Теперь  придется
отослать назад  чудных  пони.  Гномы  недовольно  заворчали, но
Гэндальф посоветовал вести себя осмотрительнее. -  Беорн не так
далеко, как вы думаете, и вообще надо обещания
     выполнять. Беорн - опасный враг. У  мистера Бэггинса глаза
получше ваших: он свидетель, что  каждую  ночь  с  наступлением
темноты рядом появлялся большой медведь  или  сидел  поодаль  и
наблюдал при свете луны  за  нашим лагерем.Он не только охранял
вас и следил,  туда  ли вы едете, но  и  присматривал за своими
пони. Беорн  вам друг, но своих  животных он любит,  как родных
детей. Вы даже не представляете, какое одолжение он вам сделал,
разрешив ехать на своих пони так далеко и так быстро.
     - А как насчет лошади? - спросил Торин. -  Вы, кажется, не
упомянули, что вы ее отсылаете. - Я и не отсылаю. - Как же ваше
обещание?  - Это  мое  дело. Я не  отсылаю  лошадь оттого,  что
возвращаюсь на ней сам!
     Так  они  услыхали, что Гэндальф собирается бросить их  на
опушке  Черного  Леса, и  пришли  в  отчаяние.  Но  как  его ни
убеждали,  решения  он   не  переменил.  -  Обо  всем  этом  мы
договорились на Карроке, - возразил он. -
     Спорить  бессмысленно.   Как  я  уже  говорил,  меня  ждут
неотложные дела на  Юге.  Я и  так  из-за вас опаздываю.  Может
быть, мы  еще встретимся до  конца приключения, а может быть, и
нет.  Это  зависит от того, насколько вы  удачливы,  отважны  и
сообразительны. Я посылаю с  вами  мистера Бэггинса, ведь я вам
не раз говорил, что он не так прост, как вы думаете. Скоро вы в
этом  убедитесь.  Так  что  не унывай, Бильбо, не  хмурься!  Не
унывайте, Торин и К! Экспедицию  затеяли  вы  сами. Думайте все
время о сокровищах, которые вас ждут, и выбросьте из головы лес
и дракона! По крайней мере - до завтрашнего утра!
     Наутро он повторил то же самое. Пришлось им наполнить мехи
водой из  прозрачного родника, бившего  у самого входа в лес, и
расседлать пони. Поклажу  они  поделили между собой поровну, но
Бильбо  счел  свою  долю  невыносимо  тяжелой,  ему  совсем  не
улыбалось тащить тюк на спине много миль.
     - Не  волнуйтесь,  -  утешил  его Торин. -  Тюк  полегчает
слишком скоро, еще  захотите,  чтобы мешки стали тяжелее, когда
провизия  начнет  подходить к концу. Наконец они простились  со
своими пони и повернули их головами
     к  дому.  Те весело затрусили обратно, явно радуясь  тому,
что  оставляют  позади   мрак   Черного  Леса.  Бильбо  мог  бы
поклясться, что в ту минуту, как пони повернули к дому, от леса
отделилась  темная  фигура, схожая с медвежьей, и пустилась  за
ними вслед.
     - До свиданья! - сказал  Гэндальф  Торину. - Всем, всем до
свиданья! Идите через лес прямо, не сходите с тропы, а  то вряд
ли найдете ее снова и вряд  ли выйдете из Черного Леса. В таком
случае ни  мне, ни  кому другому вас больше не  видать. - А нам
обязательно идти через лес? - простонал хоббит.
     - Да, обязательно! - отрезал волшебник.  -  Или  вы  идете
насквозь  через лес,  или  откажитесь от сокровищ.  Да  я и  не
позволю  вам  теперь  пойти  на попятный, мистер  Бэггинс.  Мне
стыдно  за  вас! Как  вы  можете  даже  думать  так?  Теперь вы
отвечаете передо мной за всех гномов.
     - Нет, нет! - начал оправдываться Бильбо. - Вы меня не так
поняли. Я хотел сказать  - нет ли дороги в обход? -  Есть, если
тебе хочется топать лишние двести миль к Северу,
     а потом вдвое больше к Югу. Нет, уж лучше держитесь лесной
тропы,  не  падайте  духом,  уповайте на будущее, и,  если  вам
невероятно повезет, вы, может быть, и выйдете в один прекрасный
день из леса  и  увидите  впереди Длинное Болото, а  за  ним  -
возвышающуюся на Востоке Одинокую Гору, где живет старина Смог.
Будем надеяться, что он вас не ждет.
     - Утешили,  нечего   сказать,  -  проворчал  Торин.  -  До
свиданья! Не хотите идти с нами, так лучше уж поезжайте. Хватит
разговоров! - Тогда  до свиданья, и пусть свидание состоится! -
произнес Гэндальф и, повернув лошадь, поехал на Запад. Но он не
мог утерпеть,  чтобы  не  сказать самых последних напутственных
слов.  Он  повернулся  и  приставил   ладони   ко   рту.  -  До
свида-а-анья! Пожа-а-алуйста, осторо-о-ожней!  Не сходи-и-ите с
тропы-ы ! - донеслось до них еле слышно.
     Затем Гэндальф пустил  лошадь галопом и скрылся из виду. -
До свиданья, до свиданья, скатертью дорога! - проворчали
     гномы, сердясь еще больше оттого, что  от®езд Гэндальфа их
ужасно  огорчил.  Предстояла  самая опасная часть  путешествия.
Каждый взвалил  на плечи тяжелый тюк  и кожаный мешок  с водой,
потом они повернулись спиной к  солнечному  свету  и вступили в
Черный Лес.

        Пауки и мухи 
 Они вошли в
лес, словно в мрачный туннель, пройдя
     гуськом  под  аркой,  которую  образовывали  два   высоких
дерева, склонившихся друг к  другу,  - такие старые и настолько
задушенные  плющом,   что  на  ветках  лишь  кое-где  виднелись
побуревшие листочки. Вскоре дневной свет остался у входа в лес,
далеко позади,  словно яркая светящаяся дырочка. Узкая тропинка
вилась между  стволами.  Тишина  сделалась  столь глубокой, что
звук  шагов  гулко   отдавался   в  лесу  и  казалось,  деревья
нагибаются и прислушиваются.
     Когда глаза  их  привыкли  к  полумраку,они  стали кое-что
различать   по   сторонам   в  темно-зеленом  сумраке.   Иногда
тоненькому солнечному лучику удавалось прорваться сквозь листву
и  спутанные  ветки.  Но  это  было  редко,  а  потом  и  вовсе
прекратилось. В лесу прыгали черные белки.  Зоркие и любопытные
глаза Бильбо,
     освоившись  в  темноте,  подмечали, как, вильнув  пушистым
хвостом,  белки  удирали с тропинки и прятались  за  стволы.  В
подлеске, в плотных слоях сухих листьев слышались шорох, возня,
шныряние и ворчание.Но  кто издавал все эти звуки,Бильбо не мог
разглядеть. Что было самое противное - так это паутина: густая,
необыкновенно толстая,  она  протягивалась  от дерева к дереву,
оплетала нижние ветки по обе  стороны  тропы.  Тропу паутина не
пересекала нигде, по волшебной ли причине или по какой другой -
неизвестно.
     Прошло немного времени, и они  возненавидели  лес  так  же
горячо, как ненавидели гоблинские туннели; им  казалось, что из
него уже никогда не выбраться. Под лесной полог не проникало ни
единого дуновения чистого
     воздуха, там  навсегда  застыли  духота, темнота и тишина.
Даже гномов это угнетало, хотя они и привыкли работать в шахтах
и подолгу жили под землей. А  уж хоббит - даром что жил в норке
-  любил  проводить  летние  дни  на  воздухе  и  теперь совсем
задыхался.
     Хуже всего  было  ночью.  Тьма становилась непроглядной, и
это не преувеличение - они действительно ничего не видели. Нет,
пожалуй, неправда, что ничего: они видели чьи-то глаза. Ночью в
окружающей  тьме  начинали  вспыхивать  огоньки,  на   путников
нацеливались пары  глаз  -  желтые,  красные,  зеленые, - потом
исчезали и возникали уже в другом месте. Порой огоньки сверкали
откуда-то сверху, с веток, и это было очень  страшно. Но больше
всего  Бильбо  не  нравились отвратительные, бледные,  выпуклые
глаза. "Как  у насекомых, -  думал он, - только что-то чересчур
большие".
     Ночью   они   не  мерзли,  но  все  же  сначала   пытались
поддерживать  сторожевой  костер.  Вскоре, однако, пришлось  от
костров отказаться, так как стоило зажечь огонь -  и из темноты
на  путешественников  со всех сторон начинали пялиться сотни  и
сотни глаз,  хотя  сами  обладатели глаз оставались невидимыми.
Что еще хуже - огонь привлекал тысячи серых и черных мотыльков,
подчас величиной с ладонь; они  вились  и  трепыхались у самого
лица. Мотыльки  надоедали  невыносимо,  равно  как  и  огромные
черные, как вакса, летучие мыши.  Пришлось  по  ночам дремать в
сплошной, наводящей жуть тьме.
     Все  это,   как   казалось   хоббиту,  продолжалось  целую
вечность. Он всегда  хотел  есть, потому что теперь приходилось
экономить продукты. Дни следовали за днями,  а  лес  ничуть  не
менялся,  и  путники  встревожились. Запасы провизии  иссякали.
Гномы попробовали стрелять белок и  потратили  уйму  стрел,  но
сбили лишь одну. Когда ее зажарили,  она оказалась нес®едобной,
и белок оставили в покое.
     Их мучила жажда, так как запасы воды убывали, а им пока не
попалось ни  одного источника или  ручейка. Так все и шло, пока
однажды  дорогу  им не преградил поток, неширокий, но  быстрый,
казавшийся тоже черным.  Хорошо, что Беорн предостерег их, а то
они непременно  напились бы воды  и наполнили бы пустые мехи. А
теперь  они  задумались, как перейти поток, не  входя  в  воду.
Когда-то тут, видно, пролегали деревянные мостки,  но сейчас от
них остались лишь обломанные столбики у самого берега.
     Бильбо встал на колени и,  вглядевшись  в  черноту,  вдруг
воскликнул :  - У того берега лодка!  Что бы  ей быть на  нашей
стороне ! - Как вы думаете, далеко она? - спросил  Торин. Гномы
уже  убедились,  что  у  Бильбо  самые  зоркие глаза. -  Совсем
недалеко. Метрах в десяти, не больше. - Всего  десять метров! Я
думал, тут по крайней мере двадцать пять! Что  делать, я теперь
не так хорошо  вижу,  как сто  лет  назад. Впрочем, десять  или
двадцать пять - какая разница?  Нам  все  равно не перепрыгнуть
ручей,  а  плыть  или  идти  вброд  опасно. - Умеет  кто-нибудь
забрасывать веревку? - Что толку? Даже если удалось бы зацепить
лодку,  она  наверняка  привязана.  - По-моему, нет,  -  сказал
Бильбо,  -  но в  такой  темноте не  разглядишь.  - Дори  самый
сильный, но  Фили самый молодой, и глаза у  него лучше видят, -
сказал Торин. - Фили, подойди сюда, видишь ты  лодку, о которой
говорит мистер Бэггинс?
     Фили  долго  всматривался  и,  наконец  разглядев   лодку,
определил, как  мог,  расстояние.  Ему  принесли веревку, самую
длинную  из взятых  с  собой, и привязали  к  ее концу  большой
железный крюк - из тех,  которыми  пристегивали  тюки к ремням,
когда несли их на спине. Фили  взял крюк в руку, покачал его на
ладони и швырнул через поток.
     Крюк  плюхнулся  в воду!  -  Недолет!  -  заметил  Бильбо,
следивший за  процедурой. - Еще  полметра, и он бы зацепился за
лодку. Попробуй  еще раз. Думаю,  что, если ты и дотронешься до
мокрой веревки, чары тебе не повредят.
     Фили вытянул  веревку и взялся  за крюк, но проделал это с
большой  опаской.  Вторично  он  зашвырнул  веревку  дальше.  -
Спокойно! -  сказал Бильбо. -  Ты закинул крюк за дальний борт.
Тяни полегоньку.
     Фили  стал  медленно  тянуть,  и вскоре Бильбо  сказал:  -
Осторожней! Крюк лежит на борту, надо, чтобы он не соскользнул.
     Крюк зацепился за  борт,  веревка натянулась, Фили тащил и
тащил, но безрезультатно.  Ему на помощь пришел Кили, потом Ойн
и Глойн.  Они тянули изо всех сил и  вдруг все разом хлопнулись
навзничь. Но  Бильбо был начеку,  он перехватил у них веревку и
задержал  палкой   черную   лодочку,   которую  быстро  понесло
течением.
     - Помогите! - закричал Бильбо, и подоспевший на крик Балин
схватил лодку за  корму. - Значит, все-таки она была привязана,
- сказал Балин, глядя на обрывок фалиня, прикрепленный к лодке.
- Удачный рывок, друзья,  и  удачно, что наша веревка оказалась
крепче. - Кто поплывет первый? - спросил Бильбо. - Я, - ответил
Торин,  -  и  со мной вы, Фили и Балин. Больше в лодке никто не
поместится. Затем Кили, Ойн, Глойн и  Дори,  потом  Ори,  Нори,
Бифур и Бофур.  И  последними  - Двалин и Бомбур.  -  Всегда  я
последний, мне надоело, - запротестовал Бомбур. - Пусть сегодня
кто-нибудь другой будет  последним. - А зачем ты такой толстый?
Вот и плыви, когда в лодке меньше груза. И не вздумай ворчать и
оспаривать приказания,  а  то  с  тобой  произойдет  что-нибудь
скверное. - Тут нет весел. Как же перебраться  на другой берег?
- поинтересовался  хоббит. - Дайте мне  еще одну веревку  и еще
крючок, - попросил Фили. Привязав крюк к веревке, он закинул ее
в  темноту  как можно дальше и  выше.  Крюк не свалился вниз  -
следовательно, застрял  в  ветвях.  -  Залезайте, - скомандовал
Фили, - кто-нибудь будет тянуть за веревку, которая в ветвях, а
кто-нибудь из оставшихся пусть держит первую  веревку. Когда мы
переправимся на тот берег, тяните лодку обратно.
     Таким  образом  они  все благополучно переправились  через
заколдованный поток. Только  что Двалин вылез из лодки на берег
с мотком веревки в руках,  а  Бомбур  (кстати, не перестававший
ворчать) собирался  последовать за ним, как вдруг действительно
произошло нечто  скверное. Впереди на тропке послышался бешеный
стук копыт, из темноты возник  силуэт  мчащегося  оленя.  Олень
врезался в отряд гномов, раскидал их в разные стороны и взвился
в воздух. Он перемахнул через поток одним прыжком, но... ему не
удалось достичь  того  берега  невредимым.  Торин,  едва ступив
первым на противоположный берег, натянул лук и вложил стрелу на
тот случай, если  поблизости  притаился хозяин лодки. Торин был
единственный, кто  удержался  на  ногах  и сохранил присутствие
духа  ;  теперь он  уверенно  и метко  послал  стрелу в  оленя.
Приземлившись,  зверь  пошатнулся,  его  поглотила  тьма  леса,
послышался звук спотыкающихся копыт, потом все стихло.
     Только все  хотели  воздать  хвалу  меткому  стрелку,  как
послышался  отчаянный  возглас Бильбо: - Бомбур в воде!  Бомбур
тонет!
     Мечты об оленине  вышибло у них  из головы. Увы!  То  была
правда.  Когда  олень вылетел  из  лесу  и  опрокинул  Бомбура,
толстяк  стоял  на  суше  только  одной  ногой.  Падая,  Бомбур
нечаянно отпихнул  лодку  от  берега,  попытался  ухватиться за
скользкие корни, руки у него сорвались, он плюхнулся  в воду, а
лодку закрутило и унесло по течению.
     Все кинулись к  ручью и увидели над водой капюшон Бомбура.
Они быстро кинули ему веревку с крюком и вытянули его  на сушу.
Бомбур, естественно, промок насквозь, и это было еще ничего, но
вот беда: он спал, сжимая  веревку  в руке, да так крепко,  что
руку  не  могли разжать. Он продолжал спать,  несмотря  на  все
попытки его разбудить.
     Они все еще стояли над  ним,  проклиная  его неуклюжесть и
свою невезучесть  и  оплакивая  утрату  лодки,  лишенные теперь
всякой  возможности   подобрать  убитого  оленя,  как  вдруг  в
отдалении  послышались  звуки  рога  и  лай  собак.  Неожиданно
впереди  на   тропе   показалась   белая   лань,  настолько  же
ослепительно белоснежная, насколько олень был черен. Прежде чем
Торин  успел   предостерегающе   крикнуть,   гномы  вскочили  и
выстрелили из луков.  Ни  одна стрела  не  попала в цель.  Лань
повернулась  и  исчезла  среди  деревьев так же  бесшумно,  как
появилась, и гномы напрасно продолжали пускать стрелы ей вслед.
     - Стойте! Перестаньте! - закричал Торин,но поздно: гномы в
возбуждении расстреляли последние стрелы.  И  теперь подаренные
Беорном луки стали бесполезны. Уныние охватило  всю компанию, и
в последующие дни оно еще
     усилилось. После заколдованного ручья  тропа  вилась точно
так же, лес был все тот  же. Если бы они знали о лесе побольше,
то догадались бы, что приближаются  к  восточной  опушке леса и
еще немного терпения и отваги и они выйдут в более  редкий лес,
куда проникает  солнце. Но они не  догадывались. К тому  же они
попеременно несли тяжелого Бомбура - четверо  тащили  е  го,  а
остальные несли их  поклажу. Не полегчай тюки за последние дни,
им  бы  нипочем  не  справиться.  Но  даже  тяжелые  тюки лучше
тяжелого Бомбура. Толстяк, к сожалению, не заменял собой мешков
с едой. Настал день, когда у  них почти не осталось ни пищи, ни
питья. В лесу  ничего  не  росло - лишь губки  на  деревьях  да
растения с бледными листьями и неприятным запахом.
     Через четыре дня  после  того, как они переправились через
поток,   начался   сплошной   буковый   лес.   Путники   сперва
обрадовались этой перемене: пропал подлесок, темнота  перестала
быть  такой  густой, освещение  сделалось  зеленоватым.  Однако
светились   лишь   бесконечные   ряды  прямых  серых   стволов,
возвышающихся,  словно  колонны в  громадном  сумеречном  зале.
Появился ветерок, зашелестела листва, но и  шелест был какой-то
печальный.  Сверху   слетали   листья,  напоминая  о  том,  что
приближается осень. Под ногами шуршал сухой ковер, накопившийся
от прежних осеней.
     Два дня спустя они заметили, что тропа пошла  под уклон, и
скоро  оказались  в  ложбине,  заросшей могучими дубами.  -  Да
кончится когда-нибудь  этот проклятый лес?! - проговорил Торин.
- Кто-то  должен  залезть  на  дерево,  просунуть голову сквозь
листву и оглядеться.  Надо выбрать самое высокое дерево у самой
тропы.
     Конечно, под "кто-то" разумелся Бильбо. Выбор  пал на него
потому, что забираться - так уж забираться на самую верхушку, а
для этого надо быть очень легким, чтобы выдержали тонкие ветки.
Несчастный  мистер  Бэггинс  был  не большой мастак  лазать  по
деревьям,  но  делать  нечего  - его посадили на  нижние  ветки
исполинского дуба, росшего на обочине,  и  хочешь  не хочешь, а
пришлось  карабкаться  вверх.  Бильбо продирался сквозь  густые
сучья,  ветки  хлопали  его  по  лицу,   кололи  глаза,  Бильбо
перепачкался зеленым и черным о старую кору, много  раз чуть не
сорвался  и  наконец,  преодолев  самый  трудный  участок,  где
буквально не за что было ухватиться, долез до верха. А пока лез
- только  и думал, есть  ли на  дереве пауки и  удастся ли  ему
спуститься вниз, не свалившись.
     Наконец голова  его  оказалась над лиственной крышей. Свет
ослепил  Бильбо.  Снизу  его  окликали гномы, но он  ничего  не
отвечал и,  зажмурившись,  только  крепче  вцеплялся  в  ветки.
Солнце сверкало  так ярко, что он  долго не мог  открыть глаза,
когда же открыл, то  увидел  море темной зелени, колышущейся на
ветру. Бильбо долго наслаждался ветерком, ласкавшим  ему лицо и
волосы. Наконец  крики  гномов,  которые  там, внизу, буквально
лопались  от  нетерпения,   напомнили   ему  о  деле.  Он  стал
оглядываться по сторонам, но сколько ни  гляди  -  кругом  было
сплошное море зелени.
     На  самом-то  деле,  как  я  уже  говорил, до опушки  леса
оставалось  недалеко.  Будь  Бильбо  посообразительнее,  он  бы
понял, что  высокое дерево, на котором  он сидел, росло  на дне
широкой впадины, и с верхушки невозможно было заглянуть за край
этой большой чаши и увидеть,  как  далеко  простирается лес. Но
Бильбо  этого  не  понял,  и поэтому полез вниз  в  совершенном
отчаянии.  Исцарапанный,  потный,  несчастный, он спустился  во
мрак леса и  долго не мог  ничего различить вокруг.  Его  отчет
поверг и остальных в отчаяние.
     - Лес нигде, нигде не кончается.  Что  нам  делать?  Какой
толк было посылать  хоббита? - восклицали они, как будто Бильбо
был виноват во всем. В этот вечер они доели последние  крохи, а
проснувшись наутро,
     опять ощутили грызущий голод. Лил дождь и уже просачивался
коегде через густой полог леса.Во рту у них пересохло от жажды,
но дождь  не принес облегчения -  не будешь же  стоять, высунув
язык,  и  ждать,  когда  на  язык  упадет  капля.  Единственное
утешение им неожиданно доставил Бомбур!
     Он  вдруг  проснулся, сел и задумчиво поскреб затылок.  Он
никак не мог взять  в толк, где он и почему такой  голодный: он
забыл все,  что происходило после пирушки  в доме хоббита  в то
майское утро. Немалых трудов им стоило  убедить  его,  что  все
было так, как они рассказывают.
     Услыхав, что есть нечего, он  горько  заплакал.  - Зачем я
только проснулся! - воскликнул он. - Я видел такие
     прекрасные сны! Мне снилось,  будто  я бреду по лесу вроде
этого, на деревьях горят факелы, с  веток  свисают  фонари,  на
земле пылают костры.  В  лесу идет  пир,  идет и не  кончается.
Лесной король сидит  в короне из листьев, все распевают веселые
песни,  а  уж какие там блюда  и  напитки! Я просто описать  не
могу.
     - Тем лучше, - сказал Торин. - Раз ты не способен говорить
ни о чем другом, кроме еды, то лучше помолчи. Нам и так от тебя
одни неприятности. Если б  ты  с