олчат, не знают, что с их текущего счета денежки
-- тю-тю! Через четыре месяца только узнали. Ну,  тут  уж,  сам
понимаешь,   прибежали   к  нам.  А  что  через  четыре  месяца
установишь?
     -- Но кое-что наскребли? -- поинтересовался Лосев.
     -- А как же,-- с некоторым  даже  самодовольством  ответил
Эдик.--   Скажем,   приметы  этих  деятелей  получили.  Совсем,
понимаешь,  на  твоих  не  похожи,  особенно   тот,   на   кого
доверенность была.
     -- Вы ее из®яли?
     --  Непременно.  Вот  она,  фальшивка.--  Эдик  помахал  в
воздухе злополучной доверенностью.-- Все, как в твоем случае.
     =  Так.  Первым  делом,--  Виталий  задумчиво  побарабанил
пальцами  по  столу,--  давай обе доверенности на сравнительную
экспертизу отправим. Может, одна рука писала?
     -- Я себе пока сам скажу,-- об®явил Эдик.-- Давай свою.
     Он положил обе  доверенности  рядом.  Лосев,  не  утерпев,
поднялся со своего места и склонился над плечом Албаняна.
     --  Ого!  --  почти  одновременно  воскликнули  оба,  лишь
оглянув на доверенности.
     -- Никакой, понимаешь, экспертизы не надо!  *  --  добавил
Албанян.-- А?
     --  М-да. Только для порядка,-- согласился Виталий.-- Одна
рука писала.
     Однако это открытие пока  мало  продвигало  расследование,
хотя  стал  ясен  опасный масштаб дела и сама преступная группа
оказалась куда больше, чем можно было вначале предположить.
     = Если приезжают разные люди,-- сказал Албанян,--  значит,
должен  быть  центр,  должен  быть  главарь.--  И  без  всякого
перехода спросил: -- Следователь у тебя из прокуратуры?
     -- А как же? Убийство.
     -- Ясно. Но сейчас давай вдвоем помозгуем. Потом  доложим.
Пока  идет розыск, мы, пожалуй, похитрее следователя будем. Наш
хлеб.
     -- Хлеб общий,-- махнул рукой Виталий.-- И не сладкий.  Ты
мне вот что скажи. Как этот отпуск груза оформляется?
     -- По доверенности, ты же видишь?
     --  Это  понятно.  А  разве  любое предприятие может такую
доверенность оформить? Тут ведь какая-то плановость есть.
     -- Само собой,-- кивнул Эдик и расположился
     Поудобнее--Вот   гляди.   Для   производства,    допустим,
кондитерских   изделий   нужна   лимонная   кислота,   так?   И
кондитерская  фабрика   заранее   знает,   что   она   является
фондодержателем  этой  кислоты  на  таком-то  заводе,  где  она
производится. И только там фабрика эту кислоту может получить в
течение данного года, причем определенное количество тонн. Все,
понимаешь, планируется.
     -- Выходит, эти жулики заранее знали, какая тут, в Москве,
требуется доверенность, от какого предприятия.
     -- Выходит, так.
     -- А откуда они это могли узнать? Кто им  мог  дать  такую
информацию? Ведь постороннему человеку ее не дадут, например, в
министерстве... Какое тут может быть министерство?
     -- Пищевой промышленности,-- подсказал Эдик.-- Ясное дело,
никто  там  этой  информации  постороннему  не  даст.  Тут свой
человек нужен.
     -- Свой или... не свой, но... так, так,  так,--  задумчиво
произнес  Лосев.--  Ну,  а  на  заводе,  производящем эту самую
кислоту, знают всех своих фондодержателей?
     -- Само собой,-- пожал плечами Албанян.-- И знают,  кто  и
сколько  уже выбрал из своего фонда в этом году.-- Он подумал и
сказал: -- Но есть еще один возможный источник информации.  Это
сами  фондодержатели.  Допустим,  та  же  кондитерская фабрика.
Достаточно иметь своего человека в бухгалтерии,  чтобы  вовремя
состряпать доверенность и получить строго фондируемую кислоту.
     --  Да,  пожалуй,  ты прав. Это третий канал информации,--
согласился Лосев.
     -- Но ты обрати внимание,-- возмущенно воскликнул  Эдик,--
на  чем все эти опаснейшие преступления держатся! Исключительно
на  безответственности,  формализме  и  равнодушии,   полнейшем
равнодушии!  Человеку  наплевать,  не  его  карман!  Вот  я его
спрашиваю, там, в бухгалтерии:  "Как  вы  доверенность  читали?
Ведь в штампе неверно названо это Ивановское об®единение!".
     -- Жулики тоже знают, с кем имеют дело,-- вставил Виталий.
     -- Точно! -- Эдик сделал выразительный жест, словно поймал
Виталия  на  слове.--  А  этот  деятель  в  бухгалтерии на меня
таращится и говорит: "Да кто же штампы по  буквам  читает?  Тем
более, они всегда слепые". Я говорю: "Ну, а почему вы отпустили
пять  с  половиной  тонн  пряжи  из  фонда следующего квартала?
Бывало так раньше?" "Могу посмотреть,--  говорит.--  Но  вообще
это  не моя компетенция". "Так вы бы посоветовались с теми, чья
это компетенция",-- говорю. "Что вы,-- отвечает,--  если  я  по
каждому  такому случаю буду еще советоваться... да у меня и так
работы выше головы". А у самого на столе, под  папкой,  "Футбол
--  хоккей"  лежит,  я  же  вижу.  Вот  так  и работают. Это же
бедствие, ты пойми! Ведь не десятка летит, не сотня, не  тысяча
даже. Это сотни тысяч рублей летят по всей стране!
     Эдик вскочил и заходил по кабинету.
     -- Да... Воспитывать людей надо,-- вздохнул Лосев.
     --  Воспитывать? -- Эдик остановился перед ним, сунув руки
в карманы, и иронически поглядел сверху  вниз.--  Судить  надо,
штрафовать, сажать. Тогда, может, и дойдет.
     --  Нет,  воспитывать.  Учить  добросовестности,  со школы
учить, с детского сада даже.
     --  Эх,  философ!  --  Эдик  с  сожалением  посмотрел   на
Лосева.--  Да  пока  мы  будем  с детского сада учить, взрослые
лопухи полстраны дадут растащить. Ты  как  будто  не  по  земле
ходишь.
     --  Слушай,--  спросил  Лосев, занятый своими мыслями.-- А
куда они такую уйму кислоты девают, как ты думаешь?
     --  Я,  дорогой,  не  думаю,  я  знаю,--   важно   об®явил
Албанян.-- Они ее дельцам подпольным продают. Такая, понимаешь,
водится  мелкая  порода  жуликов, но очень вредная. Гонят левый
товар. Ну, левый товар, это ты понимаешь?
     -- Это теперь уже всякий понимает,-- усмехнулся Лосев.-- И
большой с этого доход у них?
     -- Ого! Нулей больше, чем пальцев на  руке.  И  потому  за
сырье  они  могут  отвалить  в  два, в три раза больше, чем оно
стоит.
     -- Ничего себе, мелкая порода! -- обеспокоенно  воскликнул
Лосев.-- Они же могут на корню все купить!
     --  Ну-ну.  Преувеличивать  тоже  нельзя,  дорогой.  Мы им
особенно дышать не даем, Не наша служба  даже,  а  вообще  весь
строй  жизни,  весь  порядок  экономический  в стране. Не может
встать на ноги эта гнида, боится даже высунуться.
     -- Ладно, ты только не  заводись,--  улыбнулся  Виталий.--
Давай  от  общих  материй  к частному. Куда они могут сбыть эту
лимонную кислоту здесь, в Москве?
     -- Почему же только в Москве? Как раз удобнее сбыть ее где
подальше.
     -- Я пока исхожу из того, что они из Москвы  выскочить  не
успели.
     -- Это почему не успели? Номер поменяли и успели.
     --  Нет,-- усмехнувшись, покачал головой Виталий.-- Не все
так просто. Во-первых, номер сразу не поменяешь, чтобы никто не
видел. Надо место подходящее найти, где-то спрятаться.  А  тут,
глядишь,  и вечер настал, даже поздний вечер. На вылетных шоссе
машин стало мало, значит, каждой машине больше внимания. А  они
знают: все посты ГАИ предупреждены.
     -- Так ведь номер другой!
     --  Не  в  одном  номере  дело. Им страшно, понимаешь? Они
только что убийство совершили. А у  них,  между  прочим,  крыло
сильно  помято, на нем краска от ворот, серебристая, на зеленом
очень заметно. И путевой лист у них тоже не в  порядке.  Листы,
вернее.  К  каждому  госномеру  у  них свой путевой лист должен
быть. В тот, с фальшивым знаком, у них  вписан  был  на  заводе
груз-лимонная  кислота.  А в другой путевой лист, где настоящий
номер стоит, что-то другое было вписано, так? Выходит, если  на
выезде  из  Москвы  ГАИ их остановит и начнет проверять-сгорят.
Нет, они наверняка побоялись по  полупустому  шоссе  из  Москвы
выезжать.
     -- Но шанс был все-таки?
     --  Но страха было больше. И потом, что значит "был шанс"?
Это  значит,  что  кто-то  из  наших  людей,  в  данном  случае
инспекторов  ГАИ,  плохо  сработает, невнимательно, равнодушно,
так? Да, это может  быть.  Эх,  как  бы  мне  хотелось  на  сто
процентов верить в каждого из них! В каждого! Понимаешь?
     --  В  каждого  из нас, дорогой,-- поправил Албанян.-- Так
точнее. Ну, конечно, кроме  тебя  и  меня.  В  нас  можно  быть
уверенным на сто пятьдесят процентов, верно?
     -- От скромности ты не умрешь,-- усмехнулся Виталий.
     --  Не  в  том  дело!  Я  сюда пришел, сказать, почему? От
злости. Ты знаешь,  я  ВГИК  кончал.  Экономический  факультет,
конечно. Режиссером не собирался быть, оператором тоже, актером
тем более.
     -- А напрасно. Из тебя бы актер получился.
     --  Из  меня кое-что другое получилось,-- зловеще произнес
Эдик.-- Я, дорогой, когда замдиректора  картины  на  киностудии
стал  работать,  мирового  жулика в директора получил. Фокусник
был. Из воздуха деньги делал и в карман себе клал.  Я  уследить
не  мог,  слово  даю.  А  когда наконец за что-то уцепился и па
чистую воду решил его вывести, сам же виноватым оказался,  чуть
под  суд  не  пошел. Вот такой мне гений, понимаешь, попался. И
тут я обозлился. Я человек гордый,
     -- Знаем.
     -- Ну, вот. И я дал себе слово.
     -- И стал асом. Грозой, так сказать,-- засмеялся Виталий.
     -- Именно,-- вполне серьезно согласился Эдик.-- Так  можно
после  этого  на сто процентов в меня верить, я тебя спрашиваю?
Тем более что злости .у меня за это время поприбавилось.
     -- Согласен! А пока скажи: куда они  могут  в  Москве  эту
кислоту сбыть?
     --   Никуда.   Если   заранее   не   сговорились.  А  если
сговорились, то им  и  не  .надо  было  из  Москвы  вырываться.
.Погоди! -- оборвал сам, себя Эдик.-- А вчера днем они не могли
из Москвы удрать? В потоке машин, так сказать. За ночь спокойно
.поменяв номер?
     --  Вряд  ли,-- покачал головой Виталий,-- Мы еще накануне
проинструктировали все посты ГАИ на вылетных и тупиковых шоссе:
марка автомобиля и помятое правое крыло. Ну, а затем -- груз  и
путевой лист. Нет,, в Москве мы этих бандитов заперли.
     -- Пока.
     --  Да,  пока,--  Виталий  вздохнул.-- Пока они не починят
где-то   крыло.   Значит,   надо   немедленно   прочесать   все
автохозяйства, парки, мастерские. И тут главная наша надежда --
участковые инспектора.
     --  Ладно.  Итак, план у нас с тобой такой. Ты закидываешь
сеть на все автохозяйства и прочее. А я  --  это  второй  пункт
плана  --  намечаю  список  предприятий  города, куда они могут
сбыть кислоту,
     -- И берешь их на контроль.
     -- Ну, само собой.
     -- И еще пункт третий,-- сказал Виталий.-- Давай попробуем
составить фотороботы. Ведь в обоих местах преступников видел не
один человек.
     -- Очень хорошо!
     --  И  еще,  Эдик,  самое  деликатное.--  Виталий  секунду
помедлил.--  Надо, по-моему, еще поработать вокруг этой группы.
Ведь их не только видели, с ними говорили, они отвечали что-то,
шутили, болтали,  уводили,  может  быть,  разговор  в  сторону,
темнили  с  одним  так,  с  другим  эдак. Люди должны вспомнить
каждое их словечко, намек, шуточку.
     -- Очень хорошо! --  снова  быстро  согласился  Албанян.--
Так, план мы с тобой составили. Пойдем доложим?
     Маргарита Евсеевна до сих пор еще не могла привыкнуть, что
ее называют   порой   по   имени  и  отчеству.  Ей  только  что
исполнилось всего-то двадцать четыре года, и четыре года  назад
она  весьма  удачно  вышла  замуж.  Ее  Миша  так успешно делал
карьеру!
     Еще до замужества,  сразу  после  школы,  Рита  попыталась
поступить  по совету отца в Плехановский институт, но недобрала
очков на вступительных экзаменах, конкурс в  институт  оказался
просто   диким.  И  тогда  отец,  главный  бухгалтер  какого-то
небольшого учреждения, устроил ее на двухгодичные бухгалтерские
курсы, которые она и окончила как раз перед замужеством.
     К тому времени  Рите  уже  все  вокруг  наскучило.  Вечные
болезни,  трудности  и  хлопоты, которыми жили родители, просто
бесили ее порой. У нее была своя жизнь, полная главным  образом
бесконечных  романов.  За ней непрерывно ухаживали, ее внимания
домогались,  и  Рита  так  привыкла  к  этому  то  наглому,  то
застенчивому,  то  вкрадчивому  и  настойчивому ухаживанию, что
других мыслей у нее, кроме того, как обойтись с тем или  другим
поклонником,  и  не  было,  если,  конечно, не считать заботы о
нарядах.
     -- Рита,-- сказал ей однажды отец.-- Мне не нравится  твой
образ жизни.
     -- А мне ваш,-- дерзко ответила она.
     --  ,Ты  как  со  мной  разговариваешь?--  вскипел Отец.--
Хватит! Пора, милая моя, браться за  ум.  Вот  окончила  курсы,
поступай на работу.
     -- Я, папочка, лучше выйду замуж.
     -- Дура! Замуж не для этого выходят. Мы с твоей матерью...
     --  Ах,  папочка, я уже это тысячу раз слышала. Вы с мамой
всю жизнь были образцом добродетели. Знаю. А мне этого не надо.
Я свою жизнь устрою по-другому. С моими данными...
     Вскоре Рита вышла замуж и через год уехала в Индию.
     Вернулась она оттуда оживленная, довольная с уймой  тряпок
и впечатлений.
     А   отношения   с  мужем  начали  медленно,  но  неуклонно
портиться. И через полгода молодые супруги расстались.
     Но  к  родителям  Рита  не  вернулась:  Миша  оставил   ей
кооперативную  квартиру.  К  Рите  временно  переехала  любимая
подруга Верка-манекенщица, так ее звали в своем кругу. Впрочем,
она и в самом деле работала манекенщицей. И первое время  жизнь
у них заладилась отлично, куда веселее, чем при Мише.
     Впрочем,  настало  время  и  Рите  подумать  о работе. Так
посоветовала Верка, когда растаяли деньги, оставленные Мишей, и
были проданы кое-какие заграничные шмотки. Поклонников, правда,
не убавилось, но не брать же было с них подать.
     -- А почему нет? -- спросила Верка.-- Ты думаешь, только у
Бальзака содержали любовниц? Найди побогаче кого, посолидней.
     -- Очень мне нужен какой-нибудь старик.
     -- Нужен. "Мамы всякие нужны",-- рассмеялась Верка.-- Один
для жизни, другой для веселья. Не  будь  дурой,  Ритка.  Стриги
купоны со своей красоты.
     --   Все  равно  на  работу  надо  поступать,--  досадливо
поморщилась Рита.-- Еще тунеядкой об®явят.
     Пришлось Рите вспомнить когда-то полученную  специальность
и  устроиться в бухгалтерию небольшого заводика по производству
лимонной  кислоты,  поскольку  заводик  этот  оказался   совсем
недалеко от ее дома.
     Накануне  того  дня,  когда произошла трагедия у заводских
ворот и оказались похищенными  десять  тонн  лимонной  кислоты,
Рита отметила свой день рождения.
     А  незадолго  перед  тем  она  сильно  повздорила с отцом:
внезапно заболела  мать,  и  отец,  позвонив  Рите  на  работу,
попросил  взять  дня  три за свой счет и посидеть с матерью. Но
Рита не могла, ну никак не могла, если бы  знать  раньше,  а  ю
вдруг так неожиданно.
     --  Ну,  как  же  раньше? -- растерянно спросил отец.-- Мы
что, болезни заранее планируем, думаешь?
     -- Но я в эти дни никак не  могу.  У  меня...  ревизия  на
работе,--  понизив голос, солгала Рита.-- Все нервы на пределе.
Попроси тетю Олю.
     Это была соседка  по  лестничной  площадке,  которую  отец
попросил  бы  куда  с  большей охотой, чем Риту, но та уехала в
Ленинград, к сыну.
     --  Ну,  тогда  Аллу  Захаровну   попроси,--   раздраженно
предложила  Рита.--  Она  на  пенсии, время, небось, и без того
девать некуда.
     Это был давний друг  их  семьи,  но  Алла  Захаровна  сама
лежала больная.
     --  Ну,  не  знаю!  Придумай что-нибудь в конце концов! --
разозлилась Рита.-- Я не могу, сказала уже!
     На Самом деле Рита действительно собиралась взять  два-три
дня  за  свой  счет,  присоединить их к субботе и воскресенью и
осуществить давно задуманную поездку всей компанией на  машинах
в  Суздаль,  где  уже были заказаны номера в новом великолепном
мотеле. Кстати, теперь она  обрисует  главному  бухгалтеру  эту
безвыходную  ситуацию  с заболевшей матерью, пусть попробует не
Дать ей хотя бы двух дней по уходу. А отца надо было  умаслить,
ему, бедненькому, и правда, трудно.
     --  Никак  не могу, папочка. Мне ужасно стыдно, ужасно, но
не могу.-- И, снова  понизив  голос  и  даже  прикрыв  ладошкой
трубку, добавила:-Сам знаешь, что такое ревизия.
     --  Ревизия?-- угрожающе переспросил отец, уловив какую-то
фальшь в голосе дочери.-- А если я позвоню к тебе на  работу  и
спрошу про эту ревизию, что тогда?
     --  Посмей  только!  --  испугавшись, невольно воскликнула
Рита. .-- .
     -- Ах ты, дрянь,-- с силой произнес отец,-- Ничего святого
за душой уже не осталось. Черт с тобой, обойдусь. А твоей  ноги
чтоб  в  доме  у  нас  не  было,  поняла?-- И с треском повесил
трубку.
     Рита  еще  целый  час  после  этого  страдала  и  мучилась
угрызениями совести. А потом отправилась к главному бухгалтеру,
там  разрыдалась,--  с  ней  --  ив самом деле чуть истерика не
случилась, и главный бухгалтер, конечно, не посмел ей отказать.
     Поездка получилась на славу. Суздаль  оказался  прелестным
городком.  Ресторан  со  старинной русской кухней всех привел в
восхищение,  особенно  после  того,  как   Валерий   о   чем-то
пошептался ;с официантом.
     И  еще  с  Валерием  приехал  егознакомый.  Сева.  Это был
спортивного вида человек лет тридцати, с  красивыми  седоватыми
висками,  черными  живыми  глазами,  веселый  и  остроумный. Он
захватил с собой гитару и с таким чувством пел песни Окуджавы и
Высоцкого, что все женщины почти влюбились в него, а для мужчин
он стал сразу закадычным другом.
     Однако ухаживал  Сева  исключительно  за  Ритой.  В  этом,
естественно, ничего бы не было длянее удивительного, если бы не
его  манера ухаживать. Когда они .ненадолго оставались наедине,
Сева не пел, не развлекал Риту анекдотами и смешными историями,
он как бы превращался совсем в другого человека, больше  слушал
и  расспрашивал  Риту.  Он словно вовсе не стремился "закрутить
любовь", добиться  взаимности  и  немедленного  сближения,  как
другие.  Ему, кажется, было приятно само:ее общество, интересны
ее рассуждения, взгляды, оценки, ее отношение к людям, ее  дела
и проблемы.
     Рита  прониклась  к  нему безотчетным доверием и на второй
или  третий  день  рассказывала  даже  то,  о  чем  никогда  не
откровенничала  со  своими  поклонниками или даже подругами, не
самыми близкими, конечно. От Верки, например, у нее секретов не
было, почти не было. Она рассказала Севе, как  трудно  ей  было
достать  этот чудный костюм, в котором она приехала, как уплыла
от нее прелестная канадская дубленка,  потому  что  у  Риты  не
хватило   денег,  а  отец  помочь  отказался,  он  еесовсем  не
понимает, да  и  трудно  ему,  конечно.  Рассказала  Рита,  как
недавно  досталось  ей  от  ее  начальника.  Она  и  Сама жутко
переволновалась.  Выписывала   товарно-транспортную   накладную
одному   фондодержателю   и   ошиблась  всего  на  единичку.  А
единичка-это целая тонна лимонной кислоты.
     --   А   Сколько   стоит   тонна   вашей    кислоты?    --
полюбопытствовал Сева.
     -- Ой, чуть не пятнадцать тысяч.
     --  Ого!  Никогда  бы не подумал!-Сева искренне изумился и
снова спросил: -- А что такое фондодержатель?
     Рита об®яснила ему  и  это,  привела  всякие  примеры.  Ей
нравилось  рассказывать  этому  милому,  внимательному и такому
умному человеку то, что он совсем не знает, а вот она знает. Он
и названий-то некоторых фабрик и организаций никогда не слыхал,
не знал даже о их существовании.
     -- Как  это  только  в  вашей  головке  все  держится,  не
понимаю,-- с уважением сказал Сева.
     И  слышать  это  Рите  было  даже  приятнее,  чем  обычные
комплименты ее внешности, Рита при  этом  как  бы  вырастала  в
собственных глазах;
     А   вечерами  они  всей  компанией  забивались  в  шумный,
полутемный  с  "интимным"   освещением   бар,   полный   дикого
магнитофонного   грохота,  и  там  ве