Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
м тоже найдется
что-нибудь поесть и выпить? Что у вас? Чай? Благодарю покорно!
Мне, пожалуй, красного винца.
- Мне тоже, - сказал Торин. - Хорошо бы еще крыжовенного
варенья и яблочного пирога, - вставил Бифур. - И пирожков с
мясом, и сыра, - дополнил Бофур. - И пирога со свининой, и
салата, - добавил Бомбур. - И побольше кексов, и эля, и кофе,
если не трудно! - закричали остальные гномы из столовой.
- Да подкиньте несколько яиц, будьте так добры! - крикнул
Гэндальф вдогонку хоббиту, когда тот поплелся в кладовку. - И
захватите холодную курицу и маринованных огурчиков! "Можно
подумать, что он не хуже моего знает, какие у меня припасы в
доме!" - пробормотал мистер Бэггинс, который решительно потерял
голову и начал опасаться, не свалилось ли на него
нежданно-негаданно самое что ни на есть скверное приключение. К
тому времени, как он собрал все бутылки и кушанья, все ножи,
вилки, стаканы, тарелки и ложки и нагромоздил все это на
большие подносы, он совсем упарился, побагровел и разозлился.
- Чтоб им об®есться и обпиться, этим гномам! - сказал он
вслух. - Нет чтобы помочь! И гляди-ка! Балин и Двалин, тут как
тут, стоят в дверях кухни, а за ними Фили и Кили, и не успел
Бильбо слова вымолвить, как они подхватили подносы и два
небольших столика, вихрем унесли их в столовую и заново накрыли
на всю компанию. Гэндальф сел во главе стола, остальные
тринадцать гномов разместились вокруг, а Бильбо, присев на
скамеечку у камина, грыз сухарик (аппетит у него совсем
улетучился) и пытался делать вид, будто ничего особенного не
происходит и с приключениями все это ничего общего не имеет.
Гномы все ели и ели, говорили и говорили, а время шло. Наконец
они отодвинулись от стола, и Бильбо сделал движение вперед,
порываясь убрать тарелки и стаканы.
- Надеюсь, вы не уйдете до ужина? - спросил он вежливо самым
своим ненастойчивым тоном. - Ни в коем случае! - ответил Торин.
- Мы и после ужина не уйдем. Разговор предстоит долгий. Но
сперва мы еще помузицируем. За уборку! И двенадцать гномов
(Торин был слишком важной персоной, он остался разговаривать с
Гэндальфом) живо вскочили со своих мест и мигом сложили одна на
другую грязные тарелки, а на них все, что еще было на столе.
Потом они двинулись в кухню, и каждый держал на вытянутой руке
целую башню тарелок, увенчанную бутылкой, а бедняга хоббит
бежал следом и буквально верещал от испуга:
- Пожалуйста, осторожней! Не беспокойтесь, пожалуйста, я
сам! Но гномы в ответ грянули песню:
Бейте тарелки, бейте розетки!
Вилки тупите,
гните ножи!
Об пол бутылки! В печку салфетки!
Будет порядок - только скажи!
Рвите на части скатерти, гости!
Лейте на стулья жир от котлет!
Корки и кости под ноги бросьте!
Мажьте горчицей ценный паркет!
Чашки и рюмки - в чан с кипятком!
Ломом железным поворошите,
Выньте, откиньте и обсушите -
И на помойку все целиком!
Кто там без дела? Стыд и позор!
Эй, осторожно, хрупкий фарфор!
Перевод стихов И.Комаровой
Ничего подобного они, естественно, не натворили, а,
наоборот, все вымыли и прибрали в мгновение ока, пока хоббит
вертелся посреди кухни, стараясь за ними уследить. Потом все
вернулись в столовую и увидели, что Торин сидит, положив ноги
на решетку камина, и курит трубку. Он выпускал невиданной
величины кольца и приказывал им, куда лететь: то в трубу, то на
часы на каминной полочке, то под стол, то к потолку, где они
начинали описывать круги. Но куда бы не летело кольцо Торина,
Гэндальф оказывался проворнее. Пуф! - он посылал колечко
поменьше из своей короткой глиняной трубки, и оно
проскальзывало сквозь каждое кольцо Торина. После этого колечко
Гэндальфа делалось зеленым, возвращалось к нему и парило у него
над головой. Таких колечек набралось уже целое облако, и в
полумраке комнаты вид у Гэндальфа был таинственный и
по-настоящему колдовской. Бильбо стоял и любовался; он и сам
любил пускать колечки и теперь краснел от стыда, вспоминая, как
накануне утром гордился своими колечками, которые ветер уносил
за Холм
- А теперь перейдем к музыке! - сказал Торин. - Несите
инструменты! Кили и Фили побежали и принесли скрипочки; Дори,
Нори и Ори достали откуда-то из-за пазухи флейты; Бомбур
притащил из прихожей барабан; Бифур и Бофур тоже вышли и
вернулись с кларнетами, которые они, раздеваясь, оставили среди
тростей; Двалин и Балин одновременно сказали: "Извините, но я
забыл мой инструмент на крыльце!"
- Захватите и мой! - сказал Торин. Они приволокли две виолы
ростом с себя и арфу Торина, закутанную в зеленую материю: арфа
была золотая и красивая; и когда Торин ударил по струнам, все
заиграли тоже, полилась такая неожиданная, такая сладостная,
мелодичная музыка, что Бильбо позабыл обо всем и унесся душой в
неведомые края, туда, где в небе стояла чужая луна - далеко По
Ту Сторону Реки и совсем далеко от хоббичьей норки Под Холмом.
Через окошечко в склоне Холма в комнату проникла темнота, огонь
в камине (стоял еще апрель) начал гаснуть, а они все играли и
играли, и тень от бороды Гэндальфа качалась на стене. Тьма
заполнила комнату, камин потух, и тени пропали, а гномы
продолжали играть. И вдруг, сперва один, потом другой, глухо
запели таинственную песню гномов, что пелась в таинственной
глуши их древних жилищ. Вот отрывок из их песни, если только
слова без музыки могут быть похожи на песню:
За синие горы, за белый туман
В пещеры и норы уйдет караван;
За быстрые воды уйдем до восхода
За кладом старинным из сказочных стран.
Волшебники-гномы! В минувшие дни
Искусно металлы ковали они;
Сапфиры, алмазы, рубины, топазы
Хранили они и гранили они.
На эльфа-соседа, царя, богача
Трудились они, молотками стуча;
И солнечным бликом в усердье великом
Украсить могли рукоятку меча.
На звонкие цепи, не толще струны,
Нанизывать звезды могли с вышины;
В свои ожерелья в порыве веселья
Вплетали лучи бледноликой луны.
И пили они что твои короли
И звонкие арфы себе завели;
Протяжно и ново для уха людского
Звучало их пенье в глубинах земли.
Шумели деревья на склоне крутом,
И ветры стонали во мраке ночном;
Багровое пламя взвилось над горами -
И вспыхнули сосны смолистым огнем.
Тогда колокольный послышался звон,
Разверзлась земля, почернел небосклон.
Где было жилище - теперь пепелище:
Не ведал пощады свирепый дракон.
И гномы, боясь наказанья с небес,
Уже не надеясь на силу чудес,
Укрылись в богатых подземных палатах -
И след их сокровищ навеки исчез.
За синие горы, где мрак и снега,
Куда не ступала людская нога,
За быстрые воды уйдем до восхода,
Чтоб золото наше отнять у врага.
Перевод стихов И.Комаровой
И, слушая их пение, хоббит почувствовал, как в нем
рождается любовь к прекрасным вещам, сотворенным посредством
магии или искустными умелыми руками, - любовь яростная и
ревнивая, влечение, живущее в сердцах всех гномов. И в нем
проснулось что-то туковское, ему захотелось видеть громадные
горы, слышать шум сосен и водопадов, разведывать пещеры, носить
меч вместо трости. Он выглянул в окно. На черном небе поверх
деревьев высыпали звезды. Он подумал о драгоценностях гномов,
сверкающих в темных пещерах. Внезапно за лесом За Рекой
взметнулось пламя (наверное, кто-то разжег костер), и Бильбо
представилось, как мародеры-драконы водворяются на его мирном
Холме и сжигают все вокруг. Он вздрогнул и сразу сделался опять
обыкновенным мистером Бэггинсом из Бэг-Энда, что Под Холмом.
Он встал, дрожа всем телом. Он колебался: то ли просто
принести лампу, то ли сделать вид, будто он идет за ней, а
самому спрятаться в погребе между пивными бочками и не
вылезать, пока гномы не уйдут. Но тут он вдруг заметил, что
музыка и пение прекратились, все гномы уставились на него и
глаза их светятся во мраке.
- Куда это вы? - окликнул его Торин тоном, в котором ясно
чувствовалось, что он догадывается о намерениях Бильбо.
- Нельзя ли принести лампу? - робко спросил Бильбо. - Нам
нравится в темноте, - хором ответили гномы. - Темные дела
совершаются во тьме! До рассвета еще далеко. - Да, да, конечно!
- сказал Бильбо и сел, но впопыхах сел мимо скамейки, прямо на
каминную решетку, с грохотом повалил кочергу и совок. - Ш-ш! -
сказал Гэндальф. - Сейчас будет говорить Торин.
И Торин начал так: - Гэндальф, гномы и мистер Бэггинс! Мы
сошлись в доме нашего друга и собрата по заговору,
превосходного, дерзновенного хоббита - да не выпадет никогда
шерсть на его ногах! - воздадим должное его вину и элю! Он
перевел дух, давая хоббиту возможность сказать, как полагается,
вежливые слова, но бедный Бильбо Бэггинс воспринял сказанное
совсем не как похвалу: он шевелил губами, пытаясь опровергнуть
слова "дерзновенный" и , что еще хуже, "собрат по заговору", но
так волновался, что не мог произнести вслух ни звука. Поэтому
Торин продолжал:
- Мы сошлись здесь, дабы обсудить наши планы, наши способы
и средства, наши умыслы и уловки. Очень скоро, еще до рассвета,
мы тронемся в долгий путь, в путешествие, из которого некоторые
из нас, а возможно, даже все, кроме, разумеется, нашего друга и
советчика, хитроумного чародея Гэндальфа, могут не вернуться
назад. Настал торжественный миг. Наша цель, как я полагаю,
известна всем нам. Но уважаемому мистеру Бэггинсу, а может
быть, и кому-нибудь из младших гномов (я думаю, что не ошибусь,
если назову Кили и Фили) ситуация в настоящий момент может
представляться требующей некоторых раз®яснений.
Таков был стиль Торина. Он ведь был важной персоной. Если
его не остановить, он продолжал бы в том же духе без конца,
пока бы совсем не запыхался, но так бы и не сообщил обществу
ничего нового. Однако его самым грубым образом прервали.
Бедняга Бильбо при словах "могут не вернуться назад"
почувствовал, что к горлу у него подкатывается крик, и крик
этот наконец вырвался наружу, пронзительный, точно свисток
паровоза, вылетевшего из туннеля. Все гномы повскакивали с
мест, опрокинув стол. На конце своего волшебного посоха
Гэндальф зажег голубой огонь, и в его мерцающем свете все
увидали, что насчастный хоббит стоит на коленях на коврике
перед каминов и трясется, как желе. Вдруг он плашмя хлопнулся
на пол с отчаянным воплем: "Молния убила! Молния убила!" - и
долгое время от него не могли добиться ничего другого. Гномы
подняли его и перенесли в соседнюю гостиную, с глаз долой,
положили там на диван, поставили рядом стакан вина, а сами
вернулись к своим "темным делам".
- Легко возбудимый суб®ект, - сказал Гэндальф, когда все
заняли свои места. - Подвержен необ®яснимым приступам, но один
из лучших - свиреп, как дракон, которому прищемили хвост
дверью.
Если вам когда-нибудь доводилось видеть лракона, которому
прищемили хвост дверью, то вы поймете, что это чисто
поэтическое преувеличение в применении к любому хоббиту, даже к
двоюродному прадеду Старого Тука по имени Бычий Рев, который
был такого гигантского (для хоббита) роста, что мог ездить
верхом на лошади. Это он когда-то как ураган налетел на армию
гоблинов из Маунт-Грэма в битве на Зеленых Полях и сшиб своей
деревянной палицей голову с плеч их короля Гольфимбуля. Голова
пролетела сто метров по воздуху и угодила прямо в кроличью
нору; таким образом была выиграна битва и одновременно игра в
гольф.
Тем временем изнеженный потомок Бычьего Рева приходил в
себя на диване в гостиной. Отлежавшись и глотнув вина, он с
опаской подкрался к двери в столовую. Говорил Глойн, и вот что
Бильбо услышал:
- Пф! (Или другой какой-то пренебрежительный звук вроде
этого.) Думаете, он подойдет? Легко Гэндальфу расписывать,
какой он свирепый, а ну как возбудится и заорет не вовремя -
тогда дракон и все его родственники проснутся и мы погибли!
Сдается мне, его крик вызван страхом, а вовсе не возбуждением!
Право, не будь на дверях волшебного знака, я бы решил, что мы
попали не туда. Едва я увидел, как этот пузан подпрыгивает и
пыхтит в дверях, я сразу заподозрил неладное. Он больше
смахивает на бакалейщика, чем на взломщика!
Тут мистер Бэггинс нажал на ручку и вошел. Туковская
порода в нем взяла верх. Он почувствовал, что он обойдется без
настоящей постели и без завтрака, толко бы его считали
свирепым. Кстати, он и вправду рассвирепел, услыхав слова "как
этот пузан подпрыгивает...". Много раз впоследствии
бэггинсовская сторона его существа раскаивалась в безрассудном
поступке, и он говорил себе: "Бильбо, ты глупец, ты сам, по
доброй воле, встрял в это дело".
- Прошу прощения, - проговорил он, - я нечаянно услышал
ваши слова. Не буду делать вид, будто понимаю, о чем идет речь;
особенно мне непонятно замечание о взломщиках. Но думаю, что я
правильно усвоил одно (все это он называл "держать себя с
достоинством"): вы считаете меня никуда не годным. Хорошо, я
вам докажу, на что я способен. Никаких волшебных знаков у меня
на дверях нет, ее красили всего неделю назад, и вы, разумеется,
ошиблись адресом. Как только я увидел ваши несимпатичные
физиономии, я сразу заподозрил, что вы попали не туда. Но
считайте, что вы попали туда. Скажите, что надо делать, и я
постараюсь это выполнить, хотя бы мне пришлось сражаться с
кошмарными хобборотнями в Самой Крайней Пустыне. У меня был
двоюродный прапрапрадедушка Тук Бычий Рев, так он...
- Верно, верно, только это было давно, - прервал его
Глойн. - А я говорил про вас. И уверяю вас, на ваших дверях
есть знак, как раз тот знак, который используют - или
использовали в прошлом - представители вашей профессии. И
означает он вот что: "Опытный взломщик возьмется за хорошую
работу, предпочтительно рискованную, оплата по соглашению".
Можете называть себя "кладоискатель высшей категории", если вам
не по вкусу "взломщик". Некоторые именуют себя так. Нам- то все
равно. Гэндальф сообщил нам, что один местный специалист срочно
ищет работу и что собрание назначается здесь, в среду, на пять
часов.
- Как же не быть знаку, - вмешался Гэндальф. - Я сам его
поставил на дверях. И по весьма веским причинам. Вы меня
просили подыскать для экспедиции четырнадцатого, я и выбрал
мистера Бэггинса. Пусть кто-нибудь попробует сказать, что я
ошибся, выбрал не того и попал не туда, и можете отправляться
втринадцатером и получать сполна все, что причитается за
это число. А не хотите - ступайте домой, копайте уголь! Он так
сердито воззрился на Глойна, что гном вжался в спинку стула, а
когда Бильбо открыл было рот, чтобы задать вопрос, Гэндальф
повернулся и кинул на него такой грозный взгляд из-под лохматых
бровей, что Бильбо со стуком захлопнул рот.
- Вот так - произнес Гэндальф. - И чтобы больше никаких
споров. Я выбрал мистера Бэггинса, и будьте довольны. Если я
сказал, что он Взломщик, - значит, он взломщик или будет
взломщиком, когда понадобится. Он далеко не так прост, как вы
думаете, и совсем не так прост, как думает он сам. Настанет
время, когда вы все (если доживете) будете благодарить меня за
него. А теперь, Бильбо, мой мальчик, неси-ка лампу и прольем
немного света вот на эту вещь. На столе, под большой лампой с
красным абажуром, он расстелил обрывок пергамента, похожий на
карту.
- Это дело рук Трора, вашего деда, Торин, - сказал он в
ответ на взволнованные возгласы гномов. - Это план Горы. - Не
вижу, чем это нам поможет, - разочарованно сказал Торин, быстро
оглядев план. - Я и без того прекрасно помню Гору и ее
окрестности. Я знаю, где Кромешный Лес и где Иссохшая Пустошь,
- там водились драконы. - Тут на карте и нарисован Дракон, -
сказал Балин, - но коль скоро мы доберемся до Горы, мы и без
карты его найдем. - Есть еще одна подробность, которой вы не
заметили, - возразил волшебник, - потайной ход. Видите вот ту
руну на западной стороне и руку с вытянутым указательным
пальцем над другими рунами, слева? В этом месте есть потайной
ход в Нижний Ярус. - Когда-то он, возможно, и был потайным, -
возразил Торин, - но где уверенность, что он остался потайным
до сих пор? Старый Смог живет там так давно, что у него было
время разобраться во всех ходах и выходах. - Может, и так, но
он им все равно не пользуется. - Почему? - Потому что ход
слишком узок для него. "Пять футов двери вышиною, пройти там
трое могут в ряд", - гласят руны. В такую нору Смог не мог бы
протиснуться даже в молодые годы, а тем более теперь, когда он
пожрал столько гномов и людей из Дейла.
- А по-моему, нора очень широкая, - подал голос Бильбо
(который никогда не сталкивался с драконами, а что касается
нор, был знаком только с хоббичьими). Он опять разгорячился и
увлекся происходящим, и забыл, что лучше помалкивать. Он обожал
всякие карты, у него у самого в прихожей висела большая карта
Окрестностей, где его любимые дорожки для прогулок были
помечены красными чернилами. - Не пойму, как такую огромную
дверь можно утаить от кого бы то ни было, даже если Дракон
проглядел ее? - спросил он. (Не забывайте, он был всего лишь
маленький хоббит.)
- Самыми разными способами, - ответил Гэндальф. Но как
утаили именно эту дверь, мы не узнаем, пока не увидим ее своими
глазами. Насколько я могу понять из надписей на карте, дверь
надежно заперта и сливается с Горой. Обычный прием гномов, если
не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, - подтвердил Торин. - Кроме того, -
продолжал Гэндальф, я забыл упомянуть, что к карте приложен
ключик необычной формы. Вот он! - И Гэндальф протянул Торину
серебряный ключ с длинным стержнем и с затейливой бородкой. -
Берегите его!
- Еще бы не беречь! - сказал Торин и нацепил ключик на
золотую цепочку, которая висела у него на шее и уходила под
куртку. - Теперь наше положение перестает быть таким
безнадежным. До сих пор нам было не ясно, с чего начинать. Мы
думали держать путь на Восток, соблюдая осторожность и
осмотрительность, и дойти до самого Долгого Озера. Тогда-то и
начались бы неприятности...
- Не тогда, а намного раньше; уж я-то знаю, что такое путь на
Восток, - прервал Гэндальф. - Оттуда мы могли бы двинуться
вверх по Реке Быстротечной, - продолжал Торин, пропустив слова
Гэндальфа мимо ушей, - и достичь развалин Дейла - старинного
города в долине реки под сенью Горы. Правда, никому из нас не
по душе идти через Главные Ворота. Там река течет прямо под
ними, по туннелю, сквозь большой утес у Южной Оконечности Горы,
и из этих же ворот обыкновенно вылетает дракон, на мой взгляд,
слишком часто, если только он не переменил своих привычек.
- Да, там не пройти, - сказал волшебник, - если не
заручиться поддержкой какого-нибудь знаменитого Воина, а то и
Сказочного Богатыря. Я пытался кого-нибудь подыскать, но воинам
нынче не до того - они сражаются друг с другом в чужих краях, а
сказочных богатырей в здешних местах раз, два - и обчелся, если
они вообще не перевелись. Мечи затупились, боевыми топорами
валят деревья, щиты употребляют вместо люлек и крышек для
кастрюль, а драконы, по счастью, за тридевять земель, и для
здешних жителей они фигуры почти что легендарные. Потому-то я и
решил