ют пришельцы, устроили что-то
вроде балета вокруг корабля. Тут  радисту Бену стало совсем невтерпеж  - так
ему захотелось  принять участие в представлении, и он  стал выламывать окно,
между прочим,  забыв, что его можно опустить. Стекло, сам знаешь, там руками
не разобьешь, это сталинит. В конце концов Бен, обессилев, упал возле окна и
потерял  сознание. Вот до чего довело нас  незнание  жизни океана. Счастливо
оставаться.  Смотри, Ив,  не  суйся в Лагуну. В  ней  сейчас столько  всякой
погани развелось. Если начнется свечение  моря, беги в  свой  дом,  закрывай
двери  на ключ  и привязывай  себя к гамаку. Что-то  плохо начинается у  нас
лето...  - Говорил он очень быстро, а сам следил за приборами и эскалатором.
С последним ящиком он  стал убирать конвейерную ленту и медленно отходить от
причала.
     На прощанье прокричал:
     - Не надо было  трогать проклятых моллюсков! Дьявол  возьми их со всеми
потрохами!
     "Р-107" взял курс к ферме Спенсеров.
     Постепенно я увлекся  работой. Остановился один из комбайнов,  и на его
ремонт ушло около часа. Затем пришло  время брать пробы воды в разных местах
фермы, взять анализы планктона, установить степень размножения микрокоровок,
количество синезеленой  водоросли, передать  сводку.  Только  под вечер  как
будто  все главное  я;  кажется, выполнил  и  решил повидать  Тосио.  Сенсей
выглядел очень утомленным.
     - Печальные события. Ив, - сказал он. - Вроде удара молнии,  наводнения
или  урагана в прежние времена,  когда наши  предки не  могли предвидеть эти
стихийные   бедствия   и   предупреждать   их  последствия.   Кто-то  назвал
глубоководных  кальмаров пришельцами.  Удивительно  верное определение!  Они
свалились  на  нас, как существа  с другой  звездной  системы,  непонятные и
враждебные нам, хотя миллионы  лет  жили совсем  недалеко от  нас, только  в
другой сфере или, вернее,  в другом  измерении,  где  все процессы протекают
иначе; там чудовищное  давление, полное отсутствие  света,  другие  свойства
воды,  иная  степень  радиации...  Я  знаю, ты хочешь  спросить, почему  они
мирились с нами, давая преспокойно завоевывать океан, и  вдруг пошли  на нас
войной?  Ты  знаешь,  что  я еще  с  первого  курса  занимаюсь  головоногими
моллюсками.  Конечно,  знания  мои   еще  незначительны,   все   же  я  могу
предположить,  что  люди  вторглись  в  глубины  океана  приблизительно  лет
пятьдесят  назад, когда шел неконтролируемый процесс развития техники,  в ту
пору и  загрязнили  океан  ядовитыми отходами  производства.  В результате -
бурное развитие синезеленых водорослей и появление  многочисленных мутантов.
Пришелец  - тоже мутант довольно  мирного прежде глубоководного кальмара,  с
которым  имели дело преимущественно кашалоты. Новый  вид стремится отвоевать
верхние горизонты моря...
     Неожиданно к нам подключился сияющий Костя и стал горячо рассказывать о
своей удаче.
     -  Вот что  значит верная  гипотеза! - говорил  он.  -  Теперь мне надо
только всего недели две, и моя работа засияет, как ограненный алмаз!
     - То есть бриллиант! - уточнил повеселевший Тосио.
     - Вот именно! Но я смогу  закончить ее  и  дома.  Ребята! Ведь скоро мы
увидим Москву! Воробьевы горы! Как хочется домой! Мы как  перелетные птицы -
нас тянет под серое небо. Да на лыжи бы сейчас и ударить по снегу!
     - И мне  хочется  померзнуть вместе с вами,  -  сказал  Тосио.  - Очень
хочется, и я, пожалуй, приеду к вам, вот только загляну к своим старикам...
     Мы расстались,  полные  самых  радужных надежд на  будущее. Я  вышел из
дому.  Солнце  низко  стояло  над  далекими  зелеными  холмами.  Мои   птицы
возвращались  на ночлег. Чайки  садились с  левой  стороны  крыши, олуши - с
правой, и все повертывались к солнцу.
     Возвращались комбайны. У них сработало реле времени, и машины плелись в
гараж, оставляя за собой  гладкие блестящие полосы. Сегодня впервые за много
недель они  "скосили"  полную  норму белковой водоросли и  вдобавок  собрали
около трех тонн микрокоровок, которых охотно принимают заводы по переработке
продуктов моря.
     Меня охватило  приятное  чувство хорошо  поработавшего  человека, плоды
труда которого осязаемы.  Обыкновенно в этот предзакатный час я  купался, но
сегодня  Лагуна  казалась  неприветливой, злой, полной  враждебных  существ.
Явственно проплыли в сознании кадры  встречи  с пришельцем, безмятежное лицо
Наташи, беспомощный Пуффи, завораживающие фиолетовые глаза... Какое счастье,
что я захватил ружье!..
     В тишине послышался еще  очень далеко шлепок о воду и характерный вздох
дельфина.  Кто-то  очень  спешил. и как  будто сюда.  Прошла минута, другая,
теперь уже  не оставалось сомнений, что дельфин на рекордной скорости мчится
к моему причалу.
     Это был Пуффи! Он подлетел, приветствуя меня пронзительным свистом.
     - Ты один? - спросил я через гидрофон.
     - Пуффи один. Гера, Хох, Протей - сын Протея, мама Нинон, Бела остались
в  мелководной   луже,  куда  не  пробраться  пришельцу.  Они  очень  боятся
пришельца.
     - Почему ты называешь его пришельцем, а не сыном Великого Кальмара?
     - Потому что это  одно  и то же. Я  не боюсь больше пришельца. Пуффи не
боится никого! Не боится большой белой акулы, барракуды, мурены. Пуффи хочет
быть таким, как ходящие на задних ластах! Почему ты не идешь ко мне? Прыгай!
Или ты теперь стал труслив, как бабушка Гера, что увела всех в теплую жалкую
лужу?   -   Из   потемневшей  воды   донеслось  пофыркивание,   напоминающее
саркастический смех.
     Как  прав  был  Пуффи!  Страх  сковал  мои  члены,  стал  непреодолимым
барьером.  Казалось, что  никакие  силы не смогут меня  толкнуть  в  зловеще
мерцающую  воду.  Закат  выдался  необыкновенно  пышным,  Лагуна  трепетала,
впитывая в себя последнее тепло и щедрые краски уходящего солнца.
     - Прыгай,  Ив! Ты же  говорил мне, что мы с тобой хозяева Лагуны, а  не
тот похожий на осьминога пришелец. Двигай задними ластами, Ив!
     И я прыгнул в прохладную воду.

        ВЕСЕЛЫЕ СВАДЬБЫ ИГРАЮТ НА ФИДЖИ
     Этого  еще  не  бывало:  Тосио  проснулся  от  ярких  солнечных  лучей,
ударивших в лицо. Обыкновенно его будил Джон  за  десять  минут до рассвета.
Вот он сейчас стоит на полированной полке для  книг и как ни в чем не бывало
улыбается своей вечной  улыбкой, покачивая головой. Джон - универсал: он еще
и часы, и каждый кивок его головы  - секунда, ушедшая  в вечность. Часы  без
стрелок в руках Джона показывали шесть часов двадцать минут.
     Тосио уже вскочил,  словно  его подбросило  пружинами, и  первым  делом
раздвинул створки седзи  - деревянные рамы, затянутые  матовой бумагой,  и в
его  жилище ворвался  поток  прохладного бриза.  Седзи носили  универсальный
характер:  выполняли функции стены, окна и  дверей.  Затем  Тосио шагнул  на
зеленый пружинящий мат,  покрывающий бетонную  площадку перед домом, и  стал
проделывать  гимнастические  упражнения,  недовольно  поглядывая  на  Джона.
Собственно,  Джон  здесь   был   ни  при  чем,  он   только   преобразовывал
электрические  импульсы в звуковые колебания, которые  получал от компьютера
со второго  этажа, и  крохотную  частичку  своего  электронного мозга уделял
тому, чтобы человек,  живший этажом ниже,  не нарушал биоритмы, записанные в
его генетических часах. Сегодня перед рассветом пришлось заменить целый блок
в системе памяти, поэтому человек встал позже на пятнадцать минут. Компьютер
ответит  устами  Джона,  если  его  спросят  о причине  вопиющего  нарушения
распорядка дня, но человек уже  вошел в ритм бодрствования,  выполнил  набор
упражнений,  заставивших  кровь  быстрее проникать в сокровенные уголки  его
сильного тела, вселяя в него бодрость и радость жизни. Осталось последнее из
гимнастического ритуала -  плавание, и он,  разбежавшись, взлетел в  воздух,
описав плавную  кривую, пробил  упругую  поверхность воды и  уже плыл  среди
причудливого леса  водорослей,  кораллов,  врезаясь  в пестрые стаи  рифовых
рыбок; они его не боялись, давно  убедившись, что это темное шумное существо
не опасно.
     Тосио плыл с  открытыми глазами, любуясь пробуждением Лагуны. Солнечные
лучи  еще  падали  косо и,  рассеиваясь  в  толще  воды,  создавали  матовый
полусвет. В чаще гигантских ламинарий таился полумрак, не менее опасный, чем
кромешная  ночная  тьма;  там еще  вспыхивали голубые и  зеленоватые огоньки
креветок,  крохотных  кальмаров,  осьминогов, а может быть,  и чудовищ  куда
пострашней, поднявшихся из глубин на  ночную  охоту  и  запоздавших покинуть
риф.  Туда Тосио не подплывал.  Он прошел метров  двадцать, не погружаясь  в
глубину, шумно вынырнул на  поверхность и поплыл, взбивая ногами бурун пены.
Подплыв к  нижней  площадке бетонного трапа,  он с  ходу выскочил  на нее  и
остановился, тяжело переводя дух. Ежедневно его утреннее купание проходило в
обществе дельфинов, надежно его охранявших. Подплыв  к  трапу, он, не выходя
из  воды,  по  обыкновению, несколько минут разговаривал со своими друзьями,
делился с ними  планами на день. Вчера пришло распоряжение послать дельфинов
на  соседнюю  тунцовую  ферму,  вокруг  которой бродили  белые акулы. Тосио,
проделывая дыхательные упражнения, чувствовал себя одиноким; он так свыкся с
шумной веселой семьей Матушки Симы. К  тому же каждое утро он получал от нее
на  завтрак устриц,  гигантских  креветок, рыбу.  "А сегодня  у меня  только
что-то из консервов", - подумал он, поднимаясь по трапу.
     Тосио  ошибся: в  холодильнике  оказалось только  несколько  банок сока
манго, а есть хотелось необыкновенно, он даже почувствовал болезненный спазм
в  желудке.  Пришлось еще раз опуститься в Лагуну.  Недалеко от  причала,  с
южной стороны,  находилась небольшая  колония  морских гребешков. Тосио взял
сетку и электрический гарпун на тот случай,  если подвернется небольшая рыба
- как  раз  на завтрак. Рыбу ему подстрелить  не  удалось: вокруг  вертелась
только мелочь вроде рифовых рыбок.
     "Наверное, на сетке с прошлого раза осталась слизь и кровь от тунца", -
подумал  Тосио, наблюдая за осмелевшими рыбками-бабочками. Морские гребешки,
как только на  них ложилась  тень или они ощущали  движение воды,  мгновенно
сжимали  створки  раковин  и,  используя  реактивную силу вытолкнутой  воды,
отлетали в разные  стороны, поднимая песчаные облачка. Все же  Тосио удалось
сунуть в мешок пару гребешков - вполне достаточно для скромного  завтрака, а
Тосио  ел  мало.  Но  тут  он заметил голотурию, притаившуюся  среди  ветвей
кораллового  куста,  и  потянулся к ней рукой.  Морской  червь, почувствовав
опасность,   применил   единственную  свою   защиту  -  выбросил  все   свои
внутренности; обыкновенно  подводный хищник набрасывается на  них и медленно
погибает жалкой смертью -  внутренности ядовиты. Такая операция не причиняет
никакого вреда  голотурии, внутренности  вырастают  снова. На этот  раз враг
оказался разборчивее:  он, не  посмотрев на  приманку,  сунул  выпотрошенную
голотурию в сетку.
     Поднимаясь  на  поверхность,  Тосио  услышал  характерное  пощелкивание
дельфина. "Должно  быть, гость", - решил Тосио: он хорошо  знал  язык  своих
дельфинов, а  этот,  чувствовалось,  попал  в  незнакомое место  и осторожно
прощупывал  своим ультразвуковым локатором  окрестности  биостанции. Дельфин
находился еще  далеко,  Тосио увидел его только через несколько  минут после
того,  как  поднялся  на  причал.  Тосио  приветствовал гостя, подняв  руку.
Дельфин подплыл к причалу  и довольно  внятно  пожелал Тосио  хорошего  дня.
Тосио  не  знал этого  дельфина.  У  него  была  серебристая кожа  и большие
печальные глаза, изобличавшие преклонный возраст.
     Тосио подошел к гидрофону и сказал:
     - Рад приветствовать тебя, брат Моря. Вижу, ты приплыл издалека  и тебе
необходим отдых, будь дорогим гостем. Там, где ты находишься, есть лежанки с
мягким покрытием, располагайся на любой из них. А пока извини меня, я должен
себе приготовить завтрак. Хотя я сейчас принесу все необходимое к гидрофону,
и мы сможем продолжить беседу. Меня звать Тосио.
     - Имя мне твое известно.
     - Кто же тебе его сообщил?
     - Твой друг Костя.
     - Ты был у него?
     - Мы с ним охотились в Лагуне на мако.
     - Когда?
     - Вчера. И  он пытался тебе  сообщить об этом, я  слышал, как он громко
называл твое имя и был очень расстроен, что ты не отвечаешь...
     - Опять этот Джон!
     - Джон - думающая машина?
     - Да, мой друг. Ты и об этом осведомлен?
     - Костя сказал, что тебя вечно подводит проклятый Джон, и об®яснил мне,
что  это за  существо. Как велика сила  вашего ума, позволяющая  из  мертвых
вещей создавать живой разум! Костя сказал, что с тобой потеряна всякая связь
и он скоро приплывет к  тебе. Чтобы тебе легче было обращаться ко мне, знай:
мое  имя,  данное  людьми,  -  Хикару,  а  имя,  нареченное моей  матерью, -
Солнечный Блик, но оно забыто давно, и теперь все зовут меня Хикару. Зови  и
ты меня так.
     - Хикару! Так и я слышал о тебе.
     - Меня знают многие.
     Тосио   бросил  в  кипящее  пальмовое  масло   мускулы  гребешка,  снял
сковородку  с  переносной  газовой  плитки, поставил на  конфорку  кофейник.
Хикару не  видел  его -  бетонный козырек причала закрывал  Тосио,  - он  по
звукам воссоздавал все действия человека.
     - Извини,  я схожу  за кружкой и столом.  Надеюсь,  ты позавтракаешь со
мной?
     В ответ раздалось подобие смеха и голос:
     - Хикару не пьет кофе. Он только с®ел макрель.
     - Ну,  а я выпью. Я сегодня нарушил порядок первой половины дня,  и все
потому, что так слепо доверился машине.
     - То,  что  я приплыл к тебе, тоже мешает твоим занятиям, я знаю.  Хотя
вы, люди, сделали своими руками столько, что можно и остановиться. Побеждены
Большие Звезды  и  крохотные водоросли. Они  еще есть в Лагуне, но с  каждым
восходом  солнца их становится все  меньше; скоро они исчезнут совсем.  Даже
дети Великого  Кальмара  ушли  в  вечный мрак  океана,  где их  жилище.  Все
уступает место человеку.
     Голос механического  переводчика звучал  ровно, бесстрастно,  и  все же
Тосио  передавалось волнение Хикару, его восхищение перед мощью  человека  и
его грусть, что он окончательно завоевывает и океан.
     Тосио, проглотив  своих моллюсков  - они  изрядно  подгорели - и  выпив
чашку  кофе с  бисквитами, спустился к воде вымыть посуду. Хикару подплыл и,
наблюдая за  движениями его  рук,  говорил, хотя по выражению его физиономии
этого    сказать   было    нельзя,   до   того   она   казалась   спокойной,
неподвижно-улыбчивой.  Хикару   находился  недалеко   от   гидрофона,  и  из
стеклянной    кабины     на    причале    доносился    жестковатый    голос,
запрограммированный  в  компьютере;  на этот  раз Джон  хорошо справлялся  с
работой.
     -  Долгое время, -  говорил Хикару, - многие движения  твоих братьев  и
сестер  казались  мне лишенными смысла...  -  Хикару  умолк и  вопросительно
уставился на Тосио.
     Тосио улыбнулся, сидя на корточках;  в одной руке он держал сковородку,
в другой - белую фарфоровую кружку. Он ответил:
     -  Не все  действия человека  имели и имеют, как ты выражаешься, смысл.
Иногда они приносят беду и человеку и его меньшим братьям.
     - Слова твои глубоки, как впадина  за Барьерным рифом. Люди Моря знают,
что  не  так давно  по берегам морей стояли странные  сооружения, изрыгающие
разноцветный  туман,  а в море по  трубам бежала ядовитая вода. В  то  время
много  погибло Людей  Моря и, я  слышал, ушло  раньше предназначенного срока
множество твоих братьев. Слыхал ли ты об этом?
     - Да, Хикару. Много неразумного  совершили наши предки, и вот теперь мы
исправляем их ошибки и,  наверное, делаем новые, которые придется исправлять
детям наших внуков.
     Из дома послышался мелодичный звон и голос Джона:
     - Тосио! Иди скорей, тебя ждут Костя, Ив, Вера, Антон и Наташа.
     При упоминании Наташи  у Тосио  похолодело  в  груди, сердце томительно
сжалось,  и он,  извинившись перед Хикару, взлетел  по трапу,  едва  касаясь
ступенек носками ног.
     На экране видеофона он  увидел милые его сердцу лица и сразу определил,
что  все они находятся  в движении. Костя, Ив и Наташа  летели на авиетке, а
Вера и  Антон  мчались  на  катамаране. Увидев его,  они радостно  завопили,
перебивая друг друга:
     - Мы к тебе!
     - Все!
     - Где ты запропастился?
     - Запрашивали аварийный отряд.
     - К тебе летела санитарная машина...
     - Не бойся, вернули.
     - Все твой Джон?..
     Авиетка уже  подлетала. Ярко-желтая с  черным, она четко выделялась  на
фоне серого  облака. Наташа сидела за  штурвалом.  На  авиетке  не выключили
видеофона,  и Тосио видел ее сосредоточенное лицо. Аппарат застыл  на высоте
пятисот метров, затем стремительно  ринулся,  спускаясь по  спирали. У Ива и
Кости  были  блаженные  лица  школьников,  совершающих  каверзный  поступок.
Инструкция запрещала  пилотам  авиеток, автокаров  и прочих машин  подобного
типа совершать рискованные трюки в воздухе.
     Тосио  помрачнел.  Он не мог  одобрить  бессмысленный  риск. При  такой
скорости машина могла врезаться в посадочную  площадку на крыше лаборатории.
Он  замахал руками, закричал  так  пронзительно, что  пролетавшая  невдалеке
чайка метнулась к самой воде. В это время авиетка выбросила закрылки и через
минуту мягко опустилась на крышу.
     На  второй  этаж  и  к  посадочной  площадке   полукружием  поднималась
лестница,  по ней спускались гости.  Впереди шла Наташа  в  светлых  шортах,
короткой алой  кофточке;  такой же  лентой она перевязала  на  затылке пучок
своих  рыжих  волос. За ней спускался Костя  с  мешком за плечами, потом Ив.
Тосио  залюбовался своими  друзьями. Все  они  улыбались,  обволакивая Тосио
своим  расположением к  нему  и  любовью.  Наташа  подошла  к  Тосио,  сузив
искрящиеся  радостью  зеленые  глаза,  неожиданно обняла и поцеловала. Затем
сказала ошеломленному Тосио, не снимая рук с его плеч:
     - Милый  Тосик, как я рада тебя видеть! Прошла  целая вечность,  как мы
охотились за пришельцами. Какое было время!
     Тосио  растерянно улыбался. К нему  на помощь  пришел Костя.  Сбросив с
плеча тяжелую ношу, он сказал:
     - Это тебе компенсация за нервное потрясение.
     - Компенсация за потрясение? Какое потрясение?
     Все, кроме него, засмеялись. Костя сказал:
     -  Посмотрел бы ты  на  себя  с  высоты ста пятидесяти метров,  как  ты
пытался остановить нас и какой при этом издал душераздирающий вопль.
     - О да, я сильно испугался. Опускаться на такой скорости!
     Наташа сказала, отступив от Тосио:
     - Он прав, мальчики. Что, если бы не вышли закрылки?
     Ив, пожимавший руку Тосио, сказал:
     - Ты могла еще окунуть нас в Лагуну.
     - И разбить "Колибри", - дополнил Костя.
     -  Нет, я надеялась  на закрылки. Разве вы  не наблюдали,  как  садятся
птицы? Они  тормозят всей площадью крыльев. - Она улыбнулась: -  Ну стоит ли
теперь  толковать  об  этом? Все  прекрасно  в Лагуне.  -  Бросила взгляд  в
раскрытые настежь  двери жилища  Тосио. - О,  он  живет, как древний японец!
Смотрите, у него  совершенно пустая комната!  Только  циновки,  столик да на
стене акварель Фудзиямы.
     - Ее написал мой отец. Фудзи видна из нашего окна. Мы живем в Камакура.
     - Какая прелестная гора! - продолжала восхищаться Наташа.  Она сбросила
сандалии  и перешагнула порог комнаты. - Да здесь прохладно, мальчики! - Она
прилегла на татами. Рядом с ней расположились и молодые люди.
     - У тебя прекрасный кондиционер,  -  сказал Ив.  - А у меня уже два дня
как сломался, и сейчас я довольствуюсь только вентилятором.
     - Как хорошо,  что вы посетили меня! - сказал Тосио, улыбаясь Наташе. -
Просто необыкновенно хорошо, хотя день у меня начался неудачно.
     -  Знаем: Джон, - сказала Наташа,  закрывая глаза, зевнула  и,  положив
голову на ладошку, заснула.
     Тосио  встал, за  ним  поднялись  Ив и