ду.  Разве
без точного адреса можно? Дураке свалял. Вот если будет сегодня
оказия  до  станции,  то  и  поеду.  Пенкин Гриша вроде обещал.
Проведывал меня час назад.
     -- Успеешь еще,--  сказал  старик.--  Сейчас  хозяйка  моя
прибежит, обед соберет, мы с тобой покамест все и обсудим.
     Виталий  посмотрел на часы. Малая стрелка подползала уже к
цифре пять.
     Тут, как бы откликаясь наконец на его нетерпение, на улице
послышалось взрывное тарахтение мотоцикла. Звуки замерли  возле
дома, и сразу басовито, но не злобно гавкнул Алдан.
     Виталий подошел к окну. С мотоцикла Пенкина соскочила Галя
в своей  аккуратненькой телогрейке, с желто-зеленой косынкой на
голове и устремилась  к  крыльцу.  Почему-то  она  ехала  не  в
коляске,  а пристроилась за спиной у Пенкина. За Галей солидно,
вразвалочку последовал и  Григорий,  на  этот  раз  в  штатском
костюме  и  кожаной  куртке, небрежно размахивая белым дорожным
шлемом. Виталий отметил, что мотоцикл, на котором тот  приехал,
был неслужебным.
     Первой  с улицы вбежала Галя, раскрасневшаяся, оживленная,
на ходу снимая телогрейку,  и.,  увидев  Виталия,  торопливо  и
весело сообщила:
     --  Вон какой у меня шофер! Ой, я же задержалась! Вы тут с
папой небось изголодались. Сейчас, сейчас...
     Она повесила телогрейку и исчезла за дверью в кухню.
     За Галей появился и Пенкин. Одновременно из комнаты  вышел
Терентий  Фомич.  Увидев  Пенкина,  он  радушно  развел  руки и
воскликнул;
     -- О-о! Кто пожаловал! Милости просим. Сейчас закусим  чем
бог послал.
     Но Пенкин отрицательно покачал головой.
     --  Не  могу,  Терентий Фомич. Прошу извинить, дела. Вот и
вашего гостя должен увезти. Тоже извинить прошу.
     -- Дак как же без  обеда-то?  --  забеспокоился  старик.--
Не-ет, не отпустим. Нс по-нашему это, как хочешь.
     Из  кухни  выскочила  Галя и, почему-то не вступая в спор,
быстро сказала;
     -- Погодите. Я в дорогу соберу.
     Она снова юркнула за дверь и, пока Виталий надевал  пальто
и  искал шапку, появилась из кухни с бутылкой молока, заткнутой
скрученной бумагой, и пестрым тряпичным свертком.
     -- Вот, держите,-- сунула ома все это  в  руин  Пенкину.--
Молоко, хлеб с салом. Авось по дороге-то сжуете.
     Под  суровым  взглядом  Пенкина прощались торопливо и, как
всегда в таких случаях, бессвязно.
     Наконец Виталий и Пенкин вышли на крыльцо  и  прикрыли  за
собой дверь.
     -- Ну, что случилось?-- нетерпеливо спросил Виталий.
     -- Уехали,-- коротко сообщил Пенкин.
     -- Как так уехали?!
     -- А так. Никаких приготовлений. Или там прощаний. Вышли к
машине, вроде как взять чего-то.
     Один в пальто, другой в куртке. Вдруг сели и -- ж-жик!
     -- Давно?
     Пенкин посмотрел на часы,
     --  Двадцать  семь минут назад. Задержим на любом посту до
Москвы. Не сомневайтесь. Сейчас до первого нашего поста махнем.
А там радио, и -- по всей трассе сигнал. Как положено.
     Они подошли к мотоциклу, и Виталий спросил;
     -- Это что, твой собственный?
     -- Тек точно,-- спокойно ответил Пенкин.-- Зачем на трассе
в глаза бросаться, если что. Лучше так, полагаю.  А  это  зверь
будь здоров. От него не уйдешь.
     Они торопливо уселись, и мотоцикл с ревом рванулся вперед.
     Деревню проскочили в считанные минуты,
     А  за  деревней  мимо  полей  и лесов мотоцикл полетел как
птица, словно оторвавшись от земли,-- таким ровным  было  здесь
шоссе.  И  Пенкин  показывал  класс. Холодный ветер с ураганной
силой свистел в ушах, и, если бы не защитный козырек коляски  и
не  старенькое  ватное одеяло для ног под брезентовой накидкой,
Виталий окоченел бы через пять минут такой сумасшедшей езды.
     Уже стремительно  прошумели  по  сторонам  дороги  темные,
глухие   леса.   Теперь  мотоцикл  приближался  к  станционному
поселку.
     Но вот наконец миновали и  поселок,  и  вскоре  показалась
стеклянная  будка поста ГАИ с тремя крупными, ночью светящимися
буквами на крыше и темными кружками прожекторов по краям. Возле
поста стояли два желто-синих милицейских мотоцикла.
     Пенкин лихо подлетел к ним и затормозил.  Они  с  Виталием
торопливо  поднялись  по узкой металлической лесенке. У Виталия
это получилось еще и чуточку неуклюже: длинные его ноги  совсем
окоченели и затекли в тесной коляске,
     В  будке  оказалось  два инспектора ГАИ, капитан и старший
лейтенант в форменных черных кожаных костюмах.
     Капитан подсел к рации, и уже через несколько минут  стало
известно,  что  красные "Жигули" указанной модели и с указанным
номером  только  что  миновали  ближайший  пост  в  направлении
Москвы,  опережая  возможных  преследователей всего на двадцать
минут.  Далее  капитан  передал   необходимые   указания   всем
последующим   постам   ГАИ   вплоть   до  Москвы,  подстраховав
возможность ухода красных  "Жигулей"  в  сторону  от  трассы  и
оговорив   другие   необходимые  детали  операции,  в  общем-то
знакомой и, как правило, особой  сложности  не  представляющей.
Впрочем,  исключения -- и не такие уж, кстати, редкие -- все же
случались,  и  тогда  подобные  операции   сразу   усложнялись,
оказываясь  порой  чрезвычайно  опасными,  а то и трагическими.
Преследование есть преследование, и всякое тут может случиться.
     Уже садясь в коляску, Виталий бодро сказал:
     -- Ну что же, Гриша, придется тебе, брат, попутешествовать
со мной, ты  уж  извини.--  И,  улыбнувшись,  добавил:-А  слава
пополам, когда этих бандитов задержим.
     Пенкин пожал в ответ плечами.
     -- Служба,-- коротко бросил он и толкнул ногой стартер.
     И снова полетела дорога, закружились по сторонам под серым
тяжелым небом перелески, черные поля с белыми островками снега,
редкие деревеньки.
     Наконец  подлетели  к  следующему  посту  ГАИ. Не слезая с
мотоцикла, перемолвились с дежурным  инспектором,  который  уже
поджидал  их  на  обочине  шоссе. Выяснилось, что нужная машина
прошла всего десять минут назад, ИДЕТ  с  невысокой  скоростью,
около   семидесяти  километров  в  час,  очень  аккуратно,  без
обгонов.
     Закончил свое сообщение инспектор обычным вопросом:
     -- Какая нужна помощь?
     --  Все  в  порядке,  лейтенант.  Спасибо,--  поблагодарил
Виталий.
     И мотоцикл, взревев, снова сорвался с места.
     Виталии   незаметно   для   себя  начал  уже  привыкать  к
сумасшедшей езде Пенкина, к своей неудобной позе, даже к холоду
и пронзительному свисту ветра над ухом.
     Итак,  с  последнего  поста  ГАИ  ушло  сообщение  в  МУР,
Цветкову.  На  подступах  к Москве, перед дачной зоной, Виталия
встретят.  Дальше  наблюдение  поведут  другие,  на  машинах  и
мотоциклах,  постоянно  сменяя  друг  друга,  поддерживая между
собой непрерывную связь -- словом, по всем правилам.
     Но тут мысли Виталия оборвались.  Он  увидел  стремительно
приближающийся  перекресток  и  фигуру  инспектора ГАИ в черном
кожаном костюме с белыми поясом и портупеей и в белой каске,  и
возле   него   яркий  желто-синий  мотоцикл.  Инспектор  палкой
попросил их остановиться.
     -- "Жигули" с указанным госномером,-- быстро доложил он,--
только что свернули вон туда, вправо,-- он мотнул  головой,  не
позволяя себе указать палкой.-- Я как раз собрался следовать за
ними. Вам помощь нужна?
     -- Нет, спасибо. Куда ведет дорога?
     -- Небольшой город. Через семь километров. Не потеряйте их
там,
     --  Все ясно. Еще раз спасибо,-- торопливо ответил Виталий
и кивнул Пенкину.-- Вперед.
     Через несколько минут они уже увидели красные "Жигули"  со
знакомым  номером.  Машина  шла  ходко,  уверенно, но неспешно.
Вообще машин здесь оказалось значительно меньше, чем на главной
трассе, но все же было  за  кем  спрятаться  и  лишний  раз  не
мозолить  глаза. И скорость можно быоо сбросить и перевести дух
наконец тоже.
     Мотоцикл скромно следовал  среди  других  машин,  даже  не
пытаясь никого обогнать.
     Шоссе  постепенно  переходило в городскую улицу, очевидно,
главную.  Сначала  миновали  какие-то  небольшие   предприятия,
длинные   склады  и  базы,  шумный  автомобильный  парк,  потом
кварталы новых стандартных пятиэтажек с  балконами,  увешанными
бельем,  и,  наконец, попали в старую часть города. Здесь улица
заметно сужалась.
     Неожиданно,  миновав  длинные  витрины  магазина,  красные
"Жигули"  свернули  в какой-то внутренний проезд и, обогнув два
дома, остановились возле третьего.
     Из машины выскочил  Шанин  в  знакомом  уже  по  описаниям
заграничном  сером  пальто  и  модной  шляпе. Поправляя на ходу
галстук, он исчез в пол-езда.  Смоляков  из  машины  не  вышел,
видно было только, как он, закуривая, чиркнул спичкой.
     Мотоцикл  притаился всего в нескольких шагах от "Жигулей",
потому Виталий и Пенкин позволить себе тоже закурить не могли
     Прошло некоторое время, и Шанин появился  вновь.  Рядом  с
ним  шла  молодая  женщина  в зеленом пальто, с красной газовой
косынкой на шее и  в  красной  шляпе-колпаке.  Молодые  люди  о
чем-то  оживленно  болтали.  Шанин,  видимо,  острил, и женщина
заливисто и громко смеялась.
     "Ах  ты,  Димочка,--  насмешливо  подумал  Виталий.--  Все
ухлестываешь, выходит? Интересно знать, кто такая эта девица".
     Между  тем  молодые  люди  сели в машину, и Смоляков резко
тронул ее с места.
     Выехав на улицу, "Жигули", однако,  не  свернули  назад  к
московской  трассе, а продолжали ехать дальше по главной улице.
Та некоторое время тянулась все такой же узкой, со старенькими,
обшарпанными, облезлыми за зиму домишками, шумная и  суетливая.
Потом  кончились  дома, и снова возникли какие-то предприятия и
склады. Над одной  проходной  Виталий  мельком  прочел  крупную
вывеску;
     "Кондитерская фабрика имени..."
     Вскоре  город кончился, и они выехали на шоссе. И вело оно
неизвестно куда.


        Глава V. Ловушка

     Вечер Лена провела дома. Устроившись с О ногами на  тахте,
она перебирала письма,
     доставая  их  по  одному  из  деревянной шкатулки, "Что за
дурацкая, допотопная привычка хранить письма?--  думала  она.--
Надо  их  уничтожить,  вот  и все". Письма были старые. От тети
Зины из Свердловска -- у нее Лена воспитывалась. От подруг Лены
по юрфаку. От того человека.  Вот  эти  письма  надо  выбросить
немедленно.  Они  до  сих  пор жгут руки. А ведь прошло... Лена
посмотрела на последнее из писем, только на конверт и  штемпель
на нем. Да, прошло почти пять лет. И вот Лена одна, по-прежнему
одна. Тетя Зина давно умерла. И никого не осталось. Одна.. Одна
и не одна... Что думает он, другой, любимый и настоящий, что он
думает?  Ведь  он  любит  ее.  Любит  и...  не любит. Нет, надо
кончать этот глупый, никчемный роман, Приходит, когда  хочет...
Уходит...  Молчит...  И  не  может  отважиться сказать ей самое
главное. Он, такой решительный, такой смелый. Неужели настолько
повлиял тот его давний развод? Неужели?.. Эта глупая женщина не
дает ему даже встречаться с сыном. И наказывает обоих. За что?
     Лена не  хочет  навязываться.  Глупо?  Наверное.  В  конце
концов  не  все  равно,  кто  скажет первый? Но она не может. А
он... не хочет? Тогда надо кончать. Это  слишком  мучительно  и
безнадежно.  Да,  да!  В  следующий  раз, когда он позвонит, ей
будет некогда, у нее будут дела, наконец ей просто не захочется
с ним видеться. Вот и все. Хватит этих дурацких страданий!
     Так уверяла себя Лена. Но в тайне даже от самой  себя  она
надеялась  и хотела всего лишь проверить его. Если любит, тогда
он, наконец решится, ну а если не любит ее...  тогда  все  тоже
будет ясно. Наверное, ему нужна другая жена, вот как у Виталия.
Нужна  тихая,  мирная,  домашняя,  вроде Светы: работает себе в
огромной библиотеке,  пишет  статьи.  И  Виталий  однажды  ведь
сказал  Лене:  "Это  не  женская работа". А почему, собственно?
Что-то сидит в мужчинах-давние предрассудки, спесь какая-то.  И
этот  удивительный  мужской  эгоизм,  даже у лучших из них. Вот
Виталий -- настоящий, верный друг, но и он тоже. Хотя он видит,
что Лена им нужна, она  порой  выполняет  то,  что  мужчина  не
сможет   сделать,   есть   такие  ситуации  и  такие  задачи  в
оперативной работе. Конечно, ее не включают в  группы  захвата,
она  не  участвует  в  задержаниях  и  засадах. Но все это, как
правило, уже  итог  большой  предварительной  работы,  умной  и
тонкой работы, которую она знает и любит. Да, любит. И все-таки
Виталий   сказал:  "Не  женская  это  работа".  Может  быть,  и
Откаленко думает так? Тут действует все тот же мужской  эгоизм,
конечно:  пусть она беспокоится обо мне и дома мне нужен покой.
Вот так. Очень просто. Что же делать? Что же ей-то делать?
     Лена давно  уже  отложила  письма  и  смотрела  куда-то  в
пространство,  укрыв  ноги  теплым  пледом.  Ярко  светил рыжий
торшер над головой, тихо и прохладно было в квартире,
     Редкий какой-то выпал вечер, спокойный и тихий.
     Но тут, словно решив исправить эту оплошность, вдруг резко
и деловито зазвонил телефон возле двери. Лена совсем  забыла  о
нем  и  не  перенесла  на тахту. И с первым же звонком телефона
сразу забилось сердце. О господи, ну сколько можно...
     Лена торопливо поднялась и, подбежав, сняла трубку.
     -- Привет,-- сказал Игорь.-- Дома? Голос был  уверенный  и
будничный.
     -- Ухожу,-- ответила Лена. Игорь спокойно удивился:
     -- Куда это?
     -- По делу.
     -- Я думал заехать.
     -- Сегодня не выйдет.
     -- А когда выйдет?
     --  Позвони  как-нибудь,-- через силу ответила Лена и сама
подивилась своему мужеству.
     -- Гм... Ну  ладно.  Пока.  В  трубке  раздались  короткие
гудки,  "Бедный,-- подумала Лена, медленно кладя трубку,-- Ему,
наверное, одиноко и тошно". И тут снова зазвонил телефон.
     -- Ой, душечка, как хорошо, что я вас застала,--  услышала
Лена знакомый голос.-- Это Липа говорит.
     -- Здравствуйте, Липочка,-- как можно беззаботнее ответила
Лена.-- Очень рада. Как вы живете?
     -- Все расскажу. Я вас завтра с Инночкой жду к себе. Я вам
приготовила  лосьон.  А еще вы посмотрите последнюю французскую
косметику.  Моя  клиентка  привезла  из  Парижа.   Это   что-то
божественное!  Мужчины  просто  теряют  голову. Да, да, это уже
проверено.
     "Откаленко голову не потеряет",-- тоскливо подумала Лена.
     -- Запишите адрес,--  продолжала  Липа.--  Вас  устроит  к
семи?
     Отказываться было нежелательно; Липа -- бесценный источник
информации.
     ...На  следующее  утро  самым неотложным делом у Лены было
достать  образец  "свободного  почерка"  Всеволода   Борисовича
Глинского,  весьма  эффектного  мужчины,  которого  она мельком
видела, но  хорошо  запомнила  во  время  визита  в  "Березку".
Простая   на   первый   взгляд  операция  --  получить  образец
"свободного почерка" -- неожиданно оказалась весьма  хлопотной.
В отделении милиции никаких заявлений и об®яснений Глинского не
было.  Не  нашлось  их,  как  ни  странно,  и  в  конторе жэка.
Оставалось место работы Глинского, один из институтов  Академии
медицинских  наук.  Уж  там-то  образцы его почерка должны быть
обязательно: анкету  в  отделе  кадров  должен  заполнить  даже
ночной вахтер. И Лена отправилась в этот институт.
     А  после  обеда  она  зашла  к  Цветкову  и  рассказала  о
приглашении Липы на сегодняшний вечер.
     -- Идти или нет, Федор Кузьмич?--  спросила  она.  Цветков
задумчиво   покрутил   очки,  почему-то  вздохнул  и,  хмурясь,
спросил:
     -- Значит, эта самая Липа на дружбу набивается?
     -- Она, по-моему, ко всем набивается.
     -- Почему это вы так решили?
     -- О своих клиентках она все знает. Буквально все. Это без
дружбы не бывает.
     -- Так-так. А что она о вас знает? --  неожиданно  спросил
Цветков.
     Лена подумала и сказала:
     -- По существу, ничего не знает.
     -- Плохо,-- снова вздохнул Цветков.-- А о вашей подруге?
     --  Ну, тут побольше. Во-первых, Липа была у нее дома. Все
фотографии рассмотрела на стенах, обо всех  расспросила.  Потом
узнала,  где Инна работает, сколько получает, была ли замужем и
даже кто был муж.
     Лена засмеялась. Цветков тоже ухмыльнулся и спросил:
     -- И где же ваша подруга работает?
     -- На телевидении. Редактор.
     -- А давно вы дружите?
     -- Давно. Со школы.
     -- Ваша подруга знает, где вы работаете?
     -- Конечно. Ей можно доверять, я ручаюсь, Федор Кузьмич,--
горячо заверила Лена.
     -- И все же приводить к ней Липу без моего  разрешения  не
следовало,-- покачал головой Цветков.
     --  Но  ведь  Инна  не  играет  никакой роли в операции,--
неуверенно возразила Лена.
     -- Как же не играет?^ Вот теперь Липа и  ее  приглашает  к
себе. Впрочем, Липа ни к каким делам не допущена. Да и что ваша
Инна?  Телевидение,  редактор...  Этовсе  далеко  от  них  и не
опасно.
     -- И бесполезно.
     -- Именно что. Но Липа эта самая все же  напрашивается  на
дружбу.  По  душе вы ей пришлись, видно. Теперь дальше. Учтите,
чтобы что-то получать, надо что-то и давать. Липа  --  ваша  --
источник  сведений  превосходный,  я  вижу.  Но  если вы будете
молчать о себе, она  либо  потеряет  к  вам  интерес,  и  тогда
встречипостепенно прекратятся, что нежелательно, либо интерес к
вам  станет  чрезмерным.  А  ведь  рядом  сней находятся люди и
поумнее. Значит, отсюда какой вывод?
     -- Нужна легенда.
     -- Нужна легенда, раз уж так получилось. Ну, и кто  же  вы
такая?
     --  Я уже думала. Может быть, тоже работаю на телевидении?
Потому и с Инной мы дружим.
     --  Не-ет,  хватит  телевидения.  Для  Липы  надо   что-то
поинтереснее.
     --  Но  торговля  отпадает,--  сказала  Лена.--  Там Нинин
бывший дружок Бобриков действует. Стоит ему навести справки...
     --  Верно.  Отпадает.  Что  же   остается?   Придумывайте,
придумывайте. Фантазируйте от жизни, так сказать. Это тоже один
из законов нашей работы.
     ...Вечером   Лена  позвонила  Инне,  и  они,  как  всегда,
встретились возле станции метро.
     Инна, давняя подруга Лены еще  по  школе,  была  невысокая
изящная  девушка,  очень  неглупая, веселая и жизнерадостная, с
копной темных перепутанных волос и плутовскими карими  глазами.
Язычком  своим  Инна  управляла прекрасно и в некоторых случаях
оказывала Лене немаловажные услуги.
     В метро подруги, как всегда, обсуждали всякие новости.
     -- Да, ты  знаешь,  Колю  оправдали,--  радостно  сообщила
Инна.-- Помнишь, я тебе рассказывала? Я знала, что так и будет.
Коля очень хороший человек.
     С  ее двоюродным братом еще осенью случилась неприятность.
Он работал на какой-то базе, а там раскрылось крупное  хищение.
Вместе  с  несколькими  другими  работниками  был  арестован  и
Николай. Но Инна была твердо убеждена, что он не  виноват,  что
его оговорили. И оказалась права.
     --   Ну,   поздравляю.--  Лена  искренне  порадовалась  за
подругу.
     Она ощущала  сейчас  тревогу  и  облегчение  одновременно.
Тревогу  потому, что совеем забыла про эту историю и сегодня не
сказала о ней Цветкову, когда тот расспрашивал  про  Инну.  Это
было серьезным нарушением существующих правил. Ну, а облегчение
Лена  испытала, узнав, что, слава богу, у Николая все кончилось
благополучно, значит, можно было об этом и не рассказывать.
     -- Что ж он теперь будет делать? -- спросила Лена.
     -- Как что? Его обязаны взять обратно, на ту же работу.
     Когда подруги вышли на  шумную  широкую  улицу,  было  уже
довольно  темно,  но  фонари  еще  не  зажигались. В бесконечно
ревущем  потоке  машин  то  и  дело  вспыхивали  фары,  на  миг
высвечивая что-то или кому-то сигналя,
     Подруги  двигались в толпе прохожих, рассматривая названия
уходящих вправо переулков. Вот и нужный наконец.  Они  свернули
за угол.
     Липин  дом  был высокий и старый, с лепными украшениями по
фасаду. Пришлось пройти во  двор,  крепко  держась  за  руки  и
обходя  лужи. Старый лифт, кряхтя и гремя суставами, поволок их
на шестой этаж. В просторн