сл твоих слов. Все, что ты произносишь и делаешь,
полно  глубокого  значения. Я всегда восхищался тобой... -  начал  Хикару, и
доктор Мокимото  улыбнулся,  угадав, что сейчас  его  собеседник постарается
перевести  разговор в другое русло,  и действительно, Хикару продолжал: -  Я
всегда восхищался всеми ходящими на задних  ластах по суше и плавающими, как
рыбы.  Они всегда  стремятся  проникнуть в непонятное,  все  об®яснить,  все
узнать, хотя последнее свойство присуще всему в меру их разума...
     Доктор  Мокимото  кивал, улыбаясь:  Хикару не был  льстецом, этот порок
неизвестен  дельфинам;  он  обладал  способностью  быстро  переключаться  на
совершенно противоположные темы, и если даже в них заключались противоречия,
то  его  это  нисколько  не  смущало, он так же  горячо  и  искренне защищал
противоположное.
     - Как хорошо, что вы не верите в высшие  силы! Это развязывает вам, как
ты однажды сказал, руки,  и вы сами создаете  необыкновенные существа, вроде
летающих рыб огромного размера, или плавающие жилища, светящиеся ночью,  как
глубоководные  рыбы  или кальмары,  и еще бесконечное множество  вещей, даже
таких, без которых вы могли бы вполне обойтись. Я  знаю,  ты спросишь, что я
имею  в  виду. Хорошо.  Отвечу,  друг мой Кокиси.  Ты  слышишь,  как  слегка
вздрагивает вода  и земля? Это  идет машина,  нагруженная  ненужными вещами,
как-то ты сказал - отбросами; их везут на корабль, чтобы отправить куда-то.
     -  Ты прав, Хикару. Многое из того, что  мы считаем негодным, могло  бы
еще служить нам, а многое можно и не создавать.
     - Ты справедлив, Кокиси! Но  что меня восхищает всегда, так  это вторая
кожа, которую вы носите, защищая себя днем от лучей горячей  медузы, а ночью
- от  холода. - Хикару положил голову  на брус  из  пористого пластика у ног
своего  друга   и  смотрел  на   него  умным,  чуть  насмешливым   взглядом,
прислушиваясь  к переводу своих слов. - Находясь  от тебя  вдали,  я  уяснил
причину, вызывающую в тебе жажду познания,  и теперь я сам ощущаю в себе то,
что ты называешь способностью творить. Я умею, мысленно пока, создавать тоже
новые вещи. Какие, ты спросишь. Очень  многие. Жилища для ночлега и на время
бурь. Вы уже построили  нам подобные  жилища, но я  придумал  другие,  более
удобные. Я также придумал ласты-руки, их можно снимать, когда они не нужны и
мешают плавать, и надевать для работы. И вот сейчас, ожидая твоего прихода и
наблюдая  за игрой в мяч, я придумал новую игру, более сложную, требующую не
только напряжения тела, но и ума. Я об®ясню ее тебе в следующий раз. Сейчас,
я чувствую, тебе необходимо оставить меня, но, прежде  чем ты уйдешь, я хочу
сообщить тебе мои наблюдения над  водорослью, что заполнила  весь  океан и о
которой ты все время думаешь.
     - Я буду тебе очень благодарен, Хикару, и не я один.
     - Ты еще хочешь меня спросить, почему я  тебе не сказал об этом немного
раньше. Отвечу: только сейчас родился ответ. Ты и сам  не мог не видеть, что
водоросль не  везде  покрывает море  одинаково. В одном  месте  ее много,  в
другом  меньше,  в  третьем  нет совсем. Вначале  ты  говорил  о причинах  и
взаимосвязи  причин,  влияющих на размножение этой зеленой  гнили. Так  вот,
Кокиси, я нашел места в Большой Лагуне, где совсем нет этой  водоросли, а на
дне растет другая водоросль, дающая то, что ты называешь плодами.
     -  Морской  виноград? Отличное растение,  мы долго  создавали  его,  и,
говоришь, оно появилось даже в Большой Лагуне?
     - Во многих местах на глубине от трех до десяти метров. Твою коричневую
водоросль с плодами стали есть Люди Моря, но я сейчас не об этом. Ты говорил
мне  сто дней  назад,  вот здесь же, как достигается  равновесие в  природе,
почему не могут одни занять все место в океане, так я подумал, что водоросль
с плодами ограничивает рост синезеленой.
     Доктор Мокимото от волнения вскочил, едва не выронив из рук гидрофон.
     -  Мне думается,  что ты  нашел  то, что  мы  безуспешно искали  все! -
воскликнул  он  и  снова  опустился  на прохладную ступеньку. -  Твоя  мысль
облетит всю Землю, правильность ее проверят, и я, Хикару, сегодня же, сейчас
приступлю к работе.  Но ты не  думай, что я  стремлюсь оставить тебя. Говори
все, что хочешь сказать мне, и я с удовольствием буду слушать тебя.
     - Очень немного времени  я отниму у тебя,  Кокиси. Я хочу сказать тебе,
вернее, спросить:  почему все  сложное  оказывается простым? Вчера я смотрел
фильм  и слушал  тебе  подобного о  том, как устроено наше тело. Я  удивился
простоте  устройства нашего глаза, уха и  других  органов тела, но лектор не
мог об®яснить, как родится  мысль. И  я не  в состоянии  понять  то,  что мы
называем   разумом.  Кто  думает  в  моей  голове,  кто  принимает  решения,
наслаждается  быстрым,  как  полет  птицы, передвижением  в  воде, созерцает
красоту форм  и красок, каким образом возникают во мне решения, кто  говорит
во мне с тобой,  друг мой  Кокиси? Я  чувствую, что излагаю  свои мысли не с
полной ясностью. Не так ли?
     -  Нет,  почему  же. В  свое время и я задавал себе подобные  вопросы и
искал на них  ответ в  книгах мудрецов.  И  должен сказать,  что узнал мало,
чтобы ответить тебе, как рождается мысль. Все же я  познакомлю тебя со всем,
что известно мне о познании разума.
     - Приходи, когда Золотая Медуза опустится в океан.
     - Приду. До вечера, Хикару.
     - Ты сейчас пойдешь проверять верность моих наблюдений?
     - Да, Хикару.
     - Так знай, что  и в этом бассейне тоже растут  коричневые  водоросли с
плодами.
     - И здесь, я смотрю, совсем нет синезеленой водоросли?
     - Очень мало.
     Доктор  Мокимото  крепко  пожал  ласт  своего  друга. Хикару  тоненько,
проникновенно свистнул, выражая тем свою радость от встречи.
     Лаборатория водорослей находилась  за  ботаническим садом института, на
берегу  океана, и занимала площадь около  десяти гектаров; здесь в небольших
бассейнах-аквариумах  различной  формы  проводились   опыты   по   выведению
водорослей для пищевой промышленности и технических нужд.
     Оставив  учителя, Вера еще  минуту стояла, держа в  руке  заврика.  Она
забыла  о  нем, опять вспомнив минуты прощания  с Антоном. Стоило ей  только
остаться  одной, как сразу выплывали все  подробности их  расставания. Антон
шутил,  и  она  тоже,  как ей казалось,  была  на  высоте,  по крайней  мере
улыбалась его шуткам. Скоро он улетит на Марс...
     Вера  тряхнула головой так,  что  выжженные  солнцем  волосы  полыхнули
пламенем, печально улыбнулась и пошла к морю,  не выпуская заврика  из  рук.
Она подошла к террариуму - большому кубу  из стальной сетки, где содержались
заврики. Она увидела,  как несколько растений карабкаются по стенке,  а одно
повисло  на  потолке, и ей на миг показалось, что  там  притаился гигантский
спрут.
     "Я все еще под влиянием встречи  с пришельцами,  - подумала Вера. - Что
может быть общего между ними и безобидными завриками? Хотя они могут попасть
в очень благоприятные  условия,  возможны мутации. В Калифорнии  у  рядового
биолога Томаса Смита появился уже  метровый  заврик!  И это  за какой-нибудь
год.  Там  его усиленно  подкармливали, причем  оказалось, что  он  падок на
органические  вещества..."  Она не стала  дальше развивать мысль  о  будущем
своих завриков, они были  пока совершенно безобидны, бесполезны и загадочны.
Она  открыла дверь,  опустила  своего  питомца  на землю,  поросшую короткой
серебристой травкой, и пошла к бассейнам, думая теперь о Хикару. Возвращаясь
из дальних  странствий,  Хикару  всегда  привозил уникальную  информацию.  В
прошлый  раз  он отсутствовал  два  месяца и, вернувшись, первый  поведал  о
появлении тигровых  звезд и неизвестных ракообразных, обитающих в лабиринтах
Большого  Барьерного   рифа.   Он  знал  все  легенды  Людей  Моря,  и  Вера
подозревала, что и сам он  не  прочь был выдать  свое сочинение  за легенду.
"Хикару" - значит  "блестящий".  И  действительно, он вполне  отвечал своему
имени и элегантной внешностью и особенно  удивительно разносторонним умом. И
Хикару и доктор Мокимото во многом были схожи.
     Вера  подошла к  небольшому бассейну с  бетонными  стенками,  заросшими
мшанками. Дно его покрывали типичная флора и фауна Лагуны, бросались в глаза
ярко-красные водоросли, ассимилирующие в своих клетках ртуть.
     По  углам  бассейна,  как   плесень,   скопились   колонии  синезеленых
водорослей, но здесь их было немного, не то что в соседнем большом бассейне,
- там воду  сплошь покрывала мутно-зеленая  плотная масса.  На  дне погибали
кораллы  и посевы нового вида белковой водоросли,  с таким трудом  созданные
учеными  института.  Один  из ее создателей стоял в дальнем конце бассейна с
сачком на длинной  рукоятке и задумчиво глядел в воду. Вера пошла к нему  по
белой,  ослепительно сверкавшей  дорожке, обсаженной  по  краям низкой живой
изгородью.
     - Привет, Дик!
     - Привет,  Вера,  -  печально  ответил  Дик. -  Смотри, что  творит эта
проклятая  зелень! Белковая ламинария, правда, еще жива, но боюсь, долго  не
протянет. Я отсадил  в  лабораторный  аквариум несколько  растений, там  при
искусственном освещении  "зеленая  чума"  погибает... Да,  мне понятна  твоя
улыбка, Вера:  океан  не накроешь крышей и не создашь под ней  искусственное
освещение. Ну, а как у тебя дела?
     - Плохо, Дик. Моя экскурсия на "Сириус"  мало чего дала. Им и  без меня
стало известно, что  радиоактивные отходы,  захороненные нашими  предками на
дне океана, послужили  причиной возникновения нового вида синезеленой где-то
в  наших  водах, остальное дополнили течения,  птицы, корабли,  разнесшие ее
повсюду. Она появилась даже на Аляске, в Канаде, в Сибири.
     -  Да, глобальное наступление, - сказал Дик,  хмуря  кустистые брови. -
Что-то похожее было  с водяным гиацинтом  в  прошлом  веке,  но  не в  таких
масштабах и не с  такими последствиями. Боюсь, что  нам не удастся  в скором
времени  решить  эту  проблему,  а  медлить  нельзя.  Пищевые  запасы  тают.
Представляешь, у  нас голод в век наивысшего  процветания человечества из-за
какой-то жалкой... нет,  не жалкой, это  определение не подходит, - пожалуй,
слепой,  необузданной силы, вышедшей из-под контроля. Уйдем отсюда, Вера,  у
меня нет сил смотреть на этот кошмар!
     Вера взяла его под руку:
     - Раз найдены средства борьбы,  то скоро придет и победа.  И уже  много
хороших  известий. Учитель считает, что надо искать и  использовать защитные
силы природы. Помочь ей установить нарушенную гармонию.
     - Все это  так,  Вера,  -  он пожал  ей  руку,  - но я не  сказал  тебе
главного. Погибла  культура морского  картофеля,  на  которую  мы  возлагали
столько надежд.  В десятом  аквариуме  погибла уникальная  коллекция рифовых
рыб...
     Вера придержала Дика за руку:
     - Смотри, а здесь совершенно чистая поверхность.
     - Я обратил внимание.  Да, оказалось, что наш Павличек здесь ухитряется
выращивать устриц и для этой цели увеличил скорость течения. За  сутки здесь
два раза  сменяется вода, вот  и уносит течением, а может быть, этой чуме не
нравится быстрая смена среды обитания. Как видишь,  Вера,  ко всему, мы  еще
так мало изучили своего врага. А времени у нас нет!
     Они  шли  от  бассейна к бассейну, и почти везде перед ними открывалась
неутешительная картина.
     Дик  взглянул  на  Веру,  и  впервые  его  полное,   простодушное  лицо
расплылось в улыбке:
     -  По дороге я  встретил твоего заврика. Сидит на солнцепеке, я чуть на
него не наступил. Я все не могу себе представить, как вам с учителем удалось
заставить его ходить.
     - Учитель почему-то дал мне эту тему. Вот, говорит,  странная лиана. Ее
"детки",  видишь  эти  кустики,  они  могут  ползать  по  дереву,  выискивая
подгнившую  кору,  как найдут -  останавливаются и пускают корни, становятся
типичными паразитами. Наша с тобой задача - спустить их на землю и заставить
по ней ходить. Они светолюбивы. Используй и эту особенность.
     - И ты использовала?
     - Три  года  продолжались мои  страдания. Вначале я находилась в полном
отчаянии.  Учитель  улыбался, давал  массу советов  и  любил повторять: "Все
рождается  с  некоторыми  муками".  Помогли стимуляторы  роста,  прививки  и
особенно один случай... -  Вера замолчала,  увидев белую фигуру учителя.  Он
шел быстрой семенящей походкой, как всегда, когда торопился. - Извини,  Дик.
В  другой раз  я  тебе  доскажу эту  необыкновенную историю. Учитель  чем-то
встревожен.
     И она побежала к нему навстречу.
     - Что случилось, учитель? - спросила она, подбегая к нему.
     -  Пока  еще ничего. Хотя, пожалуй, да.  -  Он  был так взволнован, что
мешал русские и японские слова. - Где у нас здесь посевы морского винограда?
     - Двенадцатый бассейн. Вон там, где стоит бедный Дик.
     - Идем туда. - И он почти побежал, увлекая за собой Веру.

        ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ
     Вечером ко  мне  прилетел  на  авиетке Костя Ложкин.  На лице  его было
написано некоторое смущение, когда после бурных приветствий он сказал:
     -  Вот что, дружище, я  к тебе  до утра.  А  завтра  пораньше  ты  меня
забросишь к  моей  хижине,  а  авиетку,  если это тебе  не  трудно, конечно,
приведешь на базу.  Понимаешь, к Пьеру  меня  вчера подбросили микробиологи.
Ну, я там обделал кое-какие дела. Вот  "вырвал" у них присадку  к магнитному
микроскопу;  говорят,  теперь  мой  мини-оптик  даст  приличное  изображение
клетки... Вот и  прекрасно! Я знал, что ты выручишь. Между прочим, вчера там
были танцы. Понаехала  масса девчонок  из  Лусинды.  -  Он  зевнул. -  Легли
довольно  поздно. Если ты не против, то  я  повешу  второй гамак и полчасика
сосну. Укладываясь в постель, он сказал, зевая:
     -  После  танцев,  так около двух, там наблюдалось грандиозное свечение
моря, еще ярче, чем во время танца кальмаров...
     На  этом Костя умолк и спал без  просыпа до  восьми утра, хотя я тщетно
пытался разбудить его к восходу солнца.
     - Ах, восход? Да,  да,  сейчас, сейчас,  -  бормотал  он,  натягивая на
голову простыню.
     Все-таки его разбудили  ароматы кофе и  жареных улиток.  Позавтракав, я
вывел из гаража комбайны, и они начали свой трудовой день. Сказав дельфинам,
куда  и  зачем  лечу  и  во  сколько  буду,  я  включил "секретаря"  -  этот
прибор-приставка  к  видеофону регистрирует все  вызовы в  мое отсутствие  и
говорит, где я нахожусь.
     Наконец мы поднялись в воздух.
     Авиетка  висела над  полем  хлореллы. Костя занимал место  пилота  и на
правах старшего поучал меня:
     - Постой, дождись порыва ветра посильней, тогда сей свою труху.
     "Труха" -  это  споры морского винограда Мокимото. В красной коробочке,
что  я держу в  руках, их миллиарды. Не прошло и  двух месяцев, как блестяще
подтвердились наблюдения  дельфина Хикару и  начался  сбор соцветий  во всех
морях,   где   успело  появиться  это  удивительное  растение.  Сотни  тысяч
добровольцев  занимались и занимаются  сбором соцветий морского винограда. В
моей коробочке -  результат многодневной работы  не  одной  тысячи подводных
пловцов.
     - Ты что задумался?  -  спросил  Костя. -  Сей  свои споры!.. Или  нет,
постой. При  таком  ветре следует опуститься  пониже, а  не то все унесет на
берег.
     Костя  бросил  машину резко  вниз,  чтобы, как  он  говорит,  "развеять
меланхолию". Последнее время у него что-то не ладится с окончанием дипломной
работы, и он всеми средствами старается "войти в хорошую форму".
     - Извини, - сказал он. - Но мне необходимо встряхнуться. Да, да, именно
вот так!
     - Может быть, следует тебе отдохнуть, отвлечься? - осторожно  предложил
я.
     - Вам с Тосиком хорошо говорить. Он уже все  закончил, а ты подходишь к
концу и  у  тебя все ясно,  а у меня  - темный  лес. Все мои ошибки выявятся
последними опытами.
     - Ну почему же ошибки?
     -  Ах, оставь! Сыпь  свою труху  и помалкивай, пожалуйста! Дай мне хоть
немного собраться с мыслями.
     Костя стал сосредоточенно постукивать пальцами  по ручке  управления, а
я, немного  обиженный  его  резкостью, продолжал  вытряхивать  из  коробочки
споры:  хотя на авиетке был  специальный распылитель для удобрений, но он не
годился для посева спор,  и я,  как древний сеятель, рассыпал зародыши жизни
руками. Темно-коричневая пыль уносилась ветром, медленно оседая  над  водной
поверхностью, сморщенной ветром.
     Помимо опытов  с бурыми водорослями,  Костя упорно продолжает  работать
над  прошлогодней темой, пытаясь установить  значение атомов редких земель в
клетках живой материи. Задача необыкновенной трудности, но Костя не сдается.
     -  Все покажут последние анализы,  - сказал он; затем, подумав, сообщил
мне потрясающую новость: - Совершенно неожиданно  я обнаружил, мне  кажется,
новый вид известковой водоросли. Конечно, требуется еще проверка, но если ее
и  открыли до меня,  то почему-то не обнаружили ее свойство, кроме  кальция,
ассимилировать еще и ниобий, и в довольно  значительных количествах. - Костя
оживился, повеселел.  - И  знаешь,  это накопление  идет  довольно  странным
путем:  вначале  интенсивно  накапливается  ниобий,  это   пора   молодости,
расцвета, затем клетки под влиянием какого-то катализатора активно поглощают
углекислый кальций. Но это совершенно новая тема! И вот что странно: над чем
бьюсь  - не получается или удается выведать какие-то  крохи, а тут  открытие
упало прямо с неба!
     - И давно?
     - Да  нет.  Это  случилось  перед  появлением звезд, в  конце вахты  на
"пятачке". Все  хотел  тебе сказать,  да сам знаешь,  было не до того. Ты не
обижайся, Ив. Вначале  мне  показалось, что я в чем-то  ошибаюсь, что ниобии
остался в анализаторе от предыдущих опытов, но вот сейчас я вспомнил  все до
мельчайших  подробностей. Я был близок к отчаянию, все летело к черту, и тут
мне на глаза  попалась  эта странная  водоросль - зеленовато-сизая, с нежной
структурой  листа,  и  я  сунул  ее  в  анализатор.  -  Костя умолк,  словно
пораженный неожиданно пришедшей мыслью, и, хлопнув себя по  лбу, воскликнул:
- Ну,  да!  Ниобий и является катализатором  для ассимиляции кальцитов! Ну и
олух я царя небесного! Ты не находишь?
     - Нахожу!
     - Ну ладно, Ив. Не сердись. Извини меня. И  звони вечером, а я попробую
посадить эту колымагу  на крышу моей хижины. Все отлично. Ив.  Теперь я  все
мигом закончу, и работка, я должен тебе сказать, получится заметной.
     Костина  "хижина" представляла  собой  миниатюрный  дворец  из  стекла,
бетона  и дерева, сооруженный на просторной площадке,  стоящей на сваях. При
строительстве    здесь   предполагалось   разместить    филиал    зонального
биологического института, но затем филиал  перенесли на Центральный  пост, а
здесь  осталась  только  лаборатория  для  сменных  биологов - аспирантов  и
студентов, проходящих практику в Большой Лагуне.
     Одну из пустующих  комнат  Костя любезно  предоставил  для олушей еще в
начале  своей  деятельности  на станции. Птицы поняли преимущество крыши над
головой, и скоро там  образовалась шумная колония.  По словам Кости,  птичий
гам помогал ему "сосредоточиваться и  находить решения".  Его сменщики также
опекали птиц, хотя и терпели от них немалый  урон.  Например,  стоило только
зазеваться,  как улов  рыбы  уносили  крылатые  пираты;  кроме  того,  олуши
"защищали" дом от летательных машин,  поэтому Костя приводнился метрах в ста
и подошел к причалу.
     - Ты только посмотри на моих питомцев. Какие неблагодарные создания!  -
сказал  он,  распахнув  дверцу  машины. -  Я предоставил им жилье, какого не
знали их предки: крыша над головой, пища под боком. Вот дайте мне время, и я
выселю всю вашу ораву на необитаемый остров!
     Махнув мне рукой,  он, преодолевая по  три ступеньки, помчался вверх по
лестнице.  Я  был  рад, что к  нему наконец  вернулось всегдашнее прекрасное
настроение.
     Возвращался я  к себе  на  очень  малой  скорости,  часто