасе. У вас есть шансы выиграть  плюшевую
куклу. Кое у кого даже есть шанс получить тысячу или две тысячи долларов. Но
основная  масса  игроков  обречена  на  проигрыш.  Обречена   с   такой   же
математической неизбежностью,  с  какой  большинство  кандидатов  у  нас  на
выборах обречены на избрание. Они приговорены к власти, ты понял?
   - Кто убил Семена Алексеевича? - спросил я.
   - Откуда я знаю? - Он поморщился. - Я ничего не знаю. Ты побежал  к  нему
сплетничать, а потом он кому-нибудь позвонил. Может, нашему генералу, может,
еще кому-то... - Oблонков поднял палец, указывая в  потолок.  -  И  сам  под
ставился.
   - Это я его подставил.
   - Ты, - согласился он.
   - Наш генерал знает об этой афере?
   - Все знают, - развел руками Облонков. - Конечно, он знает. А как же  без
него? Придет новое руководство - и  его  в  шею.  А  то  и  посадят.  Найдут
что-нибудь и посадят.
   - А я ему рапорт написал.
   - Ну и дурак, - подытожил Облонков. - Нашел кому писать.
   - Значит, ты догадывался о Семене Алексеевиче?
   - Конечно, догадывался. Я думал, что это ты его шлепнул. Как его  близкий
друг. А потом деньги получил, которые у меня в кабинете разбрасывал.
   - Ты что? - Я чуть снова его не ударил. - Думал, это я убил?
   - Я так думал. - Облонков покачал головой. - Какая гадость! -  Он  кивнул
на пустую бутылку. - А больше ничего нет. Хотя есть. В гостиной, в баре. Там
есть коньяк. Подожди.
   Он встал, чуть покачнулся и вышел  из  кухни.  Через  минуту  вернулся  с
бутылкой какой-то французской гадости. После водки и теплого пива пить еще и
французский коньяк - значит издеваться над собственным желудком. Но Облонков
все же откупорил бутылку и наполнил  коньяком  наши  пивные  стаканы.  Затем
снова опустился на стул. Мы выпили - я немного, он  больше.  Он  вообще  пил
больше меня. Очевидно, сказывалось его  психологическое  состояние.  Как  бы
Облонков ни укорял меня в смерти Семена Алексеевича, он  прекрасно  понимал,
что это его друзья приняли решение убрать нашего  начальника  отдела.  Более
того, он прекрасно понимал, что занимается незаконным делом и может получить
вместо благодарности пулю в лоб.
   Любой человек, совершающий аморальные  поступки,  понимает,  что  делает.
Если, конечно, он не сумасшедший. Вероятно, человек, придумавший такую вещь,
как индульгенция, приду-. мал  ее  для  себя.  Ибо  осознавал  всю  мерзость
совершаемых им деяний.
   - А кто убил моего друга? - спросил я.
   - Не знаю, - пожал плечами Облонков. - Меня в такие дела не посвящают.  Я
когда  деньги  у  тебя  увидел,  так  подумал,  что  это  ты  убрал   Семена
Алексеевича.  И  специально  мне  про  разговор  в  туалете   рассказываешь,
вызываешь меня на откровенность, хочешь проверить меня. Ну, я тут же  все  и
рассказал.
   - Кому?
   Он молчал. Сидел, уронив голову на стол, и молчал. Я  испугался,  что  он
может заснуть.
   - Кому рассказал? - я поднял его  голову.  Он  попытался  отмахнуться  от
меня, но я крепко держал его за плечи. Возможно,  Облонков  был  не  так  уж
пьян, просто хотел уснуть, на время забыть  о  том,  что  произошло  в  этот
вечер. Я отпустил его. Поднялся. Затем наполнил стакан холодной водой из-под
крана.  И  резким  движением  вылил  воду  ему  на  голову.  Он   вскрикнул,
приподнялся, что-то забормотал.
   - Кому ты рассказал? - спросил я. - Кому ты про меня рассказал?
   - Ты чего? - Увидев бутылку коньяка,  Облонков  потянулся  к  ней,  но  я
отстранил его руку.
   - Кому ты про меня рассказал?
   - Ему, - сказал он, тяжело дыша.
   - Кому?
   - Ему. Ты же слышал наш разговор. Ясно. Значит,  Облонков  рассказал  обо
мне своему собеседнику. И именно  он,  собеседник,  принял  решение  о  моей
ликвидации. Или позвонил кому-то и сообщил о моей осведомленности.
   Говорят, спиртное может действовать по-разному. Облонков от него хмелел и
пытался заснуть. Я же зверел и чувствовал,  что  во  мне  просыпаются  ранее
неведомые мне инстинкты.
   - И вообще, - неожиданно сказал Облонков, - брось ты это дело. Уезжай  на
месяц. Я тебе отпуск  оформлю.  С  завтрашнего  числа,  по  болезни.  Выборы
пройдут, приедешь. Иначе сам знаешь, что бывает... Одна туристическая  фирма
тоже пыталась проверить... "Галактион". Ну,  и  с  ней  быстро  разобрались.
Только вот президента компании найти не могут. Наши ребята подозревают,  что
ему один подполковник помогал. Кажется, Демидов. Но они ничего  доказать  не
могут. А деньги все равно повезут. И ты ничего не сделаешь. И Демидов ничего
не сделает. Там  все  схвачено.  Таможня,  граница,  аэропорт.  Так  что  не
дергайся.
   - Кто такой Слепнев? - вспомнил я услышанную фамилию.
   - Тихо, - в испуге прошептал Облонков. -  Слепнев  -  полковник  ФСБ.  Он
отвечает за прикрытие. Ты меня понимаешь? За прикрытие всей операции. Только
я тебе ничего не говорил.
   Облонков опять опустил голову на руки, словно пытался заснуть.  И  тотчас
же снова приподнялся.
   - Что я тебе сказал?  -  пробормотал  он.  -  Про  кого  ты  меня  сейчас
спрашивал?
   - Не помню.
   - Про кого? - Он повысил голос.
   - Тише. Мы говорили о Семене Алексеевиче.
   - Ах да. Семен Алексеевич был прекрасный человек.
   - Ладно, пойду, - сказал я, с трудом поднимаясь из-за  стола  -  давал  о
себе знать коктейль из водки, теплого пива и коньяка.
   Облонков вдруг ударил кулаком по столу. На сей раз я не успел перехватить
его руку.
   - Сволочи, - всхлипнул он, - такого человека убили.
   - До свидания. - Я направился к выходу. Открывая входную дверь,  я  вдруг
почувствовал  на  себе  чей-то  взгляд.  Обернулся.  В  прихожей  стоял  сын
Облонкова. Он смотрел на меня строго и испытующе.
   - Вы больше не придете? - спросил мальчик.
   - Больше не приду, - пообещал я.
   - Никогда?
   - Никогда. - Я вышел из квартиры и  осторожно  прикрыл  за  собой  дверь,
невольно подумав о том, что мне удалось узнать обо всем лишь благодаря этому
мальчику.

Эпизод двадцать четвертый

   Шаги перед домом становились все  громче.  Демидов  вспомнил,  что  дверь
открыта. Он взял стул и, поставив его перед  собой,  сел  так,  чтобы  иметь
возможность быстро выхватить пистолет в  случае  необходимости.  Неизвестных
было двое. Странно, подумал подполковник.  Если  они  приехали  арестовывать
Гочиашвили и знают, что тот вооружен, то двоих людей для ареста маловато. Но
для убийства - в самый раз. В этот момент в дверь постучали.
   - Войдите! - крикнул подполковник, по-прежнему сидя на стуле.
   Осторожно открыв дверь, незнакомцы вошли в дом. Один из них, высокий, был
в кепке. Другой - поменьше ростом,  худощавый,  юркий,  увертливый.  Высокий
посмотрел на подполковника и спросил:
   - Ты кто?
   - Хозяин дома, - ответил Демидов. Визитеры переглянулись, и подполковнику
это очень не  понравилось,  вернее,  не  понравились  их  взгляды.  Говорят,
опытный оперативник - как хорошая собака, сразу чует преступников.
   - А вы кто такие? - спросил Демидов, все еще сидя на стуле.
   - Вы Чупиков? - спросил второй, поменьше ростом.
   Высокий сделал шаг в сторону двери, ведущей  в  другую  комнату.  Демидов
заметил его движение, но промолчал.
   - Я же сказал:  я  хозяин.  Что  вам  нужно?  Но  не  только  оперативник
чувствует преступника  -  преступник  тоже  мигом  распознает  оперативника.
Визитеры нервничали. Оба  чувствовали  силу,  скрытую  в  этом  невозмутимом
человеке. Так волки чувствуют приближение собак.
   Незнакомцы снова переглянулись.
   - Где Резо Гочиашвили? - спросил тот, что был поменьше ростом.
   - Не знаю такого. - Демидов не  сводил  с  него  тяжелого  взгляда.  -  Я
адвокат, а не следователь. Хотя  раньше  и  работал  оперативником.  Мне  не
платят за поиск преступников.
   -  Ты  бывший   оперативник?   -   Высокий   недоверчиво   уставился   на
подполковника.
   - Удивлен? - усмехнулся Демидов.
   - Может, виделись раньше?  -  сказал  высокий,  и  внезапно  в  руке  его
появился пистолет. - Сиди смирно, мент, иначе пришью.
   Демидов тоже выхватил  оружие,  но  и  второй  незнакомец  мигом  вытащил
пистолет. На подполковника смотрели два ствола.
   - Брось,  -  улыбнулся  худощавый.  -  Ты  у  нас  не  сорвешься.  Одного
пристрелишь, но пулю все равно получишь.
   - Как и ты! - раздался голос из соседней комнаты, и  на  пороге  появился
Чупиков с пистолетом в  руке.  Высокий  взял  его  на  прицел.  Все  четверо
замерли.
   - А это кто такой? - спросил худощавый у Демидова, кивая на Чупикова.
   - Мой друг, - усмехнулся подполковник. - Чупиков Евгений Алексеевич.
   - То-то я смотрю, ты веселый такой. Думаешь, я тебя не узнал.  Жаль,  что
не сумел вас прижать, подполковник. Это  ведь  ты  был  со  своим  ментом  в
машине, верно?
   - Сволочь, - процедил Демидов. - Значит, ты сидел за рулем?
   - Ладно, бросай оружие, подполковник, у  тебя  шансов  никаких.  Ты  ведь
просто мент. А мы, сам знаешь, профессионалы мокрушники. Будешь  артачиться,
хуже будет, - ухмыльнулся высокий.
   - Какие вы мокрушники? Слизь одна. - Демидов видел, как противники держат
оружие, и понимал, что высокий прав.  Но  подполковник  решил  держаться  до
конца. - Давай, ребята, поговорим, - предложил он.
   - В другой раз, - усмехнулся худощавый. - Бросай  оружие,  говорю.  Иначе
самому плохо будет. Мы тебе сейчас такие документики предъявим, ахнешь. Мы с
напарником на другую контору работаем, более солидную. А ты дурака  валяешь,
представление устроил.
   - Врет! - раздался голос Резо.  -  Они  убийцы.  Бандиты  повернулись  на
голос. По договоренности с Чупиковым Резо вылез из окна  спальни  и,  обойдя
дом, встал под окнами. Высокий повел дулом  в  сторону  окна,  но  Резо  его
опередил - спустил курок. Он произвел всего лишь один выстрел, глядя прямо в
глаза высокому. Бандит пошатнулся; из-под кепки сочилась кровь. Внезапно  он
дернулся и, сложившись пополам, рухнул на пол. Худощавый отвернулся от  окна
и выстрелил в Чупикова. В следующее мгновение пуля Демидова  впилась  ему  в
руку. Бандит выронил оружие и закричал. Очевидно, пуля задела болевой нерв.
   - Что ты наделал! - закричал Демидов. - Резо, почему ты стрелял?
   - Это убийцы, - отозвался тот. - Я их узнал. Они ворвались ко мне  в  тот
день. Вон тот, в кепке, - Бурый. Они убили Никиту и заставили выброситься из
окна Надю. Я их сразу узнал.
   Раненый стонал, схватившись за руку, катаясь по полу. Демидов  подошел  к
убитому и, стараясь не испачкаться кровью, скинул с его головы кепку. Голова
высокого была перевязана.
   - Так вот почему он не снимал кепку, -  пробормотал  подполковник.  -  Не
хотел, чтобы видели, как его Резо Гочиашвили отделал.
   И тут раздался стон Чупикова. Он стоял,  опираясь  на  стол.  По  рубашке
расплывалось красное пятно.
   - Ты ранен? - бросился к нему Демидов.
   - Ничего страшного, - усмехнулся адвокат, морщась от боли. - Главное, что
эти двое; не ушли. Будь осторожен, в машине может находиться еще и третий.
   - Помоги ему! - крикнул Демидов, повернувшись к Резо. - Я сейчас вернусь.
   Он выбежал из дома. К счастью, в машине  никого  не  оказалось.  "Ниссан"
бандитов стоял рядом с его автомобилем.
   Демидов вернулся в дом. Резо уже помог Чупикову сесть на стул.  Пятно  на
его рубашке становилось все больше. Раненый бандит  по-прежнему  катался  по
полу.
   - Едем в больницу, - решил Демидов.
   - Ты же знаешь, что нельзя, - возразил Чупиков; он заметно побледнел, лоб
его покрылся испариной.
   - Поехали! - заорал Демидов. - Иначе мы тебя  потеряем.  И  эту  гниду  с
собой заберем. Подними его, Резо. Поедем на моей машине. Пока будем ехать, я
вызову сюда моих  людей,  пусть  составят  протокол  опознания  преступника.
Думаю, что и второй достаточно известная личность.
   Лежавший на полу бандит громко выругался.
   - Сам не знаешь, что делаешь, подполковник, - прошипел он.
   - Теперь знаю, - сказал Демидов. Резо, наклонившись, поднял раненого. Тот
   Держался за руку и тихо стонал. Возможно, пуля  перебила  кость,  подумал
подполковник.
   - Нужно быстрее уходить, - морщась от боли, сказал Чупиков.
   - Да, уходим, - кивнул Демидов. Он еще раз взглянул на убитого. -  А  ты,
Резо, молодец. С одного выстрела свалил такую  сволочь,  как  Бурый.  Теперь
тебя ни один прокурор пальцем не тронет. Здорово стреляешь.
   - Я за эти ночи натренировался, - проворчал Резо. -  Каждый  раз  стрелял
ему в лицо, когда вспоминал, что они у меня дома сделали. И это еще мало.  Я
должен их главного найти. Вот тогда и успокоюсь. Стой, сволочь, не дергайся,
- сказал он худощавому. - Ты у нас теперь главный свидетель.
   Тот по-прежнему стонал, держась за руку.
   - Пока что он никудышный свидетель,  -  вздохнул  Демидов.  -  Быстрее  в
машину. Нужно показать его врачам.

Рассказ семнадцатый

   Ночью я не стал рисковать и появляться около  своего  дома  или  рядом  с
домом Алены. Я понимал, что Облонков прав. В такой игре,  которая  началась,
моя жизнь не стоила и копейки. Но я обязан был уцелеть - хотя бы  для  того,
чтобы помогать Игорю после операции. И кроме  того,  мне  нужно  было  найти
убийцу. В эту ночь я отсыпался в пригородных поездах,  стараясь  не  слишком
удаляться от Москвы. В шесть утра я уже успел вернуться в город.  Предстояло
найти  машину  и  ехать  в  Жуковку,  где   жил   заместитель   руководителя
администрации, который и разговаривал с Облонковым в тот злосчастный день.
   Жуковка - не просто дачный поселок. Это место отдыха нашей  элиты,  наших
политиков. Среди них много достойных и известных людей, получивших в Жуковке
дачи и дачные участки. Впрочем, нравы у обитателей поселка довольно суровые.
В свое время мы расследовали пожар на даче одного из членов правительства. И
не сомневались, что это был поджог. Причем поджог, устроенный его  соседями.
Но мы ничего не сумели доказать.
   Заместитель руководителя администрации Беспалов  пришел  к  нам  работать
несколько  лет  назад.  Должен  сказать,  что  мне  он  нравился.  Солидный,
уверенный в себе, спокойный. Иногда даже  слишком  спокойный.  Он  курировал
особые дела, одно время помогал разбираться с правоохранительными  органами,
одно время занимался только журналистами. Словом, был мастер на все руки.  Я
вспомнил,  что  до  прихода  к  нам  он  работал  в  крупном   межбанковском
объединении. Кажется, в "Савое".
   Некоторые наши сотрудники уверяли, что Беспалов  очень  богатый  человек.
Если так, то богатство его не бросалось в глаза. Он  приезжал  на  работу  в
обычной "Волге", положенной ему по штату. Имел личный "Пежо". Обедал  обычно
в нашем буфете. В общем, не старался "вытыкаться",  как  многие,  у  которых
завелись деньги. Замечу: мы сразу вычисляли  "упакованных".  Большие  деньги
имеют запах. Запах дорогого парфюма,  хороших  кремов,  шикарных  галстуков,
добротно сшитых костюмов.
   Беспалов выглядел обычно, никаких наворотов. И в то же время слухи упорно
ходили. Рассказывали, что у него есть огромная вилла в  Испании,  где  летом
живет его семья. Впрочем, мне было все равно. Я получал свою зарплату, и мне
этого было вполне достаточно. Иногда я размышлял над  таким  феноменом,  как
богатые люди. Если умение делать деньги есть ум, то самыми  богатыми  людьми
должны были стать Альберт Эйнштейн и  Нильс  Бор.  Но  богачами  становились
совсем другие люди. Значит, эти другие имели своеобразный склад ума и  умели
только одно - делать деньги.
   Видимо, нельзя быть абсолютным гением, то есть гением во  всем.  Либо  вы
умеете делать деньги,  либо  вы  прекрасно  поете,  либо  хорошо  играете  в
шахматы. Конечно,  на  Западе,  если  вы  прекрасно  поете  или  становитесь
чемпионом по шахматам, - вы достаточно обеспеченный человек. Но это только в
том случае, если вы сумели продать свой талант. Однако даже в этом случае вы
всего  лишь  обеспечиваете  себе  безбедную  жизнь.   Банкиры   и   биржевые
спекулянты, не прикладывая тех же усилий,  умудряются  зарабатывать  гораздо
больше. Впрочем, так, наверное,  и  должно  быть.  Каждый  зарабатывает  как
умеет.
   Я приехал в поселок и спокойно  прошел  мимо  охраны.  Мое  удостоверение
позволяло мне беспрепят