-- Рука Лэна легла мне на  плечо. -- Давай я
пойду впереди.

     От  его  прикосновения  я  вздрогнул.  И  отказываться  от
предложения мне уже не хотелось. Но я все-таки спросил:

     -- А почему ты хочешь пойти первым?

     -- Я к  темноте  привык, --  просто  сказал Лэн и  обогнал
меня. Минуту мы шли молча, лишь временами я  касался его плеча,
проверяя, не разминулись ли мы.

     А потом Лэн вскрикнул, впереди послышался  шум. Я рванулся
вперед... и голова словно взорвалась от боли.

        xxx

     Первое, что я почувствовал, очнувшись -- это рукоять Меча,
давящая в щеку.  Я  лежал  на полу, меч подо  мной...  А  вдали
затихали шаги и смутно знакомые голоса. Я оперся о пол, пытаясь
подняться,  и  пальцы  скользнули  по  процарапанным  в  камнях
бороздкам.

     Летящие.

     Летящие, которых  не могло быть  в Лабиринте. Их и не было
конечно,  это  только  мой  страх... или страх Лэна.  Я  встал,
затаив  дыхание,  вслушиваясь.  Шаги исчезали, Летящие  уходили
назад  по  Лабиринту.  И  я,  конечно  же,  мог  их  догнать...
освободить Лэна.

     Только вот в чем беда -- я не боюсь Летящих. И то, что они
похитили Лэна, меня не пугало. Если Лэн настоящий -- то  он сам
должен справиться.

     -- Извини, -- сказал я в темноту. -- Каждый сам дерется со
своим страхом. Извини.

     И  пошел  по  коридору  дальше. Минуту, две,  три...  Было
совсем тихо.  И лишь по дуновению воздуха на  лице я понял, что
вышел  из  коридора в очередную комнату. Большую, но  абсолютно
темную.

     И самое  странное было то, что  я совершенно не  боялся за
Лэна.

     --  Здесь  есть  кто-нибудь?  -- крикнул я. --  Эй,  новый
страх!

     Тишина. Тишина и темнота со всех сторон.

     -- Эй!  -- крикнул я  еще раз,  но тише. Мне  стало не  по
себе. Шуточки  Настоящего  меча  кончились. И теперь готовилось
что-то серьезное.

     -- Ты зря кричишь, -- сказали из темноты. Знакомый голос с
чужой интонацией. -- Скоро все будет хорошо.

     --  Лэн? -- спросил  я.  Это  был  его голос.  Его,  но  с
интонацией...

     -- Да, Летящий-Лэн. Я пришел за тобой, Данька.

     --  Это  не ты,  --  с облегчением  сказал  я. --  Никакие
Летящие  не  превратили бы тебя за несколько  минут.  Ты  снова
страх. А я тебя не боюсь.

     Тот, кто называл себя Летящим-Лэном, засмеялся.

     --  Конечно,  Данька.  Глупый  меч считал, что  ты  можешь
испугаться своего друга.  Это  не так.  Ты  же смотрел на  него
Настоящим взглядом и знаешь, что он не предаст.

     -- Знаю, -- сказал я.

     -- И с  родителями...  Ты давно уже не  боишься  за мать и
перестал бояться отца. Ты вырос.

     -- Да, -- сказал я.

     -- Ты даже врагов не боишься, верно? Ты  просто не веришь,
что можешь умереть.

     -- Не верю, -- прошептал я.

     Голос в темноте стал почти вкрадчивым:

     --  Но  я знаю, чего ты боишься,  Данька.  Странный  такой
страх, неожиданный. Ты боишься, что  тебя  предаст  друг. Что с
ним случится что-то такое, что...

     -- Замолчи! -- крикнул я. -- Замолчи! Лэн меня не предаст!

     -- В жизни  -- возможно. А  вот здесь, в  Лабиринте  меча,
предал. Но и ты не стал его спасать, так что все честно.

     -- Я знал, что это все не по-настоящему!

     -- Разве? Подозревал -- но не знал. Значит, ты его предал,
и  теперь  пришло  время  расплаты... Данька, а почему  ты  так
боишься предательства друга?

     Я молчал.

     -- Тебя всегда предавали? Или ты предавал сам? А, Данька?

     -- У  меня не  было друзей, -- с трудом  выговорил я. -- У
меня никогда не было настоящих друзей.

     Летящий-Лэн засмеялся.

     -- У кого они  есть,  Данька... Впрочем, ты сказал правду.
Смелый поступок.

     -- Со своим страхом нужно быть смелым.

     -- Хорошие слова. Что ж, попробуй.

     Лязгнул металл, и что-то просвистело  в  воздухе  рядом  с
моим лицом. Я  отшатнулся, но слишком поздно. Щека стала мокрой
и липкой, а по полу забарабанили капли.

     -- Чуть точнее, -- прозвучало из темноты, -- и тебе конец.

     Прижимая ладонь  к лицу и стискивая  в другой руке  Меч, я
отступил. Щека болела толчками -- то сильнее, то слабее.

     -- Тебе  конец, -- повторили из  темноты. -- Ты  не видишь
меня, а я тебя вижу. Даже Настоящий меч тебе не поможет.

     Снова свист рассекаемого воздуха,  но  на этот раз я успел
пригнуться. Враг  был  где-то  рядом.  Придуманный  мною  враг,
который убивал не хуже настоящего...

     Я  потянул   рукоять,   и  клинок  выскользнул  из  ножен.
Настоящий меч был виден сквозь тьму -- тонкая светлая полоса.

     -- Решил попробовать? -- подбодрили меня из темноты. -- Ну
что ж, давай... Не промахнись.

     Я  слышал,   где   он   стоит.  Прекрасно  слышал.  Словно
Летящий-Лэн хотел, чтобы я его ударил.

     -- Не  промахнусь, -- пообещал я.  -- Мне будет  трудно не
попасть.

     Развернувшись спиной  к  своему страху, я поднял Настоящий
меч. И ударил -- не целясь. Трудно промахнуться по темноте.

     Раздался  треск,  словно бритвой полоснули по бумаге. И  в
глаза мне  ударил  свет.  Я  зажмурился,  невольно  прикрываясь
руками и все же видя своим Настоящим взглядом,  как клочья тьмы
с®еживаются  и  исчезают. Последней погасла тьма на том  месте,
где стоял Летящий-Лэн.

     По полу  тихо стучали капли.  Кровь -- она не красная, она
черная. В ней есть тьма. В ней всегда была тьма.

     Комната, в  которой  я  стоял,  была  последней.  Никакого
выхода -- лишь дыра в потолке, узкий и длинный колодец, в конце
которого дрожала искорка света.

     Я посмотрел на  меч  в своих  руках  -- Настоящий меч.  По
светлому клинку струились белые ветвистые разряды. Капля крови,
упавшая на него, зашипела, сгорая.

     -- Ты мне пока не нужен,  -- сказал я мечу, И тот послушно
исчез.  Лишь  ножны  остались  на  поясе.  Я  взмахнул  руками,
расправляя Крыло.  По  комнате  прошел  ветер,  сметая к стенам
пыль.

     Здесь не было  никаких  воздушных потоков, и взлетать было
трудно. Но я взлетел, отдавая  Крылу  остатки  сил. Странно, их
оказалось так мало...

     Я так и  не поднялся к  концу колодца. Где-то  на  полпути
стены сомкнулись вокруг меня -- и  растаяли.  Не  успев  толком
сложить Крыло, я вывалился в комнату оружейника --  не то через
потолок, не то через стену. Хорошо, что Крыло смягчает удары.

     Оружейник сидел у стола, глядя на Котенка. Тот по-прежнему
лежал перед ним. Кажется, они о чем-то разговаривали.

     Лэн спал  на диване, подложив  под голову руки. Ни в какой
Лабиринт  он  за   мной  не  спускался,  и,  сообразив  это,  я
окончательно расслабился.

     -- Рад за тебя, мальчик, -- сказал оружейник. Он ничуть не
удивился  моему  появлению, голос  его  был  спокойным  и  чуть
печальным.

     -- Я победил, -- сказал я, садясь рядом с Лэном.

     -- Понимаю. Иначе ты не вернулся бы -- спокойно подтвердил
торговец.

     Я потрогал лицо. Крови там уже не было, ни капли. Но через
щеку тянулся шрам -- тонкий, словно бы заживший давным-давно.

     -- Трудно пришлось? -- поинтересовался оружейник.

     Я  кивнул.   Мне   почему-то  казалось,  что  он  примется
расспрашивать меня, но он не сказал  больше  ни  слова.  Просто
сидел и смотрел то на меня, то на ножны Настоящего меча.

     Пихнув Лэна  в плечо, я  встал и посмотрел на Котенка. Тот
отвернулся.

     -- Пойдем домой, -- сказал я.

     Всю дорогу  Лэн  расспрашивал  меня  о  Лабиринте. А когда
понял,  что  я не хочу говорить, надулся  и  замолчал.  Котенок
бежал рядом, непривычно тихий и молчаливый.

     Мы поужинали  в  "Заведении"  к  восторгу очередной порции
зевак.  На этот  раз  котенок не стал  их  мучить --  оживленно
беседовал с Магдой и заказывал то новую порцию  рыбы, то блюдце
сметаны. Потом мы поднялись в свою комнату, и обиженный Лэн, не
снимая Крыла, завалился  на кровать. Котенок устроился у него в
ногах.

     Минут пять мы молчали. Лэн уснул -- у него с  этим никогда
не было проблем. А мы с  Котенком сидели в полумраке -- лишь из
окна падал тусклый фонарный свет.

     Первым сдался Котенок.

     -- Данька, ты сердишься на меня?

     -- Нет,  -- честно ответил я. --  Я рад,  что у меня  есть
Настоящий меч.

     -- Тогда почему...

     -- А почему ты мне  все  не рассказал с самого начала?  --
спросил я.

     Котенок начал нервно умываться. Потом спросил:

     -- Ты когда понял?

     -- Когда ты с оружейником разговаривал.

     -- И что понял? -- Котенок явно не терял надежды.

     -- Ты  не случайно меня притащил в этот  мир. Ты знал, что
здесь нет солнца. И хотел, чтобы я ввязался в войну с Летящими!

     --  Я не  сразу  это узнал, --  тихо  ответил Котенок.  --
Веришь?

     -- Как это -- не сразу?

     -- Данька, я же не мальчик. Я вообще не человек.  Я просто
Настоящий  свет,  отраженный  Настоящим  зеркалом  и  принявший
форму.

     -- Ну и что?

     -- Ты не обидишься, если я все расскажу?

     -- А это мы посмотрим! Рассказывай!

     -- Когда в какой-то мире исчезает Свет, это  беда для всех
миров. И для обычных, и для тех, где с Настоящим светом тоже не
все в порядке.

     -- Это ты про наш мир, что ли?

     Котенок  кивнул  и поморщился.  Потом,  словно  набравшись
смелости, продолжил:

     --  Данька,  Настоящий   свет   --  это  вовсе  не  добрый
волшебник, или бог, или что-нибудь такое,  разумное. Это просто
одна из трех сил.

     -- Из трех? -- Почему-то я удивился именно этому.

     -- Ну да. Свет, Тьма и Сумрак...

     -- А это еще что такое?

     -- Неважно, Данька,  ты с ним здесь вряд ли встретишься...
Свет  --  это  просто сила, и Тьма -- тоже сила. И ничего в них
нет ни доброго, ни злого. И  солнце в этом мире могло бы гореть
по-прежнему, хоть  это был бы  мир Тьмы. Но получилось так, что
здесь  все  началось  с  погасшего солнца. Значит,  нужно  было
немножко солнечного света из другого мира... и нужен человек из
этого мира.

     -- А человек-то зачем?

     -- Ты что, думаешь, я могу в одиночку  здесь все осветить?
Ха! Ты должен помочь людям, которые здесь живут. Тогда придет и
мой черед.

     -- А что ты сделаешь?

     -- Не  знаю.  Я  просто  инструмент,  Данька! Я инструмент
Света, которым он борется с Тьмой. Я, конечно,  могу делать что
хочу. Вот  только сам я из Настоящего света  и потому хочу лишь
того, что хочет Свет.

     -- И давно ты это понял? -- тихо спросил я.

     -- Недавно. Я же расту, умнею... понемножку. А я хоть и из
Света, но форму-то мне дал ты. И Зеркало было человеческим. Так
что я на вещи смотрю по-вашему.

     -- А кто тогда я, Котенок? Если ты инструмент Света,  то я
что, инструмент инструмента?

     Котенок захихикал.

     -- Тоже мне, молоток... Нет, Данька,  ты  человек.  А  это
совсем другое. Это ты решаешь, что тебе больше нравится -- Свет
или Тьма. И начинаешь бороться -- на той или на другой стороне.
Я твой помощник, и ты на стороне Света, а где-то здесь...

     Котенок замолчал, словно подавился последней фразой.

     --  ...есть  человек,  у  которого в помощниках  Тьма,  --
докончил я. -- Так? И я должен его убить. Так?

     -- Оба  раза "так", -- буркнул  Котенок. -- Только  не все
так просто. Тьма  не  с  одним человеком. И ее  так  просто  не
убьешь. Ты должен поделить людей между Светом и Тьмой. И помочь
победить тем, что за Свет.

     -- Они и так поделены!

     -- Да? Ты считаешь, что Крылатые -- это те, кто за Свет?

     Я вспомнил Клуб Старших. И как мне выкалывали глаза...

     -- А  что же тогда?  -- спросил  я. -- Кого  мне звать  на
сторону Света? Торговцев, что ли? Им вообще все по фигу!

     -- Ты должен делать добро из зла, потому что его больше не
из чего делать,  --  твердо сказал  Котенок.  -- Это кто-то  из
людей  сказал.  И сказал правильно. Если Крылатые считают,  что
они  на стороне  добра,  на стороне Света  --  заставь их  быть
добрыми!

     -- Ни черта себе! Заставить быть добрыми?

     -- Да!  Заставь их говорить  о Свете, чтобы они поверили в
него! Заставь их не просто  называть  себя  хорошими и добрыми!
Заставь их стать такими!

     --  Как  я  могу это сделать?  Я  же  мальчишка,  хоть и с
Настоящим мечом!

     -- Хотел бы я посмотреть на мальчишку, который признается,
что  он  мальчишка, --  с  какой-то  грустной  ухмылкой  сказал
Котенок.

     Минуту я молчал, а потом ответил:

     -- Зря мы  отдали  Настоящее зеркало.  Я  хотел бы в  него
посмотреть.

     -- Для тебя все зеркала -- Настоящие, --  сказал Котенок и
отвернулся.

     Вначале я не понял. А  потом  встал и подошел к зеркалу  у
двери.

     Зеркало как зеркало. Самое обычное. Пыльно, с облупленными
краями, послушно отражающее мою физиономию. Лицо  обыкновенного
мальчишки, бледное,  почти  как  у  Крылатых,  с  растрепанными
волосами, тонким  шрамом  на щеке -- старым-престарым шрамом...
Вот только глаза светятся, словно  смотришь  сквозь  прорези  в
маске на звездное небо.

     Это  было так  просто  -- и я  так  боялся это  сделать...
Словно прыгая с  башни Крылатых я посмотрел в зеркало Настоящим
взглядом. И  успел  еще  увидеть,  как  зрачки вспыхнули белыми
искрами, прежде чем мое отражение  растаяло.  Теперь  я видел в
зеркале  лишь  комнату,  спящего  Лэна  и  Солнечного  котенка,
который тихо сказал:

     -- Жди, ты не сразу увидишь себя... Жди.

     И словно услышав его слова,  в  зеркале  вновь  проступило
лицо. Мое -- и  не мое. Оно было взрослым -- тому,  кто смотрел
на меня со стекла, могло быть и двадцать, и тридцать лет. Но не
это было самым страшным.

     Тот -- за стеклом -- улыбался. Приветливо улыбался, словно
наконец-то дождался встречи и  безмерно  этому рад. Лицо у него
было спокойным  и уверенным. Это он --  не я  -- хотел уйти  из
дома. Это он -- не я  -- легко и красиво отомстил Ивону. Это он
-- не  я -- сумел пройти Лабиринт, потому  что давно не грустил
по маме, не боялся отца и не собирался умирать за друга.

     --  Почему?  --  спросил  я,  но   губы  моего  Настоящего
отражения не  шевельнулись. Ему этот вопрос  был ни к  чему, он
знал ответ.

     -- Потому  что ты такой,  -- грустно сказал Котенок. -- Ты
совсем-совсем взрослый, который ненавидит быть ребенком.

     -- И ты знал, что я такой?

     -- Да.

     Я  посмотрел  на  котенка,  а  когда  вновь  повернулся  к
зеркалу, там опять был мальчишка.

     -- Он жестокий, -- ни к кому не обращаясь, сказал я.

     -- Конечно.

     -- И злой.

     --  Вовсе  нет. Ты жестокий, когда добиваешься своего.  Но
цели у тебя добрые, Данька.

     Я молча подошел к кровати, разделся, лег под одеяло и лишь
после этого спросил:

     -- Так часто бывает, Котенок?

     --  Так,  как  с  тобой,  редко.  Чаще наоборот, когда  во
взрослом живет ребенок. И вот  это  страшно.  Тогда можно смело
говорить -- он милосердный и злой. Он мягко  и нежно добивается
зла... А теперь спи, Данька. Давай будем все решать завтра.

        7. Мы загораем

     Меня  разбудил  Лэн. Потряс  за  плечо  и  чуть  виноватым
голосом сказал:

     -- Данька, завтракать пора.

     И тут же, без всякого перехода, добавил:

     -- Извини, что  я вчера на  тебя дулся. Понимаю,  тебе  не
хочется вспоминать этот Лабиринт...

     -- Да брось,  проехали  уже, -- успокоил я.  --  А где наш
мудрый и пушистый?

     -- Вниз пошел, ему  уже  есть захотелось, -- с готовностью
ответил Лэн.

     Вчерашний день как-то  стерся у меня из памяти. И Лабиринт
казался ерундой, и  страхи его -- детскими, ненастоящими. Меч я
взял, это хорошо. Лэн за мной в Лабиринт не лазал -- еще лучше.
А что в глубине души я взрослый и жестокий, так и что с того? В
возрасте мы  с  моей  сущностью  когда-нибудь  сравняемся...  А
жестоким я не был и не буду.

     -- Лэн,  а в Лабиринте  я тебя встретил, -- похвастался я,
умываясь. -- То есть не тебя, это Меч меня обманывал.

     Лэна мои слова  не обрадовали. Он перестал плескать в лицо
водой и смущенно спросил:

     -- Данька, ты что, меня боишься?

     --  Не  тебя,  а  за  тебя, дурак,  --  обиделся  я.  -- В
Лабиринте тебя...  то есть ненастоящего тебя, похитили Летящие.
Это у меня такой страх был, представляешь?

     Лэн смутился еще больше.

     -- Так ты меня там спасал? А я еще злился вчера...

     -- Нет, это  был не Настоящий  страх, -- признался  я.  --
Настоящий -- другой. Пошли завтракать?

     -- Пошли, -- скучным голосом сказал Лэн.

     Мы спустились по  лестнице. Ножны хлопали меня по ногам --
одни тяжелые, с мечом Туака, другие совсем-совсем легкие -- это
были ножны Настоящего меча.

     Народу в  "Заведении"  стало  еще  больше,  Магда носилась
между столиками не одна,  а  с незнакомой девицей, их постоянно
окликали, требуя вина. И неудивительно.

     Котенок висел над блюдцем со сливками и неторопливо лакал.

     -- Ты зачем это делаешь? -- прошипел я, садясь за столик.

     -- Настало время, -- невозмутимо заявил Котенок, с видимым
сожалением отрываясь  от  опустевшего  блюдца.  --  Теперь  уже
можно... Лэн, а ты чего такой кислый?

     Лэн  что-то  буркнул и  принялся  ковырять  в  тарелке  --
жареная рыба вперемешку с картошкой.

     -- Они тут решили, что мы тоже коты, -- предположил  я. --
Точно, Лэн? Все время рыбой кормят.

     Ответить Лэн не успел -- к нам подошла какая-то женщина. Я
поднял на нее глаза -- и узнал. Гарет, жена торговца! Я зашарил
взглядом по столикам, но Габора не увидел. А вот их рыжая дочка
сидела метрах в пяти и нахально улыбалась мне!

     -- Привет, Крылатые, -- добродушно  сказала  Гарет.  --  Я
присяду?

     -- Конечно, -- Лэн торопливо  отодвинул  один  стул.  Тоже
мне, джентльмен...

     Гарет  обвела   нас   изучающим  взглядом  и  снизошла  до
об®яснений:

     -- Как услышала про двух  Крылатых  с  котенком, так сразу
поняла  --  это о  вас.  Герои дня.  С  нами-то котенок  больше
отмалчивался.

     --  Говорить  было  не  о чем, -- хмуро  сообщил  Котенок,
забираясь  ко мне на  руки.  Я  погладил  его. И  чего  он  так
завелся?

     -- Реата давала  вам наш адрес, -- тем временем продолжила
Гарет,  не  обращая на Солнечного котенка особого внимания.  --
Зашли бы в гости...

     -- Дела,  -- сообщил я, а сам наклонился  к Котенку и тихо
спросил: -- Ты чего?

     -- Не люблю таких, --  шепотом  ответил  Котенок. -- Таких
вот... ничем их не проймешь. Все видели, все знают...

     Я едва  не  расхохотался.  Солнечный  котенок злился из-за
того, что ему впервые встретился нелюбопытный человек! Гарет не
удивлялась, не восхищалась, не пугалась Котенка.  И тот бесился
от злости.

     Хвастунишка...

     --  У  меня  к  вам предложение, -- сказала  тем  временем
Гарет, поглядывая то на меня, то на Лэна. -- Деловое.

     -- Угу, -- вяло ответил я, пересиливая смех. Котенок делал
вид, что дремлет. Посетители изнывали от любопытства.

     --  Мы   с   дочерью   собрались   на   морскую  прогулку.
Присоединитесь?

     -- Зачем?

     Гарет помолчала секунду. Потом усмехнулась:

     -- Во-первых,  мы  заплатим.  А  во-вторых...  можно будет
позагорать.

        xxx

     Суденышко, куда мы погрузились оказалось совсем маленьким,
как яхта. Никакой команды на нем  не было, но Гарет и Реату это
не смущало.  Они  принялись  поднимать  парус,  натягивать одни
веревки  и  ослаблять другие -- словом, заниматься той  морской
ерундой,  которую  сухопутному человеку не понять. Нас с  Лэном
бесцеремонно использовали  в  качестве мускульной силы, явно не
задаваясь  вопросом  об  аморальности детского труда.  Впрочем,
когда на нас -- Крылья, то  мы  сильнее  большинства  взрослых.
Крыло пьет силы, но умеет и отдавать их обратно.

     Минут через пять парус раскрылся  и  яхта  заскользила  во
тьме.  Я  привычно опустил  на  глаза  прозрачный  щиток