чику  всю
дальнейшую жизнь. Он никогда не забудет  этой  сцены.  Не  забудет  унижения
отца. И вырастет в полной уверенности, что сила решает все. Он начнет мстить
всем окружающим за унижение, испытанное в детстве.
   - Сколько тебе лет? - спросил я неожиданно.
   - Одиннадцать. - Мальчик даже не взглянул в мою сторону.  Он  смотрел  на
своего отца и видел синяки на его лице. Облонков вздохнул. Ему тоже было  не
по себе.
   - Твою мать... -  не  выдержал  я.  Голова  у  меня  раскалывалась,  руки
дрожали. Пистолет Облонкова лежал у меня в кармане пиджака. Свой же я  успел
сунуть в кобуру. Но дело было не в оружии. Дело  было  в  мальчике,  который
стоял между нами. Если бы он был постарше или младше, возможно, я что-нибудь
придумал бы. Возможно, подождал бы, когда отец уговорит его уйти. Но он  был
в возрасте моего сына. И я не знал, что предпринять, ничего не мог  сделать.
Этот внезапно появившийся мальчик совершенно меня обезоружил.
   Облонков,  очевидно,  расценил  мое   состояние   как   крайнюю   степень
нетерпения. И испугался за своего  сына,  решив,  что  я  могу  использовать
мальчика для шантажа отца. Он подтолкнул его к двери.
   - Уходи. Нам нужно поговорить.
   - Нет.
   - Уходи, - Облонков оттолкнул сына от себя. Оттолкнул с такой силой,  что
мальчик едва не упал. - Убирайся! - закричал он. - Ты мне  здесь  не  нужен.
Иди домой, я сейчас приду.
   - Нет. - Мальчик глотал слезы, но не уходил.  Очевидно,  он  понимал  все
гораздо лучше нас, взрослых.
   И я вдруг понял: если сейчас он уйдет, если отцу  удастся  его  прогнать,
если мы останемся вдвоем на лестнице и после нашего  разговора  Облонков  не
вернется домой, то я потеряю нечто очень ценное. Я утрачу веру в людей  и  в
самого себя. Стану  таким  же  подлецом,  как  тот,  кто  стрелял  в  Семена
Алексеевича и украл деньги у моего погибшего друга. Я понял, что  не  должен
уподобляться тем выродкам, которые лишили моего Игоря денег на лечение.
   - Подожди, - прохрипел я. - Подожди, не уходи, - я взял мальчика за руку.
   - Он ни при чем! - закричал Облонков, пытаясь оттолкнуть меня от сына.  -
Он не виноват. Отпусти его, и я тебе все расскажу. Не трогай ребенка.
   Я оттолкнул Облонкова к стене и, наклонившись к мальчику, спросил:
   - Как тебя зовут?
   Мальчик молчал, очевидно, не доверяя подозрительному незнакомцу.
   - Он ни при чем, - пробормотал Облонков. - Отпусти ребенка.
   До этой секунды передо мной стоял враг, которого я  ненавидел  и  который
имел мужество молчать. Но теперь я видел растерявшегося отца. Я  снова  взял
мальчика за руку. Потом достал пистолет Облонкова.
   - Нет! - закричал тот, опять бросаясь ко мне. - Ради Бога, не надо!
   - Подожди! - крикнул я, отталкивая Облонкова. - Послушай меня, мальчик, -
сказал я, обращаясь к его сыну.  -  Моему  сыну  примерно  столько  же  лет,
сколько тебе. И он тяжело болен. Я с огромным трудом собрал  деньги  на  его
лечение, и вчера мой друг должен был их принести...
   - Не надо. - Облонков не хотел, чтобы я рассказывал обо всем его сыну. Но
это был мой последний шанс. Я осознал, что не  смогу  ничего  сделать,  пока
этот мальчик стоит между нами.
   - Мой друг должен был принести деньги, - повторил я. - Но его убили и все
деньги забрали. И теперь мне нечем оплатить операцию. А твой отец знает, кто
это сделал, и не говорит мне. Понимаешь?
   Мальчик не понимал. Он не хотел ничего понимать. Он  смотрел  на  меня  с
яростью в глазах - такой взгляд бывает только у  мальчишек  и  фанатиков.  Я
понял, что проиграл, и  выпустил  руку  его  сына.  Отец  порывисто  привлек
мальчика к себе. Я усмехнулся. В  этот  момент  мне  хотелось  поменяться  с
Облонковым местами. Пусть меня бьют по морде,  пусть  пинают  ногами,  пусть
даже стреляют в меня. Лишь бы мой Игорь был со мной и вот такими же  глазами
смотрел на моего обидчика. Такие  секунды  дорого  стоят.  В  такие  секунды
зарождается духовная близость между отцом и сыном.
   Я смотрел на них и чувствовал, что завидую им.  Я  невольно  сблизил  их,
теперь они лучше понимали друг друга, чем до сих пор. Вытащив  из  пистолета
обойму, я протянул оружие полковнику.
   - Возьми.
   Он не решался взять, словно чувствовал подвох.
   - Ладно, поднимешь потом. - Я бросил пистолет на лестницу.
   Облонков изменился в лице. Но он меня уже не интересовал. Я  посмотрел  в
глаза его сыну. В них была та же ненависть, но уже и любопытство.
   - Из-за твоего отца, - сказал я, - мой сын...  Впрочем,  об  этом  я  уже
говорил.
   Я повернулся к лифту и нажал кнопку вызова. Облонков по-прежнему прижимал
к себе сына, словно не верил, что я ухожу. Я понимал, что  обязан  остаться,
понимал, что теряю свой последний шанс. Но я знал и другое. Если сейчас  сын
с отцом не вернутся домой, я убью в этом ребенке веру в справедливость, веру
в чудо, веру в отца. А это гораздо  хуже,  чем  убийство.  Это  травма  души
человеческой, рана, которая не заживет никогда.
   Я чувствовал себя совершенно опустошенным. Я проиграл по всем статьям.  В
тот момент, когда  дверцы  кабины  открылись,  я  услышал  за  спиной  голос
мальчика:
   - Папа, он сказал правду?
   Я шагнул в кабину. И в этот миг Облонков все понял. Осознал, что, если  я
уйду, он остается один на один со своим сыном  и  с  его  вопросами.  В  эту
секунду  он  понял,  что  может  потерять  сына  навсегда,  потому  что  тот
перестанет верить отцу. И он крикнул мне в спину:
   - Подожди!
   Я повернулся к нему...

Эпизод двадцать третий

   В субботу утром на дачу приехал Чупиков. В  этот  момент,  во  сне,  Резо
снова сидел в шкафу, а убийца точно знал, где именно он  прячется.  Внезапно
проснувшись и услышав шаги во дворе, Резо потянулся к одежде, чтобы вытащить
пистолет, но оружия в  кармане  не  оказалось.  Резо  вскочил  с  постели  и
бросился к столу в надежде отыскать  пистолет.  Шаги  приближались,  и  Резо
начал испытывать тот же панический страх, который овладел им в  день,  когда
убийцы ворвались в его квартиру. Чупиков был уже перед  дверью,  когда  Резо
вспомнил, что положил пистолет под подушку. Он бросился к  постели.  В  этот
момент адвокат отпер дверь и вошел в дом. Резо вытащил руку из-под подушки и
утер испарину со лба.
   - Что-нибудь  случилось?  -  Вошедший  в  комнату  Чупиков  вопросительно
посмотрел на Резо.
   - Сон плохой видел, - признался Резо. Чупиков вышел в  соседнюю  комнату,
чтобы Резо мог без помех одеться. Когда  тот  появился,  адвокат  указал  на
кресло.
   - Садись, - сказал он.
   - Завтракать не будете? - спросил Резо.
   - Сейчас не до этого.  Мне  сегодня  звонили  из  агентства,  которому  я
поручил следить за твоей квартирой.
   - Когда звонили? Который сейчас час?
   - Уже половина двенадцатого. - Адвокат посмотрел на часы. - Мне  кажется,
что ты все еще не пришел в себя.
   - Да, - кивнул Резо. - Мне все еще плохо.
   - Они позвонили мне в девять утра, - продолжал адвокат.  -  Позвонил  сам
Рауль, директор агентства. Догадываешься, что он мне сказал?
   - Нет. - Резо подумал, что уже ничто не может его встревожить.
   - Они отказываются от дальнейшей работы. И даже  согласны  оставить  себе
всего  лишь  половину  гонорара.  Дело  в  том,  что  они  абсолютно   точно
установили, кто дежурит у тебя на квартире...
   Чупиков сделал паузу, но Резо молчал.
   - У тебя дома дежурят люди из  ФСБ,  -  объяснил  адвокат.  -  И  никаких
уголовников там нет. Только офицеры контрразведки, которым поручено устроить
засаду на твоей квартире. А это значит, что либо ты обманул  нас,  рассказав
про Бурого и убийц, либо тебя действительно подставили. Одно из двух,  Резо.
И учти: твое письмо в УВИР мы так и не смогли найти.  Любой  прокурор  может
сказать, что мы с тобой придумали всю эту  историю  про  туристов,  убийц  и
преступника Бурого, чтобы избежать наказания за двойное убийство.
   - Как я мог обмануть? - всплеснул руками Резо. - Неужели вы думаете,  что
я действительно  убил  своего  компаньона  и  женщину,  а  потом  сбежал  от
сотрудников ФСБ, придумав этого Бурого? Это же глупо...
   - Понимаешь, что получается... -  продолжал  Чупиков.  -  Если  за  тобой
действительно охотятся сотрудники контрразведки, то почему забирать тебя  из
милиции они приехали с  уголовником?  Как-то  нелогично  получается,  ты  не
находишь?
   - Откуда я знаю? - проворчал Резо. - Может, они специально его  привезли.
Чтобы меня убрать, а потом его. И свалить все на него.
   - Так не бывает, - улыбнулся Чупиков. - Если хотят подстроить, то  вместе
не возят, чтобы исключить риск. Убивают поодиночке.
   - А как с самолетами? - спросил Резо. - Пассажиров проверили?
   - Проверили. Ты ошибался. Самолеты Аэрофлота летают в Цюрих ежедневно.  И
плюс еще летают самолеты компании "Swissair". Если учесть, что ты не помнишь
фамилий  людей,  которые  полетят,   то   получается   задача   со   многими
неизвестными.
   - Так что же нам делать?
   - Не знаю. Я уговорил Рауля не снимать  до  вечера  наблюдение,  но,  сам
понимаешь, им совсем не хочется связываться с ФСБ. Сейчас на твоей  квартире
дежурят трое. Брылин все время сидит там. Отвечает на все звонки,  проверяет
всю твою почту. Они, видимо, уверены, что ты рано или поздно там  появишься.
Или появится кто-нибудь из твоих друзей.
   - Может, мне лучше пойти туда и  сдаться?  Пусть  стреляют  -  и  дело  с
концом.
   - Не  нервничай,  -  посоветовал  Чупиков.  -  Для  нас  самое  важное  -
установить, кто именно заинтересован в твоей ликвидации.  И  кто  полетит  в
Цюрих, если действительно кто-то полетит.
   - Устанавливайте тогда! - закричал  Резо.  -  Сегодня  уже  суббота.  Они
улетят в понедельник - и все. Мы ничего не сможем доказать, Хотите, чтобы  я
стал бомжем? Без документов и без денег: Если не верите,  довезите  меня  до
границы с Украиной или Казахстаном, и  я  там  перейду  где-нибудь  границу,
чтобы потом улететь в Грузию. Может, так лучше будет, а?
   - Если будешь кричать, вообще ничего не получится, - заметил  Чупиков.  -
Подполковник Демидов уже неделю сидит  на  проверке  твоего  дела.  Но  пока
ничего не выходит. Нет письма в УВИР, не  можем  найти  следов  Бурого,  нет
никаких доказательств того, что ФСБ хотела тебя ликвидировать.
   - И не только меня, - вспомнил Резо. - Они ведь  хотели  убить  и  самого
подполковника.
   - Возможно, - согласился Чупиков. -  А  может,  и  нет.  Потому  что  нет
никаких доказательств.
   - Вы мой адвокат или нет? - горячился Резо. -  Почему  вы  говорите  так,
словно хотите меня обвинить?
   - Я говорю так, чтобы  ты  понял  всю  сложность  положения,  -  объяснил
Чупиков. - Нужно искать конкретный  выход,  а  не  кричать,  доказывая  свою
невиновность. Меня ты, положим, убедил, но нам еще  нужно  убедить  судей  и
прокуроров. А это  будет  сложнее,  если  учесть,  что  у  нас  нет  никаких
доказательств. Абсолютно никаких.
   - Да, конечно, - в растерянности пробормотал Резо. - Не знаю, что делать.
   - Думать, - сказал Чупиков, поднимаясь со стула. - Да,  я  тебе  продукты
привез. Надеюсь, на два дня хватит. Самолет вылетает  в  понедельник  утром.
Или завтра утром. А может, во вторник утром. Мы не знаем точно,  кто  именно
полетит. Хотя Демидов обещал проверить всех мужчин в туристических группах.
   - По воскресеньям группы не летают, - заметил Резо.
   - Точно, - согласился Чупиков, - в воскресенье нет групповых туров.  Зато
в понедельник полетят сразу две группы. И во вторник - тоже две.
   - Может, мне дадут списки и я постараюсь вспомнить фамилии?  -  предложил
Резо.
   - Если ты сказал правду и вас решили убрать из-за этих фамилий, то ничего
не получится. Раз паспорта новые, то фамилии могут быть любые. Учитывая, что
ты еще жив, они могут сменить все фамилии, - сказал Чупиков.
   - Лучше бы я был мертвым?
   - Я этого не говорил. Я стараюсь быть  предельно  откровенным  со  своими
клиентами. Не люблю показного оптимизма. Если положение серьезное, я  честно
предупреждаю об этом своих  клиентов.  Как  врач,  который  должен  говорить
больному правду о его болезни. Будь здоров - и без глупостей. Не  выходи  из
дома. Вполне возможно, что они тебя ищут по всему городу.
   В этот момент во дворе послышались шаги. Чупиков посмотрел на  Резо.  Тот
побледнел и бросился в спальню, где лежал его пистолет.  Чупиков  подошел  к
окну. Потом крикнул:
   - Резо, иди сюда, это Демидов!
   Подполковник, глядя по  сторонам,  пересек  двор.  Подойдя  к  двери,  он
постучал. Чупиков поспешно открыл.
   - Что случилось? - спросил он, не скрывая своего удивления.
   - Тебя ищут, - объяснил Демидов. - Вам нужно срочно уходить.  Они  знают,
что именно ты заказал наблюдение за  квартирой  Резо.  Я  на  машине.  Нужно
срочно уезжать.
   - Каким образом они узнали? - спросил Чупиков.
   - Мне звонил Рауль. Он выяснил, что мы работали вместе с тобой.  Впрочем,
мы этого никогда и не скрывали. В общем, он позвонил и  просил  срочно  тебя
предупредить. Одного из его агентов засекли, когда тот вел наблюдение.
   - Я говорил с Раулем сегодня утром.
   - Верно, он мне сказал. Вы с ним говорили в девять. А в  десять  один  из
сотрудников ФСБ узнал следившего за домом агента Рауля, потому что  когда-то
работал вместе с ним в КГБ. Рауль сразу позвонил мне. Если  ФСБ  сумеет  все
верно просчитать, то сегодня днем на  даче  обязательно  появятся  их  люди.
Рисковать нельзя. Нужно отсюда уезжать.
   - Ты проверил списки пассажиров?
   - Ничего нет. Там сто тридцать  человек.  В  компаниях  заявили,  что  не
выписывают   теперь   коллективных   билетов.   Каждому   туристу    выписан
индивидуальный билет, чтобы вся группа не зависела  от  одного  опоздавшего.
Как узнать, кого именно мы ищем? В понедельник в самолет сядет сто с  лишним
мужчин. Кто именно среди них  тот,  кого  пытались  скрыть  от  Резо  и  его
партнера? И самое главное: почему пытались?
   - Нужно задержать вылет и проверить весь багаж  пассажиров,  -  предложил
Чупиков.
   - Никто не разрешит без веских оснований задерживать международный  рейс,
- возразил Демидов. - И где доказательства? Что мы  знаем  кроме  того,  что
четверо неизвестных  пытаются  улететь  в  Швейцарию?  Я  уже  не  говорю  о
сотрудниках ФСБ. Если они прикрывают эту  операцию,  то  нам  тем  более  не
разрешат задерживать самолет. Нет, это не выход.
   - Собери вещи, - кивнул Чупиков Резо. - Мы сейчас уезжаем.
   - Куда? - понурился тот.
   - Что-нибудь придумаем. Давай побыстрее. Похоже, сюда действительно могут
пожаловать гости. Быстрее, у нас мало времени.
   Резо поспешил в спальню. Проводив его взглядом, Чупиков негромко сказал:
   - Волнуется парень, нервничает.
   - Я тоже, - признался Демидов. - Чем  больше  думаю  об  этом  деле,  тем
больше нервничаю. Кажется, мы с тобой влипли в  очень  скверную  историю.  И
письмо пропало. И этот уголовник Бурый. Все совпадает  каким-то...  странным
образом. Да, я тебе не говорил? Кто-то подкинул прокуратуре  бомжа,  который
якобы угнал грузовик и врезался в нашу машину. Но я видел,  как  нас  ударил
грузовик. За рулем профессионал сидел, а не бомж.
   - Что думаешь делать?
   - Сначала вас спрятать. Обоих. Потом вернусь в управление. Я записался на
прием к начальнику МУРа. Сегодня вечером он меня должен  принять.  Хочу  ему
все рассказать. Если он  меня  поддержит,  пойду  напролом.  Любым  способом
постараюсь  задержать  рейс  самолета  в  понедельник   и   проверить   всех
пассажиров. Всех до единого.
   - А если они вылетают во вторник?
   - Не знаю, - признался подполковник. - Дважды  задерживать  международный
рейс никто не разрешит. Будет грандиозный скандал. Но если понадобится...
   - С письмом так ничего и не вышло? - спросил Чупиков.
   - Ничего. Оно исчезло, испарилось,  -  проворчал  подполковник.  -  Давай
быстрее, а то действительно можем не успеть.  Я  оставил  машину  у  забора.
Могут заметить.
   Резо выскочил из комнаты. Он успел  надеть  пиджак  и  собрать  продукты,
оставшиеся на кухне.
   - Эти пакеты тоже возьмем, - предложил Чупиков, указывая на  два  пакета,
которые он привез с собой. - Уходим.
   В этот момент за забором раздался визг тормозов.
   - Черт, не успели, - пробормотал Демидов.  -  Уходите  через  калитку.  Я
остаюсь.
   - Нет, - возразил Чупиков, - мы остаемся.
   - Остаемся, - поддержал его Резо.
   - Ребята, сейчас не время играть  в  благородных  ковбоев.  Там  приехали
профессионалы. Вы ничего не сможете сделать. Уходите. А я  выйду  на  улицу.
Там они стрелять не станут.
   - Если захотят тебя убрать, то станут, - возразил Чупиков. - Мы остаемся.
   - Уходи! - взревел Демидов.
   - Нет, - отрезал адвокат, - никуда мы не уйдем. У тебя один  пистолет.  И
еще два у нас. Как-нибудь отобьемся.
   - Я устал бегать, - заявил Резо. -  И  потом...  почему  они  должны  нас
захватить? Может, это мы их захватим? Вы же подполковник милиции. Вы  должны
арестовать грабителей, которые хотят забраться  на  чужую  дачу.  А  мы  вам
поможем.
   - Знаешь, - улыбнулся Чупиков, - с такой командой нам ничего  не  грозит.
Помнишь, как мы брали банду Боярина?
   Это было много лет назад. Двое молодых оперативников - Демидов и  Чупиков
сумели вместе с водителем арестовать  пятерых  особо  опасных  преступников.
Тогда оба получили свои первые в жизни награды. Чупиков вспомнил  именно  об
этом случае.
   - Одна машина, - заметил адвокат, - четверо-пятеро, не больше.
   - Ладно, - улыбнулся Демидов. - Идите  в  другую  комнату.  И  без  моего
сигнала не выходить. Ни в коем случае.
   Чупиков кивнул, увлекая за собой  Резо.  Демидов  же  достал  из  кармана
пистолет, проверил его и убрал в заплечную кобуру. В следующее мгновение  он
услышал шаги...

Рассказ шестнадцатый

   Мы разговаривали, сидя на кухне. Стрелки часов  показывали  уже  половину
третьего. Сын Облонкова то  и  дело  заходил  к  нам:  похоже,  мальчику  не
верилось, что все закончилось благополучно. Наконец  он  все  же  отправился
спать. Дочь полковника легла в десять,  перед  этим  пожелав  нам  спокойной
ночи. Жена перестала заходить на кухню в половине второго. А мы  по-прежнему
сидели за кухонным столом.
   Странно... Мы работали вместе уже несколько лет, но  никогда  подолгу  не
разговаривали. "Здрасьте, до свидания,  как  дела,  принеси,  унеси,  отдай,
передай..." Вот и все наши  отношения.  Впрочем,  ничего  странного...  Ведь
существует некий закон ТКС, как мы его называли. Закон Трудовых  Коллективов
Спецслужб, первый параграф которого гласил: на такой работе, как у тебя,  не
бывает друзей, а  есть  сослуживцы.  Под  вторым  параграфом  значилось:  не
доверяй никому. Параграфом третьим запреща-. лось  впускать  в  свою  личную
жизнь сослуживцев.  И  наконец,  правило  четвертое  запрещало  посвящать  в
служебные дела своих родных и близких. Таков был незыблемый  Закон  Трудовых
Коллективов Спецслужб, который мы неукоснительно соблюдали.
   - Напрасно ты влез в это дело, - уже в который раз говорил  мне  порядком
захмелевший Облонков.
   Мы уже распили бутылку и оба находились в том душевном  состоянии,  когда
ненавидят или любят друг друга.
   - Я никуда не влезал, - объяснял я своему собеседнику. - Откуда мне  было
знать, что у вас такие секреты? Я случайно там оказался.
   - Не нужно было никому ничего рассказывать. - Облонков попытался  ударить
кулаком по столу.
   - Тише. - Я перехватил его руку. - Разбудишь детей.
   - Да, конечно... - сказал он, отворачиваясь. - А Семен Алексеевич, он был
очень хорошим человеком...
   - Был, - кивнул я. - А вы его убили.
   - Иди ты... - огрызнулся Облонков, доставая сигареты. - Да никто  его  не
убивал! Это ты виноват, что так случилось.
   - Почему я виноват? Почему я должен был молчать? Если бы ты услышал такой
разговор, что бы ты сделал? Остался бы сидеть в туалете? Никому бы ничего не
рассказал? А если завтра что-нибудь случится, кто будет за это отвечать?
   - Уже случилось! - злился Облонков. - Ничего х