ничение
вооружений и контроль над ним.  Именно поэтому и были предприняты  попытки
возложить  на  меня  ответственность  за  войну.  С  тех  пор  как  я  был
добровольцем на полях мировой битвы, я никогда не хотел новой войны  -  ни
против Англии, ни против Америки.  Пройдут годы,  но  сквозь  руины  наших
городов и памятников произрастет правда  о  всех  тех,  кто  совершил  это
злодейство: и это будет правда о международном еврействе и его слугах.
     Всего лишь за три дня перед началом  германо-польской  войны  я  внес
предложение о мирном решении проблемы.  Мой план был  изложен  английскому
послу в Берлине: международный контроль наподобие того, какой был учрежден
в Саарской области.  Мой план был отвергнут  без  обсуждения,  потому  что
правящая клика Англии хотела войны, частично  по  соображениям  коммерции,
частично под влиянием  пропаганды,  находившейся  в  руках  международного
еврейства.
     Полная ответственность за трагедию  европейских  народов,  переживших
ужасы нынешней войны во имя выгод финансового капитала,  лежит  целиком  и
полностью на евреях. Я же сделал все, что мог, чтобы миллионы детей Европы
арийского происхождения не голодали, миллионы мужчин  не  гибли  на  полях
битв,  сотни  тысяч  женщин  и  младенцев  не  подвергались  насилиям    и
бомбардировкам.
     После шести лет войны, которая, несмотря на все отступления,  в  один
прекрасный день будет признана самой героической  борьбой  нации  за  свое
существование, я не могу оставить город, который является столицей  рейха.
Поскольку наши войска слишком робки, чтобы отразить атаки врага, поскольку
сопротивление  было  поручено  организовать  тем,  у  кого  нет   должного
характера, я решил разделить мою судьбу с судьбой тех  миллионов,  которые
решили защищать город.
     Я ни в коем случае не отдам себя в  руки  врагов,  которые  наверняка
приготовили новый спектакль, по сценарию евреев, чтобы  порадовать  массы,
впавшие в состояние истерии.
     Я уйду из жизни добровольно в том случае, если пойму,  что  положение
фюрера безнадежно. (Борман ужаснулся:  неужели  Гитлер  думает  о  себе  в
третьем лице, потом понял: "Я ведь это сам написал!", исправлять на  людях
не решился.) Я умру  с  легким  сердцем,  потому  что  знаю,  как  многого
добились наши крестьяне и рабочие, я  умру  с  легким  сердцем,  ибо  вижу
совершенно уникальную преданность моему делу нашей молодежи.  Я бесконечно
благодарен им и завещаю им  продолжать  борьбу,  следуя  идеалам  великого
Клаузевица.  Гибель на полях  битв  приведет  в  будущем  к  великолепному
возрождению идеалов национал-социализма на базе единства нашей нации.
     Множество мужчин и  женщин  решили  связать  свои  жизни  с  моею.  Я
благодарю их за это, однако приказываю им не  разделять  моей  судьбы,  но
продолжать битву на фронтах.  Я приказал  командующим  армиями,  флотом  и
авиацией крепить в войсках дух национал-социализма, об®ясняя солдатам, что
я - фюрер и создатель движения - предпочел смерть капитуляции...
     Перед смертью я  исключаю  из  партии  бывшего  рейхсмаршала  Германа
Геринга, я отнимаю у него  все  те  права,  которые  были  ему  пожалованы
декретом 29 июня 1941 года и решением рейхстага от 1 сентября  1939  года.
На его место я назначаю адмирала Деница - в качестве  президента  рейха  и
главнокомандующего вооруженными силами.
     Перед моей смертью я исключаю из партии и снимаю со  всех  занимаемых
должностей бывшего  рейхсфюрера  СС  и  министра  внутренних  дел  Генриха
Гиммлера. На его место - в качестве рейхсфюрера СС - я назначаю гауляйтера
Карла Ханке, а  министром  внутренних  дел  я  назначаю  гауляйтера  Пауля
Гислера.
     Помимо акта нелояльности по отношению ко мне Геринг и Гиммлер бросили
пятно  невыразимого  позора,  начав  секретные  переговоры  с  врагом,  не
поставив меня об этом в известность, против моей воли.  И, наконец,  в  их
поступках видно желание узурпировать власть в рейхе.
     Желая  дать  Германии  правительство,  составленное    из    наиболее
благородных людей, я, как фюрер нации, называю членов нового кабинета:
     Президент рейха - адмирал Дениц.
     Канцлер - доктор Геббельс.
     Министр партии - Борман.
     Министр иностранных дел - Зейсс-Инкварт.
     Министр внутренних дел - гауляйтер Гислер.
     Министр обороны - Дениц.
     Главнокомандующий армией - Шернер.
     Главнокомандующий флотом - Дениц.
     Главнокомандующий воздушным флотом - Грейм.
     Рейхсфюрер СС - гауляйтер Ханке.
     Министр торговли - Функ.
     Министр сельского хозяйства - Баке.
     Министр юстиции - Тирак.
     Министр культуры - доктор Шеель.
     Министр пропаганды - доктор Науман.
     Министр финансов - Шверин-Крозиг.
     Министр труда - доктор Хаупфауэр.
     Министр снабжения - Саур.
     Вождь трудового фронта и министр без портфеля - доктор Лей.
     ...Несколько человек - среди которых Мартин Борман, доктор Геббельс и
ряд других - вместе с их женами присоединились  ко  мне  по  своей  доброй
воле, не желая покидать столицу ни при каких обстоятельствах. Они намерены
уйти из жизни вместе со мною.  Я, однако, считаю, что вопрос борьбы  нации
являет собою нечто большее, чем их желание.  Я убежден, что мой дух  после
моей смерти не оставит их, но будет помогать им во всех  их  начинаниях...
Пусть  они  всегда  помнят,  что  наша  задача,  то   есть    консолидация
национал-социалистского государства, являет собою  задачу  веков,  которые
грядут,  и  поэтому  будущее  каждого  индивида  должно  быть    тщательно
скоординировано с интересами всеобщего блага.  Я прошу всех  немцев,  всех
национал-социалистов, мужчин и  женщин,  всех  солдат  вермахта  сохранять
верность  -  до  последней  капли  крови  -  новому  правительству  и  его
президенту.
     И - главное - я требую от  правительства  и  народа  свято  соблюдать
расовые законы и всеми силами противостоять интернациональному еврейству.

                                 Берлин, 29 апреля 1945 года, 4 часа утра.
                                 Свидетели: доктор Йозеф Геббельс,
                                            Мартин Борман,
                                            Вильгельм Бургдорф,
                                            Ганс Кребс".


     ...Гитлер  ш а р к а ю щ е  обошел  тех,   кого  Борман  пригласил  в
конференц-зал, медленно, потерянно улыбаясь, заглянул им  в  глаза,  пожал
каждому руку, повторяя одно и то же:
     - Я благодарен вам за верность, спасибо, прощайте...
     Потом он отошел к столу - там лежали ампулы  с  ядом.  Он  роздал  их
секретаршам, по-прежнему потерянно улыбаясь.
     Затем, сгорбившись, чуть пританцовывая, он медленно двинулся к двери,
что вела в его личные покои. На пороге он остановился, обвел всех тяжелым,
мутным взглядом, как-то жалобно пожал плечами  и  медленно,  п а д а ю щ е
покинул конференц-зал.
     Все те, кто был в конференц-зале, сразу же перешли  в  столовую:  там
был накрыт стол.  Завели патефон. Поставили пластинку с  музыкой  Вагнера.
После того как выпили, кто-то принес другие пластинки. Зашуршала иголка, и
- неожиданно для всех - полилась нежная мелодия танго "Нинон".
     Бургдорф поднялся, подошел  к  секретарше  Ингмар,  пригласил  ее  на
танец.  Следом за ним поднялись и другие. Кто-то  запел;  хлопнула  пробка
шампанского. Заместитель начальника личной охраны Гитлера захохотал, глядя
на то, как штандартенфюрер Вайгель сыпал  соль  на  пятна,  оставшиеся  на
кителе от пролитого  шампанского.  Смех  его  был  истеричным,  он  что-то
говорил, но слов разобрать было нельзя.
     И вдруг распахнулась дверь - на пороге стоял Гитлер.
     - Вы мешаете мне спать! - крикнул он тонким, срывающимся  голосом.  -
Прекратите, пожалуйста, эту гнусность! Сейчас  всем  угодна  тишина,  хоть
немного тишины!
     ...Узнав об этом, Борман сразу же отправился в комнаты Геббельса. Тот
сидел в своем маленьком кабинете за столом и чертил замысловатые круги, не
в состоянии собраться с мыслями, хотя намерен был написать свое  завещание
- он действительно был единственным, кто в е р и л Гитлеру. Впрочем, порою
Борману казалось, что Геббельс так же, как и он, понимал  в с е, однако не
мог - в силу сложившихся в окружении фюрера отношений - открыто признаться
себе в том, что таилось у него в сердце.
     О мудрой поговорке "не сотвори себе кумира"  вспоминают  лишь  тогда,
когда кумир терпит поражение, и более всего страдают при этом  те  именно,
которые положили жизнь на то, чтобы превратить личность Адольфа Гитлера  в
фюрера, мессию, кумира  нации.  Однако  разрушить  то,  что  было  ими  же
создано, невыразимо трудно, ибо разрушать пришлось  бы  самих  себя,  свою
духовную  субстанцию,  подчиненную  и  раздавленную   кумиром,    которому
добровольно было отдано свое право на мысль, мнение и поступок: вне и  без
его  разрешения  мысль  и  поступок  могли  быть   квалифицированы,    как
государственная измена - даже если речь шла о том, как лучше  организовать
оборону, наладить выпуск военной продукции,  скорректировать  высказывание
пропагандистов НСДАП. Только он, кумир, есть истина в последней инстанции.
Только его мнение являет собою абсолютную правду, только его  слово  может
считаться утверждением; все замкнуто на одном, все подчинено  одному,  все
определяется одним. Полная свобода от мыслей, свобода от принятых решений,
сладостное растворение в чужой силе - только так и никак иначе!
     Борман присел на краешек стула, посмотрел на часы и сказал:
     - Йозеф, мы всегда грешили тем, что не договаривали до конца  правды.
Теперь мы лишены этой привилегии.  Вы понимаете, что если  завтра  нам  не
удастся обратиться к большевикам от имени  нового  кабинета  -  все  будет
кончено?
     - Провидение не вправе оставить нас в беде...
     Борман вздохнул:
     - Ах, милый Йозеф...  Провидение давно оставило нас... Мы барахтаемся
в грязной луже, как щенки. - Он хотел было сказать всю правду до конца, но
остановил себя:  этот  истерик  готов  на  все,  он  совершенно  раздавлен
страхом, поэтому неуправляем в своем  фанатизме.  -  Если  мы  не  поможем
фюреру, немцы никогда  не  простят  нам  позора...  Подумайте,  что  может
случиться, если сюда ворвутся большевики и захватят его живым...
     - Что вы предлагаете?  -  спросил  Геббельс,  начав  растирать  виски
длинными трясущимися пальцами. - Что, Мартин?
     - То же, о чем думаете вы: помочь фюреру уйти.
     - Я этого не предлагал!
     - Вы думаете об этом,  Йозеф,  вы думаете.  Как и я. Не лгите же себе
наконец!
     - Но это невозможно! - Геббельс заплакал. - Я  не  смогу  себе  этого
простить!
     - Хорошо, - сказал Борман. - Подождем еще несколько  часов,  а  потом
примем решение.
     Геббельс икающе плакал, лицо его сморщилось, слезы на пепельном  лице
свидетельствовали о какой-то глубокой безнадежной болезни, сокрытой в этом
маленьком человечке с горящими круглыми глазами.
     "Наверное, у него рак, - подумал Борман поднимаясь. - Он не жилец,  в
нем нет жажды продолжить радость бытия.  Его нельзя оставлять одного. Если
я выстрелю, он должен быть рядом, но так,  чтобы  не  пустил  мне  пулю  в
затылок.  Увидев, как фюрер, корчась, упадет, карлик может засадить в меня
обойму...  Я убивал во имя идеи, я знал эту работу, у меня нет  содрогания
перед делом, а он лишь говорил свои речи... Пусть стоит рядом. Пусть будет
повязан... Если перемирие с красными состоится, я не хочу оказаться Рэмом,
которого обвинят в измене..."
     - До  свидания,  Йозеф,  я  должен  поработать.  Встретимся  утром  в
конференц-зале, если фюрер не сможет сам уйти от нас  до  утра.  Повторяю,
время истекло. - И добавил пустое, однако же  обязательное:  -  Нация  нам
этого не простит...


     ...Через полчаса Борман вызвал к себе помощника Цандера.
     - Это - письменные полномочия Деницу  на  президентство  в  рейхе,  -
сказал он, передавая ему текст. -  Если  вы  поймете,  что  прорыв  сквозь
русские позиции невозможен, уничтожьте этот текст,  подписанный  Гитлером,
хотя Мюллер заверил меня, что вы,  Лоренц  и  майор  Йоханнмайер  пройдете
линию битвы, пользуясь маяками.  Вы передадите текст  завещания  Деницу  и
сделаете все для того, чтобы Лоренц и Йоханнмайер были оттерты от адмирала
- не вам говорить, что Лоренц служит Геббельсу, а Йоханнмайер неравнодушен
к генеральному штабу. Это все. Желаю вам удачи, мой друг, счастливо!
     ...Первый  раз  в  жизни  Борман  не  закончил  беседу  с  помощником
обязательным,  как  отправление  естественной   нужды,    возгласом    "Да
здравствует Гитлер!".  Спектакль кончился, все торопились  в  гардероб  за
пальто,  чтобы  первыми  вскочить  в  проходящий  автобус,  пока  еще   не
выстроилась злая длинная очередь из тех, кто только что смеялся и  плакал,
будучи об®единен воедино тем, что разыгрывалось на сцене  загримированными
лицедеями...



        УДАР КРАСНОЙ АРМИИ. ПОСЛЕДСТВИЯ - III
__________________________________________________________________________

     Танки и орудия Красной Армии теперь уже расстреливали  центр  Берлина
прямой наводкой. Итог сражения за Берлин стал ясен всем...
     Х р у с т е л о...


                                                  "Лично и строго секретно
                                                       для маршала Сталина

          1. Посланник Соединенных Штатов в Швеции информировал меня,  что
     Гиммлер, выступая от имени  Германского  Правительства  в  отсутствие
     Гитлера, который, как  утверждается,  болен,  обратился  к  Шведскому
     Правительству  с  предложением  о   капитуляции    всех    германских
     вооруженных  сил  на  западном  фронте,  включая  Норвегию,  Данию  и
     Голландию.
          2. Придерживаясь нашего  соглашения  с  Британским  и  Советским
     Правительствами,  Правительство  Соединенных  Штатов  полагает,   что
     единственными    приемлемыми    условиями    капитуляции     является
     безоговорочная капитуляция на всех фронтах  перед  Советским  Союзом,
     Великобританией и Соединенными Штатами.
          3. Если немцы принимают условия вышеприведенного 2-го пункта, то
     они должны немедленно сдаться на всех фронтах местным  командирам  на
     поле боя.
          4. Если Вы согласны с вышеуказанными 2-м и 3-м пунктами,  я  дам
     указания  моему  Посланнику  в  Швеции  соответственно  информировать
     агента Гиммлера.
          Аналогичное послание направляется Премьер-Министру Черчиллю.

                                                                  Трумэн".


     Через пять часов из Москвы ушла шифрованная телеграмма в Вашингтон:


                                                "Личное секретное послание
                                                    премьерам. В. Сталина.
                                                президенту г-ну Г. Трумэну

          Получил Ваше послание...  Благодарю  Вас  за  Ваше  сообщение  о
     намерении Гиммлера капитулировать  на  западном  фронте.  Считаю  Ваш
     предполагаемый ответ Гиммлеру в духе  безоговорочной  капитуляции  на
     всех  фронтах,  в  том  числе  и  на  советском  фронте,   совершенно
     правильным.  Прошу Вас действовать в духе Вашего предложения,  а  мы,
     русские, обязуемся продолжать свои атаки против немцев.
          Сообщаю к Вашему сведению, что аналогичный ответ я дал  Премьеру
     Черчиллю, который также обратился ко мне по тому же вопросу"


                                        "Для маршала Сталина от президента
                                               лично и совершенно секретно

          Сегодня я послал г-ну Джонсону в Стокгольм следующую телеграмму:
          "В связи с Вашим сообщением, отправленным 25  апреля  в  3  часа
     утра, информируйте  агента  Гитлера,  что  единственными  приемлемыми
     условиями капитуляции Германии  является  безоговорочная  капитуляция
     перед  Советским  Правительством,  Великобританией  и    Соединенными
     Штатами на всех фронтах.
          Если  условия  капитуляции,   указанные    выше,    принимаются,
     германские вооруженные силы должны немедленно сдаться на всех фронтах
     местным командирам на поле боя.
          На всех театрах,  где  сопротивление  продолжается,  наступление
     союзников будет энергично проводиться  до  тех  пор,  пока  не  будет
     достигнута полная победа".

                                                                  Трумэн".


                                              "Личное и секретное послание
                                                     премьерам. В. Сталина
                                                        президенту Трумэну

          Ваше послание, содержащее сообщение о данных Вами указаниях г-ну
     Джонсону, получил 27 апреля. Благодарю Вас за это сообщение.
          Принятые  Вами  и    г-ном    Черчиллем    решения    добиваться
     безоговорочной капитуляции  немецких  вооруженных  сил,  по-моему,  -
     единственно правильный ответ на предложения немцев".



        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ - XII     (И снова директор ФБР Джон Эдгар Гувер)
__________________________________________________________________________

     С первых дней  своего  прихода  в  Белый  дом  Рузвельт  был  окружен
ненавистью не только нацистов  Гитлера,  фашистов  Муссолини,  -  в  самой
Америке ему противостояла могущественная группа  людей,  готовых  на  все,
лишь бы изменить новый курс, провозглашенный демократическим президентом.
     Смысл этого курса заключался в  признании  политических  реальностей,
сложившихся в мире, - с  одной  стороны,  и,  с  другой  -  в  открытом  и
нелицеприятном обсуждении бедственного экономического положения страны.
     Конечно же, наивно было считать Франклина Делано Рузвельта  политиком
левого толка; он стоял  на  страже  интересов  своего  класса;  однако  он
называл вещи своими именами, он защищал мир свободного предпринимательства
от его наиболее недальновидных,  догматических  и  алчных  представителей,
причем  защищал в  ц е н т р е,  а  отнюдь  не  слева,  как  о  том  писал
Геббельс.  Но зашоренность консерваторов такова, что всякое  новое  слово,
хоть  в  какой-то  мере  отходящее  от  привычных  штампов,    устоявшихся
десятилетиями, кажется им концом света, изменой идеалам, крахом  традиций,
предательством родины. Для консерваторов - всегда и везде - форма куда как
важнее смысла. Слово надежнее дела, прошлое дороже будущего.
     Когда Рузвельт открыто на всю страну сказал, что "труд рабочих  имеет
такое же право на уважение, как и собственность", правые ощутили  шок.  Но
президент не остановился на этом, он продолжил:
     - Но наши рабочие нуждаются не только в уважении к  труду.  Им  нужна
действенная защита  их  права  получать  за  свой  труд  столько,  сколько
необходимо для пристойного существования при постоянно повышающемся уровне
жизни...  Кое-кто не умеет разобраться ни в современной жизни, ни в уроках
истории...  Такого рода люди пытаются отрицать право рабочих на заключение
коллективных    договоров,    на    материальную       заинтересованность,
просто-напросто  на  человеческий  образ  жизни.  Так  вот,  именно    эти
близорукие консерваторы, а не рабочие создают угрозу  распрей,  которые  в
других странах привели к взрыву...
     ...Эти его слова переполнили чашу терпения; крайне правые  финансисты
и бизнесмены  п о с т а в и л и  на военный путч, на фашистский переворот.
     ...Джон Эдгар Гувер был великолепнейшим  образом  осведомлен  о  том,
отчего генерал и  кавалер  боевых  орденов  Смэдли  Батлер  был  уволен  в
отставку.  История его падения  уходила  в  прошлое,  когда  он  в  начале
тридцатых годов, выступая перед прессой, рассказал, как Муссолини, сидя за
рулем одной из своих гоночных машин (их у него было  двадцать  три),  сбил
мальчишку, проносясь через маленький городок