шей  величины и станет  совсем
круглой. Когда она появится, не забудь пожелать то, чего бы тебе хотелось.
     - Спасибо, Протей - сын Протея, обязательно пожелаю.
     -  Пожелай  обязательно, чтобы  не появлялись больше ядовитые звезды  и
исчезли водоросли, что  забивают рыбам жабры  и делают воду мутной. Скажи об
этом всем. Когда люди желают чего-нибудь, желания их сбываются.
     - Не всегда, Протей - сын Протея.
     - Не  все желания и должны сбываться. Если станут сбываться  все, тогда
нечего будет желать и жизнь станет невкусной, как дохлая рыба.
     - Неплохо, Протей - сын Протея! Ребята, вы слышали, что он изрек?
     Тосио поднялся и сказал:
     -  Протей мудрец.  Я  же  пойду  дописывать  главу  о кальмарах.  Какая
жалость, что мне приходилось иметь дело только с карликовыми видами, а не  с
гигантами! Те  гораздо  совершенней,  у  них необыкновенно  развита  нервная
система.
     Костя пожелал Протею - сыну Протея спокойной ночи и сказал мне:
     - Пойду  и я. Ты понимаешь,  это у  меня с детства: не  могу  не только
равнодушно видеть, но  даже чувствовать, что кто-то возле меня  работает. Не
знаю, то ли во мне так  сильно чувство соревнования, то  ли  просто зависть,
что вот Тосио закончит свою работу, а  моя  останется  на первых  страницах.
Словом, счастливой тебе вахты. Иду!
     Я остался  один. Вахта  на стоянке обыкновенно  скучна,  время  тянется
бесконечно, но не в такую празднично-прекрасную ночь.  К  тому  же  я не был
одинок на  своей  вахте: у  борта плавали дельфины. Вот кто  нес бесконечную
вахту, полную опасностей: от бдительности часовых зависела жизнь всего рода.
Могла подкрасться акула, которая находится в вечном движении. Она никогда не
спит,  не знает отдыха; днем  и  ночью это вечно голодное создание рыскает в
поисках пищи. Часовые дельфинов неустанно прощупывают своими ультразвуковыми
локаторами воду в различных направлениях,  следят  за реакцией рыб - нет  ли
поблизости   опасности.  Вахта  у  них  длится   два-три   часа,  не  теряют
бдительности н остальные члены семьи или рода.
     Неожиданно я  вздрогнул от резкого голоса, раздавшегося из репродуктора
видеофона:
     -  Ив! Ив! Ты посмотри за риф! Там  горит море. Это плохая примета. Нам
очень страшно. Ив!
     Действительно, вода за рифом вплоть  до самого  горизонта то вспыхивала
зеленоватым огнем, то меркла и вдруг разгоралась с новой силой.
     Свечение  моря - довольно частое явление;  природу этого  мы  об®ясняли
дельфинам, и прежде они не выказывали особого страха, зная, что в море ночью
почти все светится: креветки, рыбы, особый вид водорослей, кальмары, медузы.
Я стал успокаивать своих друзей, и тут же мне кто-то из них ответил (они все
толпились возле борта):
     -  Страшно не  море, источающее свет, море  родит свет  всегда, из моря
встает  Огненная Медуза, которую  вы  зовете солнцем.  Страшно, что появится
сейчас,  никто не видел  такого. - И все дельфины одновременно  скрылись под
водой.
     И в тот же миг за рифом, где глубина  достигала ста метров, взметнулись
фонтаны пламени, рассыпая целый фейерверк голубовато-зеленых брызг.
     На палубе появились Костя и Тосио.
     Тосио сказал:
     - Какое счастье, это же  глубоководные кальмары! Действительно,  теперь
можно было  различить двадцатиметровых  чудовищ,  как  ракеты вылетающих  из
воды. Они светились более густым светом, чем окружающее море.
     Минут через пять последний кальмар  скрылся под водой, и больше ни один
из них не показался на вдруг потускневшем море.
     - Какие олухи! - сказал Костя.
     - Кто? - спросил Тосио. - Кальмары?
     - Да  нет, мы!  Не  догадались записать на пленку. Какие  бы получились
кадры! Сенсация века!
     -  Действительно, -  печально проговорил  Тосио. -  Никто  еще не видел
ничего подобного. Как ты прав, Костя: олухи!
     Вооружившись  всей  с®емочной  техникой,  мы  тщетно  ждали   появления
кальмаров до самого рассвета.
     Море померкло, стало  почти черным. Тучи  закрыли звезды. Подул  ветер.
Наступил тусклый рассвет, без обычного парада красок тропической зари. Чарли
поднял  якорь,  поставил  паруса,  а мы все вспоминали  сияющее  море и игры
гигантских кальмаров, не  предполагая  даже,  что  скоро снова  встретимся с
ними, и как сейчас мы стремимся увидеть их вновь, так потом все наши помыслы
будут направлены на то, чтобы поскорее от них избавиться.

        ФИЛОСОФ ХИКАРУ
     Доктор Мокимото  наслаждался  созерцанием природы. Вначале  он  постоял
минут  десять на берегу небольшого пруда, где росли розовые лотосы и плавали
степенные утки-мандаринки.  Иногда  показывались  огромные  лягушки; высунув
голову из воды, они, казалось, тоже  наслаждались созерцанием зеленого мира,
окружавшего пруд, и  ясным голубым небом. Заметив белую одежду  человека,  к
берегу  устремились черепахи и огромные золотистые карпы;  они засуетились у
мостков, уже  ссорясь  за  будущую  добычу.  Мокимото  улыбнулся, и  по  его
полному, свежему лицу побежали лучики морщинок. Он сошел с берега, ступил на
дощатые  мостки, вытащил  из  кармана  широкой блузы  рисовые  пористые, как
пенопласт, лепешки  и,  отламывая кусочки,  стал бросать их в воду. Мокимото
любил наблюдать борьбу карпов и  черепах, в которой он усматривал спортивные
элементы и подмечал разумность действий.
     Он  считал,  что  в той или иной степени  разумом наделены  все  высшие
животные. Он говорил: "На лестнице жизни в сотни миллионов  ступеней в самом
низу разум светится робкой искоркой, на ее вершине горит ярким пламенем".
     Как всегда,  более  юркие черепахи выходили победителями.  Урвав кусок,
они плыли  в укромное  местечко. Чтобы  всем досталось  понемногу,  Мокимото
бросил сразу весь корм,  не разламывая его на куски; теперь лепешки об®едали
с концов и черепахи и карпы.
     Стряхнув крошки  с рук,  доктор Мокимото пошел по  дорожке, окаймляющей
пруд.   Водоем  построили   по   всем  канонам   древней  японской  парковой
архитектуры. Он  имел причудливую форму,  сразу  не  охватываемую  взглядом;
тропинка вела  к неожиданным поворотам, раскрывая чудесные, не повторяющиеся
пейзажи. Каждый раз  взгляд восхищали  новые виды  деревьев, сгруппированные
так,  что и  в голову не  могло прийти,  что  их  здесь  посадили  в  строго
продуманном порядке, рассчитывая на определенное впечатление.
     Открылся  островок с  бамбуковой  рощицей;  на противоположной  стороне
густой темно-зеленой стеной  стояли криптомерии, и бамбук на  их мрачноватом
фоне казался изысканным букетом в голубой чаше. Прошло не  больше получаса с
тех  пор,  как взошло  солнце, еще длинные тени лежали на  воде  и на почве,
ярко-зеленый  мох  у стволов  деревьев  был  весь  в капельках  от  обильной
утренней росы, с океана веяло прохладой.
     Полюбовавшись бамбуковой  рощицей, послушав шелест ее  листьев,  что-то
сулящий, успокаивающий, доктор Мокимото свернул на еще более узкую тропинку,
ведущую через мангровые  заросли. В воздухе стоял неистовый  звон цикад,  им
вторили  древесные  лягушки;   сквозь  этот  веселый  гам,  то  стихая,   то
усиливаясь, доносился низкий гул прибоя.
     Доктор  Мокимото  вышел в аллею  платанов.  Гигантские пепельно-зеленые
стволы  уходили в небо  до восьмидесяти  метров.  Каждый  нес на себе  целую
воздушную рощу сучьев, одетых  широкими лапчатыми листьями, закрывая небо. В
аллее стоял полумрак.  Доктор Мокимото особенно любил эти деревья, созданные
его  умом  и  руками.  Платаны  Мокимото, созданные  для тропиков,  обладали
удивительной особенностью: в жаркую пору дня у деревьев листья сворачивались
в трубочку, а ночью, утром и в пасмурную погоду  расправлялись. В платановой
аллее  воздух  всегда был напоен запахами целебных смол, здесь необыкновенно
легко дышалось, снималась усталость. Здесь легко думалось, стоило лишь войти
в  неторопливый ритм природы, а  доктор Мокимото чувствовал  себя  всегда ее
неот®емлемой  частицей  и,  как он  любил говорить,  "иногда обращался к  ее
всеоб®емлющей мудрости".
     На утренней  прогулке он  только  наслаждался общением с  природой,  ее
формами и сочетанием цветовых тонов;  усилием воли он прогонял  все  заботы.
Только  ступив на  похрустывающий  песок платановой  аллеи, он начинал  свой
трудовой день. Вот уже  несколько недель, как он самые продуктивные утренние
часы уделял  сине-зеленой  водоросли,  ставшей проблемой  для  многих  тысяч
ученых всех континентов. Трудность решения задачи состояла в том, что нельзя
было просто  уничтожить это крохотное  растеньице, не отравив  весь  Мировой
океан,  реки, озера и  прочие водоемы; надо было лишь ограничить  ее  бурное
размножение,   сохранив   как  вид,   необходимый  в  необыкновенно  сложном
круговороте жизни.
     Вдали  показалась  тощая  фигура  генетика  Нури Хумрата,  совершавшего
утреннюю  пробежку. Нури Хумрат работал над созданием сверхурожайного  сорта
маиса  -  высокоурожайные сорта  уже не  удовлетворяли  возросшее  население
планеты.  Генетик  промчался мимо,  подняв в  знак  приветствия руку. Доктор
Мокимото успел только поклониться ему  вслед, задержав взгляд на  неимоверно
длинных и тонких ногах ученого; они при беге как-то странно заходили одна за
другую,  и казалось, что они  вот-вот заплетутся и генетик растянется  вдоль
аллеи, но тот все бежал и бежал, преодолевая ежедневную десятикилометровку.
     Не  успел  доктор  Мокимото  пройти  и  десяти шагов  после  встречи  с
генетиком, как его мысли  отвлекла  новая встреча. На этот раз  его внимание
привлекло  небольшое, странного вида растеньице, переходившее аллею. Это был
знаменитый заврик.  Едва заметно  переставляя свои  воздушные корни,  заврик
двигался  к  светлому  солнечному пятну  у корней  платана.  Доктор Мокимото
присел на корточки, рассматривая своего питомца, взгляд его потеплел. Заврик
напоминал  спрута:  от  крохотного стволика,  увенчанного  пучочком листьев,
опускались  коричневые корни.  Пройдет не менее  тридцати минут, пока заврик
преодолеет дорогу, очутится на солнце и  так же деловито начнет вгонять свои
корни  в  почву, если,  конечно, солнечное  пятно  не  исчезнет,  - тогда он
поплетется дальше. Несмотря на кажущуюся хрупкость, заврик очень жизнестоек,
у  него  много сил;  всю ночь он усиленно  питался на  тучной  почве, а  при
восходе солнца пустился в путь.
     Встреча  с завриком окончательно нарушила стройный  ход мыслей доктора,
он стал  думать о будущем  своего  создания. Пока  это только  биологический
фокус, как расценивают многие его коллеги, хотя все отдают дань гениальности
решения. Доктору  Мокимото не раз приходила мысль: не нарушает ли его заврик
размеренный ход эволюции? Что,  если и  он в далеком будущем явится совсем в
новом  качестве, как  теперь  синезеленая водоросль?  Уже  писатели-фантасты
использовали его в своих произведениях. Он у них превращается то в  хищника,
брызжущего ядом,  то в коварное разумное существо, вытесняющее с Земли  весь
род человеческий; иные предсказывают, что ходячее растение, имея неоспоримые
преимущества перед своими собратьями, вытеснит их, и на месте зеленых  лесов
будут разгуливать корявые  уроды.  Только его  любимая  ученица  Вера  полна
оптимизма  и  прочит заврикам  великое будущее. Недавно на очередной  сессии
Общества  охраны природы ставился вопрос о  запрещении  вывоза  завриков  за
пределы территории  института,  хотя  об этом уже поздно  говорить:  почти у
каждого любителя-садовода, не говоря  уж о  ботанических  садах и зоопарках,
есть эти удивительные создания.
     За спиной скрипнул песок.
     - Доброе утро, учитель!
     - О! Вера! И тебе хорошего начала дня!  - Он улыбнулся ей и  дотронулся
до ее прохладной после купания руки.
     - Вы беседуете с моим Вольдемаром?
     - Разве это он?
     - Ну  конечно, учитель. Посмотрите, у  него восемь с половиной  ножек и
носик, как у Буратино. Я его ищу, ищу по  всем закоулкам, а он, оказывается,
беседует с вами.
     - Да, он замечательный собеседник - умеет слушать.
     Вера подняла заврика и, держа за кисточку листьев, сказала:
     -  Сейчас  я  встретила  философа  Хикару, он  только что  вернулся  из
длительного путешествия и ждет вас в бассейне.
     -  Благодарю,  Вера. Мне  так его  недоставало все эти  дни! Извини,  я
пойду, чтобы не заставлять его ждать. Действительно, он философ.
     -  Счастливо,  учитель.  Я буду  в  лаборатории  водорослей,  мне  надо
посоветоваться с вами.
     - Я приду туда. Вера, сразу после встречи с Хикару. - Он хотел было уже
идти, но остановился, заинтересованный последней  фразой. - Есть  интересные
мысли?
     - Кажется, учитель.
     -  Ну  хорошо. Жди меня,  Вера.  - Он пошел, оставив ее  посреди  аллеи
созерцающей заврика.
     В  бассейне  размерами  в  гектар шла  азартная игра в  ватерполо,  обе
команды   наполовину   состояли   из   дельфинов,   природных   спортсменов.
Вратари-дельфины выказывали чудеса ловкости, отбивая "верные" мячи.
     Доктор  Мокимото  взглянул на ватерполистов, улыбнулся и подумал:  "Как
расширились  возможности  человека  и  его  представления  о  природе  после
установления контактов с этими высокоинтеллектуальными существами!"
     Доктор Мокимото  шел  вдоль  стенки  бассейна,  вглядываясь  в  гладкую
поверхность воды. На противоположной стороне на трибунах  пестрели купальные
шапочки и купальники зрителей, в воде, расположившись полукругом, следили за
игрой  дельфины.  Оттуда, издавая тонкий свист приветствия, метнулся  к нему
один из дельфинов.
     - Хикару, друг мой! - Доктор Мокимото приветствовал его, подняв руку. -
Как я рад!
     Дельфин ответил медленно, с трудом выговаривая слова:
     - Кокиси! Здравствуй и ты, мой друг.
     Доктор Мокимото пошел к стеклянной будке, в которой находился  гидрофон
для разговоров с жителями моря, Хикару медленно плыл рядом.
     - Давно,  давно мы с тобой не виделись, - говорил доктор  Мокимото. - Я
получал о тебе только редкие известия и радовался, что ты жив и здоров.
     На это  Хикару сказал что-то  очень неразборчивое для постороннего уха,
но доктор Мокимото понял.
     - Да,  Хикару,  я верен  своей привычке  совершать  утреннюю  прогулку,
однако,  с тех пор  как ты уехал,  я  редко  погружаюсь в воду. Тебе  трудно
понять,  что мне  доставляет огромное наслаждение ходить  по твердой земле и
любоваться сочетаниями растений, неба и воды. Особенно люблю я утро. Сколько
надежд оно  вселяет! Кажется, что  впереди  бесконечный день, столько мыслей
родится в утренние часы...
     Доктор Мокимото вошел в будку и взял оттуда переносный гидрофон. Он сел
с ним на самую нижнюю ступеньку широкой лестницы, так что мог касаться рукой
головы своего друга.
     - Ну вот, дорогой мой, теперь это  хитрое  приспособление  ускорит  мою
речь и замедлит твою. Из аппарата раздался внятный голос:
     - Кокиси, мой друг!  Все, что ты  произносишь, полно  глубокого смысла,
как  голоса океана.  Я  всегда восхищался тобой - лучшим из всех  ходящих на
задних ластах...
     - Ну, ну, Хикару! Ты стал льстецом за время путешествия.
     - Льстец - это человек, расхваливающий другого с целью  ему угодить. Я,
ты  знаешь, делаю  это для  того, чтобы  воздать  тебе  должное.  Ты  всегда
стремишься проникнуть в непонятное, ты очень добрый и хороший.
     - Но, но, Хикару! Ты лучше расскажи, где побывал, что видел интересного
в океане.
     -  Я видел,  как поднимались  из  мрака ядовитые  звезды,  все дно было
покрыто ими. Они с®едали все на  своем пути, оставались лишь мертвые кораллы
да  камни.  Я  вместе со  своими  братьями  показывал людям-рыбам,  где  еще
остались ядовитые звезды.
     - Так ты называешь подводных пловцов?
     - Да, потому что  они могут  не выходить на поверхность, чтобы  сделать
вдох перед новым погружением. И здесь вы, ходящие на задних ластах, добились
многого,  как и во  всем, за что  беретесь. Но об этом мы поговорим  немного
погодя, а сейчас, я вижу, ты хочешь знать подробности о ядовитых звездах.
     - Ты отгадал мою мысль.
     - Несколько моих братьев и сестер ушли навсегда на "черное дно", убитые
ядовитыми звездами.  Все же люди с  нашим  участием очистили от них  все дно
Большой   Лагуны   и  отмели   у   Длинного  острова,  где  появлялись   эти
отвратительные существа. Я не знаю, что вы станете с  ними делать. Загружены
десятки  судов,  специальные прозрачные  баржи.  Они  не  отравят  все  ваши
острова?
     -  Нет, Хикару. Их  переработают  в полезные  продукты, даже  их яд уже
нашел применение: из него делают лекарство  от некоторых болезней,  например
от лишаев, что появляются иногда у вас на коже.
     - Вы из всего стремитесь извлекать пользу.
     - Да, Хикару. Только подчас  наши стремления  из всего извлекать пользу
приносят страшные бедствия и для земли и для океана.
     - Я знаю, о чем ты говоришь. Все это было прежде, когда вы перевозили в
своих  необыкновенно  больших сооружениях  из металла  неприятное  вещество,
называемое  нефтью; оно было  так же  ядовито,  как  и  выделения гигантских
звезд. Я слышал  также, что вы отравляли воду и другими веществами, полагая,
что океан непомерно  велик и  так могуч, что он сможет обезвредить  все, что
губительно  действует  на жизнь. Да,  ничто  не  может сравниться в  силе  с
океаном! Даже огонь, что прорывает его ложе, смиряется перед ним!
     - Ты хорошо сказал, Хикару.
     -  Я все делаю хорошо. И если мне не  удается  сделать  хорошо, то мной
овладевает  горе,  и  я  стремлюсь уплыть далеко-далеко  от того места,  где
нельзя нужное дело завершить хорошо.
     - Не поэтому ли ты отправился путешествовать?
     - Поэтому, Кокиси.  Ты просил меня  найти причину,  почему вторая  беда
обрушилась  на  океан?  Почему его поверхность стала зеленой? Почему  гибнет
жизнь там, где появляется крохотная водоросль?
     -  Ты  не  совсем правильно меня понял.  Ищут причину, почему появилась
синезеленая водоросль, тысячи  людей,  и  они  вот-вот  найдут ее,  и  тогда
появятся и средства борьбы с водорослью.
     -  Я  видел  твои средства!  Это туман, что раз®едает глаза.  Водоросли
опускаются на дно, и там, как от звезд, все гибнет, и на море появляется еще
больше водорослей. - Хикару, пристально посмотрев  в глаза другу, спросил: -
Ты не считаешь, что мы  разгневали Великого Кальмара  и он  наслал на нас  и
губительные водоросли, и ядовитых  звезд,  и  своих детей, что  вы называете
пришельцами?  Между тем они  не пришельцы, а вечные обитатели "черного дна",
они дети Великого Кальмара.
     Дельфины необыкновенно  суеверны. Доктор Мокимо-то знал, что разубедить
Хикару очень трудно. Пока это сделать не удавалось, но все же он сказал:
     - Природа слепа и равнодушна к своим  детям. Это мы, не умея  об®яснить
окружающий нас мир, наделили ее всеоб®емлющим разумом и всепокоряющей волей.
По  всей вероятности, ядовитые звезды и пришельцы -  просто мутанты  морских
звезд и  кальмаров. Они могли  образоваться  под воздействием  радиоактивных
веществ, много лет назад захороненных на дне океана.
     -  Все это ты уже говорил  мне. Я  много размышлял над твоими словами и
думаю, ты ошибаешься, отвергая великие силы океана. Ты ведь сам говорил, что
много еще  непознанного  и среди непознанного -  Великий  Кальмар. Мы  очень
сильно разгневали его.  Никогда еще он не посылал к берегам столько ядовитых
звезд и  своих  детей.  Все  наши мудрецы предсказывают появление  еще более
страшных  жителей   "черного  дна".   Совсем  недавно  вновь   появлялся  на
поверхности  сам  Великий  Кальмар.  Надо  ждать  беды.  И  если  необходимо
уничтожать ядовитых звезд,  то детей Великого Кальмара нельзя убивать. Скажи
всем: нельзя убивать детей Великого Кальмара! - повторил он.
     - Не  беспокойся,  Хикару. Люди не нападали первыми на пришельцев, или,
как ты называешь их, детей  Великого  Кальмара. Пришельцы  напали первыми на
Город Осьминогов и убили несколько человек. Люди только защищались.
     - До меня  доходит смы