pper aux absurd ites des sectus, ce philosophe incredule avait ete Fun des hommes les plus devoues a 1'autorite royale et I'un des plus ardents ennemis de toute reforme poli-tique etc." "...особенно в зрелище английской революции он почерпнул любовь к деспотизму, презрение к религии, профанированной столькими безумствами, этот позорный культ рока и силы, к которому он свел все верования и все права. Принимая абсолютную власть из ненависти к народным неистовствам, прибегая к атеизму, чтобы избегнуть нелепостей сект, этот  неверующий философ был человеком, наиболее преданным королевской власти и одним из наиболее страстных врагов всяких политических реформ.
Из Парижа Гоббс снова возвратился в свое отечество, где, однако, не примкнул ни к одной политической партии, а общался только с такими учеными, как Гарвен, Селден, Коули 25, и занимался разработкой своей философии.
Своими сочинениями, особенно книгой "О гражданине" и своим "Левиафаном", которые даже после его смерти были присуждены Оксфордским университетом к сожжению, Гоббс нажил себе множество врагов не только в науке, но и личных. Он сам пишет к Самуэлю Сорбьеру: "Со мной спорят математики" (он вызвал их негодование своей критикой математики), "со мной спорят многие политики и клир о правах короля. Часть клира принудила меня бежать из Англии во Францию, а другая часть его заставила меня снова бежать из Франции в Англию". Но и здесь духовенство не дало ему покоя, обвиняя его в ереси и даже атеизме. Его последние сочинения были перевод Гомера, "Диалог о гражданской войне в Англии", который был обнародован без его ведома, "Физиологический Декамерон, или десять книг о естественной философии", наконец, памфлет о необходимости и свободе человеческих действий.
Гоббс имел счастье сохранить неослабленной до конца жизни силу своего ума и чувства. Его смерть последовала в 1679 г. на 91-м году его жизни, проведенной в безбрачии, которое он считал самым подходящим состоянием для изучения философии, хотя в свои юные годы он меньше всего был врагом женщин.
Гоббс читал книги только очень хорошие и потому очень мало. Часто он даже говорил, что если бы он столь же много времени отдавал книгам, как другие ученые, то он остался бы таким же невежественным, как они.
Из его сочинений, составленных и изданных им самим частью на английском, а частью на латинском языках, важнейшие для истории философии следующие:
"Элементы философии" в трех частях, трактующие о философии природы, антропологии и науке о государстве; "Левиафан", в котором он подробно развивает не только свои этические и политические идеи, но особенно и свои взгляды на отношение между церковью и государством, теологией и философией, наконец, несколько рассуждений о свободе и необходимости, которые психологически исследуют проблему свободы воли и решают её в смысле строгого детерминизма. Полное латинское издание его сочинений, содержащее кроме упомянутых ещё ряд математических и физических работ, он подготовил сам в Амстердаме в 1668 г. Главным источником для его жизнеописания служит биография, составленная его другом Обри.

§ 26. Мысли Гоббса о философии, её материи, форме и разделении
Объектом философии служит всякое тело, которое можно представить как-либо возникшим и сравнить с другими, то есть все, что можно сложить и разложить, что имеет возникновение или свойство. Поэтому то, что не возникло или не имеет свойств, не служит предметом философии, ибо она занимается лишь познанием свойств из причины или причины из свойств. Поэтому философия, как простое учение о телах, исключает из себя теологию, учение о природе и свойствах бога как вечного, нерожденного, непостижимого-словом все, что не есть тело или свойство тел. Logic, с. I, § 8 Логика, гл. I, § 8.
Таким образом, бесконечное не есть предмет философии. О бесконечном не может составить представления ни человек, ни иное конечное существо; только бесконечное само может иметь понятие о бесконечном. Все, что мы знаем, исходит лишь из наших чувственных представлений, или образов. Само знание и разум не что иное, как движение духа, вызванное давлением внешних объектов на наши органы. Поэтому все наши понятия лишь понятия о конечном. О боге мы знаем лишь то, что он существует и по отношению к нам есть бог, то есть царь, господин и отец.  Физика, гл. 26, § 1; О гражданине.
Поэтому философия не что иное, как достигнутое правильным мышлением или заключением познание действий или явлений из их причин и возможных причин из их явлений или действий. Она не имеет также иной цели, как приносить пользу и давать преимущество человеку.
Так как философия есть простое учение о телах, но есть два различных рода тел, из коих один, созданный природой, называется естественным телом, а другой, созданный волей человека посредством договоров, - государством, то философия природы и философия государства суть две главные части философии. Но так как познание государства предполагает познание влечений, аффектов и нравов людей, то философия государства снова делится на две части, именно: этику, которая говорит о влечениях и нравах, и политику, которая говорит об обязанностях граждан.
Философия же природы состоит из онтологии, или philosophia prima первой философии, которая трактует о самом общем предмете, о теле и его акциденциях, величине и движении, - учения об отношениях, движении и величинах (прикладной математики и геометрии), и собственно физики, или учения о явлениях природы (Leviathan Левиафан, с. 9, и вообще Sect. I. De. Согроге. отд. I. О теле). Но впереди всех как "свет разума" стоит логика, предмет которой составляют знаки мыслей, имена, или слова, так как без них нельзя приобрести никакого знания и от одного правильного употребления их зависит правильность нашего мышления и умозаключений. Ср. интересное краткое предисловие "Ad lectorem", где он излагает происхождение своей философии по образу книги Бытия Моисея. 
Деятельность философии, мышление или умозаключение не что иное, как счисление. Именно счисление состоит из познания суммы, когда несколько вещей одновременно слагаются, и разности, когда одна вычитается из другой. Поэтому всякое мышление сводится к операциям сложения и вычитания, ибо счисление не ограничивается только числами, но можно также складывать и вычитать величину с величиной, движение с движением, время со временем и так далее.
Так как мышление вообще лишь внешняя операция, только сложение и вычитание и философия имеет своим объектом лишь созидаемые и разлагаемые вещи, то она в том же смысле, как математика, доказательная наука; и такая же достоверность доказательства, какая свойственна геометрии, может иметь место и в философии, если только определения, то есть первые положения, принципы доказательств, правильны.
Поэтому для вещей, имеющих причину и происхождение, философия должна в определении их указать причину или способ происхождения их, например определить круг как фигуру, возникающую из вращения прямой линии в плоскости, ибо цель доказательства есть познание причин и способов возникновения вещей.
Но с помощью такого доказательства, выводящего материю из её возникновения, то есть Доказательства a priori, мы можем познавать лишь такие вещи, коих происхождение зависит от нашей воли. Поэтому большая часть предложений, касающихся величины, может быть доказана; ибо так как причины свойств отдельных фигур находятся в линиях, которые мы проводим сами, так что возникновение фигур зависит от нашей воли, то для познания своеобразных свойств фигуры требуется только, чтобы мы точно обдумали все вытекающее из построения, которое мы сами делаем на чертеже. Но причины естественных вещей не в нашей власти, и, сверх того, важнейшая часть их (именно эфир) невидима; поэтому мы не можем выводить их свойства из их причин, но должны выводить их причины с помощью доказательства a posteriori из действия и явлений. Но так как и физика, наука о природе, опирается на геометрию, учение о величинах, а познание движения, которое производит в природе все, предполагает познание количества, то и в физике встречаются вопросы, доказуемые a priori. Политика же и этика, как науки о справедливом и несправедливом, правильном и неправильном, допускают доказательства a priori, так как мы сами составляем законы и соглашения, которые являются принципами и причинами законного и справедливого, ибо до возникновения законов и соглашений не было ни правого, ни неправого. Способ, каким Гоббс понимает мышление и доказательство, интересен не только потому, что он ясно обнаруживает механическую внешность его способа мышления, но и потому, что в нем уже содержится взгляд Канта на мышление, именно в том виде, как понимал и изложил его Якоби, согласно которому мышление есть внешний механизм, а понимать можно лишь то, что можно конструировать, но конструировать можно лишь то, что можно самому произвести, сделать, и потому невозможно понимание и знание бесконечного, вечного.
Особенность методического доказательства состоит в том, что: 1) весь ряд заключений подчиняется законам силлогизма, 2) посылки отдельных заключений до первых определений заранее доказаны, 3) за определениями дальнейший процесс происходит тем же способом, каким исследователь находил каждую подробность, так что сначала доказываются те предметы, которые наиболее близки к всеобщим определениям и составляют содержание той философии, которая называется philosophia prima, затем те предметы, которые могут быть доказаны при помощи простого движения, то есть предметы геометрии, после них вещи, которые могут доказываться при помощи видимого движения, как удар и тяга. Отсюда переходят к движению невидимых частей или к изменению их, учению о чувстве и воображении, то есть к физике, наконец, от последней к морали, исследующей такие движения души, как надежда, стремление, любовь, ненависть, страх, которые представляют первые основания обязанностей, или политики.

§ 27. Критический обзор философии природы Гоббса
Как мышление, наиболее внутренняя деятельность духа, у Гоббса не что иное, как чисто внешняя, механическая операция счисления, так и природа для него предмет не как живое существо, но как мертвый объект, пользуясь выражением новой философии, и потому его философия природы не философия природы, но учение о телах и движениях, ибо тому, что в новой философии было названо объектом, соответствует то, что в прежней называлось телом или материей. Гоббс кладет в основание своей философии природы единственно математическую интуицию. Математика имеет у него не вторичное, как у Бэкона, но первичное продуктивное значение; из нее одной он, так сказать, производит природу. По этой причине единственно субстанциальным и действительным в природе является у него тело, как таковое, исключительно в значении количества, или величины. Последняя являет собой единственно существенный и реальный предикат, без которого тело не может ни существовать, ни быть представлено. А так как в качестве субстанциального в основание природы положено только тело как тело, но тело, как таковое, мертво, безразлично, раздельно, то устранение этого безразличия и раздельности тел, благодаря которому возникают соединение и связь, а через них только жизнь и определение, тело как определенное тело, величина становится качественной, - это устранение может быть совершено только посредством движения, притом механического, в форме давления, удара, тяги. Таким образом, принцип определения есть движение. А так как при этих условиях всякое движение имеет в основе другое движение, последнее - в свою очередь другое и так далее, ибо принцип и начало движения не могут находиться в природе как простом теле, то движение введено в природу лишь мыслящим субъектом, который воспринял его как факт из опыта, оно не имманентно ей. Поэтому чувственные качества, которые из математического тела делают чувственное и ощущаемое, физическое, которые дифференцируют и специфицируют вещи и этим разделением и различением вносят в тело дух и душу, - эти чувственные качества именно в силу того, что лишь математическое тело как простое тело мыслится реальным и действительным, должны быть, по Гоббсу, только акциденциями без сущности, продуктами движения действующего объекта и противодействующего, сопротивляющегося субъекта, то есть явлениями, образами, представлениями (phantasmata) ощущающего субъекта (Philosophia prima. Первая философия.
Во всяком случае это глубокая и верная мысль, что движение есть принцип природы. Но как, по Аристотелю, древнейшие натурфилософы Греции ошибались, делая определенный элемент принципом вещей, который именно в качестве такового и не может быть всеобщим принципом столь различно определенных естественных вещей, так Гоббс и Декарт, который по существу думал о природе то же, что Гоббс, ошибались, правда не в том, что они делали движение принципом определения и разделения материи и вместо с тем принципом самих вещей" а в том, что они особенное, механическое, лишь математически определяемое движение возвели во всеобщий принцип. Поэтому, пока математические воззрения исключительно господствовали над умом, не могло быть верного воззрения на жизнь, на природу качества, на собственно физическое. Математик должен считать механическое движение всеобщим принципом, природу - машиной, иначе он не может её математически конструировать. Качество, которое как раз одушевляет природу, физическое, которое вносит в нее огонь жизни, представляет для количественного воззрения на природу нечто упраздненное, идеальное, простую акциденцию, нереальное;
и сама жизнь представляется для такого воззрения лишь машиной, назовем ли мы её гидравлической или иначе.

§ 28. Philosophia prima Гоббса
Если мы представляем себе не свойства предмета, но только его существование вне нашей души, то мы имеем представление, или образ, пространства. Поэтому пространство есть представление существующего предмета просто как существующего, то есть без представления какой-либо иной акциденции, исключая его существование вне души.
Как тело оставляет в душе представление своей величины, так и движущееся тело оставляет представление своего движения, то есть тела, проходящего то одно, то другое пространство в непрерывной последовательности. Это представление есть время, поэтому время есть представление движения, поскольку мы запечатлеваем в нем последовательность. Таким образом, не вполне правильно Аристотель называет время мерой движения, так как мы измеряем время движением, а не движение-временем.
Тело есть то, что существует независимо от нашего представления, само по себе и совпадает с какой-либо частью пространства или простирается вместе с ним. Поэтому тело есть то, чему присущи протяжение, субстанциальность и существование.
Напротив, акциденция есть определенный вид и способ, каким мы представляем себе тело. Конечно, акциденция, как обычно выражаются, находится в теле, но не так, как часть в целом, ибо в таком случае акциденция была бы телом, а так, как величина, или покой, или движение находятся в том, что велико, покоится, движется. Акциденции не общи всем телам, но присущи лишь некоторым, могут исчезать без того, чтобы тело погибло. Но без протяжения или фигуры тело не может ни существовать, ни быть представлено.
Протяжение тела то же самое, что его величина, пли то, что некоторые называют действительным пространством (spatium reale). Но эта величина не зависит от нашего представления, как мнимое пространство, ибо величина есть причина мнимого пространства, она акциденция тела, существующего вне души, а мнимое пространство-акциденция души.
Пространство (именно пространство представления, то есть мнимое пространство), совпадающее с величиной тела, называется местом этого тела, а само тело - местным. Но место отлично от величины, ибо тело всегда сохраняет ту же величину, но не то же место. Место есть лишь представление какого-либо тела той или иной величины и формы, величина его - своеобразная акциденция; место есть лишь воображаемое протяжение, а величина - действительное протяжение, или протяженное.
Движение есть непрерывное отрицание или оставление одного места и достижение другого. Движение может быть представлено лишь во времени. Ибо так как время есть представление движения, то представлять себе движение не во времени - значит то же, что представлять себе движение без представления движения.
Тело покоится, если оно известное время находится на одном и том же месте. То, что движется, никогда не находится в одном месте даже кратчайшее время;
оно передвинулось, так как находится теперь в другом месте, чем было раньше, и будет двигаться, так как оставляет место, где находится, и достигает другого. Поэтому в каждой части пространства, где происходит движение, можно различать три момента: настоящее, прошедшее и будущее.
То, что покоится, покоилось бы всегда, если бы вне него не было чего-то иного, что выводит его из состояния покоя. Точно так же все, что движется, двигалось бы всегда, если бы что-то иное вне него не препятствовало его движению. Ибо без допущения внешнего препятствия нельзя найти причину, почему оно должно теперь покоиться больше, чем в любое время;
его движение прекращалось бы в каждый момент, что немыслимо. Все, что движется, двигалось бы с той же скоростью и в том же направлении, если бы этому не препятствовало другое тело, движущееся и касающееся его.
Таким образом, непосредственно действующая причина всякого движения после предыдущего покоя есть другое движущееся и касающееся тело. Или, выражаясь в более общей форме, всякое движение имеет причиной лишь другое движение.
После своей геометрии, математических рассуждений об отношениях движения и величин, Гоббс переходит к собственно физике, которую он начинает с ощущения. Его мышление согласно все нивелирующему безразличию кладет также в основу ощущения механические законы движения; несмотря на это, и здесь встречаются мысли, достойные внимания.

§ 29. Физика Гоббса
Так как представления и образы в ощущающем не всегда остаются те же, но возникают часто новые, а старые исчезают, смотря по тому, на какой объект направлены органы ощущения, то они являются изменением ощущающего. Но всякое изменение есть движение внутренних частей изменяемого. Поэтому ощущение не может быть чем-либо, кроме движения внутренних частей ощущающего. Но так как движение производится только чем-либо движущимся и соприкасающимся, то непосредственная причина ощущения состоит в том, что касается органа и давит на него. Таким образом, ощущение есть внутреннее движение, вызванное в ощущающем движением мельчайших частой объекта и переданное промежуточными частями самой глубинной части органа. Но против этого движения, вызванного объектом и переданного посредством нервов и оболочек мозгу и оттуда сердцу как источнику всякого ощущения, поднимается сопротивление и противодействие, или стремление сердца освободиться от впечатления, вызванного объектом посредством движения, направленного наружу, которое именно поэтому кажется чем-то внешним. Таким образом, при всяком ощущении имеют место два противоположных движения: впечатление, или действие объекта, и противодействие, или реакция, органа, и только из этой длящейся некоторое время реакции возникает образ, или чувственное представление.
Под ощущением, или чувственным восприятием, обыкновенно разумеют суждение об объектах с помощью образов, именно посредством сравнения и различения их. С ощущением в том смысле, в каком оно понимается здесь, необходимо связана память, дающая возможность сравнивать прежнее с позднейшим и различать их друг от друга. Поэтому ощущение требует также разнообразия образов, чтобы различать их друг от друга. Например, человек, который не имел бы другого чувства, кроме зрения, и смотрел бы всегда на один и тот же объект без всякого различия и разнообразия формы и цвета, смотрел бы да глядел, но не видел или созерцал. Ибо равнозначно, ощущаю ли я всегда одно и то же или вовсе не ощущаю. Несколько таких верных мыслей и замечаний содержатся у Гоббса, особенно в его физике и эмпирической психологии. Лучше всего 11-14 главы "De homine",
Так как сущность ощущения состоит в движении, то органы ощущения не могут одновр