Тут  тетя Мила взяла меня за руку и повела с террасы в дом, и мы прошли
через  маленькую  комнатку  в  другую,  такую  же.  Там в углу приткнулась
узенькая тахтюшка. А около окна стояла большая цветастая ширма.
   -  Вот  здесь и ложись, - сказала тетя Мила. - Раздевайся! А корзинку с
пистолетами я поставлю в ногах.
   Я сказал:
   - А папа где будет спать?
   Она сказала:
   -  Скорее  всего,  на  террасе.  Ты  знаешь, как твой папа любит свежий
воздух. А что? Ты будешь бояться?
   Я сказал:
   - И нисколько.
   Разделся и лег.
   Тетя Мила сказала:
   - Спи спокойно, мы тут, рядом.
   И ушла.
   А  я улегся на тахтюшке и укрылся большим клетчатым платком.  Я лежал и
слышал,  как тихо разговаривают на террасе и смеются,  и я хотел спать, но
все время думал про своего капитана дальнего плавания.
   Интересно,  какая  у  него  борода?  Неужели растет прямо из шеи, как я
видел  на  картинке? А трубка какая? Кривая или прямая? А кортик - именной
или   простой?  Капитанов  дальнего  плавания  часто  награждают  именными
кортиками за проявленную смелость. Конечно, ведь они во время своих рейсов
каждый  день наскакивают на айсберги, или встречают огромных китов и белых
медведей,  или  спасают  людей с терпящих бедствие кораблей. Ясно, что тут
надо  проявлять  смелость, иначе сам пропадешь со всеми матросами вместе и
корабль  погубишь.  А  если  такой корабль, как атомный ледокол "Ленин", -
погубить  жалко небось, да? А вообще-то говоря, капитаны дальнего плавания
не обязательно ездят только на Север, есть такие, которые в Африке бывают,
и  у них на корабле живут обезьянки и мангусты, которые уничтожают змей, я
про  это  читал  в  книжке.  Вот  мой  капитан  дальнего  плавания  - он в
позапрошлом   году   приехал   из  Сингапура.  Удивительное  слово  какое:
"Син-га-пур"!..  Я  обязательно  попрошу дядю рассказать мне про Сингапур:
какие  там  люди,  какие  там  дети,  какие  лодки и паруса... Обязательно
попрошу рассказать. И я так долго думал, и незаметно уснул...
   А  в  середине ночи я  проснулся от  страшного рычания.  Это,  наверно,
какая-то собака забралась в комнату, учуяла, что я здесь сплю, и это ей не
понравилось.  Она рычала страшным образом,  откуда-то из-под ширмы,  и мне
казалось, что я в темноте вижу ее наморщенный нос и оскаленные белые зубы.
Я хотел позвать папу,  но вспомнил,  что он спит далеко,  на террасе,  и я
подумал,  что  я  никогда еще  не  боялся собак  и  теперь нечего трусить.
Все-таки мне уже скоро восемь.
   Я крикнул:
   - Тубо! Спать!
   И собака сразу замолчала.
   Я  лежал в темноте с открытыми глазами.  В окошко ничего не было видно,
только чуть виднелась одна ветка.  Она была похожа на верблюда,  как будто
он  стоит  на  задних лапах и  служит.  Я  поставил одеяло козырьком перед
глазами,  чтобы не видеть верблюда,  и стал повторять таблицу умножения на
семь, от этого я всегда быстро засыпаю. И верно: не успел я дойти до семью
семь,  как у меня в голове все закачалось, и я почти уснул, но в это время
в углу за ширмой собака,  которая, наверно, тоже не спала, опять зарычала.
Да как!  В сто раз страшнее,  чем в первый раз.  У меня даже внутри что-то
екнуло. Но я все-таки закричал на нее:
   - Тубо! Лежать! Спать сейчас же!..
   Она  опять  чуточку  притихла.  А я вспомнил, что моя дорожная корзинка
стоит  у меня в ногах и что там, кроме моих вещей, лежит еще пакет с едой,
который  мама  положила  мне  на  дорогу. И я подумал, что если эту собаку
немножко  прикормить,  то  она, может быть, подобреет и перестанет на меня
рычать.  И  я  сел,  стал  рыться в корзинке, и хотя в темноте трудно было
разобраться, но я все-таки вытащил оттуда котлету и два яйца - мне как раз
не было их жалко, потому что они были сварены всмятку. И как только собака
опять зарычала, я кинул ей за ширму одно за другим оба яйца:
   - Тубо! Есть! И сразу спать!..
   Она сначала помолчала,  а потом зарычала так свирепо,  что я понял: она
тоже не любит яйца всмятку. Тогда я метнул в нее котлету. Было слышно, как
котлета шлепнулась об нее, собака гамкнула и перестала рычать.
   Я сказал:
   - Ну вот. А теперь - спать! Сейчас же!
   Собака уже не рычала, а только сопела. Я укрылся поплотнее и уснул...
   Утром я вскочил от яркого солнца и побежал в одних трусиках на террасу.
Папа, Алексей Михайлович и тетя Мила сидели за столом. На столе была белая
скатерть и полная тарелка красной редиски, и это было очень красиво, и все
были такие умытые, свежие, что мне сразу стало весело, и я побежал во двор
умываться. Умывальник висел с другой стороны дома, где не было солнца, там
было холодно,  и  кора у  дерева была прохладная,  и из умывальника лилась
студеная вода,  она была голубого цвета, и я там долго плескался, и совсем
озяб,  и  побежал завтракать.  Я  сел за стол и стал хрустеть редиской,  и
заедать ее черным хлебом,  и солить,  и славно мне было - так и хрустел бы
целый день. Но потом я вдруг вспомнил самое главное!
   Я сказал:
   - А где же капитан дальнего плавания?! Неужели вы меня обманули!
   Тетя Мила рассмеялась, а Алексей Михайлович сказал:
   - Эх, ты! Всю ночь проспал с ним рядом и не заметил... Ну ладно, сейчас
я его приведу, а то он проспит весь день. Устал с дороги.
   Но  в  это время на террасу вышел высоченный человек с  красным лицом и
зелеными глазами.  Он  был в  пижаме.  Никакой бороды на  нем не было.  Он
подошел к столу и сказал ужасным басом:
   - Доброе утро! А это кто? Неужели Денис?
   У  него  было  столько  голоса,  что  я  даже  удивился,  где он у него
помещается.
   Папа сказал:
   - Да,  эти сто граммов веснушек - вот это и есть Денис, только и всего.
Познакомьтесь. Денис, вот твой долгожданный капитан!
   Я сразу встал. Капитан сказал:
   - ЗдорОво!
   И протянул мне руку. Она была твердая, как доска.
   Капитан был очень симпатичный. Но уж очень страшный был у него голос. И
потом,  где  же  кортик? Пижама какая-то. Ну, а трубка где? Все равно уж -
прямая или кривая, ну хоть какая-нибудь! Не было никакой...
   - Как спал, Харитоша? - спросила тетя Мила.
   - Плохо!  -  сказал капитан.  -  Не знаю,  в чем дело. Всю ночь на меня
кто-то кричал.  Только,  понимаете ли,  начну засыпать, как кто-то кричит:
"Спать!  Спать сейчас же!" А я от этого только просыпаюсь! Потом усталость
берет свое,  все-таки пять дней в пути,  глаза слипаются,  я опять начинаю
дремать, проваливаюсь, понимаете ли, в сон, опять крик: "Спать! Лежать!" А
в  довершение всей этой чертовщины на  меня стали падать откуда-то  разные
продукты -  яйца,  что ли... По-моему, я во сне слышал запах котлет. И еще
все мне сквозь сон слышались какие-то непонятные слова: не то "куш", не то
"апорт"...
   - "Тубо",  - сказал я. - "Тубо", а не "апорт". Потому что я думал - там
собака... Кто-то так рычал!
   - Я не рычал. Я, наверно, храпел?
   Это было ужасно. Я понял, что он никогда не подружится со мной. Я встал
и вытянул руки по швам. Я сказал:
   - Товарищ капитан! Было очень похоже на рычание. И я, наверно, немножко
испугался.
   Капитан сказал:
   - Вольно. Садись.
   Я  сел за  стол и  почувствовал,  что у  меня в  глазах как будто песку
насыпано, колет, и я не могу смотреть на капитана. Мы все долго молчали.
   Потом он сказал:
   - Имей в виду, я совершенно не сержусь.
   Но я все-таки не мог на него посмотреть.
   Тогда он сказал:
   - Клянусь своим именным кортиком.
   Он  сказал  это  таким  веселым голосом, что у меня сразу словно камень
упал с души.
   Я подошел к капитану и сказал:
   - Дядя, расскажите мне про Сингапур.



ЧТО Я ЛЮБЛЮ

   Я очень люблю лечь животом на папино колено, опустить руки и ноги и вот
так висеть на  колене,  как белье на  заборе.  Еще я  очень люблю играть в
шашки,  шахматы и  домино,  только чтобы обязательно выигрывать.  Если  не
выигрывать, тогда не надо.
   Я люблю слушать,  как жук копается в коробочке. И люблю в выходной день
утром залезать к папе в кровать,  чтобы поговорить с ним о собаке:  как мы
будем жить просторней,  и купим собаку,  и будем с ней заниматься, и будем
ее кормить,  и какая она будет потешная и умная,  и как она будет воровать
сахар,  а  я буду за нею сам вытирать лужицы,  и она будет ходить за мной,
как верный пес.
   Я люблю также смотреть телевизор: все равно, что показывают, пусть даже
только одни таблицы.
   Я  люблю дышать носом маме в  ушко.  Особенно я люблю петь и всегда пою
очень громко.
   Ужасно люблю  рассказы про  красных кавалеристов,  и  чтобы они  всегда
побеждали.
   Люблю стоять перед зеркалом и  гримасничать,  как  будто я  Петрушка из
кукольного театра. Шпроты я тоже очень люблю.
   Люблю читать сказки про Канчиля.  Это такая маленькая,  умная и озорная
лань.  У нее веселые глазки,  и маленькие рожки,  и розовые отполированные
копытца.  Когда мы будем жить просторней,  мы купим себе Канчиля, он будет
жить в  ванной.  Еще  я  люблю плавать там,  где  мелко,  чтобы можно было
держаться руками за песчаное дно.
   Я   люблю   на   демонстрациях  махать  красным  флажком  и   дудеть  в
"уйди-уйди!".
   Очень люблю звонить по телефону.
   Я  люблю  строгать,  пилить,  я  умею  лепить  головы  древних воинов и
бизонов, и я слепил глухаря и царь-пушку. Все это я люблю дарить.
   Когда я читаю, я люблю грызть сухарь или еще что-нибудь.
   Я люблю гостей.
   Еще очень люблю ужей,  ящериц и лягушек.  Они такие ловкие. Я ношу их в
карманах. Я люблю, чтобы ужик лежал на столе, когда я обедаю. Люблю, когда
бабушка кричит  про  лягушонка:  "Уберите эту  гадость!"  -  и  убегает из
комнаты.
   Я  люблю посмеяться...  Иногда мне нисколько не хочется смеяться,  но я
себя заставляю,  выдавливаю из  себя смех -  смотришь,  через пять минут и
вправду становится смешно.
   Когда у  меня хорошее настроение,  я люблю скакать.  Однажды мы с папой
пошли в зоопарк, и я скакал вокруг него на улице, и он спросил:
   - Ты что скачешь?
   А я сказал:
   - Я скачу, что ты мой папа!
   Он понял!
   Я  люблю ходить в  зоопарк!  Там чудесные слоны.  И есть один слоненок.
Когда мы будем жить просторней, мы купим слоненка. Я выстрою ему гараж.
   Я  очень  люблю стоять позади автомобиля,  когда он  фырчит,  и  нюхать
бензин.
   Люблю ходить в кафе - есть мороженое и запивать его газированной водой.
От нее колет в носу и слезы выступают на глазах.
   Когда я бегаю по коридору, то люблю изо всех сил топать ногами.
   Очень люблю лошадей, у них такие красивые и добрые лица.
   Я много чего люблю!



...И ЧЕГО НЕ ЛЮБЛЮ!

   Чего не  люблю,  так  это лечить зубы.  Как увижу зубное кресло,  сразу
хочется  убежать на  край  света.  Еще  не  люблю,  когда  приходят гости,
вставать на стул и читать стихи.
   Не люблю, когда папа с мамой уходят в театр.
   Терпеть не могу яйца всмятку,  когда их взбалтывают в стакане, накрошат
туда хлеба и заставляют есть.
   Еще не люблю,  когда мама идет со мной погулять и  вдруг встречает тетю
Розу!
   Они тогда разговаривают только друг с дружкой,  а я просто не знаю, чем
бы заняться.
   Не люблю ходить в новом костюме - я в нем как деревянный.
   Когда мы  играем в  красных и  белых,  я  не люблю быть белым.  Тогда я
выхожу из игры,  и все! А когда я бываю красным, не люблю попадать в плен.
Я все равно убегаю.
   Не люблю, когда у меня выигрывают.
   Не люблю, когда день рождения, играть в "каравай": я не маленький.
   Не люблю, когда ребята задаются.
   И очень не люблю, когда порежусь, вдобавок - мазать палец йодом.
   Я  не люблю,  что у нас в коридоре тесно и взрослые каждую минуту снуют
туда-сюда, кто со сковородкой, кто с чайником, и кричат:
   - Дети, не вертитесь под ногами! Осторожно, у меня горячая кастрюля!
   А когда я ложусь спать, не люблю, чтобы в соседней комнате пели хором:

                           Ландыши, ландыши...

   Очень не люблю,  что по радио мальчишки и девчонки говорят старушечьими
голосами!..



ЧТО ЛЮБИТ МИШКА

   Один раз мы с Мишкой вошли в зал,  где у нас бывают уроки пения.  Борис
Сергеевич сидел за  своим роялем и  что-то играл потихоньку.  Мы с  Мишкой
сели на подоконник и не стали ему мешать,  да он нас и не заметил вовсе, а
продолжал себе играть,  и  из-под пальцев у  него очень быстро выскакивали
разные звуки. Они разбрызгивались, и получалось что-то очень приветливое и
радостное.  Мне очень понравилось,  и я бы мог долго так сидеть и слушать,
но Борис Сергеевич скоро перестал играть. Он закрыл крышку рояля, и увидел
нас, и весело сказал:
   -  О!  Какие  люди!  Сидят,  как  два  воробья  на веточке! Ну, так что
скажете?
   Я спросил:
   - Это вы что играли, Борис Сергеевич?
 Он ответил:
   - Это Шопен. Я его очень люблю.
   Я сказал:
   - Конечно, раз вы учитель пения, вот вы и любите разные песенки.
   Он сказал:
   - Это не песенка.  Хотя я и песенки люблю, но это не песенка. То, что я
играл, называется гораздо большим словом, чем просто "песенка".
   Я сказал:
   - Каким же? Словом-то?
   Он серьезно и ясно ответил:
   - Му-зы-ка. Шопен - великий композитор. Он сочинил чудесную музыку. А я
люблю музыку больше всего на свете.
   Тут он посмотрел на меня внимательно и сказал:
   - Ну, а ты что любишь? Больше всего на свете?
   Я ответил:
   - Я много чего люблю.
   И я рассказал ему,  что я люблю.  И про собаку,  и про строганье, и про
слоненка,  и  про красных кавалеристов,  и  про маленькую лань на  розовых
копытцах,  и про древних воинов,  и про прохладные звезды, и про лошадиные
лица, все, все...
   Он  выслушал меня внимательно,  у  него было задумчивое лицо,  когда он
слушал, а потом он сказал:
   - Ишь!  А  я  и не знал.  Честно говоря,  ты ведь еще маленький,  ты не
обижайся, а смотри-ка - любишь как много! Целый мир.
   Тут в разговор вмешался Мишка. Он надулся и сказал:
   - А я еще больше Дениски люблю разных разностей! Подумаешь!!
   Борис Сергеевич рассмеялся:
   - Очень  интересно!  Ну-ка,  поведай  тайну  своей  души.  Теперь  твоя
очередь, принимай эстафету! Итак, начинай! Что же ты любишь?
   Мишка поерзал на подоконнике, потом откашлялся и сказал:
   - Я  люблю булки,  плюшки,  батоны и  кекс!  Я  люблю хлеб,  и торт,  и
пирожные,  и  пряники,  хоть тульские,  хоть медовые,  хоть глазурованные.
Сушки люблю тоже,  и баранки, бублики, пирожки с мясом, повидлом, капустой
и с рисом.
   Я  горячо люблю пельмени,  и  особенно ватрушки,  если они  свежие,  но
черствые тоже ничего. Можно овсяное печенье и ванильные сухари.
   А еще я люблю кильки,  сайру, судака в маринаде, бычки в томате, частик
в  собственном  соку,   икру  баклажанную,  кабачки  ломтиками  и  жареную
картошку.
   Вареную колбасу люблю прямо безумно,  если докторская,  -  на спор, что
съем целое кило!  И  столовую люблю,  и  чайную,  и зельц,  и копченую,  и
полукопченую,  и сырокопченую! Эту вообще я люблю больше всех. Очень люблю
макароны с маслом,  вермишель с маслом,  рожки с маслом, сыр с дырочками и
без дырочек, с красной коркой или с белой - все равно.
   Люблю  вареники с  творогом,  творог соленый,  сладкий,  кислый;  люблю
яблоки,  тертые с сахаром,  а то яблоки одни самостоятельно, а если яблоки
очищенные,  то  люблю сначала съесть яблочко,  а  уж  потом,  на закуску -
кожуру!
   Люблю  печенку,  котлеты,  селедку,  фасолевый  суп,  зеленый  горошек,
вареное мясо,  ириски, сахар, чай, джем, боржом, газировку с сиропом, яйца
всмятку,  вкрутую,  в мешочке,  могу и сырые. Бутерброды люблю прямо с чем
попало, особенно если толсто намазать картофельным пюре или пшенной кашей.
Так...  Ну, про халву говорить не буду - какой дурак не любит халвы? А еще
я  люблю  утятину,  гусятину и  индятину.  Ах,  да!  Я  всей  душой  люблю
мороженое.   За  семь,   за  девять.  За  тринадцать,  за  пятнадцать,  за
девятнадцать. За двадцать две и за двадцать восемь.
   Мишка обвел глазами потолок и  перевел дыхание.  Видно,  он уже здорово
устал.  Но  Борис  Сергеевич пристально смотрел на  него,  и  Мишка поехал
дальше.
   Он бормотал:
   - Крыжовник,  морковку,  кету,  горбушу,  репу,  борщ,  пельмени,  хотя
пельмени я уже говорил,  бульон,  бананы, хурму, компот, сосиски, колбасу,
хотя колбасу тоже говорил...
   Мишка выдохся и замолчал.  По его глазам было видно, что он ждет, когда
Борис Сергеевич его похвалит. Но тот смотрел на Мишку немного недовольно и
даже как будто строго.  Он  тоже словно ждал чего-то от Мишки:  что,  мол,
Мишка еще скажет.  Но Мишка молчал.  У них получилось, что они оба друг от
друга чего-то ждали и молчали.
   Первый не выдержал Борис Сергеевич.
   - Что ж,  Миша, - сказал он, - ты многое любишь, спору нет, но все, что
ты  любишь,   оно  какое-то  одинаковое,   чересчур  съедобное,   что  ли.
Получается,  что ты любишь целый продуктовый магазин.  И только... А люди?
Кого ты любишь? Или из животных?
   Тут Мишка весь встрепенулся и покраснел.
   - Ой, - сказал он смущенно, - чуть не забыл! Еще - котят! И бабушку!



ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ

   Я услышал, как мама сказала кому-то в коридоре:
   - ...Тайное всегда становится явным.
   И когда она вошла в комнату, я спросил:
   - Что это значит, мама: "Тайное становится явным"?
   - А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это
узнают,  и будет ему стыдно,  и он понесет наказание,  -  сказала мама.  -
Понял?.. Ложись-ка спать!
   Я почистил зубы,  лег спать,  но не спал, а все время думал: как же так
получается,  что тайное становится явным?  И  я  долго не  спал,  а  когда
проснулся,  было утро,  папа был уже на работе,  и мы с мамой были одни. Я
опять почистил зубы и стал завтракать.
   Сначала я съел яйцо.  Это еще терпимо, потому что я выел один желток, а
белок раскромсал со скорлупой так,  чтобы его не было видно. Но потом мама
принесла целую тарелку манной каши.
   - Ешь! - сказала мама. - Безо всяких разговоров!
   Я сказал:
   - Видеть не могу манную кашу!
   Но мама закричала:
   -  Посмотри,  на  кого  ты  стал  похож!  Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен
поправиться.
   Я сказал:
   - Я ею давлюсь!..
   Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:
   - Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?
   Ну еще бы...  Я не знаю ничего красивее Кремля.  Я там был в Грановитой
палате и  в  Оружейной,  стоял  возле царь-пушки и  знаю,  где  сидел Иван
Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:
   - Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!
   Тогда мама улыбнулась:
   - Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни
- ты должен съесть все до дна!
   И мама ушла на кухню.
   А  я  остался с  кашей наедине.  Я  пошлепал ее ложкой.  Потом посолил.
Попробовал - ну, невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару
не хватает?  Посыпал песку, попробовал... Еще хуже стало. Я не люблю кашу,
я же говорю.
   А  она  к  тому  же  была  очень густая. Если бы она была жидкая, тогда
другое  дело,  я  бы  зажмурился  и  выпил  ее.  Тут я взял и долил в кашу
кипятку.  Все  равно  было  скользко,  липко  и противно. Главное, когда я
глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно
обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С
хреном,  кажется,  почти  все  можно  съесть!  Я  взял  и вылил в кашу всю
баночку,  а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и
остановилось  дыхание,  и  я,  наверно,  потерял сознание, потому что взял
тарелку,  быстро  подбежал  к  окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу
вернулся и сел за стол.
   В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:
   - Ну что за Дениска,  что за парень-молодец!  Съел всю кашу до дна! Ну,
вставай,  одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! - И она меня
поцеловала.
   В  эту же  минуту дверь открылась,  и  в  комнату вошел милиционер.  Он
сказал:
   - Здравствуйте!  -  и  подошел  к  окну,  и  поглядел  вниз.  -  А  еще
интеллигентный человек.
   - Что вам нужно? - строго спр