Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
®являли Послание
доказательством существования многих богов, или только Единого, или же
вовсе небытия оных. Некоторые уже начинали предсказывать наступление
тысячелетнего царства в 1999 году - каббалистическом отображении 1666
года, в котором подобное событие предрекал Саббатай Зеви. Другие пророки
предпочитали иные даты: 1996 или 2033 - двухтысячелетие годовщины рождения
и распятия Иисуса Христа. Большой календарный цикл древних майя завершался
в 2011 году - эта полностью не зависимая от культур Старого Света традиция
предсказывала конец существованию всего космоса в том же году! Совпадение
предсказаний майя и христианского милленаризма породило апокалиптическую
лихорадку в Мексике и Центральной Америке. Верившие в самые ранние даты
хилиасты уже начинали раздавать свое добро бедным, потому что скоро оно
все равно сделается бесполезным и чтобы откупиться от Бога в новом его
Пришествии.
Искренняя вера, фанатизм, страх, надежда, пылкие споры, тихая молитва,
мучительная переоценка ценностей, образцы бескорыстия и узколобого
ханжества, драматическая тяга к новым идеям с разгулом эпидемии поразили
разумные существа, проживающие на крохотной планете.
Но во всеобщем брожении, как казалось Элли, угадывалось уже некоторое
понимание того, что этот мир - всего лишь бисеринка на расшитом ковре
космоса. А само Послание тем временем отражало все попытки прочесть его.
Прикрываясь Первой заповедью [Первая заповедь: "Да не будет у тебя других
богов перед лицом Моим"], ехидный комментатор обвинял ее, ВГ, дер Хиира и
в меньшей степени Питера Валериана в целой куче прегрешений, как-то:
склонность к атеизму и коммунизму и утаивание Послания от человечества в
личных целях. По мнению Элли, ВГ трудно было назвать истинным коммунистом.
Валериан же искренне и без всяких сомнений веровал в Христа, а обширные
знания только укрепляли его веру. Она подумала" если только им удастся
сколь-нибудь близко подобраться к дешифровке Послания, хорошо бы вручить
полученный текст этому благочестивому насмешнику. Дэвид Драмлин, напротив,
ходил у него в героях: он-то и расшифровал простые числа и олимпийскую
запись... Такие ученые необходимы народу! Она вздохнула и вновь
переключила канал.
Теперь Элли попала на Эй-би-си, радио- и телевещательную корпорацию
Тернера, единственный уцелевший коммерческий канал из числа некогда
доминировавших на телевидении Соединенных Штатов, пока изобретение прямого
спутникового вещания и 180-канального кабеля не покончило со всеми ними.
"Кроме Эй-би-си", - говорил Палмер Джосс, редкий гость телевидения. Как и
большинство американцев, Элли мгновенно узнала его звучный голос, слегка
запущенную физиономию, украшенную тенями под глазами, явно доказывавшими,
что их обладатель почти не спит, озабоченный нашими грехами.
- Так что же на самом деле дала нам наука? - вопрошал он. - Она сделала
нас счастливее? Я имею в виду не голографические приемники и не виноград
без косточек. Стали мы _счастливее_ в основе своей? Или же ученые только
откупаются от нас своими научными безделушками и технологическими
побрякушками, а сами тем временем подтачивают нашу веру?
Этому человеку, думала она, следовало бы родиться в более бесхитростные
времена. Он всю свою жизнь пытался согласовать несогласуемое. Джосс всегда
осуждал любые живописные проявления поп-религии, а потом решил, что имеет
право усомниться в эволюции и принципе относительности. Кстати, ничто не
мешает ему усомниться и в существовании электрона, ведь и сам Палмер Джосс
не видел ни одного электрона, да и Библия умалчивает об электромагнетизме.
Действительно, какие у нас основания верить в электрон? И хотя Элли
никогда не слушала его выступлений, можно было не сомневаться, что в конце
концов он перейдет к Посланию... так и случилось.
- Ученые придерживают свои находки. А нам суют под нос одни об®едки да
крошки, чтобы мы не волновались. И считают нас дураками, вовсе
неспособными понять, чем они там заняты. Ученые знакомят нас только с
выводами, не пред®являя никаких доказательств, будто бы их открытия -
новое Священное писание, а не результаты логических размышлений, выводы из
теорий, созданных на основе ряда предположений... словом то, что простой
человек называл бы догадкой. Этих ученых совершенно не интересует,
способны ли их новые теории достойно заменить в душах людей те верования,
которые пытается вытеснить наука. Ученые переоценивают собственные
познания и недооценивают наши. Но когда мы просим у них об®яснений, они
отвечают: чтобы понять все это, вам потребуются годы; Я согласен с этим, и
в теологии существуют известные тонкости, на постижения которых уходят
годы и годы. Человек может потратить всю свою жизнь, но так и не
приблизиться к пониманию сути всемогущего Бога. К сожалению, не видно,
чтобы ученых интересовали труды религиозных умов, их прозрения и молитвы.
Ученые не позволяют нам с вами иметь собственное мнение, они вечно
обманывают нас и заводят в тупик. А теперь нам говорят, что ученые приняли
Послание со звезды Вега. Звезды не посылают сообщений. Посылает всегда
НЕКТО. Кто же? Божественным ли целям служит это Послание или козням
сатаны? Чья подпись в конце концов обнаружится под последними строчками
"Вечно Ваш Господь"... или "От всего сердца. Дьявол"? И когда наконец
ученые откроют нам содержание Послания, всю ли истину они сообщат нам? Или
все-таки утаят кое-что - ведь они уверены, что мы не заметим этого, -
может быть, просто потому, что факты будут противоречить их собственным
верованиям? Разве это не те самые люди, которые научили нас уничтожать
друг друга? Говорю вам, друзья мои, наука - слишком важная вещь, чтобы ее
плоды можно было доверять одним только ученым. В процессе прочтения
Послания должны принимать участие и представители основных
вероисповеданий. Мы должны видеть сырые данные. Сырыми зовут их ученые.
Иначе... иначе получится вот что. Они скажут нам, что вычитали там что-то.
Может быть, этот текст будет соответствовать их убеждениям, может быть,
нет. Но нам придется соглашаться со всем, что станут утверждать ученые. А
ведь есть вещи, о которых они знают, но есть и другие - поверьте мне на
слово, - о которых ученые не имеют ни малейшего представления. Может быть,
это Послание отправлено неким небожителем. Может быть, нет. Разве они
могут быть уверены, что Послание - не подобие Золотого тельца? Я уверен,
они не отличат ангела от истукана. Это же они... ведь эти самые люди и
одарили нас водородной бомбой. Господи, прости мне, что не могу испытывать
заметной благодарности к этим добродетельным душам. Я видел Бога. И я
поклоняюсь Ему, верую в Него, люблю Его всей своей душой, всем моим
существом. Едва ли кто-нибудь может верить сильнее меня. А потому я не
думаю, что вера этих ученых в свою науку сильнее моей веры в Бога. Завидев
новую идейку, они всегда готовы отречься от прежних своих "истин". И
начинают превозносить ее. С их точки зрения, познанию нет конца. По их
мнению, остальное человечество прозябает в невежестве... и так будет до
скончания века. Ньютон ниспроверг Аристотеля, Эйнштейн - Ньютона. Завтра
явится новый гений и низвергнет Эйнштейна. Только человечество начинает
понимать их теорию - глядь, а на ее месте уже другая. Я бы и не стал
обращать на это внимание, если бы они заранее предупреждали нас, что
прежние их идеи могут оказаться недостаточно точными. Но они говорят:
"Закон всемирного тяготения Ньютона". И зовут его так до сих пор. Но если
это и в самом деле закон природы, он не может быть ложным. Кто может
отменить его? Один Господь изменяет законы природы, но уж никак не ученые.
Они не понимают этого. Если прав Альберт Эйнштейн, то Исаак Ньютон -
неумеха или просто любитель. Запомните, наука не всегда права. Ученые
хотят отобрать у нас веру, не предлагая взамен никаких духовных ценностей.
И сам я ни на йоту не усомнюсь в Боге, если ученые напишут какую-то книгу
и об®явят ее посланием с Веги. Я не собираюсь преклоняться перед наукой. И
не преступлю Первой заповеди. Я не стану поклоняться Золотому тельцу.
В молодые годы, задолго до того, как он стал известным проповедником,
Палмер Джосс работал в карнавальной труппе. Об этом было написано в
"Таймс-уик", впрочем, он и сам не скрывал этого. Чтобы заработать, он
вытатуировал на теле карту Земли в цилиндрической проекции - операция была
весьма болезненной. И в таком разрисованном виде Джосс красовался потом на
местных ярмарках и шоу от Оклахомы до Миссисипи - среди жалких и тщедушных
потомков некогда процветавших бродячих трупп. На голубом просторе океана
боги ветров раздували щеки... западные и северо-восточные преобладали.
Надувая грудь, он заставлял Борея приниматься за дело - вздымать валы на
просторах Атлантики... А потом очередному потрясенному поселянину
декламировал стихи из 6-й книги "Метаморфоз" Овидия:
Сила под стать мне. Гоню облака я унылые - силой,
Силой колеблю моря и кручу узловатые дубы,
И укрепляю снега и градом поля пробиваю...
Тот же, когда я вношусь в подземные узкие щели,
В ярости спину свою под своды пещер подставляю,
Мир весь земной и Ад тревожу великим трясеньем.
Огонь и сера Древнего Рима. Помогая себе руками, Джосс демонстрировал
дрейф континентов. Края Западной Африки, словно две части головоломки,
смыкались с Южной Америкой, так сказать, по меридиану, проходящему через
пупок. В афише он значился под именем Геос, Человек-Земля.
Джосс был тогда страстным читателем и, не будучи обременен
систематическим образованием за пределами начальной школы, так и не понял,
что классическая литература и науки - темы, труднодоступные для
малоподготовленного человека. Этот вз®ерошенный симпатяга умел втираться в
доверие к библиотекарям во всех городах на пути карнавала. Он просто
спрашивал у них, что они рекомендуют прочесть, и заявлял, что хочет стать
лучше. А потом усердно читал: как к друзьям приходит успех; о вложении
капитала; как шантажировать знакомых, чтобы они не догадались об этом...
Содержание подобных книг казалось ему поверхностным. Зато в древней
литературе и современной науке он находил существенные достоинства. На
долгих гастролях все свободное время Джосс проводил в библиотеках городов
или графств. Тогда-то он и освоил многое из азов географии и истории.
Чтение необходимо ему для работы, об®яснял он Эльвире, девушке-слонихе,
которая весьма заинтересовалась причинами его отлучек. Она подозревала
злостный флирт - в какой библиотеке нет библиотекарши? Она так и сказала
однажды, но в конце концов вынуждена была признать, что научный уровень
его болтовни возрастал. Правда, иногда содержание книг казалось ему
заумным, но знания доставлялись прямо на дом. И к всеобщему удивлению,
карнавальная клетушка Джосса начала приносить доход.
Как-то раз, когда, обратившись к публике спиной, он изображал
столкновение Индии с Азией и последующее образование Гималаев, из низких,
вовсе не грозовых туч над головой вылетела молния и наповал сразила
артиста. Над Оклахомой бродили торнадо, и вообще повсюду на юге погода
была какой-то необычной. И тут он совершенно отчетливо ощутил, как
оставляет собственное тело, эту жалкую плоть, поверженную на покрытый
песком дощатый пол... Вокруг уже собралась небольшая кучка сочувствующих,
не без трепета вглядывавшихся в распростертое тело. Сам же он все
поднимался и поднимался по черному тоннелю к ослепительно яркому свету. И
посреди этих лучей, пусть и не сразу, Джосс разглядел могучую фигуру
воистину божественного облика.
Придя в чувство, он не без разочарования ощутил, что снова жив и лежит
в скромной спальне. А над ним склонился сам преподобный Билли Джо Ренкин,
не теперешний носитель этого имени, но его отец - достопочтенный суррогат
священника образца третьей четверти XX в. Позади него, как показалось
Джоссу, дюжина силуэтов в клобуках пела Kyrie Eleison [Господи помилуй
(греч.)]. Впрочем, в этом он не был уверен.
- Слышишь, папаша, жить я буду или помру? - тихим голосом осведомился
молодой человек.
- В свой черед и то и другое, мальчик мой, - отвечал преподобный мистер
Ренкин.
Джоссом овладело чувство открытия: мир действительно существует. Но ему
трудно было выразить свои чувства, они как-то противоречили той
величественной фигуре и ощущению бесконечного счастья, которым
сопровождалось видение. Реальность и испытанное блаженство конфликтовали в
душе. А потом он вдруг начал в разных ситуациях обнаруживать, что то один,
то другой из этих аспектов его сознания требует, чтобы он что-то сделал
или сказал. Ему оставалось только подчиниться им обоим.
Потом Джоссу об®яснили, что он действительно умер. И врач в самом деле
засвидетельствовал смерть. Но над ним молились, пели гимны и даже
попытались прибегнуть к массажу области Мавритании, так сказать. И он
вернулся к жизни. В прямом и переносном смысле слова Джосс родился заново.
И поскольку все это прекрасно соответствовало его собственным ощущениям,
он без возражений принял эту точку зрения. Хотя Джосс никогда и не говорил
об этом, внутренне он был уверен в значимости события. Он был убит
поделом. И воскрешен не без причины.
Под руководством своего наставника он принялся за серьезное изучение
Священного писания. Идея Воскрешения и доктрина об Искуплении трогали его
до глубины души. Джосс начал помогать преподобному мистеру Ренкину сначала
понемногу, в основном в дальних или трудных поездках, особенно после того,
как, повинуясь зову Господня, младший Билли Джо Ренкин отбыл в город
Одессу, что в штате Техас. И тогда Джосс обрел свой пасторский стиль, не
столь увещевательный, как поясняющий. Простыми словами, обыденными
сравнениями он толковал о крещении и загробной жизни, о связи между
христианским откровением и классическими мифами Греции и Рима, о плане
Господнем для всего нашего мира, о совместимости религии и науки, если
правильно разделять сферы их интересов. Проповеди звучали несколько
непривычно, многим они казались слишком уж экуменическими, но тем не менее
пользовались необ®яснимой популярностью.
- Джосс, ты родился заново, - говорил ему старший Ренкин. - И тебе
следовало бы сменить имя. Но для проповедника имени лучше, чем Палмер
Джосс, просто не придумаешь. Только дурак может от него отказаться.
Как доктора или адвокаты, поставщики религиозных услуг редко критикуют
предлагаемый конкурентом товар. Но однажды вечером он посетил в Крусадере
новую церковь Господню, чтобы послушать младшего Билли Джо Ренкина, с
триумфом возвратившегося из Одессы. Билли Джо строго придерживался
доктрины в вопросах Воздаяния, Возмездия и Искупления. Но тот вечер был
посвящен Исцелению. Как было сказано собравшимся, сегодня Исцеление им
подаст нечто куда более священное, чем щепка истинного Креста Господнего,
и куда более могущественное, чем бедренная кость Святой Терезы Авильской,
которую, по слухам, генералиссимус Франциско Франко держал в кабинете для
увещевания неблагочестивых. Билли Джо заверял, что располагает настоящей
амниотической жидкостью, хранившей и оберегавшей нашего Господа и
сохраненной, как утверждали. Святой Анной в древнем глиняном сосудике.
Крохотной капли этого средства достаточно, чтобы исцелить любого из нас
воздействием божественной Благодати. Святейшая вода, святейшая из всех...
Джосс был возмущен не столько попыткой подлого жульничества,
предпринятой Билли Джо, сколько суеверием, которое проявили ни в чем не
усомнившиеся прихожане. По прежней своей жизни он знал многие способы
надувательства. Чего еще ждать от бродячего шоу? Но здесь иное... здесь
вера! Только она способна правильно об®яснить действительность, не
прибегая к выдуманным чудесам.
В ближайших выступлениях он с лихорадочным возбуждением обрушился на
разные извращения христианского фундаментализма, в том числе и на всяких
там начинающих герпетологов, испытывавших собственную веру в возне с
ядовитыми змеями, буквально истолковывая библейское изречение: дескать,
чистый сердцем не убоится змеиного яда. В одной часто цитировавшейся потом
проповеди Джосс перефразировал Вольтера. Он сказал, что вовсе не
рассчитывал иметь дело с людьми столь ядовитой породы, теми, кто согласен
с отпетыми богохульниками, утверждающими, что первый священник - это
первый обманщик, встретивший первого дурака. Такая вера губительна в своей
основе. И он изящно грозил пальцем.
Джосс оспаривал даже то, что в каждой религии есть некая доктрина и все
выходящее за ее пределы просто оскорбляет чувства верующих. Люди спорят о
том, где провести эту грань, но самим религиям нет до этого дела: они
вторгаются туда, куда им вздумается. Народ не оболванить, об®явил он.
Приводя в порядок земные дела, старший Ренкин за день до смерти передал
через посланника Джоссу, что сожалеет о знакомстве с ним.
Уже тогда Джосс начал утверждать, что наука дает ответ не на всякий
вопрос. В теории эволюции концы явно не сходились с концами. И ученые
старательно скрывали, по его мнению, все не укладывавшиеся в канву факты.
Их утверждение, что Земле 4,6 миллиарда лет, на самом деле не более
обосновано, чем мнение архиепископа Ашера [Джеймс Ашер (1581-1656),
ирландский богослов], верившего, что нашей планете шесть тысяч лет. Никто
не видел, как происходит эта самая эволюция, никто не измерял, сколько
времени прошло с момента Творения. "Истекло две сотни квадрильонов
Миссисипи..." - ему вдруг представился терпеливый голос, отсчитывающий
число секунд от сотворения мира.
Теория относительности Эйнштейна так же бездоказательна. Эйнштейн
уверяет, что никто не может путешествовать со скоростью, превосходящей
скорость света. Откуда ему это известно? Он что, сам пытался достичь
скорости света? Относителен сам характер постижения мира людьми. Никакому
Эйнштейну не дано знать, чего сумеет достичь человек в далеком грядущем, и
тем более не ему ставить ограничения там, где речь идет о Боге. Кто может
помешать Господу перемещаться быстрее света, если Он только захочет? И
если Ему это угодно, разве не в силах Он отправить нас с вами куда угодно
со сверхсветовой скоростью? Преувеличения имеют место и в науке, и в
религии. Разумный человек не будет относиться к ним слишком серьезно.
Теологи создали множество интерпретаций Писания, а ученые - множество
научных картин мира. И то и другое сотворено Господом, а потому обе
картины должны согласовываться между собой. И если существуют взаимные
расхождения, значит, ученый или теолог, а может быть, и оба не справились
со своей работой.
Беспристрастную критику науки и религии Палмер Джосс перемежал
призывами к покаянию - он уважал разум собственной паствы. И постепенно
его репутация достигла общенациональных масштабов. Во всяких дебатах - и
по поводу преподавания "научного креационизма" в школах, об этической
стороне абортов и использования замороженных эмбрионов, о допустимости
генетической хирургии - он пытался держаться среднего пути, избегая
карикатурного противопоставления религии и науки. Оба лагеря негодовали, а
популярность Джосса только росла. Он стал доверенным лицом президентов.
Его проповеди цитировались на редакторских полосах главных св