ий  несложный
лабиринтик, выход из которого мыши легко находили. Но стоило мне заполнить
эту мышеловку воздушной пробой, взятой нами на восьмикилометровой  высоте,
как мыши стали метаться и уже не могли выйти  из  лабиринта,  они  напрочь
забыли, где находится выход. Значит, рассуждал я,  там,  в  атмосфере,  на
этой высоте существует некая субстанция, которая заставляет живые существа
терять память. Это не вирусы. Это даже не  газ  -  газу  не  проникнуть  в
корабль. Это разновидность биологического  поля.  И  оно,  словно  пелена,
окутывает планету на высоте восьми километров.
     - Значит, экипаж "Днепра" попал под действие такого  поля  и  потерял
память?
     - Именно так!
     - А на планете никто не знает, что существует  такой  слой.  Они  уже
двести пятьдесят лет никуда не летают. Но зато у них есть какие-то колодцы
и провалы, попадая в которые человек становится бе-пе - беспамятным.
     - Молодец! - воскликнул Гай-до. - Между колодцами и слоем есть связь.
Я измерил движение слоя и подсчитал, что  он  постепенно  поднимается  над
планетой. Ровно двести пятьдесят лет тому назад  он  вплотную  прилегал  к
поверхности Крины. Понял?
     - Начинаю понимать! - сказал Пашка.
     - А допусти, - воскликнул Гай-до, - что двести  пятьдесят  лет  назад
планету окутало поле беспамятства! И люди мгновенно все забыли.  Тогда  ты
можешь об®яснить, почему они до сих  пор,  за  исключением  кучки  упрямых
помников, не умеют читать. Ты же сам  говорил,  что  какой-то  их  учитель
изобрел колесо! Представляешь, как все забыто!  Поэтому  их  так  мало  на
планете. Ведь люди  без  памяти  легко  погибают,  как  погиб  наш  бедный
Меркурий.
     - Это великое открытие! - воскликнул Пашка. - Ты гений. Гай-до!
     - Я давно об этом подозревал, - ответил кораблик скромно.  -  Кстати,
Пашка, ты тоже молодец. И с ракетами ты великолепно придумал.
     Собеседники были довольны друг другом.
     Послышался стук в стенку корабля.
     - Там птица, - сказал  Гай-до,  -  твоя  голубоглазая  глупая  птица,
которая полагает, что я не умею летать. Она тебя зовет.
     - Значит, мне пора лететь. Помники уже подходят к "Днепру".
     - Тогда слушай, как пробраться в резервный топливный отсек и  извлечь
контейнер...
     Через десять минут Пашка подлетал к "Днепру". Как раз  в  это  время,
запыхавшиеся и измученные, из  леса  вышли  помники.  Пашка  провел  их  в
"Днепр", поразивший помников своими размерами и  техническим  могуществом.
Общими усилиями они вытащили наружу контейнер, и еще через полчаса  Гай-до
мог сказать:
     - Я готов к полету. Прошу всех желающих на борт.
     Разумеется, все помники забрались внутрь Гай-до, стало ужасно  тесно,
но было очень весело. Гай-до, за те несколько минут, что  занял  полет  до
города, развлекал гостей как мог, показывал им фильм  о  Земле,  напоил  с
Пашкиной помощью ананасовым  соком,  сделал  для  них  мороженое  и  успел
поговорить на научные темы с доктором Хрустом. Пашка  слушал  их  разговор
краем  уха,  но  уловил  забавную  фразу  Гай-до,  которая  позволила  ему
заглянуть в душу корабля.
     - Вы невелики ростом, - сказал Гай-до, - по человеческим меркам.
     - Да, к сожалению, это так, - вздохнул Хруст. - Даже жена выше меня.
     - А я невелик по  корабельным  меркам.  Ах,  сколько  мне  приходится
выслушивать обидных слов от роботов и  диспетчеров!  А  я  ничем  не  хуже
громоздкого дурака, вроде  этого  "Днепра".  А  вы,  наверное,  не  глупее
местного короля.
     - С королем не сталкивался, - сказал  профессор,  -  но  отлично  вас
понимаю.
     - Нам, маленьким, надо держаться друг друга.
     - О, как я вас понимаю! - воскликнул профессор.
     Птицы летели над Гай-до,  постепенно  отставая,  хоть  изо  всех  сил
работали крыльями, - им не хотелось признавать, что с того момента, как на
Крине появилось это железное яйцо,  они  перестают  быть  самыми  быстрыми
существами на планете.  Они  прилетели  уже  после  того,  как  Гай-до,  к
изумлению жителей Убежища, опустился на площади перед Главным домом.
     Зарница предложила послать  вместе  с  Гай-до  в  столицу  нескольких
молодых стрелков. Но Гай-до отказался. Он  знал,  что  каждый  защитник  в
Убежище на вес золота.
     - Спасибо, - сказал он. - Мы с Пашкой вдвоем справимся.  У  нас  есть
опыт.


        27. КАЗНЬ ЗАБВЕНИЯ

     Видно, времени прошло немного. Может, час, может, чуть больше.  Алиса
так устала, что ей уже было все равно. Нет,  она  не  собиралась  умирать.
Страна эта, хоть и страшная, все равно казалась  сном,  сказкой.  Ей  было
жалко бородача и веселого повара, но непонятно, существовали  ли  они  или
приснились... Рядом бормотал мудрец, и конец его бороды  лежал,  завившись
белым червем, на грязном полу клетки. Скорей бы уж все это кончилось!
     Вошли четыре вкушеца, встали по сторонам дверей, как почетный караул.
Клетка дрогнула, сзади ее толкали слуги. Дребезжа и  раскачиваясь,  клетка
выехала в дверь и оказалась на  площади.  Площадь  была  залита  солнечным
светом, по яркому голубому небу плыли  легкие  облака.  Внизу  было  видно
бескрайнее море.
     Вокруг площади стояли толпы народа. Удивительные  люди,  беспамятные,
готовые к любому развлечению. Вчера они бежали на  невольничий  рынок,  на
рассвете провожали войска, сейчас собрались глазеть на казнь.
     Под крики толпы клетку подтащили  к  низкой  балюстраде  -  каменному
кольцу шириной метра в три, окружавшему колодец  или  вход  в  шахту.  Над
колодцем, упираясь многометровыми лапами в кольцо, поднимался треножник, к
которому была подвешена небольшая платформа со столбом в  центре.  Справа,
неподалеку от кольца, была трибуна, на  которой  возвышался  большой  куб,
накрытый черным полотнищем с намалеванным человеческим лицом,  с  повязкой
на глазах, завязанным ртом и заткнутыми ушами.
     По сторонам этого сооружения стояли в два ряда вкушецы.
     - Смотри-ка, - сказал Вери-Мери,  -  какой  большой  сбор  ради  вас.
Обычно попроще это бывает.
     - А что это? - спросила Ирия.
     - Как что? Казнь.
     - Людей кидают в шахту? - спросила Ирия.
     - Нет, не кидают, - засмеялся Вери-Мери, - а опускают и поднимают.  У
вас что, не так?
     - Не так.
     - А я думал, что везде, где есть вкушецы, они так казнят.
     - У нас нет вкушецов.
     - Так я и знал! Ведьмин  корень,  вот  ты  кто!  -  сказал  пигмей  и
постарался отодвинуться. Хотя как отодвинешься в клетке в  два  квадратных
метра.
     Алисе казалось, что все это происходит не с ней, с другим  человеком,
а она смотрит кино. Даже не очень страшное.
     Вкушецы были в лиловых  тогах,  глаза  сверкали  сквозь  отверстия  в
чадрах. Толстый вкушец вышел вперед, стукнул золотым посохом  о  помост  и
воскликнул:
     - Начинается главная казнь этого  года!  Великая  казнь,  посвященная
началу победоносного  похода  нашего  славного  воинства  против  логовища
помников!
     Народ на площади зашумел, некоторые хлопали в ладоши. Другие молчали.
     - Командует казнью специально прибывший для этого в  столицу  великий
Клоп Небесный, Гроза разума.
     И при этих словах  вкушецы  стащили  полотнище  с  куба,  и  под  ним
обнаружился уже знакомый Алисе шкаф.
     Дверцы шкафа распахнулись, и оттуда вышел Клоп Небесный.
     Народ на площади пал ниц.
     И было из-за чего. На Клопе  была  высокая,  золотая,  в  драгоценных
камнях тиара, а одежды усыпаны драгоценностями. Он был  без  чадры,  но  в
черных очках.
     - Эти жертвы, - сказал Клоп, - мы  приносим  на  алтарь  победителей.
Пусть они укажут путь в неведение всем помникам, которых вы скоро  увидите
на этой площади.
     Затем Клоп Небесный обернулся к своему толстому помощнику:
     - Кто у нас первый? - спросил он. - Начинай.
     С этими словами он отступил назад, встал в шкаф и прикрыл дверцу.
     - Первым будет казнен  закоренелый  помник,  скрывающийся  под  видом
благородного мудреца.  Это  не  мудрец,  а  подколодный  зайчик,  ядовитый
соловей, пожиратель трупов - колибри!
     - Не надо! - закричал мудрец. - Друзья мои, коллеги, подтвердите, что
я не умею читать, что я в жизни книги в руках не держал!
     Мудрец кричал,  обращаясь  к  небольшой  группе  мудрецов  в  высоких
цилиндрах и черных траурных одеяниях, которые стояли в толпе.
     - Освободите его! - крикнул из толпы второй мудрец. - Он не виноват.
     - Если он не виноват, - сказал толстый вкушец, -  тогда  ему  бояться
нечего. Он ничего не знал и ничего знать не будет. Разве не в этом  высшая
мудрость мудрецов?
     - Но жизненный опыт! Вы забыли о жизненном опыте Кошмара!
     - Снова наберет, - отмахнулся от защитников жрец.
     - Странная казнь, - сказала Алиса Ирии.
     - Я тоже ничего не понимаю.
     Вкушецы распахнули дверь клетки, ловко подхватили визжащего мудреца и
поволокли его к колодцу. Платформа на треножнике  покачнулась  и  поползла
вниз. Один из жрецов захватил ее крюком за трос  и  подтянул  к  каменному
кольцу. Вкушецы затащили  мудреца  на  платформу  и  быстро  прикрутили  к
столбу. Тут же спрыгнули с  платформы,  и  по  знаку  толстяка  она  снова
поднялась и повисла над центром колодца.
     Клоп Небесный высунулся из шкафа и махнул белым платком.
     Платформа начала медленно опускаться вниз,  мудрец  вопил,  остальные
мудрецы стенали, закрыв лица руками.
     - Я боюсь! - вдруг вырвалось у Алисы, и она прижалась к Ирии.  -  Они
хотят его сжечь. Там огонь.
     - Не бойся, девочка, - сказала Ирия, - все будет хорошо.
     Она обняла Алису и крепко прижала к себе.
     Вопящий мудрец скрылся за бортом колодца, и вкушецы подбежали к краю,
стали заглядывать внутрь и кричать:
     - Ниже! Еще ниже!
     Любопытные из толпы тоже пытались прорваться к колодцу, но вкушецы их
не пускали. Крики мудреца вдруг оборвались. И на площади стало тихо.
     - Все,  -  сказал  толстяк.  -   Казнь   свершилась,   справедливость
восстановлена. Да здравствует неведение и беспамятство!
     Он обернулся к толпе, поднял руки и громко возгласил:
     - Мы ничего не видим!
     - Мы ничего не видим! - подхватили люди на площади.
     - Мы ничего не слышим!
     - Мы ничего не слышим...
     - Мы ничего не знаем!
     - Мы ничего не знаем...
     - Мы никогда не возражаем!
     - Мы никогда не возражаем... не возражаем... не возражаем...
     Вкушецы  принялись  энергично  крутить  лебедку,  и  платформа  стала
подниматься. Вот из-за края колодца показалась голова мудреца. Он был  жив
и вроде бы невредим. Толпа  встретила  его  появление  возгласами.  Мудрец
стоял совершенно спокойно, глупо улыбался, словно забыл,  что  только  что
отчаянно сопротивлялся.
     Платформу подтянули к борту колодца, мудреца освободили  от  пут.  Он
остался стоять на месте, словно не знал, куда идти.
     Вкушецы свели его под руки на площадь и подвели к помосту.
     - Ты кто? - спросил из шкафа Клоп.
     - Не знаю, - ответил мудрец и улыбнулся. - Понятия не имею.
     - Как зовут тебя, ничтожество?
     - Ничтожество, - согласился мудрец.
     - Где ты живешь?
     - Я живу? Где я живу?
     - А куда ты пойдешь?
     - Я никуда не пойду, - ответил мудрец.
     Под аплодисменты зрителей жрецы разрешили мудрецам подойти  к  своему
коллеге и увести его. Мудрец шел не оборачиваясь, загребая ногами,  словно
разучился ходить.
     - Что с ним случилось? - спросила Алиса.
     - Я знаю, - сказала Ирия, - они лишили его памяти.
     - А что, раньше не догадалась? - спросил пигмей. - Мне говорили,  что
его уже пять раз лишали памяти, а  он  все  равно  остался  мудрецом.  Они
такие, живучие... Года не пройдет, как он снова начнет  учить  людей,  как
надо жить.
     - И это они хотят сделать с нами? - спросила Алиса.
     - Это то, что случилось с Тадеушем, - сказала  Ирия.  -  И  со  всеми
нашими друзьями. Значит, Ручеек прав - они тоже попали в такой колодец.
     Тут на площадь прибыла странная процессия. Три  быка  тащили  большую
телегу, на которой горой было навалено всевозможное барахло.
     Пигмей кинулся к решетке клетки, вцепился в нее и закричал:
     - Так мы не договаривались! Вы сказали: только золото. А не  вещи.  С
вами нельзя договориться честно.
     - Что такое честность? - спросил  толстый  вкушец.  -  Мы  не  помним
такого слова. Господин Клоп Небесный, мы обещали что-либо этому ничтожному
пигмею?
     - Не помню. Я - вкушец забвения.
     - Вы меня ограбили! - закричал пигмей, кусая прутья.
     Толпа на площади покатывалась со смеху. Ясно было, что пигмея  многие
знали и никто не любил.
     - Так ему и надо! - кричали люди.
     За телегой шли солдаты, волоча несколько тяжелых кожаных мешков.  Они
подходили к помосту, кидали на него мешки, и те с  тяжелым  стуком  падали
возле шкафа.
     Клоп Небесный присел на  корточки,  жадными,  дрожащими  пальцами  он
развязал один из мешков, и из  него  посыпались  золотые  монеты,  слитки,
украшения, драгоценные камни.
     Толпа зашумела, завопила.
     - Все! Я разорен! Я погублен! - кричал пигмей.  -  Дайте  только  мне
выйти отсюда, я до вас доберусь! Я за каждым из вас  знаю  такие  делишки,
что господин Радикулит всем вам головы отрубит. У меня все записано!
     Это последнее, вырвавшееся в запальчивости слово и погубило коварного
пигмея.
     - За-пи-са-но? - медленно произнес,  выпрямляясь,  Клоп  Небесный.  -
Значит, ты тоже агент, лазутчик помников.
     - Нет! - спохватился Вери-Мери. - Я в  переносном  смысле,  я  ничего
никогда не записывал. Я не умею!
     - Казнь подглядчику! - закричал Клоп, прыгнул в шкаф и  захлопнул  за
собой дверцу.
     - Казнь! - требовали жрецы.
     - Казнь! - кричали в толпе.
     Алиса не выносила предателей, а уж Вери-Мери особенно. Но когда  его,
плачущего, сопливого, протащили к платформе, она не выдержала и крикнула:
     - Пожалейте его, может, он еще исправится! Вы же у него все отняли!
     - А мы его и собираемся исправить. Причем самым решительным  образом,
- ответил толстый вкушец.
     Он подождал, пока платформа с Вери-Мери скроется в  колодце  и  крики
пигмея прекратятся, затем в наступившей тишине сказал:
     - Здесь одна из обвиняемых обвинила нас в жестокости. Она сказала,  -
жрец показал на Алису, - что наша казнь ужасна. Так ли это?
     - Так! - крикнул с площади молодой голос.
     - Не так, - перебили его другие голоса.
     - Об®ясняю,  -  произнес  толстый  вкушец.  -  Нет  ничего  добрее  и
гуманнее, чем наша казнь.  Мы  не  приносим  человеку  никакого  вреда,  а
возвращаем его обществу живым и здоровым. Мы только извлекаем из него  все
плохое,  что  он  накопил  в  своей  душе:  склонность  к   преступлениям,
жестокость, жадность, стремление к  заговорам,  желание  жить  лучше,  чем
поклоны и господа вкушецы, преступную страсть к  чтению  или  знаниям.  Мы
ничего у него не отнимаем хорошего  и  полезного.  Разве  он  разучивается
есть? Нет, он умеет есть и спать, ходить и стоять. Со временем он научится
полезному  ремеслу  и  вернется  в   общество   перековавшимся,   полезным
существом. Да здравствует мудрость казни беспамятства!
     В толпе раздались приветственные крики и свист.
     Платформа с Вери-Мери поднялась. Он стоял у столба, крутя головой.  В
глазах его был ужас.
     - Кто эти люди? - спросил пигмей. - Они хотят меня убить!


        28. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЕДИНОРОГОВ

     Профессор Хруст попросил Пашку подвезти его к дому. На одну минутку.
     - А то жена волнуется, - смущенно сказал он.
     - Понимаю, - ответил Пашка.
     Хруст не зря беспокоился. Его жена стояла на  пороге  дома,  скрестив
руки на груди, и даже при виде Гай-до не дрогнула.
     Гай-до осторожно спустился на улицу и открыл люк. Профессор  выглянул
наружу и игриво крикнул:
     - Кисочка, я здесь! Я вернулся, я здоров!
     - Вернулся - иди в дом! - ответила жена и скрылась в дверях.
     - Вот видите, - развел руками пигмей. - Но она меня любит. До  скорой
встречи.
     Он выпрыгнул из корабля и побежал к дому. В дверях  он  столкнулся  с
женой, которая вновь возникла на пороге. На этот раз она  держала  в  руке
какой-то предмет, завернутый в белую тряпочку.
     - Твой мальчишка здесь? - спросила она.
     - Паша? Паша летит спасать своих друзей. Все в порядке!
     - Ребенок голоден, - мрачно сказала жена. - Отдай ему пирог.
     И она снова ушла.
     Пигмей кинулся обратно к Гай-до. Он отдал Пашке сверток и сказал:
     - Вот видишь, а ты ее упрекал.
     Хотя, разумеется, Пашка ни в чем не упрекал жену пигмея.
     Гай-до резко поднялся ввысь, и Пашка, сев в пилотское кресло, заложил
в навигационный компьютер оптимальный маршрут до столицы.
     - Где мы их будем искать? - спросил кораблик.
     - Не знаю, - признался Пашка. - Я сам в столице не был. Я думаю,  что
мы опустимся где-нибудь на окраине, и я пойду в Город искать их.
     - Глупости, - сказал Гай-до. - Ты сгинешь, а мы потеряем время.
     - А что ты предлагаешь?
     - Открытый полет. Мы летим с законной целью: спасти из рабства  наших
близких. Следовательно, мы опускаемся  на  их  главной  площади  и  задаем
прямой вопрос: что вы сделали с Алисой и Ирией?
     - А они не ответят?
     - Они испугаются. Они же темные.
     Убежище  пропало  из  глаз,  начался  густой  лес.  Две  белые  птицы
поравнялись с Гай-до и, отчаянно работая крыльями, пытались его обогнать.
     - Не старайтесь! - крикнул им Гай-до. - Сейчас я прибавлю в скорости,
надорветесь!
     - Яйцо железное! - крикнула  в  ответ  упрямая  Алина.  -  Ты  сейчас
упадешь, у тебя крыльев нет.
     Почему-то белых птиц больше всего возмущало то, что у Гай-до не  было
крыльев.
     - Забавные создания, - сказал Гай-до. - Но настолько глупы,  что  мне
порой бывает стыдно, что я принадлежу к их породе.
     - Ты? - спросил Пашка.
     - Разумеется. Еще  у  моего  прадедушки  были  крылья.  Его  называли
самолетом.
     Птицы держались рядом - Гай-до жалел их.
     Вдруг одна из них крикнула:
     - Смотри вниз! Какой ужас!
     Пашка включил нижний экран, но ничего не увидел  в  сплошном  зеленом
море листвы.
     А птицы уже снижались к вершинам деревьев.
     - Гай-до! - закричала Алина. -  Чего  же  ты  медлишь?  Помоги,  яйцо
железное!
     - Давай посмотрим, что там, - сказал Пашка.
     - Без тебя знаю, - ответил Гай-до и начал опускаться вниз.
     Он коснулся верхней границы листвы. Пашке показалось, что он  слышит,
как шуршат листья и трещат ветки.  Вскоре  внизу  открылось  пространство,
спрятанное под кронами, словно они влетели в громадный полутемный храм,  в
котором колоннами служили прямые стволы деревьев.
     И тогда Пашка увидел то, что раньше высмотрели птицы: по  лесу  бежал
Ручеек.
     Он перебегал от ствола к стволу, отбиваясь от преследователей -  стаи
коротких полосатых ящериц  на  длинных  мускулистых  лапах  с  массивными,
похожими на крокодильи головами. Ящерицы были размером со среднюю  собаку,
и, наверное, каждая в отдельности была не очень  опасна  для  вооруженного
человека, но когда их больше десятка!..
     Ручеек, как видно, бежал из последних сил. Он  прихрамывал,  движения
его были неточными, ящерицы яростно наскакивали на него. Вот самая  смелая
бросилась вперед,  широко  разинув  желтую  пасть,  усеянную  треугольными
зубами. Все же блеск меча заставил ее отступить и спрятаться в стае.
     - Ручеек! - закричал Пашка. - Держись!
     Птицы опередили Гай-до, они с трудом летали между  стволами,  задевая
деревья концами громадных крыльев, и отчаянно кричали.  Ящерицы  при  виде
птиц остановились. Они поднялись на  задние  лапы,  опираясь  на  короткие
хвосты, будто надеялись сбить птицу, если она опустится слишком низко.
     И тут в битву вмешался Гай-до.
     Он включил свою оглушительную сирену, перепугав не только ящериц,  но
и птиц, которые с криком взмыли вверх, и  Ручейка,  не  понявшего,  откуда
идет такой страшный вой.
     В следующую секунду Гай-до  косн