_все это_ - только иллюзия. Каждое утро, каждая ночь сделают пережитое
еще более нереальным, похожим на сон. Нам следовало бы  держаться  вместе,
не давать ослабнуть воспоминаниям. _Они_ предвидели эту опасность. Поэтому
мы и оказались на морском берегу, в  привычных  для  нас  условиях  родной
планеты. И я не допущу никаких тривиальностей, Элли. Помни это. _Все_ было
на самом деле. Не во сне. Не забывай, Элли.


   Невзирая на все обстоятельства, Эда выглядел абсолютно спокойным.  Элли
поняла почему. Они с ВГ маялись, держали ответ, а он вычислял.
   -  Как  я  теперь  понимаю,  эти  тоннели  представляют  собой  мостики
Эйнштейна - Розена. В общей теории  относительности  имеется  такой  класс
решений. Он аналогичен черным дырам, но  эволюционно  не  связан,  подобно
черным дырам, с гравитационным коллапсом звезд. Но после  образования  они
сразу же расширяются и сжимаются, не позволяя никому путешествовать в них.
В черных дырах возникают чудовищные приливные силы и, по  крайней  мере  с
точки зрения оставшегося позади наблюдателя, на такое  путешествие  уходит
бесконечное время.
   Элли не усмотрела в этих словах особого прогресса и попросила Эда  дать
пояснения. Основная трудность, по его словам,  заключалась  в  том,  чтобы
удержать открытым тоннель. И Эда уже успел обнаружить целый класс  решений
своих  уравнений   поля,   свидетельствовавший   о   наличии   неизвестных
макроскопических  сил,  способных   наподобие   поверхностного   натяжения
удерживать открытым тоннель.  В  этом  случае  можно  было  избежать  всех
трудностей, характерных для черных дыр: приливные  напряжения  становились
значительно меньше,  в  тоннель  можно  было  входить  с  обоих  концов  и
перемещаться в нем за короткое время, с точки зрения внешнего наблюдателя,
не подвергаясь при этом убийственному воздействию излучения.
   - Я еще не знаю, сохраняет  ли  тоннель  стабильность  при  воздействии
малых возмущений, - сказал он. -  Если  нет,  они  могли  создать  сложные
системы подпитки и устранить возможную  нестабильность.  Но  окончательной
уверенности у меня пока нет. Но если это действительно мостики Эйнштейна -
Розена, нам будет чем ответить на новые обвинения.
   Эда торопился в Лагос, краешек зеленого  билета  нигерийских  авиалиний
торчал из его кармана. Он сомневался, что сумеет полностью  разобраться  в
той  новой  физике,   о   существовании   которой   свидетельствовало   их
путешествие. Даже выражал неуверенность, что  вообще  годен  для  подобной
задачи,  еще  и  потому,  что  считал  свой  возраст  слишком  зрелым  для
физика-теоретика. Ему было уже тридцать восемь. Но больше всего, признался
он Элли, его тянуло домой. Эда успел соскучиться по жене и детишкам.
   Она обняла его на прощание и сказала,  что  считала  знакомство  с  ним
честью для себя.
   - Зачем прошедшее время? - удивился он. - Мы еще  увидимся.  И  знаете,
Элли, - добавил уже почти на ходу, - сделайте кое-что для меня.  Вспомните
все, что там было, до последней детали. И запишите, а потом пришлите  мне.
Наш опыт есть результат эксперимента. И один из нас может  заметить  нечто
важное, существенное для понимания событий, что могли упустить  остальные.
Пришлите мне ваши записи. Я уже всех попросил об этом.
   Он помахал ей  рукой,  приподнял  потрепанный  чемоданчик  и  исчез  за
дверцей уже ожидавшей служебной машины.
   Все раз®езжались по своим национальным квартирам, но Элли казалось, что
распалась ее семья. Она тоже преобразилась. А как же иначе? Из нее изгнали
демона. Даже  нескольких.  И  как  раз  в  тот  самый  момент,  когда  она
почувствовала в  себе  способность  любить,  оказалось,  что  любить-то  и
некого.


   Ее прихватили с завода на вертолете. Весь долгий перелет до  Вашингтона
на правительственном самолете она проспала - людям из Белого дома пришлось
даже расталкивать ее, когда  они  поднялись  на  борт  с  дальней  дорожки
аэродрома Хиккамфилд на Гавайях.
   Они пошли на сделку. Элли могла возвращаться на "Аргус",  конечно,  уже
не в качестве директора, и заниматься любым интересующим  ее  вопросом.  С
ней, так сказать, заключили пожизненный контракт.
   - Будем разумными, - провозгласил Китц, соглашаясь на компромисс. -  Вы
даете нам солидные, убедительные свидетельства,  и  мы  сами  поможем  вам
распространить заявление. Будем  считать,  что  мы  просто  попросили  вас
помолчать, пока у нас не появится абсолютная уверенность в вашей  правоте.
И в пределах разумного будем поддерживать все ваши исследования.  Если  мы
об®явим обо всем немедленно,  когда  схлынет  волна  энтузиазма,  скептики
тотчас начнут требовать доказательств. Это будет компрометировать как вас,
так и нас. Собирайте доказательства, если сумеете.
   Похоже, это президент потребовала от него изменить тон.  Едва  ли  Китц
сам пошел на мировую.
   Но при этом она не должна распространяться обо всем,  что  произошло  в
Машине. Пятеро посидели-посидели, поговорили и вышли из Машины. И если она
осмелится проронить хоть слово или намекнуть...  правительство  немедленно
обнародует врачебное заключение, и тогда, выражая всяческие сожаления,  ее
немедленно уволят.
   Она  думала,  чем  пытались  купить  молчание  Питера  Валериана,   ВГ,
Абоннемы. И просто не представляла, как можно заставить молчать остальных,
если  только  не  расстрелять  следственные   группы   и   весь   персонал
консорциума. Дело во времени.  Значит,  решила  Элли,  они  покупают  себе
передышку.
   Она удивилась, почему  их  пытались  припугнуть  столь  незначительными
наказаниями, но, с другой стороны, Китц не допустит нарушений  соглашения.
Впрочем, править ему уже оставалось недолго. Через год  в  соответствии  с
Конституцией истекал второй срок правления администрации Ласкер. Китц  уже
вошел  партнером  в  юридическую  фирму,  известную  в  Вашингтоне   своей
военно-промышленной клиентурой.
   Но Элли считала, что Китц способен  посягнуть  и  на  большее.  Его  не
слишком беспокоило все, что происходит в центре Галактики.  Он  страдал  -
она была уверена в этом, - потому что тоннель оставался открытым, и не  от
Земли, а к Земле. Элли подумала, что  сборочное  предприятие  на  Хоккайдо
вскоре демонтируют. Инженеры вернутся на заводы и в  университеты.  Что-то
они еще будут говорить... Додекаэдр наверняка выставят в научном городке в
Цукуба.  А  потом   через   какое-то   время,   когда   внимание   мировой
общественности будет приковано к иным вопросам, на том месте, где собирали
Машину, произойдет взрыв... ядерный, если Китц  сумеет  подыскать  удобное
об®яснение. После ядерного взрыва под предлогом  радиоактивного  заражения
все это место можно будет об®явить запретной зоной. По крайней мере там не
будут  шататься  зеваки,  и  никто  ни  на  что  не  наткнется.  Возможно,
небезразличное  отношение  Японии  к  ядерному   оружию   заставит   Китца
ограничиться обычной взрывчаткой. Все обставят как очередную катастрофу на
угольных копях Хоккайдо. Хотя сомнительно, чтобы даже  ядерный  взрыв  мог
нарушить целостность тоннеля, думала Элли.
   Впрочем, может быть, Китц ни о чем таком и не помышлял.  И  она  просто
недооценивает его. В конце концов и он уже наверняка  заражен  Машиндо.  У
него есть семья, друзья,  любимые  люди.  Ну  хотя  бы  что-то  он  должен
понимать?


   На следующий день президент наградила ее Национальной медалью  Свободы.
Публичная церемония состоялась в Белом доме. Посреди беломраморной стены в
камине пылали поленья. Изрядную часть своего политического капитала и куда
более обыденной его разновидности президент  нажила  на  Машине  и  потому
намеревалась сохранить лицо перед всей страной и миром. Вложения в  Машину
приносили доход и в Штатах, и во всем мире. Новые предприятия  процветали,
новые технологии сулили людям едва ли не большие  блага,  чем  изобретения
Томаса Эдисона. Мы обнаружили, что мы не одни, что  в  космосе  существуют
создания куда более разумные. И наши представления о себе тоже  изменились
навеки, заметила президент. От своего имени и, безусловно,  от  лица  всех
американцев она берется утверждать, что открытие лишь укрепило ее  веру  в
Бога,  творящего  жизнь  и  разум  на  многих  мирах,  и  это,  по  мнению
президента, не противоречит воззрениям  ни  одной  из  религий.  Но  самым
большим благом, дарованным нам  Машиной,  оказался  дух,  воцарившийся  на
Земле с ее появлением, дух сотрудничества и взаимопонимания  среди  людей,
наконец осознавших, что все мы - лишь пассажиры на утлом суденышке посреди
волн пространства и времени. Дух, воплотивший в себе  глобальное  единство
планеты как всеобщую цель, известную всем под именем "Машиндо".
   Президент представила Элли  прессе  и  телерепортерам,  сообщила  о  ее
упорных  12-летних  трудах,  о  проявленных  в  ходе   работы   выдающихся
способностях, о смелости, потребовавшейся, чтобы вступить на борт  Машины.
Ведь никто не знал, что выкинет этот механизм. Доктор Эрроуэй  сознательно
рисковала собственной жизнью. Она потрудилась больше, чем кто-либо другой.
Но  Машина  не  заработала,  и  в  этом  нет  вины  доктора  Эрроуэй.  Она
заслуживает благодарности американцев и всех  живущих  на  Земле.  Элли  -
очень скромный человек. Но когда  потребовалось,  она,  оставив  привычное
уединение, возложила на свои плечи  этот  тяжкий  груз  -  и  истолкование
Послания, и сооружение  Машины.  И  продемонстрировала  такое  уважение  к
прессе, что ей самой как президенту остается только завидовать.  А  теперь
доктору Эрроуэй следует дать возможность спокойно заняться  своей  научной
работой. Все заявления для прессы, брифинга и интервью уже сделали министр
обороны Китц и советник по науке дер Хиир. Президент надеется, что  пресса
не   будет   возражать   против   пожелания   доктора    Эрроуэй,    чтобы
пресс-конференции  не  было.  Но   фотокорреспондентам   она   предоставит
возможность для с®емки. Элли покинула Вашингтон, так и не  поняв,  что  же
собственно знает обо всем президент.


   Обратно ее везли  на  аккуратном  реактивном  самолетике  Об®единенного
авиатранспортного   управления   и   даже   согласились   остановиться   в
Джейнсвилле. Мать Элли была в своем старом стеганом халате. Кто-то  слегка
подрумянил ей щеки. Элли прижалась щекой к подушке  возле  головы  матери.
Способность говорить медленно возвращалась, и она даже сумела чуть заметно
погладить Элли по голове правой рукой.
   - Мам, я кое-что должна  тебе  сказать.  Это  очень  неожиданная  вещь.
Попытайся быть спокойной. Я не хочу волновать тебя. Мам... я видела  папу.
_Видела_. И он говорил, что любит тебя.
   - Да, - старуха медленно кивнула, - был здесь вчера.
   Джон Стогтон вчера навещал ее, Элли знала об этом. И он настоял на том,
чтобы Элли отправилась в приют одна... Он сослался на занятость, но нельзя
было исключить, что Стогтон просто не хотел мешать ей. И тем  не  менее  с
некоторым раздражением Элли проговорила:
   - Да нет же. Я говорю о _папе_.
   - Скажи ему, - с трудом выявила старуха. - Скажи ему. Платье с шифоном.
Хватит прибирать... пусть едет домой из магазина.
   Там, в ее вселенной, отец Элли до сих пор  торговал  скобяным  товаром.
Впрочем, и сама Элли так считала.


   Проволочная ограда широкой дугой тянулась от  горизонта  до  горизонта,
мешая расти невысоким кустам. Элли была рада  вернуться,  заняться  новым,
конечно, куда менее важным делом.
   Джека Хибберта  назначили  исполняющим  обязанности  директора,  и  она
почувствовала облегчение, освободившись от административных забот. Теперь,
когда после прекращения сигнала с Веги  освободилась  бездна  времени  для
наблюдений,  в  целой  дюжине  полузадохшихся   отраслей   радиоастрономии
ощущался заметный прогресс. Ее сотрудники ни  в  коей  мере  не  разделяли
мнения Китца. Послание не могло быть подделкой. Она гадала, что Валериан и
дер Хиир говорят ее друзьям и коллегам о Послании и Машине.
   Элли сомневалась, чтобы Китц осмелился высказать хоть  слово  из  своих
предположений где-нибудь за пределами пока  еще  собственного  кабинета  в
Пентагоне. Однажды она была там. Охранник во флотском  мундире  с  кожаной
кобурой на поясе, сложив руки за  спиной,  перегораживал  вход,  вероятно,
чтобы какой-нибудь случайный гость этого лабиринта не поддался  внезапному
иррациональному порыву.
   Вилли сам перегнал "Тандерберд" из Вайоминга, так что машина ждала  ее.
Соглашение  предусматривало,  чтобы   все   ее   раз®езды   ограничивались
территорией обсерватории, представлявшей достаточный простор для подобного
рода увеселений. Теперь не будет ни поездок в Западный Техас, ни кроликов,
выстроившихся вдоль дороги; больше не удастся ей  заехать  в  горы,  чтобы
глянуть на южную звезду. Вообще-то она жалела  только  об  этом.  Впрочем,
зимой все равно нечего было надеяться на внимание кроликов.
   Сперва  обсерваторию  осаждало  целое  подразделение  журналистов:  они
надеялись либо докричаться до нее, либо снять ее  через  телеоб®ектив.  Но
она намеренно держалась  в  уединении.  Новые  сотрудники,  отвечавшие  за
контакты с прессой, орудовали  эффективно  и  не  проявляли  ни  малейшего
сострадания к журналистам. В конце концов так приказала президент.
   Шли недели и месяцы, полк репортеров сократился до батальона, потом  до
роты, наконец, до взвода. Оставались только  самые  настырные:  из  "Уорлд
холограм" и других скандальных еженедельников, хилиастических газет, еще -
одинокий представитель некоего  издания,  именовавшегося  "Наука  и  Бог".
Никто не знал, какая секта  заправляла  им,  сам  же  репортер  ничего  не
рассказывал об этом.
   Но газеты повествовали о двенадцати годах упорной работы, о ее недолгой
кульминации - дешифровке Послания  и  последующем  сооружении  Машины,  не
сработавшей вопреки ожиданиям всего мира, и намекали, что  доктор  Эрроуэй
испытывает разочарование, даже некоторую депрессию.
   Впрочем, во многих передовицах приветствовали эту  паузу.  Быстрота,  с
которой   обрушилось   на   человечество   новое   открытие,    обусловила
необходимость  в  его  философском  и  религиозном  осмыслении,  требовала
времени на пересмотр понятий и переоценку  ценностей.  Быть  может,  Земля
просто не готова еще для контактов с чуждыми  цивилизациями.  Социологи  и
кое-кто из педагогов утверждали, что сам факт существования превосходящего
нас внеземного разума потребует умственных  усилий  нескольких  поколений.
Они заявляли, что человеческому самолюбию нанесен смертельный удар.  Через
несколько  десятилетий  мы  уже  будем  иметь  представление  о   действии
принципов, заложенных в основу Машины. И мы обнаружим нашу ошибку и  будем
хохотать при виде элементарных просчетов, не позволивших ей  сработать  во
время первого запуска в 1999 году.
   Иные из религиозных  комментаторов  уверяли,  что  отказом  Машины  Бог
покарал род человеческий за вечную его гордыню. В  передававшемся  на  всю
страну обращении Билли Джо Ренкин  предположил,  что  сообщение  было  нам
послано прямо из части  Ада,  именуемой  Вега,  -  и  он  всегда  допускал
возможность этого. Послание  и  Машина,  говорил  он,  не  что  иное,  как
современная Вавилонская башня.  И  опять  люди  в  глупости  своей  тщетно
пытались достичь престола Господня. Тысячелетия назад  существовал  город,
где царили разврат и богохульство, - и Господь наказал  его  и  уничтожил.
Этот город попытались возродить в наше время.  Но  верные  слову  Господню
вновь исполнили  Его  волю.  Тогда  через  Послание  и  Машину  зло  снова
попыталось одолеть праведных и боящихся Бога.  И  вновь  эта  демоническая
деятельность была остановлена -  в  Вайоминге  по  воле  Божьей  случилась
диверсия,  а  в  безбожной  России   Провидение   Божье   "смутило   разум
коммунистов-ученых".
   Но, несмотря на очевидные проявления воли Господней, продолжал  Ренкин,
люди в третий раз попытались построить Машину. И Бог не препятствовал  им.
Но мягкой и  нежной  заботой  о  роде  человеческом  отразил  демонические
нападки и еще раз продемонстрировал милость свою  и  заботу  о  грешных  и
блудных и, по правде говоря, вовсе не  достойных  детях  своих  на  Земле.
Пришло время осознать нашу греховность, нашу  порочную  суть  и  к  новому
тысячелетию, истинному тысячелетию, что начнется 1 января 2001 года, вновь
отдать себя и нашу планету в руки Всевышнего.
   Машины нужно уничтожить. Каждую,  до  последней  детали.  Ведь  никакие
машины не позволят человеку стать по правую руку от Господа,  если  он  не
очистил своего сердца. Поэтому все надежды  на  машины  следует  оставить,
пока еще не слишком поздно.
   Элли дослушала Ренкина, выключила телевизор и  вернулась  к  прерванным
занятиям.
   Ей позволяли звонить лишь в Джейнсвилл, штат Висконсин. Все  вызовы  из
других  городов  оставались   без   ответа.   Естественно,   с   вежливыми
извинениями. Письма  от  дер  Хиира,  Валериана  и  старой  подруги  Бекки
Элленбоген  она  вскрывать  не  стала.  Некоторые  послания   прибыли   со
скоростной почтой, курьер доставил из Южной  Каролины  письмо  от  Палмера
Джосса. Она ответила запиской буквально в несколько слов: "Дорогой Палмер.
Рано. Элли" - и отправила без обратного адреса; получил ли Джосс  записку,
она не знала.
   В телепередаче о ней, сделанной без ее согласия, утверждалось, что Элли
обнаружила в себе склонность к уединению, куда более сильную, чем у  Нейла
Армстронга и даже у самой Греты Гарбо. Элли воспринимала все со  спокойным
равнодушием. Она была занята другими делами, работала день и ночь.
   Но ограничения на общение с внешним миром не относились к области чисто
научных работ, и через открытую асинхронную  телесеть  они  с  ВГ  затеяли
долговременную  исследовательскую  программу.  Среди  изучаемых   об®ектов
значились  окрестности  Стрельца  А,  центр  нашей  Галактики  и  огромный
внегалактический радиоисточник Лебедь А. Телескопы  "Аргуса"  образовывали
только часть фазированной антенны, соединенную  с  советскими  телескопами
близ Самарканда. В  целом  такая  антенна  действовала  как  радиотелескоп
размером с  Землю.  При  длине  волны  в  несколько  сантиметров  подобный
телескоп  может  разглядеть  в  центре  Галактики  об®екты,   по   размеру
укладывающиеся в орбиту Марса.
   Ее беспокоило, что этого мало, что  обе  кружившие  вокруг  друг  друга
черные дыры имеют значительно меньший размер.  Но  непрерывное  наблюдение
непременно должно дать какие-то результаты. Что действительно  необходимо,
думала она, так это радиотелескоп на земной орбите  в  противоположной  от
Земли  стороне.  Если  доставить  его  ракетой  и  включить  в  тандеме  с
радиотелескопами Земли, в центре Галактики можно будет  обнаружить  об®ект
величиной с Землю. Даже со станцию.
   Большую часть времени Элли  проводила  за  письменным  столом,  писала,
совершенствовала программы для "Крей-21" и заносила на  бумагу  мельчайшие
подробности - все, что только могла  припомнить,  -  тех  расплывшихся  до
суток двадцати  минут  по  земному  времени,  проведенных  ими  в  Машине.
Впрочем,  на  полпути  она  сообразила,  что   занимается   самиздатом   -
технологией на уровне копирки. Оригинал и две копии она поместила  в  свой
сейф, рядом с уже пожелтевшим  томом  дела  Хаддена.  Четвертый  экземпляр
спрятала за отогнутой платой в электронном блоке 49-го телескопа. А  потом
спалила копирку. Валил едкий черный дым. Через шесть недель она  закончила
возню с перепрограммированием и едва успела подумать о Палмере Джоссе, как
он собственной персоной возник в проходной "Аргуса".
   Путь  ему  расчистили  несколько  телефонных  звонков  от  специального
помощника президента, с которым  Джосс,  понятно,  был  знаком  далеко  не
первый год. Вопреки традиционному на юго-западе небрежению к  одежде,  он,
как всегда, был облачен в куртку, белую рубашку и  галстук.  Она  подарила
ему пальмовую ветвь, поблагодарила за кулон и,  несмотря  на  все  запреты
Китца, немедленно выл