Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
о, его убили вместо вас, - продолжал сотрудник прокуратуры. -
Извините, но вы должны поехать с нами.
- Как это произошло? - Я смотрел на лицо Виталика. Убийца не стал
стрелять в лицо или в голову. Очевидно, контрольный выстрел он сделал в
сердце.
- Очевидно, он поднимался по лестнице к вам домой. Убийца ждал его на
лестничной клетке. Когда друг подошел к вашей двери и стал открывать ее
своим ключом, убийца вышел из укрытия и трижды выстрелил.
- В спину? - спросил я механически.
- Нет. Ваш друг успел обернуться. Все три выстрела были сделаны в грудь.
Из них два - смертельные. Но убийца сделал и четвертый выстрел, контрольный.
И потом ушел, бросив оружие рядом с убитым.
- Какое оружие? - спросил я, не открывая глаз от Виталика.
- "Макаров", - ответил мне сотрудник прокуратуры.
"Значит, это другой убийца, - подумал я, - тот, кто убил Семена
Алексеевича, стрелял из "магнума" и свой пистолет не выбросил. Странно, что
убийца стрелял из такого экзотического оружия".
- Нам необходимо все проверить, - продолжал сотрудник прокуратуры, - вы
можете с нами поехать?
Я наклонился к Виталику, чтобы поцеловать его. Бедный друг, он погиб
из-за меня. Убийца ждал меня, и, когда увидел, как Виталик открывает дверь,
у киллера не осталось никаких сомнений. Он стрелял в хозяина дома. Убийца
наверняка знал, что я живу один. Только как его мог пропустить дежурный
милиционер, сидевший в своей будке у дома? Он ведь должен был обращать
внимание на всех незнакомых людей. Или убийца не был незнакомым человеком? А
может, еще хуже, он был человеком, который сюда часто приходил. В любом
случае это должен был выяснить следователь. Но я все еще не хотел
расставаться с телом Виталика. Я поднял голову, посмотрел на его закрытые
глаза. И в эту секунду вспомнил, зачем именно он ко мне шел. Он ведь нес
деньги.
- Вы его обыскали? - спросил я, поворачивая голову. К разговаривавшему со
мной сотруднику прокуратуры подошел кто-то второй.
- Да, - сказал второй, - мы его обыскали. Нашли пропуск в институт,
небольшую сумму денег, ключи, брелок...
- Какую именно сумму денег? - перебил я его довольно резко.
- Не знаю. Триста или четыреста рублей. И в этот момент я зарычал. Даже
не закричал, а именно зарычал. Значит, убийца был не только киллером, он был
еще и вором. Виталик должен был привезти мне деньги. Пятьдесят две тысячи
долларов. Всю оставшуюся сумму. И все деньги пропали. Я почувствовал, что
начинаю сходить с ума, у меня подкосились ноги, словно началось
землетрясение. Я пошатнулся, и меня подхватил кто-то из сотрудников
прокуратуры.
- Ему плохо, - сказал второй.
Потом тело Виталика увезли, а я сел на скамейку, и мне дали сначала воды,
потом валидол, потом еще что-то. Но я сидел как в ступоре и смотрел перед
собой. Они не только убили Виталика, но и украли деньги, которые я должен
был получить на операцию Игоря. Значит, этому ворью мало денег, мало тех ста
миллионов, из-за которых погиб Семен Алексеевич. Им нужно было еще и это.
Они отобрали деньги у моего мальчика.
В тот момент, когда я увидел мертвого Виталика, я почти знал, что буду
делать. Но, когда мне сказали про деньги, я вдруг почувствовал, что
становлюсь совсем другим человеком. Есть какой-то предел человеческих
возможностей. И когда он пройден, человек превращается в нечто другое. Он
заболевает особой формой бешенства. Тогда остановить его можно, только
уничтожив физически. И убивать нужно долго и надежно, чтобы он перестал
дергаться. Я понял, что превращаюсь в кого-то другого - страшного,
мстительного, безжалостного.
В лагерях таких называют беспредельщиками. Такие не верят ни в какие
законы. Ни Божеские, ни человеческие. Даже звери подчиняются каким-то своим
законам, продиктованным инстинктом, беспредельщики их не знают. Такой
зверочеловек, решаясь на побег, берет с собой в качестве напарника
кого-нибудь из лагерных заключенных. Когда же кончается еда, он съедает
напарника. Но это, пожалуй, лагерные легенды, страшные сказки. Если человек
становится людоедом, то свидетелей не оставляет. Да и сам он выжить не
сможет. Срабатывает какой-то механизм - и человек погибает. От шока, от
ужаса, от ненависти к самому себе.
И все же беспределыцики есть. Это сукины дети, у которых нет ничего
святого. Такой готов подставить любимую женщину, готов предать лучшего
друга, отречься от родных и близких. Или, наоборот, - передрать глотку
любому за друга, за женщину, за свое дитя. Когда сотрудник прокуратуры
поднял простыню и я увидел лицо погибшего Виталика, я понял, что становлюсь
"людоедом".
Не мог я в этот момент верить в Бога. Если Бог допустил смерть Семена
Алексеевича и Виталика, которые хотели помочь больному ребенку, значит, он
был заодно с убийцами. Я понимал, что подобные мысли кощунственны, страшны и
безумны. Понимал, что нужно успокоиться и обдумать, как и почему произошло
убийство, но я не управлял собой. Я сидел на скамейке и стонал. Стонал не
голосом, а сердцем. Казалось, это само сердце кричит от боли, рвется из
груди, пытается рассказать всем о чудовищной несправедливости, которая
обрушилась на головы самых дорогих мне людей.
Виталика увезли, сотрудники прокуратуры что-то говорили мне, потом ко мне
подходили одетые в форму сотрудники милиции, потом еще кто-то. А я сидел на
скамье и стонал. Потом меня повели домой. Люди поняли, что в эти минуты
нельзя меня оставлять одного. И бессмысленно допрашивать. Вообще трогать. В
эту ночь я постарел на десять лет. Нет, на двадцать. Или, если точнее, в эту
ночь кончилась моя молодость. И я за один вечер превратился в очень пожилого
человека. В другого человека, у которого была единственная цель в жизни -
месть.
Меня отвели домой. Я был в абсолютном ступоре, словно меня оглушили.
Говорят, что у меня были безумные глаза. Я никого не слышал, не отвечал на
вопросы и ходил как механический, как робот. Меня положили на диван. Кто-то
снял туфли. Принесли одеяло. Дальше я помнил, что в квартиру заходили и
выходили люди. И голос Алены, неизвестно каким образом оказавшейся в моей
квартире. И ее прохладные руки на моей голове. И ее голос. Голос Алены - это
было единственное, что я помнил в эту ночь. Потом я провалился в какой-то
страшный сон, в кошмар. Меня почему-то все время пытались скрыть, прикрыть,
накрывали одеялами, обкладывали подушками, а я упрямо вылезал и кричал,
задыхаясь, чтобы меня оставили в покое, будто люди действительно хотели меня
удушить, а мне не хватало воздуха.
Потом снова голос Алены, прикосновение иглы. Мне делали укол, а я,
провалившись в небытие, спал и, кажется, во сне кричал. А может, спал и в
промежутках короткого бодрствования кричал. У меня была в эту ночь странная
лихорадка - бросало то в холод, то в жар. Мир вокруг меня расплылся,
размазался, окружавшие меня люди казались тенями. Неестественно выгнутыми,
плывущими по стенам причудливыми тенями моей памяти.
Утром, примерно в половине двенадцатого, я открыл глаза. Открыл и
посмотрел вокруг. Лихорадка прошла. Голова работала нормально. Я
почувствовал боль в скулах, словно вчера я слишком сильно сжимал зубы.
Поднял голову, осмотрелся. Отметил, который час, и удивился, что проспал так
много. Получалось, часов четырнадцать-пятнадцать. Рядом в кресле спала
Алена. Это меня удивило больше всего. Я осторожно поднялся, прошел в ванную
комнату.
Через минуту я стоял у зеркала, чтобы почистить зубы. И случайно увидел
свое отражение. Я медленно убрал щетку, поднял руку, словно пытаясь
дотронуться до того человека, который стоял напротив. Это был не я. Это был
совсем другой человек. Седой, с изменившимся вытянутым лицом и
неестественным, каким-то мертвым взглядом.
Я поднял щетку, и этот человек поднял щетку. Я облизал губы, и он сделал
то же. Все еще не веря в реальность такого изменения, я дотронулся до своей
щеки. И увидел, как человек, стоявший напротив меня, повторил мой жест. Вот,
значит, как. Вот каким я стал за эти сутки. Я смотрел на себя в зеркало, и
переполнявшие меня чувства злости, мести, ужаса, страха, гнева постепенно
исчезали. После утраты этих знакомых мне чувств не осталось ничего.
Выжженная душа. И только разум твердил мне, что я обязан мстить, отомстить
мерзавцам. Выяснить, кто это сделал, и отомстить.
- Ты уже проснулся? - услышал я за своей спиной голос и обернулся.
Эпизод девятнадцатый
Резо так и не сумел заснуть в эту ночь. Он сидел у телефона, ожидая
звонка и не раздеваясь. Он сидел и ждал телефонного звонка. И когда телефон
зазвонил в три часа ночи, он, нисколько не удивившись, поднял трубку.
- Слушаю, - сказал он почти спокойно.
- Это я, - услышал он голос Чупикова, - у нас все в порядке.
- Что произошло? Он жив?
- Жив. Мы приедем к вам через час. Постарайтесь незаметно выйти из дома.
Мы будем ждать вас у выхода со двора.
- Кто это мы? - недоверчиво спросил Резо.
- Я и наш друг. Вам опасно оставаться в этом доме. Вы меня понимаете?
- Все понимаю. Так вы тоже приедете?
- Конечно, приеду. Мы вдвоем приедем. Когда будем у вашего дома, снизу
позвоним. У нашего друга есть свой мобильный телефон. Это будет минут через
сорок, через час, в крайнем случае. Вы все поняли?
- Я буду ждать вашего звонка. - Резо отключился.
В комнату осторожно постучали. Это была Вера. Услышав его голос, она
вошла в комнату.
- Как у вас дела? - спросила она.
- Ничего. Уже лучше. Я, наверно, скоро смогу уйти, - сказал Резо с
облегчением.
- И я не куплю вам утром костюма, - закончила за него хозяйка квартиры.
- Да, - улыбнулся Резо, - не купите.
- Значит, буду ждать, когда вы придете ко мне в третий раз, - высказала
предположение Вера.
Резо рассмеялся. Ночью все казалось совсем другим. Более теплым и
человечным. И даже дневные страхи отступали, будто ночью убийцы не могли
ворваться в этот дом.
- Очень надеюсь, что третьего раза не будет, - вздохнул Резо. Он вдруг
подумал, что сидит в присутствии женщины, и вскочил со стула.
- Сидите, - махнула она рукой, - вы ведь устали.
- Ничего. Главное - уйти отсюда, - сказал он, думая о своем.
- Вы так боитесь? - спросила она.
- Что? Нет. Я боюсь за вас. Я боюсь, что они смогут вычислить, где я
нахожусь, и ворвутся сюда. И я не смогу вас защитить.
- Они не придут, - уверенно сказала Вера. - Я чувствую.
- Дай-то Бог, - вздохнул Резо. - Мне кажется, что я больше всего боюсь во
второй раз оказаться трусом. Боюсь этого даже больше, чем собственной
смерти.
Она сделала шаг к нему. Посмотрела ему в глаза.
- Вы так переживаете?
- Да, - честно признался Резо. - Я не имел права оставаться и смотреть,
как их убивают. Не имел права. Конечно, я понимал, что от моего геройства
никакого толка не будет. Понимал, что меня убьют сразу же, как и Никиту. Но
я должен был выйти из этого убежища до того, как в квартире появилась Надя.
Я обязан был сделать так, чтобы она не вошла в квартиру. Если бы меня убили,
я бы не чувствовал себя подлецом.
- Не нужно так говорить, - возразила она. Он взял ее руку. Бережно поднес
к губам, поцеловал.
- Спасибо вам за все, Вера, - сказал Резо дрогнувшим голосом. - Вы мне не
просто помогли. Вы спасли мне жизнь.
- Когда вы пришли ко мне вчера, я думала, что вы - как другие... Я даже
оставила у себя рядом с кроватью нож, чтобы от вас защищаться. На всякий
случай, - призналась Вера, смутившись, - смешно...
- А ведь в смерти Никиты я тоже отчасти виноват...
- Вы не виноваты, - твердо сказала она, - не думайте об этом.
- Не могу. Мне кажется, что я должен был сам открыть дверь. А теперь они
в морге, а я здесь.
- Когда у вас будет все в порядке, вы мне позвоните, - просто сказала
Вера. - Надеюсь, что вы все-таки выберетесь из этой ситуации.
- Я тоже надеюсь, - пробормотал Резо.
Когда минут через сорок позвонил Чупиков, он был уже готов покинуть
квартиру. Он ушел, взяв оружие и мобильный телефон адвоката Чупикова.
Прежде чем выйти из подъезда, он прислушался. Начался дождь, и мягкий шум
даже успокаивал нервы. Он решился и резко открыл дверь. Все было спокойно.
Сделал шаг, второй, третий. Дверь за ним захлопнулась, словно отрезая путь к
отступлению. Он достал оружие. Руки дрожали. Но во дворе никого не было.
Резо вздохнул и двинулся вперед, каждую секунду ожидая выстрелов. Но пока
все было спокойно. Он пересек двор, вышел на улицу, осмотрелся. Вот и
машина. Это был голубой "жигуленок". "Десятка". Чупиков так и сказал, что
будут "Жигули" десятой модели. Дождь мешал рассмотреть, кто сидит в салоне.
Он подошел ближе, сжимая оружие в руках. Так и есть. За рулем сидел
Чупиков, рядом - Демидов. Резо убрал пистолет и уже смело шагнул к машине.
- Добрый вечер, - сказал он, усаживаясь на заднем сиденье.
- Скорее - доброе утро, - заметил Чупиков. - Напрасно вы вышли во двор с
оружием в руках. Вас могли увидеть.
- Я боялся... - признался Резо.
Автомобиль мягко отъехал от дома. Демидов повернулся к Резо. На лбу
подполковника был виден свежий шрам, словно тот недавно с кем-то подрался.
- Ну, здравствуй, - сказал Демидов. - Мы, кажется, не виделись целых два
дня. Надеюсь, что от меня не станешь бегать?
- Не стану, - выдохнул Резо, - некуда больше бегать.
- Знаешь уже, что со мной случилось? - спросил Демидов.
- Вас хотели убить?
- Скорее уж заставить замолчать. Ранили моего офицера. Слава Богу,
остался жив, отправили в больницу... А теперь расскажи мне, почему ты сбежал
и что с тобой дальше случилось. Только по порядку, ничего не пропускай,
чтобы я все понял.
После того как на их машину налетел грузовик, Демидов несколько часов
выяснял, откуда взялась эта машина и кто сидел за рулем. Довольно быстро
выяснилось, что грузовик угнан с какой-то базы. Зиновьева отправили в
больницу в бессознательном состоянии, но врачи гарантировали, что у парня
есть верные шансы остаться в живых. Сам Демидов вернулся на работу и занялся
розысками исчезнувшего водителя грузовика. И тут ему позвонил Чупиков.
Узнав о том, что случилось с подполковником, Чупиков решил, что обязан
приехать в управление и встретиться со своим бывшим коллегой. Он понимал,
что люди, организовавшие покушение на подполковника милиции, вполне могли
установить и прослушивание телефонов в управлении. Именно поэтому, приехав
туда ночью, он настоял на разговоре с Демидовым, но предварительно вывел его
в коридор, чтобы их не могли подслушать. Рассказ Чупикова поразил
подполковника. Он уже был убежден, что никогда не сможет найти этого грузина
и узнать его тайну. Сообщение адвоката заставило его бросить все дела и
выехать вместе с ним на встречу с самим беглецом.
Рассказ Резо он слушал с большим вниманием, только время от времени
стискивал челюсти так, что желваки вздувались под кожей, а ссадина на лбу
вспыхивала багровой полосой.
Когда Резо закончил свой рассказ, Демидов тяжело повернулся к нему всем
телом.
- Я примерно это и предполагал. Кто-то в ФСБ решил, что ты слишком много
знаешь. Я не думаю, что они все там повязаны. Иначе тебя убили бы сразу, как
только вы выехали из управления. Значит, они еще используют уголовников. У
офицера ФСБ вряд ли могла быть такая "солнечная" наколка, как у твоего
Бурого. Сейчас я вернусь в управление и постараюсь проверить, кто такой
Бурый. А вы поедете на дачу к тестю Евгения Алексеевича. И будете меня там
ждать. У Чупикова есть оружие. Насколько я понял, ты тоже вооружен. Значит,
если кто-нибудь полезет, сумеете дать отпор. Но лучше до этого не доводить.
Звонить мне только по мобильному телефону. А еще лучше не звонить вообще. Я
постараюсь все выяснить и сам сообщить вам. Только будьте очень осторожны.
Мы с вами, похоже, вляпались в такую историю, после который либо дают
ордена, либо делают контрольные выстрелы в голову. И боюсь, что большинство
наших знакомых склонны принять именно второй вариант.
- Может, тебе лучше не возвращаться в управление? - спросил Чупиков. -
Они могут повторить нападение. Чтоб ты уже не смог ничего выяснить.
- Ночью они не станут ничего предпринимать, - возразил Демидов, - они не
знают, что состоялась моя встреча с Гочиашвили. Как только я узнаю что-то о
Буром, я тут же постараюсь к вам приехать.
- Насчет Рожко и Брылина я все узнал, - сказал Чупиков. - Звонил Петру,
ты его помнишь, раньше у нас работал?
- Конечно, помню. И что он тебе сказал?
- Они сотрудники секретариата. Там есть специальное подразделение по типу
нашего отдела собственной безопасности. Больше ничего сообщить не может.
- И так достаточно много. Значит, Брылин и Рожко знают друг друга.
Кстати, Брылин был в засаде в доме у Гочиашвили. Вчера я видел его именно
там. Он и забирал Резо от нас.
- А Рожко приезжал к тебе, - напомнил Чупиков, - и заодно проверял всех
знакомых Гочиашвили, в том числе и Веру.
- Это они, - согласно кивнул подполковник, - все сходится.
- Тем хуже для нас, - сказал Чупиков, - я не понимаю, зачем тебе
проверять информацию по этому уголовнику? Если даже все подтвердится, какая
разница? Главное, что офицеры ФСБ замешаны в чем-то недостойном.
- Как я смогу это доказать? Подать рапорт о своих подозрениях? Тогда меня
спросят, откуда я знаю? А я объясню, что сбежавший от сотрудников ФСБ
подозреваемый Гочиашвили тайно встречался со мной. Ты знаешь, куда меня
пошлют? Тем более сейчас, когда в Москве началась повальная кампания против
кавказцев? Мне никто не поверит. А если я найду уголовника, который был в
связи с сотрудниками ФСБ, тогда у меня появится шанс убедить свое
начальство, что все не так просто, как кажется.
- Но почему они решили убрать вас именно сейчас? - настаивал Чупиков. -
Вспомни, что случилось с тобой вчера. И, может быть, именно из-за того, что
ты видел Брылина.
- Кроме меня, его видели еще несколько наших офицеров. Что здесь
особенного, если на квартире сбежавшего подозреваемого установлена засада?
- Тогда почему именно вчера, - настаивал Чупиков, - ты уточнял насчет
паспортов?
- Я идиот, - сказал Демидов. - Как я мог об этом забыть! Но я не связывал
все это воедино. Вчера вечером мы послали запрос в УВИР, пытаясь узнать,
какое именно письмо им отправляла туристическая фирма Резо Гочиашвили.
- Тогда точно, причина в этих паспортах, - подвел неутешительный итог
Чупиков. - Сначала из-за них хотели убрать случайно проникших в их тайну
руководителей туристической фирмы. А теперь и тебя, который докопался до
всех этих подробностей.
- Так куда они собирались ехать? - спросил Демидов у Резо.
- В Швейцарию, в Цюрих. Четыре человека. Нас насторожило, что они из
разных организаций, но паспорта у всех одной серии и с последовательно
идущими номерами. Как бывает, когда получают паспорта в одной организации.
Обычно раньше так выписывали паспорта сотрудники организаций, отправляющих
своих людей в служебные командировки.
- Паспорта, паспорта... - повторил Демидов. - А когда они должны были
вылетать?
- Наша группа в понедельник утром. Самолеты ходят три раза в неделю.
Понедельник, среда, пятница.
- Номера ты помнишь?
- Нет, не помню.
- А фамилии? Хотя бы одну-две?
- Кажется, фамилия одного была Семенов или Симаков. Нет, точно не помню.
- Вы отправили письмо и больше ничего не слышали об этих л