Было три. Сейчас, наверное, два.
     - У вас есть оружие, вернее, мины или как они там... петарды?
     - Есть.
     - Сколько?
     - Одна. Но ты не тревожься. Только идите к нам побыстрей.
     - Идем, Вера! Антон! Как самочувствие, дружище?
     - Отличное, Костя. Идите вдоль рифа на глубине ста пятидесяти метров. У
нас горят все прожектора...
     Антон умолк, увидев пришельцев. Вера не ошиблась, их пока было два; они
медленно приближались, двигаясь на расстоянии десяти метров друг от друга.
     - Почему замолчали? Антон, Вера!
     - Пришельцы, - почему-то прошептала Вера. - Два! Сейчас я их...
     Антон приказал:
     - Не смей без моей команды!
     - Есть без команды не сметь!
     - Пусть подойдут ближе. Целься в правого!
     - Почему в правого?
     - Он, кажется, больше.
     - В правого так в  правого.  Смотри, как они  опять раскаляются. Им  не
нравятся наши ультракороткие волны.
     Тосио сказал:
     - Выключите! Они свирепеют от ультракоротких. Выключайте!
     - Выключи! - приказал Антон.
     Вера щелкнула тумблером,  не сводя глаз с правого чудовища. Казалось, у
него не  было дурных  намерений,  просто его  мучило любопытство  и он хотел
поближе рассмотреть тоже "пришельцев", вторгшихся в его мир. Он стал заметно
бледнеть, но скорости не сбавил. Второй немного поотстал.
     Вера торопливо прошептала:
     - Их привлекает  свет.  Надо выключить. Все равно  нам их будет  видно,
Антон!
     - Выключаю, Вера. Не стреляй!
     - Мы же договорились, что по твоей команде.
     - Молодец!
     - Еще бы! Ой, как они хороши!
     Действительно, перед  ними открылось совершенно фантастическое зрелище.
Пришельцы  купались в  источаемом ими же розовато-голубом свете. Глаза-диски
переливались  тысячами бликов,  передние двадцатиметровые "руки"  с клешнями
были похожи на остывающие стальные прутья.
     Из приемника слышался голос Кости:
     -   Мы  их  отвлекаем  на  себя!  Включили  на   полную  мощность  свою
ультразвуковую пушку. Посылаем импульсы вдоль стенки рифа. Не высовывайтесь!
Сидите до нашего прихода!
     - Стреляй! - приказал Антон.
     Вера  помнила, как  навела  перекрестье прицела  на глаза-диски правого
пришельца, горизонтальная линия чуть  ниже  диаметра дисков, нажала  красную
кнопку, видела, как мелькнула последняя петарда, но почему-то, обогнув цель,
улетела в темноту.
     - Ну, ничего... - проронил Антон. - Ничего, Вера.
     - Как  ничего! - со слезами в  голосе вскрикнула Вера. - Я промазала! В
двух шагах! Что же теперь...
     - Успокойся, Вера. Все-таки ты их напугала. Видишь, они остановились и,
кажется, совещаются.
     - Ты все шутишь! А как же мы теперь?
     - Ничего не изменилось, Вера. Смотри, один отвалил влево. Может,  его в
самом деле  отвлекают  ребята своей пушкой.  А вот у  правого совсем  другие
намерения...
     - Антон! Руки! Смотри, тянет к нам руки!
     - Вижу, Вера. Успокойся. Нас не так-то легко взять голыми руками.
     Как  у всех батискафов,  у  "летающего  блюдца"  на  верхней  полусфере
находилась пара управляемых рычагов для сбора образцов в глубинах  моря; при
случае рычаги и  резак на их  концах могли послужить и средством защиты,  но
только  не  от  гигантского  пришельца.  Антон  знал  это  и все  же  двигал
манипулятором, улыбаясь Вере.
     - Отлично работают.
     - Правда?
     - Сама посмотри.
     -  Да,  да.  Как здорово!  - Вера  закрыла  глаза, увидев,  как  "рука"
пришельца почти касается обшивки их кораблика.
     Антону удалось зажать резаком  "руку" пришельца выше клешни. Последовал
рывок такой  силы, что акванавтов вдавило в спинки кресел, как при выходе на
околоземную орбиту. Антон невольно выпустил  из  рук  рычажки манипуляторов.
Пришелец вращал  батискаф  вокруг своей чудовищной головы,  стараясь от него
освободиться. Наконец лязгнул рычаг, вырванный из гнезда, и батискаф полетел
вдоль стенки рифа, сам похожий на разгневанное чудовище.
     Антон, привыкший к перегрузкам, ни на секунду  не потерял сознания.  Он
ухитрился включить двигатель, и батискаф  сопротивлялся  изо всех своих сил,
это-то  и решило  исход борьбы: пожертвовав  механической "рукой",  батискаф
вновь получил свободу передвижения и поспешно отходил под защиту стены рифа.
Он слышал голоса друзей:
     -  Так  держать,  Антон!  Мы  заходим  для  атаки!  Что  вы  сделали  с
пришельцем? Что за эволюции он совершает?
     - Занят,  бедняга,  рычагом от нашего "блюдца",  никак не может от него
избавиться.
     Вера медленно  приходила в  чувство.  У нее все  плыло  перед  глазами:
кружились приборы,  то приближалось, то  удалялось  лицо Антона, она  смутно
слышала его встревоженный голос:
     - Вот и прекрасно, Вера. Теперь все. Уже виден  свет батискафа. На вот,
глотни...
     Вера  отстранила его руку с термосом.  Она как зачарованная смотрела  в
иллюминатор на  пришельца.  Теперь он  весь  пылал  рубиновым  пламенем. Его
гигантское тело конвульсивно  подергивалось, медленно вращаясь на  месте. Он
старался  освободиться  от рычага батискафа,  резак которого мертвой хваткой
сжал его "руку" выше  клешни. Наконец пришелец прекратил вращение. Несколько
секунд  он висел  неподвижно,  словно раздумывал над создавшимся положением,
затем взял другой "рукой" за  рычаг и  оторвал его вместе с клешней. Из раны
потекли голубые нити крови.
     Из  репродуктора слышалось  дыхание  Тосио, Кости, Ива.  Кто-то из  них
сказал:
     - Давай!
     "Летающее блюдце" дрогнуло раз, другой. Пришелец стал меняться в цвете,
как остывающая сталь, и медленно опускаться в глубину.
     - Ну, вот и все! - сказал Антон. - И ничего страшного...
     - Но как я испугалась, если бы ты знал!..
     - И совсем не испугалась.
     - Может, все это нам показалось?
     - Ну конечно, Вера. Просто интересный сон.

        СВЕТЯЩЕЕСЯ ЧУДО
     "Золотая корифена"  не  была приспособлена для лова  и  транспортировки
крупных морских животных; правда, на ней находилась довольно мощная лебедка,
но с ее  помощью мы  могли  поднять  на палубу не более  пяти-шести  крупных
звезд, поэтому  Чаури Сингх приказал нам временно оставить яхту и  перейти в
распоряжение капитана  "Атлантиды",  гигантского рефрижератора,  на  котором
было всего шестнадцать человек  экипажа;  к тому же всего трое из  них могли
считаться  приличными аквалангистами.  Впятером  мы  заарканивали  звезд,  и
ребята на палубе упрятывали их в ледяные трюмы "Атлантиды".
     Вначале тигровые звезды не реагировали на наше появление: у них не было
врагов  в океане и  они чувствовали  себя  неуязвимыми.  Все же очень  скоро
хищники поняли, что мы представляем для них  опасность, и стали защищаться и
даже сами перешли в наступление.
     Все  охотники  на  звезд  были  облачены  в плотные  костюмы  подводных
пловцов,  доставленные  сюда  из  полярных районов. Ни  один участок кожи не
должен был соприкасаться  с  водой,  насыщенной  ядвитыми  выделениями  этих
гадов.  Конечно,  пришлось сменить и невесомые  маски  рааба на  громоздкие,
изолирующие от водной среды акваланги,  изобретенные великим  исследователем
океана Жаном Ивом Кусто еще в XX столетии.
     В первый день мы, вооружившись  ампулометами, парализовали до  какой-то
степени своих противников, а затем набрасывали на них сети из акрилостилена,
волокна которого превосходили по  прочности сталь. Звезда вялыми  движениями
запутывалась в сети, и ее поднимали из воды.
     На другой день у  нас  кончились ампулы. Где-то  в заводах-лабораториях
наращивали их выпуск и обещали, что через день-два у нас будет их в избытке,
но  ждать мы не  могли, и вот тогда началась настоящая опасная борьба,  чуть
было не стоившая жизни одному из наших товарищей с "Атлантиды".
     Тактика борьбы  состояла в  том, что мы обезвреживали звезд  с флангов:
здесь  они  отходили  в  стороны  от основной лавины  и  с ними  легче  было
справляться.
     Мы  наметили  огромную звезду.  Она  пожирала  колонию  морских  лилий,
разбросав над ней все свои щупальца. Стали заводить сеть. Звезда увидела нас
и стала приподниматься, готовясь к атаке. Мы накрыли  звезду сетью и поплыли
в стороны, остальное - запутаться в  сети - мы предоставили ей самой, за что
она  и  принялась  с тупым упорством.  И тут  Роберт Вечентини, кибернетик с
"Атлантиды",  решил поправить сбившуюся сеть. Звезда выбросила одну из своих
"рук"  и  в мгновение ока сорвала с него шлем с маской; счастье Роберта, что
шланг был старый и порвался, а не то звезда подмяла бы Роберта под себя и он
погиб  бы на наших глазах.  Костя и Тосио подхватили пострадавшего и вынесли
на поверхность.  Правда, он  с испугу порядочно хватил морской воды, да  все
обошлось  благополучно.  Роберт  отделался  нервным   шоком  и   остался  на
поверхности,  так что мы стали  работать под водой  впятером. Между  прочим,
больше участников и не нужно.
     Надо сказать, что  в более трудной и неприятной работе еще никто из нас
не принимал участия. Все искупалось сознанием необходимости: ведь мы в числе
пяти тысяч добровольцев отражали нашествие чуждой нам жизни,  слепой в своей
ярости и неумолимо жестокой.
     В воде мы находились по три  часа, затем всплывали на полчаса - и снова
под  воду.  На  обед и отдых уходило  два  часа,  но нам троим  хватало  для
восстановления сил и одного часа. Менее тренированным ребятам с  "Атлантиды"
приходилось  тяжелее, и Тосио уговорил  их использовать для отдыха и  второй
час, а не то могло получиться нечто похуже, чем с Робертом.
     За  неделю "Атлантида" приняла  тысячу  двести  звезд, затем  в  Лагуну
доставили  тралы, и  очистка дна  пошла быстрее. Все же много осталось и  на
долю  пловцов-разведчиков  -  приходилось  обезвреживать  отдельных  хищниц,
расползшихся по дну.
     С  нами  теперь  работало все  семейство Геры.  При ликвидации  колонны
звезд,  двигающихся к Лусинде,  дельфинам было запрещено принимать участие в
работе, так как от ядовитых выделений  они получали  смертельные ожоги кожи,
теперь же, когда колонна звезд сильно поредела, дельфины стали главной силой
в их розыске.
     К  концу  второй  недели "Атлантида"  ушла со своим ядовитым  грузом  в
Сидней,  а мы  снова перешли на свою  "Корифену".  Все  эти  дни ее неусыпно
сторожил наш  Гарри,  отбиваясь от посягательств туристов-"дикарей", которые
не  участвовали  в  борьбе  со  звездами,  но  не  прочь  были  пройтись  на
безнадзорной  яхте.  Перед  уходом  с  яхты  Костя  вставил  "немому"  Гарри
разговорный блок с весьма ограниченным запасом слов. Как только его тепловой
локатор нащупывал  на  причале туристов, раздавался  грозный  Костин  голос,
записанный в разговорном блоке:
     -  Прошу не  подходить  близко к борту!  Яхта  отравлена ядом  тигровых
звезд!
     Конечно,  после такого окрика ни  один турист не появлялся на  палубе в
наше отсутствие. Теми  же словами встретил Гарри и нас  и пытался бесконечно
повторяться, пока Костя не вынул из него блок, сказав:
     -  Помни,  старина,  что  главное твое  достоинство  -  это  слушать  и
выполнять приказы.  Ступай к  штурвалу и не забудь принайтовать свои ноги  к
палубе, а не то при первой волне покатишься, как пожарный баллон.
     На это Тосио заметил:
     - Нет ничего легче, чем давать советы...
     "Корифена"   опять  в   свободном  плавании.  Утренний  бриз  осторожно
наполняет оранжевые  паруса  яхты, чуть  креня ее на левый борт. Лагуна близ
Лусинды   очистилась   от    больших   рефрижераторов,    только   небольшие
суда-снабженцы желтеют там и сям на синей воде:  они или выуживают последних
тигровок, или, как и мы, несут разведывательную службу.
     По яхте разносится аппетитный запах жареной рыбы: сегодня очередь Тосио
готовить еду. Надо сказать, что он  на это непревзойденный мастер, его блюда
всегда приготовлены не из консервов, а из даров  океана.  Еще с вечера перед
днем  дежурства он попросил  Геру доставить к  утру  определенный  вид рыбы,
устриц,  голотурий, водорослей. В  сочетании  с  приправами,  которые  Тосио
хранит в  холодильнике, получаются, как говорит Костя,  "кулинарные сонеты и
поэмы".
     Костя,  насвистывая, возится с видеофоном. Он вытащил его  на палубу  и
сидит с ним в  позе Будды на разостланном белом брезенте. Из  открытого люка
тянется  по брезенту  красный  шнур  паяльника.  Костя  в одной руке  держит
паяльник, а в другой - крохотную деталь.
     - С этими  ядовитыми уродами,  - говорит он, - мы растеряли все связи с
друзьями, близкими. Вот налажу аппарат  и первым делом соединюсь  со своими.
Стыдно сказать, скоро  месяц, как я не виделся  ни  с кем из домашних.  Хотя
думаю, они должны понять, что мы тут не танцуем круглые сутки.
     Явно  Костю  мучает  совесть. Видеофон,  да  еще  какой,  находился  на
"Атлантиде", а  он и не подумал связаться с родными.  У  меня тоже  нехорошо
стало на душе, так как и я не нашел на это времени. У нас один Тосио  каждый
вечер  виделся  со своими  стариками.  Отец и мать у него преподают  в одной
школе где-то в городке-спутнике близ Киото.
     Костя поминает черта. Он обжегся паяльником.
     - Невыносимо! - говорит он, поводя пальцем по воздуху.
     - Сильно обжег? - интересуюсь я.
     - Да нет, пустяк. Я не по этому поводу. Неужели ты не чувствуешь?
     - Что?
     - Тосио соорудил что-то невероятное. - Он жадно втянул ноздрями воздух.
- Меня аж в дрожь бросило. Тосик! - позвал он умоляюще.
     - Я слушаю тебя. Костя.
     - Долго ты еще будешь нас мучить?
     - Еще  только  двенадцать  минут.  Обед  будет подан точно по  судовому
расписанию.
     - Муки по судовому расписанию, это что-то новое на  флоте.  Ты вот что,
сенсей, дорогой, дай нам по кусочку на пробу. Вот по такому, крохотному.
     Тосио  не ответил,  но через минуту  поднялся с двумя  бутербродами. Он
подождал, пока  мы  с жадностью  проглотили восхитительную рыбу с лепешкой -
тоже произведение Тосио.
     - А еще можно?  -  безнадежно попросил  Костя. Тосио расцвел в улыбке и
покачал головой:
     - Теперь только через десять минут.
     Вдруг, посерьезнев, Тосио метнулся вниз  и  скоро  загремел кастрюлями:
видно, что-то у него там подгорело.
     С  наветренной  стороны  плывет  семейство  Геры.  Пуффи  то вырывается
вперед, то отстает, а затем догоняет родных, развивая огромную скорость. Хох
и Протей - сын Протея надолго  исчезают под водой, проверяя, чисто ли дно от
тигровых звезд. Я поглядываю на экран,  по которому стелется обглоданное дно
Лагуны. Сила жизни океана так велика, что уже видны рдеющие анемоны, редкие,
правда,  "цветы" коралловых  полипов, колонии кольчатых  червей;  но вот  на
экран врывается прежний цветущий  оазис с  бесконечным разнообразием  форм и
красок. Под килем  не  больше десяти метров, солнце ярко освещает дно  в его
праздничном убранстве.
     Появилась стая  морских ласточек-качурок. С веселым писком  они носятся
за кормой;  одна  налетела на парус и, пискнув,  упала на палубу. Распластав
крылья, она  лежала, раскрыв  клюв и  с ужасом поглядывая на  нас. Штормовые
ласточки обыкновенно предпочитают  более умеренные  широты, они любят бурную
погоду. Что их занесло в тропики?  Наверное, обилие корма. Я взял ласточку в
руки. Костя сказал:
     - Осторожней! Может быть, в нее вселилась душа погибшего моряка и стоит
тебе ее разгневать, как не оберешься беды. -  Костя вздохнул и  продолжал: -
Как  все у них было просто, у наших предков, легко и все об®яснимо! У них не
умирало сознание, или, как они называли, душа, она переселялась или на небо,
в ад или рай, или  вот в такую птичку и продолжала жить, носясь над волнами.
- Костя задумался, углубившись в изучение хитроумной схемы.
     Я подбросил качурку  в воздух,  и  она тут же  смешалась со  стаей.  Из
песочных часов  - дань  романтике прошлого -  тоненькой  струйкой  высыпался
последний  песок.  Я  отбил  восемь  склянок  на  древней  рынде,  небольшом
колоколе, поднятом в прошлом году со дна моря. Колокол принес Хох, зная, как
мы ценим такие  находки.  Рынду  очистили, и  теперь  она,  к восторгу  всех
дельфинов, оповещает о частицах уходящего времени. Услышав звон рынды, Пуффи
вылетел из воды  и затем метров  пять шел на  хвосте,  найдя  предлог, чтобы
выразить безмерную радость, всегда переполняющую все его существо.
     Небо затянули перистые облака, сквозь них жарко палило солнце, стоявшее
почти над  головой. Паруса не давали тени. От прямых солнечных лучей  спасал
тент;  под ним  было вполне  терпимо, особенно когда  налетал  порыв ветра и
обдавал  нас прохладными  струями:  утренний  бриз  давно  сменил  вечный  и
неизменный пассат.
     Костя выключил  паяльник и разгладил  брезент,  уловив звон  посуды,  а
затем осторожные шаги Тосио.  Он поднимался  с  подносом. Мы с Костей встали
возле  тамбура, готовые подхватить поднос  с яствами, паче чаяния он  начнет
выскальзывать из рук дежурного кока. Наши опасения оказались напрасны. Никто
так уверенно не держится  на палубе, как  наш  Тосио:  даже в самую  сильную
качку его ноги словно прирастают к ней.
     Огромный  деревянный  поднос,  покрытый  золотистым  лаком,  ломился от
мисок, чашек и чашечек, полных аппетитнейшей снеди.
     Костя, расставив руки, ступая, как балерина, проводил Тосио до брезента
и  с  облегчением  вздохнул, когда  Тосио  благополучно  поставил поднос  на
палубу.
     - Уф! -  выдохнул  он. - Ты, Тосик,  многим  рискуешь, перемещая  таким
образом ценности. Представь себе...
     - Не  порть себе  аппетита мрачными  мыслями,  Костя,  - сказал  Тосио,
усаживаясь  у  подноса. - Прошу. Вначале вот этот салат  под  острым соусом.
После  -  суп из черепахи, затем рыба с  гарниром из водорослей, трепангов и
улиток...
     Мы  уже   уписывали   салат  и  втягивали  ноздрями   волшебный  аромат
черепахового супа.
     На десерт Тосио подал охлажденный  ананас, манго, виноград без косточек
и даже арбуз.
     - Ну, братец... - только и мог сказать Костя, протянув руку к багряному
ломтю арбуза.
     После  обеда  Костя,  пользуясь  правом  подвахтенного,  растянулся  на
брезенте-скатерти и тут же уснул. Тосио стал тщательно мыть посуду в морской
воде и ставил ее на поднос сушиться на солнце. Я дремал, глядя на движущееся
дно на экране. Экран засеребрился от стаи мелкой рыбешки, промелькнуло  тело
какого-то дельфина; они тоже завтракали, без наших  удобств, но с не меньшим
аппетитом.
     Качурки, не отстававшие  от яхты,  гурьбой кидались в воду за остатками
пищи с нашего стола. Тосио сказал:
     -  По всей  видимости,  усилится ветер.  Штормовые ласточки -  спутники
бури. Что-то мне  сегодня не хочется попасть в шторм.  Наверное, сказывается
некоторая усталость, не физическая, а нравственная  усталость после тигровых
звезд.  Странные создания! Если  бы не человек, то в природе могли наступить
коренные изменения.
     Я вяло сказал, чтобы поддержать разговор:
     - Думаешь, наступил бы век иглокожих?
     - Возможно, хотя мы  еще  полностью не избежали опасности. Я думаю, вот
так же в мезозойскую эру могли появиться первые ящеры,  и затем они миллионы
лет владели и морем и сушей.
     Яхту тряхнул  порыв ветра. Чарли блестяще выровнял крен, лег на прежний
курс. Костя проснулся, сел и сказал:
     - Лечь в дрейф... -  И снова растянулся  на брезенте. Мы с  Тосио еще с
четверть  часа поговорили о причудах природы и необходимости  не нарушать  в
ней  равновесия сил.  Потом Тосио спустился к себе в каюту, сказав,  что ему
следует  закончить  главу работы об органах  чувств осьминогов и  кальмаров,
начатую  месяц  назад.  Скоро  из тамбура донеслось  стрекотание  диктофона,
печатающего под диктовку Тосио.
     Солнце перешло зенит. Облачность стала гуще. Барометр в рубке опустился
на  несколько  делений.  Я  вызвал  автоматическую  станцию  Службы  погоды.
Размеренный  голос  заверил,  что  ничего серьезного не ожидается. К  вечеру
ветер усилится всего до шести  баллов, затем на нашей широте наступит штиль.
Как обычно,