го  единственный  сын,
доктор стал вот таким. Не сразу, постепенно. Сначала он  пытался  потопить
отчаяние  в  работе,  в   лихорадочных   поисках   кардинального   решения
многочисленных проблем. Но постоянные неудачи добавили еще  одну  ношу,  и
постепенно он  сдал.  А  может,  так  только  казалось?  Вообще-то  доктор
странный человек. Иногда он думал, что в  нем  скрыта  натянутая  пружина,
которая ждет своего часа, чтобы выбросить на волю скрытую силу.
     Председатель подошел и  сел  рядом  с  доктором.  Они  не  обменялись
приветствием, не сказали друг другу ни слова. За  долгие  годы  совместной
работы и борьбы молчание говорило им иногда больше слов. Доктор  продолжал
ковырять своей палкой жесткую,  словно  сделанную  из  стальной  проволоки
щетку короткой травы, а председатель смотрел, как со склонов  гор  рушится
вниз голубой водопад плотного густого воздуха.
     Подошли еще трое членов совета.  Заведующие  секторами  производства,
заготовок и охраны. Не было только  Филина  и  инженера.  Но  Филин  редко
приходил на заседания. Охотники вели кочевой образ жизни и  в  промежутках
между вылазками скрывались в лесах и болотах,  окружавших  город.  Инженер
задержался. Так он делал довольно часто, наверно, для того,  чтобы  лишний
раз подчеркнуть, какое огромное бремя дел и ответственности ему приходится
нести.
     Опоздание стало как бы психологической  подготовкой,  и  председатель
пожалел, что на заседании не будет Филина. Мнение Филина  значило  немало.
Производственный сектор  подчинялся  инженеру,  недавно  инженер  добился,
чтобы ему передали  фактическое  управление  охраной.  Остается  доктор  и
заведующий заготовками, подчиненный Филину, но в его  отсутствие  и  здесь
распоряжался инженер... Три голоса против  трех,  если  Боран,  заведующий
заготовками, сохранит нейтралитет... Все зависит  от  того,  что  инженеру
потребуется на этот раз...
     Наконец на тропинке появилась знакомая сухопарая  фигура.  В  который
раз председатель спросил себя, чем неприятен ему этот человек?
     Среднего роста, подвижен и деловит, шрам на левой щеке, темные  очки:
в одной из схваток ему обожгло лицо, и теперь он  их  не  снимает.  Резкие
складки  около  губ   придавали   лицу   инженера   неприятное   выражение
брезгливости. Но ведь не во внешности дело...
     Заседание началось спокойно с обсуждения  обычных  текущих  вопросов.
Долго решали, как переправить  очередную  партию  материалов,  захваченную
охотниками. Как  всегда,  очень  плохо  было  с  транспортом,  не  хватало
людей... И это послужило для инженера трамплином, с которого он начал свой
очередной выпад против научного отдела.
     - Сколько у вас человек? - обратился он к доктору.
     - Все столько же, как  будто  вы  не  знаете?  Мы  еще  не  научились
создавать гомункулусов.
     - Но может быть, вы добились успехов в какой-нибудь другой области? Я
хочу  знать,  чем  занимаются  ваши  люди  и  почему  мы  должны   кормить
бездельников в то время, как...
     Спор разгорался, и, не слушая, председатель думал о своем: "Хотел  бы
я знать, чего он хочет на самом деле. Ведь не  председательское  же  место
само по себе? Он  человек  дела  и  прекрасно  понимает,  что  колония  не
продержится долго, что-то тут не так... И каждый раз  одно  и  то  же.  Он
грозит остановкой завода. Как дамоклов меч висит над нами  этот  завод,  и
нечего возразить, потому что этот довод неопровержим. Если завод  встанет,
то  колония  погибнет,  не  завтра,  не  через  год  или  два,  а   просто
немедленно... Нам так и не удалось  ни  разу  создать  достаточный  резерв
боеприпасов  и  вооружения,  но  почему?  Почему  после  каждой  небольшой
передышки все запасы бесследно исчезают?"
     Вот и сейчас разговор вертелся вокруг последней стычки в ущелье.  Еще
минуту назад председатель не собирался ничего предпринимать, но совершенно
случайно он знал точное количество израсходованных  боеприпасов.  "Поймать
бы его на прямом обмане хоть раз! Но  инженер  слишком  умен,  он  вовремя
сманеврирует, найдет какое-нибудь об®яснение..." Все дело в том, что никто
не поверит в злой умысел. Он и сам в  него  не  верит.  Не  может  человек
желать  собственной  гибели,  а  предательство  невозможно,   потому   что
синглитов не интересуют предатели, они, наверно, даже не понимают, что это
такое. Но куда же все-таки делись боеприпасы?
     - Скажите, Келер, были в эти два дня еще какие-нибудь стычки, где  вы
расходовали дополнительные припасы? Постарайтесь  быть  предельно  точным.
Это очень важно, - вдруг сказал председатель.
     "Он и  сам  понимает,  что  важно...  Ну  давай  же,  давай,  ловушка
расставлена, рано или поздно это должно было случиться, кто же ты на самом
деле, инженер Келер?"
     - Расходы... Были, конечно, расходы, у меня все записано, точно я  не
помню.
     - Нет уж, пожалуйста, точно. Где, сколько, когда. Все  до  последнего
ящика.
     - Хорошо. Я дам вам полный отчет. Но предупреждаю, я не стану терпеть
на совете вместо дела... Я должен сходить за документами.
     Инженер ушел, члены совета растерянно  молчали.  Вряд  ли  кто-нибудь
знал, как развернутся дальнейшие события. Воспользовавшись паузой,  доктор
пересел к председателю. Никто не смотрел в  их  сторону,  многие  опустили
головы. Все понимали,  что  через  несколько  минут  произойдет  окончание
многолетнего поединка между председателем и инженером.
     - Если он принесет документы, все пропало.
     - Я знаю. Но он их не принесет. Или принесет фальшивые.
     - Но это еще хуже, потому что он вернется с охраной.
     - Слишком рискованно. Этого ему не, простят. Но даже если так,  нужно
наконец все поставить на свои места.  Это  первый  случай,  когда  я  могу
поймать его с поличным.
     - Нас не поддержат. У него в руках жизненно важные центры, снабжение,
охрана, производство...
     - Я часто думаю, как это могло случиться?..
     - Что именно?
     -  Как  этому   человеку,   которого   все   недолюбливали,   удалось
сосредоточить в своих руках такую власть?
     - Он энергичен, жесток, находчив.  В  сложных  условиях,  когда  идет
схватка, у людей нет выбора, они считают, что подчиняются необходимости...
     Члены совета  по  одному,  по  два  покидали  свои  места,  не  желая
участвовать в том, что должно было произойти через несколько минут.  Снизу
донесся звук роллера. Было видно, как машина, раскачиваясь  на  поворотах,
стремительно понеслась вниз.
     - Инженер уехал!
     - Я так и думал, что сейчас он не решится ничего  предпринять.  Почти
все его люди на третьем посту.
     - Завтра утром вернется.
     - Да, и если Филин не найдется к тому времени, нам несдобровать.


     Закончив работу, Анна торопливо шла к выходу по  длинному  подземному
ходу. Сегодня их  десятка  дежурила  в  швейной  мастерской.  Однообразная
работа утомила девушку, и она спешила поскорей выбраться на волю, чтобы не
потерять драгоценные часы, оставшиеся до захода солнца.
     Вместо ламп на низких  подземных  сводах  были  развешаны  светящиеся
плоды кустарников. Их желтоватый свет едва освещал пол, зато крупные грани
кристаллов в стенах вспыхивали бесчисленными таинственными  огнями.  Плоды
приносили снизу охотники, а ей  еще  ни  разу  не  удалось  побывать  ниже
охранного яруса. Только через две ступени, когда она  сдаст  экзамены,  ее
впервые возьмут в нижний дозор. В колонии не было различий между мужчинами
и женщинами, все  пользовались  одинаковыми  правами,  и  на  всех  лежали
одинаковые обязанности. Но старшие старались уберечь  неопытных  юнцов  от
бесчисленных опасностей, которыми грозил Синий лес. Правила были строги, и
никто не смел их нарушать. Еще два бесконечно  долгих  сезона  туманов  ей
придется провести в наглухо  замурованных  подземельях,  постигая  сложную
военную науку, прежде чем она хоть что-то узнает об огромном и ярком мире,
широко раскинувшемся вокруг.  А  пока  ее  крохотный  мирок  ограничивался
подземными  переходами,  площадкой  возле  пещеры  да  еще   тропинкой   к
высокогорному озеру, в котором они  ловили  креветок.  Скоро  и  этого  не
станет... До сезона туманов осталось не больше двух неделе... Уже сейчас с
наступлением темноты закрывались все входы. Мощные  излучатели  и  силовая
защита прикрывали людей как панцирь. Все  длиннее  становились  ночи,  все
короче дни... Через две недели  солнце  в  последний  раз  выглянет  из-за
горизонта, и здесь,  в  южном  полушарии,  наступит  долгая  шестимесячная
ночь... Сезон туманов.
     Узкая тропинка вывела девушку  к  озеру.  Его  длинная  зеленая  чаша
лежала перед ней в кольце рыжеватых скал. На их вершинах кое-где появились
уже белые проплешины снега. Воздух  становился  все  холоднее.  До  захода
осталось часов  пять,  у  нее  было  достаточно  времени,  чтобы  наловить
креветок и искупаться. Анна хорошо плавала и  любила  короткие  купания  в
обжигающей ледяной воде.
     Девушка отвязала пластмассовую плоскодонку и  резко  оттолкнулась.  У
правого берега  под  самыми  скалами  виднелось  несколько  лодок,  но  ей
хотелось побыть  одной.  За  долгие  месяцы  ночного  заточения  в  тесных
подземельях люди научились дорожить короткими  часами  одиночества.  Лодка
шла быстро и легко слушалась двухлопастного  весла.  Она  направила  ее  к
завалу в самом конце озера, туда, где начинался Белый каньон. Его  назвали
Белым не зря; перевалившая через перемычку вода становилась седой от  пены
на своем стремительном пути вниз. Шум потока  заглушал  здесь  все  другие
звуки, и нужны были большое искусство  и  точный  расчет,  чтобы  удержать
легкую лодку  на  той  невидимой  грани,  где  сила  устремлявшейся  через
перемычку воды окажется непреодолимой. На сильном  течении  брали  наживку
самые крупные креветки. Она  швырнула  снасть  далеко  в  сторону,  резким
толчком весла развернула лодку кормой к перемычке и стала выгребать против
потока. Течение отнесло снасть к самому порогу, и вскоре она почувствовала
первый рывок добычи.
     Больше всего креветка походила на толстую  колбасу,  составленную  из
находивших друг на друга сегментов. У нее не  было  ни  ног,  ни  клешней.
Только мощный хвост и большая зубастая пасть.  Весила  такая  колбаска  не
меньше двух килограммов, и стоило немалого труда перетянуть ее через  борт
одной рукой,  одновременно  удерживая  лодку  на  месте.  Она  еще  дважды
забросила снасть, и вскоре на  дне  лодки  забилась  вторая  креветка.  На
третьем забросе снасть  зацепилась.  Анна  ослабила  леску  и  попробовала
рывком в сторону освободить крючок - ничего не вышло.
     Еще несколько безрезультатных попыток, и пришлось достать нож,  чтобы
перерезать леску. В лицо ударил резкий порывистый ветер, погода портилась.
Рыбалка явно не  удалась.  С  досадой  Анна  перерубила  леску.  Несколько
сильных взмахов, но лодка осталась почти на месте...
     Вначале  это  ее  не  встревожило.  Девушка  ниже  пригнулась,   чаще
заработала веслом. Но через пять минут продвинулась едва ли на  метр.  Для
того чтобы вырваться из стремнины,  нужно  было  пройти  по  крайней  мере
метров десять, и она поняла, что сил преодолеть эти десять метров у нее не
хватит. В лодке был небольшой,  но  мощный  электрический  мотор.  Она  не
любила им пользоваться,  предпочитая  весла.  Но  здесь,  у  перемычки,  с
течением шутить не стоило.  Щелчок  тумблера,  нос  лодки  приподнялся,  и
суденышко рванулось вперед. Но лишь  на  секунду...  Почти  сразу  гудение
сменилось протяжным свистом, потом шипением, и наступила короткая страшная
тишина. Лодку несло к завалу... Анна боролась отчаянно, но теперь это было
бесполезно. Она потеряла слишком  много  времени,  запуская  мотор.  Через
несколько секунд  яркая  лодочка,  мелькнув  в  последний  раз  на  гребне
перемычки, понеслась вниз вместе с ревущей водой. Почти сразу Анна поняла,
что удержать лодку на поверхности не так уж трудно. Нужно  лишь  держаться
подальше от берегов. Здесь не было  ни  подводных  камней,  ни  перекатов,
слишком велика была сила воды, несущейся по дну каньона.
     Она не успела как следует испугаться, не осталось на это времени. Все
внимание поглощало управление лодкой. Вспомнила,  что  некоторые  охотники
пользовались  этим  путем,  когда  очень  спешили.  Внизу   русло   потока
постепенно распрямлялось.  Вода  замедляла  свое  движение,  стены  ущелья
становились не такими крутыми. Если  ей  удастся  удержаться  на  середине
стремнины, не разбить лодку на первых, самых опасных метрах, все еще может
обойтись... Она старалась не думать  о  том,  что  Белый  каньон  кончался
далеко внизу, в самом центре Синего леса...


     Оставшись один, Ротанов определился по солнцу. Возвращаться к кораблю
было бессмысленно - там наверняка засада. Теперь у него оставалась  только
одна  дорога,  та,  которую  указал  Филин.  Сорок  километров,   конечно,
многовато, к тому же скоро наступит ночь, а он ничего  не  знает  об  этом
лесе... Жаль, у него нет никакого оружия. С ним в  чужом  лесу  чувствуешь
себя  уверенней.  По  данным  автоматических  разведчиков,   обследовавших
планету задолго до первых поселенцев, здесь не было крупных  животных.  Но
Ротанов не привык полностью доверять отчетам,  к  тому  же  таким  старым.
Чужой лес всегда таит в себе немало опасных неожиданностей.
     Вот и здесь с первых шагов начались неприятности, трава  подлеска  не
желала сгибаться под его  весом,  предпочитала  впиваться  в  подошву.  Он
представил, каково по такой травке  пробежаться  босиком.  Подлесок  почти
весь состоял из знакомых "войлочных" кустов, словно связанных из  стальной
проволоки. Сами же деревья по своей конструкции напоминали земные  пальмы.
Короткий чешуйчатый ствол и огромные листья,  уходящие  далеко  вверх.  Он
задрал голову и долго рассматривал эти листья, похожие на  крылья  летучих
мышей,  пронизанные  фиолетовыми  жилками,  с  полупрозрачной  перепонкой.
Солнечный  свет,  просочившись  через   них,   приобретал   неестественный
фиолетовый оттенок, и, наверно,  от  этого  все  вокруг  казалось  немного
ненастоящим, как декорация в театре. Ротанов пожалел, что он выступал не в
роли зрителя, потому что хорошо знал,  какие  "актеры"  время  от  времени
появляются на такой сцене.
     Проще всего было двигаться сквозь заросли вдоль реки,  у  берега  они
всегда реже. Отыскать реку нетрудно при таком обилии влаги.  Нужно  только
определить  общий  рельеф  местности,  найти  водораздел.   Растительность
ограничивала обзор. Тогда Ротанов выбрал дерево покрупнее.  На  чешуйчатый
ствол взобраться нетрудно. Интересно, выдержат ли его листья?. Он  накинул
на толстый водянистый черешок пояс и повис на нем всей тяжестью. Лист даже
не наклонился. Ну что же, можно попробовать... Хотя чужие  деревья  иногда
выкидывают фокусы,  но  если  соблюдать  осторожность...  Дерево  казалось
вполне миролюбивым. Он поставил ногу на толстую  чешуйку  ствола,  как  на
ступеньку, и осторожно подтянулся, готовый прыгнуть в сторону.  Ничего  не
случилось. Еще шаг вверх, и новая остановка - все шло благополучно.  Минут
через  пять  он  добрался  до  нижнего  яруса  листьев  и   только   тогда
почувствовал запах. Пахло чем-то  сладковатым,  противным,  но  запах  был
несильным. С минуту Ротанов раздумывал,  потом  полез  дальше.  Оставалось
совсем немного подняться, метра два, и он сможет  осмотреться.  Запах  шеи
какой-то в®едливый, приторный и все время едва заметно менялся. Ротанов не
мог с точностью сказать, чем именно пахло,  но  пахло  чем-то  определенно
знакомым. Может быть, падалью или порохом, а может быть, кровью... У  него
слегка закружилась голова. Кажется, пора  спускаться,  но  он  уже  достиг
цели, последнее движение - и в  широкой  развилке  между  листьями  справа
блеснула река, совсем близко. Он засек направление и, стараясь  не  дышать
носом,  начал  спускаться.  Проклятое  дерево...  Запах  проникал   сквозь
стиснутые зубы, просачивался во все поры его тела. Он видел  толстые,  как
нарывы, узлы на листьях, полные желтоватого сока. Запах шел именно от них.
Теперь пахло железом. Ржавым железом. Краской. Металлом и порохом.  Запахи
шли волной друг за другом в строгом порядке, выстраивались в  определенную
картину. Словно дерево что-то хотело сказать...  Чушь...  Просто  кружится
голова, и нужно скорее вниз на  землю,  осталось  совсем  немного,  метров
шесть, но он уже видел: стальная громада тяжело присела на лапах  гусениц,
распялив свою широкую глотку в синее безоблачное  небо.  Густо  смазанное,
ухоженное металлическое чудовище, до отказа набитое  кровью  и  смертью...
Около него застыли маленькие человеческие фигурки, они неподвижны,  как  и
вся картина.
     Порыв ветра, и стальная громада заколыхалась, разлетелась клочьями...
Он висел на одной руке, пальцы  закостенели,  голова  гудела.  Рванувшись,
преодолел последние метры,  спрыгнул  и  отбежал  в  сторону.  Ноги  плохо
слушались, голова кружилась, и к горлу подступала тошнота. Несколько минут
приходил в себя. Картина была слишком четкой, слишком реальной... Картина,
нарисованная запахом?  Дерево  -  художник?  Или  фотограф?  Скорее  всего
последнее... Для того чтобы изобразить эту неуклюжую штуку, ее  надо  было
увидеть. Старинная реактивная пушка... Вот, значит, что там такое рявкало,
над городом... Да у них здесь настоящие  боевые  действия,  с  применением
тяжелой техники... Постой, не могло же дерево видеть, у него нет глаз, или
могло? Передача видеоинформации с помощью запахов? Для этого нужен сложный
приемник, очень сложный... Такой, например, как человеческий мозг,  только
тогда это дерево имело смысл, и вряд ли оно возникло в результате  простой
эволюции... Эволюция никогда не создает  ничего  бесполезного.  Все  здесь
было сложным, слишком сложным, стоило чуть-чуть глубже  проникнуть  сквозь
то, что лежало на поверхности, с виду совсем простое...
     Всего через сорок метров он наткнулся на  ржавый  искореженный  остов
реактивной пушки. Судя по толстому слою ржавчины, она стояла здесь не один
год, и если бы не  картина,  увиденная  с  дерева,  он  не  смог  бы  даже
определить тип  этого  устройства.  Кто-то  с  ожесточением  искромсал  ее
металлическое тело, разбросал во все стороны листы  обшивки,  расплавил  и
согнул направляющие полозья.  Но,  разглядывая  эти  ржавые  металлические
останки, он все еще  видел  ухоженное  металлическое  жерло,  направленное
круто вверх... Похоже, эта планета обладала незаурядной памятью... Кто  их
поставил, эти деревья, зачем? Он еще раз обошел место давнего боя. Время и
влага уничтожили все следы... Лет через десять и этот остов превратится  в
желтый порошок, его развеет ветер, а дерево будет помнить, хранить в своих
пахучих недрах некогда полученную информацию... Для кого?
     Он пошел дальше. Теперь до берега оставалось совсем немного.


     Огромный золотистый жук жужжал слишком громко. И все время  назойливо
вертелся почти рядом. Анна пыталась отогнать его камнями, но он не обращал
на ее усилия ни малейшего внимания, тупо кружась вокруг ведомой ему одному
чересчур близкой от нее цели... Прошло  не  больше  пяти  минут,  как  она
выбралась из потока. Ее унесло далеко. Слишком далеко... Она  промокла  до
нитки, и теперь от пронизывающего холодного ветра ее  всю  колотил  озноб.
Она стояла у самого берега, рискуя снова свалиться в стремнину и  не  смея
сделать  лишнего  шага,  потому  что  вплотную   к   берегу   громоздились
гигантские, усаженные фиолетовыми листьями деревья...  Синий  лес...  Даже
самые опытные охотники не смели  нарушать  его  покой  в  это  время.  Нет
человеку отсюда возврата. Никто не возвращался  из  леса  ночью,  накануне
сезона туманов... Значит, не вернется  и  она.  До  заката  оставалось  не
больше двух часов...
     Она  оглянулась.  Нос  лодки  плотно  заклинило  в  расселине.  Весло
сломалось. Да и сама лодка треснула от последнего удара. Там  должна  быть