суще отдельным предметам.

§ 37. Критические замечания о теории происхождения познания Гассенди
Теория Гассенди о происхождении общих идей есть лишь кажущийся вывод, а не действительное познание. Выводить realiler фактически действительно общее представление из отдельных, то есть общее из отдельного, - то же самое, как если бы кто захотел вывести свет из красок. Ибо единичное лишь по видимости, а не в действительности предшествует общему; последнее по природе и по понятию предшествует единичному. Так как общее представление духовно, то, сверх того, мы лишь через salto mortale переходим от чувственного к духовному. Ибо так как общее представление есть истинное, мыслящее, разумное представление, то есть мысль, а дух или разум, не имеющий мыслей, следовательно, немыслящий, не является, конечно, духом и разумом, точно так же как свет, который не светит, не есть свет (ибо что такое разум в этом отношении, как не деятельность мышления или мыслей?), то названная теория, собственно, выводит дух, разум из чувств. Но трудно понять, как без разума можно прийти к разуму, без мышления - к мышлению, без мыслей - к мыслям, как разум возникает из чувств. Поэтому уже Лейбниц прекрасно говорит по этому поводу о Локке, который предлагал по существу ту же теорию происхождения понятий и познаний, что и Гассенди: "Он не обратил внимания на то, что понятия "сущность", "субстанция", "тождество", затем понятия истины и добра и многие другие врождены нам потому, что дух врожден сам себе, то есть выполняет врожденные функции, и в известном смысле сам в себе открывает все эти понятия. Таким образом, можно действительно сказать; в мышлении не может возникнуть ничего, что не было ранее дано в чувствах, кроме самого мышления". Поэтому теория представлений Гассенди имеет своим принципом ставшее лишь в новое время общепризнанным и лежащее в основе почти всех теорий познания и души отождествление или, правильнее, смешение духа, души, разума с отдельным чувственным, определенным индивидом. Ибо последний как чувственное единичное существо необходимо приходит сначала посредством чувственного к мышлению и к сознанию общего; но общие идеи и мысли возникают или вытекают realiter из отдельных чувственных представлений так же мало, как возникает realiter разум в каждом и с каждым индивидом. Для индивида они, конечно, возникают, но это возникновение относится лишь к индивиду, это лишь видимое, а не реальное возникновение. Таким образом, в этой теории видимость принимается за предмет. Эта критика теории познания Гассенди стоит на точке зрения, которую я охарактеризовал в моих "Основах философии", § 9-18, где человек превращает сущность бога в разум, поэтому о происхождении разума и общих понятий можно говорить столь мало, как с точки зрения теизма о происхождении бога. Но так как опыт указывает на развитие разума, то с этой точки зрения не остается ничего иного, как признать за ним лишь кажущееся или субъективное значение.


§ 38. Физика, или учение об атомах, Гассенди
Атомы суть первые принципы вещей, первая материя. Но под атомом не следует понимать, как обычно происходит, нечто не имеющее частей, без всякой величины и потому представляющее лишь математическую точку; но нечто столь плотное и одновременно твердое и компактное, что его нельзя разделить никакой силой в природе. Определенные, то есть сложные, тела вследствие примеси пустоты делимы вплоть до атомов, первых составных частей тел, которые, не содержа в себе ничего пустого, абсолютно плотны и не допускают разделения и разрыва. Ибо, как существует в мире чистая пустота без всего телесного, так в нем существуют плотные тела, в которых нет пустоты, следовательно, нет принципа разделения. Но ввиду их чрезвычайной малости атомы не могут быть видимы самым острым зрением. Необходимость атомов вытекает из того, что должна быть первая материя, несотворенная и неразрушимая, на которую под конец разлагается все. Ибо так как природа не создает ничего из ничего и не превращает в ничто, то при разложении сложного должно оставаться нечто неразложимое, которое не может быть дальше разложено. Но утверждение Эпикура и Лукреция "из ничего получается ничто" верно лишь в рамках природы, а вечность и бессмертие материи верны лишь в том смысле, что, пока мир создан и сохраняется, ни одна часть его не погибает и не уничтожается.
По своим существенным свойствам или по сущности атомы не различаются, так как все они одинаково плотны, одинаково телесны и просты. Но атомы имеют ещё особые свойства, именно величину, форму и вес, или тяжесть, которыми они различаются между собой. Поэтому атом не точка, которая, не имея величины, не может её дать, ибо правильно говорят, что неделимое, прибавленное к неделимому, не производит величины. Но хотя атом имеет части и потому величину, однако он неделим и не подвержен разрушению, так как он чрезвычайно плотен и не имеет пустоты, и потому его части различимы лишь в мысли, на деле же они не представляют многих частей, но одну крайне простую сущность. Эти части чрезвычайно, несравнимо, абсолютно малы, Minima. Малейшая чувственно воспринимаемая часть состоит из многих мириад и потому бесконечно больше атома. Это кажется странным, но то, что представляется нашему зрению весьма малым, для самой природы очень велико; и там, где прекращается наша самая тщательная и тонкая способность различения, только начинается глубокая и тонкая способность различения (как бы остроумие) природы. В зернышке проса природа различает более частей, чем может подметить человек в горах Кавказа, даже на всем земном шаре. Но хотя атомы чрезвычайно малы, однако они имеют различную форму, так как они имеют величину, и фигура их не что иное, как граница и определение величины (terminus ас modus magnitudinis). Эти различные формы атомов, правда, непонятны, но не бесконечны. Третье свойство атомов, тяжесть, или вес, не что иное, как их естественная сила и способность передвигаться или их врожденное, первоначальное, неотделимое от них стремление и наклонность к движению. Движение бывает двоякого вида: естественное, когда атом благодаря своей тяжести движется вниз, и отраженное, когда атом при столкновении с другими отскакивает назад. Причина отраженного движения лежит как в природе пустоты, которая не может оказывать сопротивления отскакивающему атому, так и в природе атомов, которые ввиду их чрезвычайной плотности не могут проникать друг в Друга и потому при встрече должны отражаться. Все атомы движутся с одинаковой скоростью. Это априорное учение Эпикура, что все атомы, несмотря на различие веса и массы, имеют одинаковую скорость, подтверждает опыт, показывающий, что все тела, как бы различны ни были их величина и масса, падают с высоты с одинаковой скоростью.
Таким образом, атомы и пустота (неотделимая от них) суть принципы вещей. Но этого не следует понимать так, как превратно поняли Эпикура, именно будто бы мир или преходящие сложные вещи состоят из них, как из двух частей или двух составляющих и конституирующих принципов. Ибо не атомы и пустота, но одни лишь атомы суть элементы тел, пустота же служит лишь местом для их разделения. Так как пустота не тело, то как возможно, чтобы тела состояли из нее? Хотя она находится между телами, но она не составляет их части так же, как воздух, наполняющий наш нос, рот и легкие, не составляет нашей части (1. с, 8).
Но атомы нельзя понимать и так, как понимал Эпикур, а только с ограничением и устранением некоторых определений. Так, надо лишить их определения, что они вечны, не созданы и бесчисленны. Правда, их надо считать первой материей, но необходимо помнить, что создал их бог, он превратил их в этот видимый мир и затем предоставил ему развиваться по его собственным, врожденным ему силам и законам. Поэтому надо лишить атомы определения, что они из себя получают силу и возможность двигаться; вследствие этого следует принимать в них просто подвижность, действительную же силу движения выводить от бога, который создал её при сотворении атомов и продолжает действовать, так как бог, поддерживая все, принимает также участие во всех вещах. Но ошибка Эпикура состоит главным образом в том, что он серьезно утверждал, что не бог, а случай есть причина мира и, во-вторых, что мир не создан ни ради бога, ни ради человека. Ибо бог есть на деле творящая и все направляющая причина мира. Но хотя за богом признают высшее господство над миром, однако поэтому не устраняются особенно причины, которые возникли по его воле и играют своеобразные роли. Поэтому при всяком действии природы не следует тотчас же обращаться к помощи бога, как будто он единственная причина этого действия и не было иной естественной причины между ними; бог является лишь общей причиной.

§ 39. Критика учения об атомах Гассенди
Противоречивость, произвольность соединения принципа атомов и их определений с представлениями теологии о творении, содействии, внедрении сил движения сразу очевидны. Ибо движение или принцип и способность к нему неразрывны с атомом. А именно атом есть простое, неделимое; он существует для себя, будучи отделен от других атомов; пустота Эпикура не что иное, как чувственное представление, чувственное выражение этого разрыва в понятии атома. Но атом можно мыслить одновременно лишь как многие атомы. Невозможно, чтобы существовал лишь один, а не неисчислимо многие атомы; поэтому он находится в связи, но внешней безразличной для него связи с другими атомами. Чувственное выражение, чувственное явление этого тождественного с самим атомом определения связи и разрыва есть движение; атомы должны сталкиваться, тесниться или, иначе, двигаться. Что же должен обозначать атом, который вовсе не может мыслиться без принципа движения, которому оно сообщено и должно сообщаться? И как надо понимать то, что бог действует вместе с атомами? Атомы - абсолютные атеисты или по меньшей мере свободомыслящие, которые так же мало заботятся о боге, как бог Эпикура о мире и атомах; они автократы, монархи, они не терпят соправителя, сами составляют свой мир. Cicero. De Nat. Deo. Цицерон. О природе богов1, I., 44. Подобно Гассенди и Магненус также говорит о своем "Democritus" (Hagae Comit, 1658, р. 268): "Воззрение, признающее атомы, вовсе не противоречит идее творящего бога". Вообще христианские физики, признававшие атомизм или склонявшиеся к нему, объявили его связь с атеизмом не необходимой или даже случайной. Бэкон говорит даже, что атомизм необходимо ведет к теизму. Справедливо: всякий ограниченный принцип природы необходимо требует для своего дополнения сверхъестественной причины (1847). Так же нераздельно от атомистического принципа, как движение и свободомыслие, то определение, что мир, то есть порядок, совокупность конкретных, определенных, то есть состоящих из атомов, тел, или сами атомы - дело случая. Ибо определенные тела лишь соединения атомов, которые, хотя атом уже понятийно относится к другим, в соединении или связи в виде агрегата остаются вне друг друга, безразличны к этому соединению и связи, являющейся поэтому случайной. В принципе атома нет основания, нет необходимости, чтобы он соединялся с другими или так или иначе образовал определенный агрегат; он вступает только во внешнюю, то есть случайную, связь; мир есть только агрегат, а не система без единства и необходимости, произведение случая. Внешняя необходимость легко связывается с атомистическим принципом, но она не отличается от случая. Поэтому считать атом принципом вещи не что иное, как считать случай принципом мира. Но, обходя другие противоречия и пробелы, какова должна быть связь между актом творения и атомом, который неразложим, является неделимым первым и последним мира, и в чувственном представлении, то есть в отношении ко времени вечен и бессмертен, как пишет Лукреций?
Впрочем, именно в этой непоследовательности Гассенди оказывается в высшей степени последовательным атомистом; в своих противоречиях он как раз находится в согласии с атомистическим принципом; именно тем, что его мышление так бессвязно, он представляет в совершенстве дух атомизма. Ибо, как соединение атомов между собой в конкретные тела является внешним и случайным, такова и связь его атомистического принципа с другими его мыслями или правильными представлениями; представить себе внутреннюю связь между ними так же трудно, как внутреннее единство между соединенными атомами; его мышление представляет внешнее случайное соединение. И как атомы движутся лишь там, где нет тела, в пустоте, встречаются друг с другом и связываются, так представления об атомах связываются в голове Гассенди с другими его представлениями лишь там, где нет мышления, в мысленной пустоте.
Поэтому Гассенди являет собой и в этой связи атомизма с представлениями христианской теологии противоречие, замеченное уже у Бэкона и Гоббса и состоящее в том, что он мыслит иначе, чем он настроен и чувствует; что он имеет принцип мышления, противоположный его религиозному принципу, который находится в глубоко коренящемся противоречии к тому, что надо назвать существенным видом, существенным объектом его духа, следовательно, объективным в нем самом, если только у такого эклектического, многосторонне образованного мыслителя можно принять нечто определенное как существенный объект его духа и допустить решительное противоречие. Это то же самое противоречие, какое в более новое и новейшее время выразилось самым различным и резким образом и наконец дошло до того, что разуму оставили только конечные пустые понятия, как шелуху, отвлеченный покров вещей, а все содержимое втиснули в сердце. Изгнав бога из храма разума в уголок, богадельню, asylum ignorantiae убежище невежества сердца, пересадив из открытого, определенного, ясного и свободного мира мышления все божественное, как тепличное растение, не выносящее свежего воздуха, в приятную комнатную теплоту вымышленных софистических чувств, люди стали при свете дня, так сказать, в открытом деловом кругу рассудка, то есть в голове атеистами, а в сердце, во мраке ночи, частным образом, за спиной разума самыми суеверными христианами, самыми религиозными людьми в мире, но именно потому почитали как бога какого-либо домашнего пената.

§ 40. Учение Гассенди о духе
Вследствие противоречия, в котором Гассенди находится с самим собой, и произвольности его мышления он отказывается также от других определений, связанных с атомистическим принципом, определяет бога способом, совершенно противоположным этому принципу, и утверждает затем также бестелесность и бессмертие духа. Если бы Гассенди, вместо того чтобы опровергать Декарта, постарался основательно изучить его, то он и в отношении духа не остался бы в кругу неопределенных представлений, хотя он высказывает о нем несколько более глубоких философских мыслей в виде следующих предложений.
В связи с вопросом, бессмертен ли дух, прежде всего надо решить вопрос, представляет ли рассудок или разум (который является самой главной, преимущественной частью духа, а потому и корнем воли) нечто нематериальное. Но рассудок есть прежде всего нечто отличное от фантазии или чувственной способности представления, ибо он наша способность путем заключений подниматься к познанию того, что не может быть  представлено чувственно, о чем нельзя составить себе чувственного представления. Рассудок в отличие от представления не имеет материальных образов, в которых он представляет себе вещи; но то, что воспринимается без материальной формы, само нематериально во-вторых, одному духу присущи отраженные действия, только он понимает самого себя и свои действия, и особенно он знает, что он познает. Но эта функция превосходит способность телесной природы, ибо все телесное так связано с определенным местом, что может обращаться не само на себя, но лишь на другое, отличное от него. Отсюда предложение: ничто не действует обратно само на себя. Конечно, может казаться, что действие чего-либо телесного возвращается само на себя, но тогда в действительности одна часть действует на другую. В-третьих, мы составляем себе не просто общие понятия, но мыслим и самое сущность и принцип общности. Но так как общее таково, что оно отделено от всех материальных условий и различий единичности, то дух, совершающий этот разрыв с материей, должен действительно быть свободен от материи. Животные не познают и не мыслят общности, или общей сущности, например человеческой гуманности, человечности, отдельно от материальных условий и различий; они представляют себе не абстрактное, но всегда только конкретное, не цвет, а цветное, не вкус, а лишь определенную вещь, имеющую тот или иной вкус. Наконец, что касается объекта духа, то он не определенен, он обнимает все, его объект не ограничен, так как все истинное, всякая сущность в качестве сущности составляет его объект. Поэтому его способность познания простирается на все роды вещей, как телесных, так и бестелесных, хотя некоторые препятствия удерживают его от познания многих предметов. Поэтому дух бестелесен, ибо он не мог бы иметь представления о чем-либо бестелесном, если бы он сам был материален. Но так как дух, или разумная душа, бестелесен, то он необходимо должен быть бессмертен, ибо то, что бестелесно, следовательно не имеет массы и частей, на которые оно могло бы быть разделено и разложено, должно по необходимости всегда оставаться таковым, каково оно теперь, ибо ни в нем самом, ни в другом не может быть причины его разложения, поэтому оно должно сохраняться вечно.

§ 41. Критический взгляд на Гассенди
Но и здесь с первого взгляда ясно, как мало тот Гассенди, который считает атомы принципами мира, связан с тем Гассенди, который из бестелесности души выводит и её бессмертие. Совершенно нелогично в одном месте он утверждает, что даже признание непреходящих тел не уничтожает правильности его аргументов, ибо если даже тело может быть непреходяще, то дух тем более должен быть таков. Как же это согласуется с атомами, которые не допускают иной бестелесности, кроме пустоты, для которых не быть телом - то же самое, что не существовать? С атомами Гассенди это, конечно, совместимо, но они сами не согласуются с собой, противоречат сами себе, ибо они не абсолютно твердые, стойкие, не допускающие никакого деления, вооруженные против всякого приступа и натиска герои Эпикура, но всеподданнейшие слуги произвола, трусливые, добродушные простаки, которые без возражения и противодействия позволяют вынимать свою душу из тела. Ибо, хотя они уже с самого начала терпеливо позволяли себя грабить и дали достаточные доказательства своего повиновения и благонамеренности, все же под конец эти бедняги должны ещё с течением времени  потерять  свою  неразложимость. Но что это за атом, то есть неразложимое, которое разложимо? Конечно, и это определение неразложимости, собственно, отнято у них уже тем, что они представляются созданными;
ибо неразложимое есть именно первое, дальше которого я не могу пойти, которое не имеет над собой принципа, каков бы он ни был. Впрочем, для извинения этих противоречий достаточно заметить, что для Гассенди сам атом имеет только гипотетическое значение и существование.






ЯКОВ БЁМЕ
§ 42. Значение Якова Бёме для истории философии
История мыслящего духа ведет нас теперь из великолепных, внешне блестящих и импонирующих, а внутри довольно несовершенных дворцов славных отцов эмпиризма в плохую и невзрачную внешне, но хранящую сокровища внутри хижину герлицкого сапожника Якова Бёме. Блестящее исключение из общего правила: ne sutor ultra crepidam сапожник, знай свою колодку, которое доказывает на деле, что дух истории, всеобщий дух есть единственный дух человека и он, невзирая на лица, ранги, рождение, внешние средства, выдвигает людей из пыли и мрака неизвестности и делает их своими органами, провозвестниками своей сущности. Исторические идеи, как подземные источники, пробиваются также из мест, где их меньше всего можно было ожидать; они исходят от индивидов, которые черпают сведения о том, что происходит в духовном мире, не из необходимого, обусловленного образованием и знанием языков чтения отечественных и иностранных журналов, а по слухам и самое большее из сельской газеты; они поэтому кажутся тому, кто рассматривает таких индивидов вне