латить наши банковские займы.
     Теперь она знала, на чьей он стороне.



                  22. ГАМБУРГ. ПЯТНИЦА, 1 ОКТЯБРЯ - 2.00

     Ветер дул с моря, и утренний воздух был влажен и свеж.  В  Рипербане,
злачном  районе  Гамбурга,  улицы  были  до  отказа  забиты  посетителями,
жаждущими  вкусить  запретного  плода.  Рипербан  потрафлял  всем  вкусам:
выпивка, наркотики, девочки, мальчики - за сходную цену можно было достать
все, что угодно.
     Ярко освещенные бары, где официантки обслуживали клиентов  не  только
за столиками, занимали всю главную улицу, в то время, как на Гросс Фрайхат
размещались заведения более откровенно похотливого свойства -  в  основном
стриптизы. Вся Хербертштрассе,  кварталом  ниже,  была  отдана  во  власть
пешеходам, и по обе стороны тянулись апартаменты проституток,  сидевших  у
окон  и  демонстрировавших  свои  прелести  сквозь  прозрачные,   сальные,
поношенные ночные сорочки. Рипербан -  огромная  секс-ярмарка,  где  можно
купить все. Пуританам секс предлагался в его миссионерском варианте:  тем,
кто  любил  разнообразие,  предлагались  и  каннилингус,  и  аналингус,  и
педерастия. В Рипербане можно было купить себе  двенадцатилетних  мальчика
или девочку или одновременно переспать с мамой и дочкой. Или, если уж  вам
так хочется, вы могли посмотреть, как женщину  обслуживает  огромный  дог,
или, опять же по вашей просьбе, вас могли стегать плеткой до тех пор, пока
вы не получите свой вожделенный оргазм. Вы могли нанять беззубую  старуху,
которая в самом людном месте сделает вам феллацио, или  закупить  оргию  в
сплошь  уставленной  зеркалами  спальне   со   столькими   девочками   или
мальчиками, сколько требует ваше  либидо  и  позволяет  кошелек.  Рипербан
гордится, что может потрафить любому вкусу. Проститутки помоложе, одетые в
короткие юбочки и туго облегающие их бюсты блузки, непрерывно курсируют по
улицам,  предлагая  себя  мужчинам,  женщинам  и  даже  тесно   обнявшимся
парочкам.
     Кинооператор, окруженный небольшой толпой девиц  и  ярко  накрашенных
юношей, медленно  двигался  по  улице.  Он  не  обращал  на  них  никакого
внимания, пока не остановился подле  белокурой  девушки,  которой  на  вид
можно было дать лет восемнадцать. Она стояла, прислонившись к стене  дома,
и разговаривала со своей  подругой.  Когда  оператор  шагнул  к  ней,  она
обернулась и улыбнулась ему.
     - Возьми нас на пару, либхен. Не пожалеешь.
     Оператор изучающе осмотрел ее с ног до головы и сказал:
     - Нет, только ты.
     Подруга пожала плечами и отошла.
     - Как тебя зовут?
     - Хилди.
     - Хочешь сняться в кино, Хилди? - спросил оператор.
     Девица окинула его презрительным взглядом.
     - Herr gott! Что ты мне лапшу на уши вешаешь?
     Он улыбнулся и доверительно проговорил:
     -  Да  нет  же.  Я  правда   предлагаю   тебе   сняться   в   фильме.
Порнографическом. Я делаю их для своего друга.
     - Тебе это будет стоить пятьсот марок. Деньги вперед.
     - Gut.
     Она тут же пожалела, что не потребовала больше.  Ну  да  ладно,  надо
попытаться содрать с него какие-нибудь премиальные.
     - Что я должна делать? - спросила Хилди.


     Хилди нервничала.
     Она лежала голая на кровати в маленькой, бедно обставленной  комнате,
молча глядя на находившихся там трех человек и думала:  "Что-то  здесь  не
так". Ее инстинкт самосохранения, развившийся на улицах Берлина, Мюнхена и
Гамбурга, уже неоднократно выручал ее в трудных ситуациях, и она  привыкла
полагаться на него. Что-то тревожило ее в этих людях. Она бы  хотела  уйти
отсюда, пока еще ничего не началось, но  они  уже  уплатили  ей  обещанные
пятьсот марок аванса и пообещали по окончании уплатить еще  пятьсот,  если
она хорошо исполнит свою роль. Это она сделает. Она была профессионалом  и
гордилась своим умением. Она взглянула на лежащего подле  нее  на  кровати
голого мужчину. Он был мускулист, хорошо сложен и совершенно без волос. Но
не это беспокоило Хилди, а его лицо. Оно было слишком  старым  для  такого
рода фильмов. Но более всего удручал Хилди зритель, скромно  приткнувшийся
в самом дальнем углу комнаты. На нем было длинное, до пят, пальто, большая
шляпа и темные очки. Хилди так и не поняла, мужчина это или женщина. Но от
этого чучела веяло холодом. Хилди дрожащими от волнения  пальцами  ощупала
красную  ленту,  которую  они  зачем-то  заставили  ее  надеть   на   шею.
Кинооператор сказал:
     - Ладно, Все готовы? Начали.
     Застрекотал аппарат. Хилди сказали, что нужно делать.  Мужчина  лежал
на спине. Хилди приступила к работе.
     Начала она издалека: от ушей и шеи,  умело  используя  язык  и  губы,
спустилась вниз  к  груди  и  животу,  губами  и  языком,  словно  бабочка
крыльями, легко касалась его паха, затем пениса, затем вниз по каждой ноге
в отдельности вплоть до больших пальцев, медленно облизывая каждый из них,
наблюдая, как начинается эрекция. Она  повернула  его  на  живот,  и  язык
повторил весь свой путь снизу вверх, двигаясь медленно, со  знанием  дела,
отыскивая все эрогенные зоны, выступы и  щелочки.  Мужчина  был  полностью
возбужден, пенис его был тверд как камень.
     - Входи в нее, - крикнул оператор.
     Мужчина рывком перевернул ее и, оказавшись сверху раздвинул ее бедра.
Пенис его был огромен. Хилди забыла свои  предыдущие  страхи.  Такого  она
давно не испытывала!
     - Глубже, глубже, либхен! - вскрикнула она в полузабытьи.
     Мужчина равномерно, как поршень,  двигался  вверх  и  вниз,  и  Хилди
постепенно стала все быстрее  и  быстрее  помогать  ему  бедрами.  В  углу
комнаты зритель подался вперед, следя за каждым их движением.  Девушка  на
кровати закрыла глаза.
     И _в_с_е _и_с_п_о_р_т_и_л_а_!
     - Глаза! - закричал зритель.
     Тотчас раздался повелительный голос оператора:
     - Offne die Augen!
     Напуганная Хилди открыла глаза. И взглянула на  своего  партнера.  Он
был великолепен. От такого секса она и сама  получала  удовольствие.  Ритм
мужчины участился, и она почувствовала, что вот-вот  наступит  блаженство.
Обычно она никогда не испытывала оргазма, если  не  считать  тех  случаев,
когда они бывали вместе с подружкой. С клиентами же она просто имитировала
его, и довольно удачно.  Но  оператор  предупредил  ее,  что  она  получит
премиальные только в случае оргазма. И потому  она  расслабилась  и  стала
думать  о  том,  что  купит  себе  на  эти  деньги,  и  вот  теперь  вдруг
почувствовала, что действительно  начинает  испытывать  блаженное  чувство
оргазма.
     - Schneller! - закричала она. - Быстрее!
     Тело ее задрожало.
     - Ah, jetzt! - в восторге завизжала она. - Es komm! Кончаю!
     Зритель кивнул, и оператор властно сказал:
     - Давай!
     Руки мужчины скользнули к горлу девушки. Огромные  пальцы  сомкнулись
на нем, преграждая доступ воздуха. Она взглянула в его глаза,  и  то,  что
она там увидела, наполнило ее ужасом.  Она  попыталась  закричать,  но  не
смогла.  Тело  ее,  еще  дрожа   в   тисках   оргазма,   сделало   попытку
высвободиться, но убийца крепко прижал ее к кровати. Это был конец.
     Зритель упивался  зрелищем,  глядя  в  глаза  умирающей,  радуясь  ее
агонии, словно это была небесная кара, божественное возмездие.
     Содрогнувшись в последний раз, тело девушки затихло навеки.



                 23. ЦЮРИХ. ПОНЕДЕЛЬНИК, 4 ОКТЯБРЯ - 10.00

     Когда Элизабет прибыла в свой кабинет, то  первое,  что  заметила  на
своем рабочем столе, был большой запечатанный конверт с грифом "Совершенно
секретно". Распечатав его, она  вынула  докладную  записку  из  химической
лаборатории.  Внизу  стояла  подпись:  Эмиль  Джипли.  Текст  ее   пестрел
техническими терминами, и Элизабет, пробежав его глазами, сперва ничего не
поняла. Она вновь перечитала записку.  Потом  еще  раз,  медленнее.  Когда
наконец поняла, о чем речь, вызвала Кейт.
     - Вернусь через час, - сказала она секретарше и отправилась на поиски
Эмиля Джипли.
     Он оказался высокого роста мужчиной, лет тридцати пяти, с  тонким,  в
веснушках лицом и почти голым черепом, за исключением ниточки рыжих волос,
полукругом обегавших лысину. Он страшно нервничал, и по всему было  видно,
что не привык принимать в своей маленькой лаборатории посторонних лиц.
     - Прочитала вашу докладную записку,  -  сказала  ему  Элизабет.  -  Я
многого там не поняла. Не могли бы вы мне помочь разобраться, о  чем  идет
речь.
     Джипли мгновенно перестал нервничать. Он весь подался вперед на стуле
и быстро, уверенно заговорил:
     -  Я  проводил   эксперименты   по   методу   ингибирования   быстрой
дифференциации коллагенов, используя для этого мукополисахариды и методику
блокирования  ферментации.  Коллаген,  как  известно,  представляет  собой
фундаментальное основание всякой связующей ткани.
     - Несомненно, - вставила Элизабет.
     Она даже и не пыталась вникнуть в техническую  сторону  того,  о  чем
говорил Джипли. Единственное, что  она  поняла,  это  то,  что  тема,  над
которой он работал, была направлена на исследование  средств  блокирования
процессов старения. И открывала невиданные перспективы в медицине.
     Сидя на стуле и ни словом больше не перебивая его страстный  монолог,
Элизабет думала о том, как все это напрочь изменит  жизнь  людей  во  всем
мире. Если верить Джипли, то не существовало никаких ограничений,  которые
бы препятствовали людям доживать до ста,  ста  пятидесяти,  а  то  и,  при
желании, до двухсот лет.
     - Для этого не потребуется даже никаких уколов, -  сказал  Джипли.  -
Благодаря найденной формуле,  содержимое  можно  будет  принимать  в  виде
таблеток или капсул.
     Возможности  препарата  трудно   было   переоценить.   Это   вело   к
революционным социальным переменам. И к поступлениям миллиардов долларов в
копилку "Роффа и сыновей". Концерн и сам займется изготовлением препарата,
и продаст патент другим фирмам. И вряд ли на земле  найдется  кто-либо  из
тех, кому за пятьдесят,  кто  откажется  приобрести  хоть  одну  таблетку,
которая поможет ему или  ей  приостановить  старение.  Элизабет  с  трудом
сдерживала охватившее ее волнение.
     - Как далеко вы продвинулись в своих экспериментах?
     - Как я уже сообщил вам в своей докладной записке, в течение  четырех
лет  я  проводил  эксперименты  на  животных.  Все  последние   результаты
положительные. Вакцина готова к клиническим испытаниям.
     Элизабет нравились его воодушевление и уверенность.
     - Кто еще знает о ваших работах? - спросила она.
     - Об этом знал ваш отец. Тема абсолютно секретная. Это означает,  что
я обязан докладывать о  ходе  эксперимента  лично  президенту  концерна  и
одному из членов Совета.
     Элизабет похолодела.
     - Кому именно?
     - Господину Вальтеру Гасснеру.
     Элизабет немного помолчала.
     - С этого момента будете докладывать только мне, - и никому другому.
     Джипли удивленно посмотрел на нее.
     - Хорошо, мисс Рофф.
     - Как скоро мы сможем запустить таблетки в производство?
     - Если  все  пойдет  по  плану,  через  полтора-два  года  начиная  с
сегодняшнего дня.
     -  Прекрасно.  Если  вам  что-либо  потребуется  -  деньги,   помощь,
оборудование, - дайте мне знать немедленно. Ничего не  должно  задерживать
вашу работу.
     - Спасибо, мадам.
     Элизабет встала, и Эмиль Джипли тотчас вскочил со своего места.
     - Я рад, что  познакомился  с  вами.  -  Он  улыбнулся  и  застенчиво
добавил:
     - Мне очень нравился ваш отец.
     - Спасибо, - сказала Элизабет.
     Сэм знал об этой теме. Может  быть,  в  этом  отгадка  его  нежелания
пустить концерн с молотка?
     У двери Эмиль Джипли неожиданно повернулся к Элизабет.
     - Лекарство обязательно выдержит клинические испытания.
     - Будем надеяться, - сказала Элизабет.
     _О_н_о _д_о_л_ж_н_о _и_х _в_ы_д_е_р_ж_а_т_ь_!


     - Каким образом осуществляется контроль за сверхсекретным проектом?
     - На всех его стадиях? - спросила Кейт Эрлинг.
     - Да, от начала и до конца.
     - Как вам известно, у нас в  стадии  разработки  находятся  несколько
сотен лекарственных препаратов. Они...
     - Кто несет за них ответственность?
     - До определенной суммы  -  управляющие  различных  подразделений,  -
ответила Кейт Эрлинг.
     - Какой суммы конкретно?
     - Пятьдесят тысяч долларов.
     - А выше этой суммы?
     - Необходимо специальное решение Совета. Проект становится секретным,
когда известны данные исходных экспериментов.
     - То есть когда появляется надежда, что он будет успешным? - спросила
Элизабет.
     - Совершенно верно.
     - Каким образом происходит засекречивание?
     - Если проект представляет особую важность, вся работа переносится  в
сверхсекретные  лаборатории,  имеющиеся  по  ней  документы  изымаются   и
кладутся в особую папку с грифом "Совершенно секретно". К этой папке имеют
доступ три человека. Ученый, непосредственно ведущий разработки, президент
концерна и один из членов Совета.
     - Как определяется член Совета, курирующий разработку секретной темы?
     - Ваш отец назначил на эту должность Вальтера Гасснера.
     Едва были произнесены эти слова, Кейт поняла свою оплошность.
     Обе женщины посмотрели друг на друга, и Элизабет сказала:
     - Спасибо, Кейт. На сегодня все.
     Элизабет ни словом не обмолвилась о Джипли. Но Кейт знала, что  имела
в виду Элизабет. Она  могла  знать  об  этом  либо  потому,  что  Сэм  сам
рассказал ей о проекте, либо она по своей инициативе пронюхала о нем.  Для
кого-то третьего.
     Но этот проект был слишком важен, чтобы с ним  что-нибудь  произошло.
Элизабет должна сама  проверить  все  принятые  меры  предосторожности.  И
переговорить с Вальтером Гасснером. Она потянулась  было  к  телефону,  но
передумала. Существовал более надежный способ.
     Вечером этого дня Элизабет уже летела обычным  рейсовым  самолетом  в
Берлин.


     Вальтер Гасснер нервничал.
     Они сидели в угловом кабинете верхнего обеденного зала  в  "Папийоне"
на Курфюрстендамм. Обычно, когда Элизабет приезжала  в  Берлин  в  прошлые
времена, Вальтер всегда настаивал, чтобы они обедали у них дома, с  ним  и
Анной. На этот раз приглашения не последовало. Вместо этого  он  предложил
ей встретиться в ресторане. Когда он пришел, Анны с ним не было.
     Вальтер Гасснер все еще походил на юношески стройного  и  подтянутого
киногероя, но кое-где внешний глянец несколько  пооблупился  и  потускнел.
Лицо его выглядело озабоченным и напряженным, а  руки  ни  на  секунду  не
оставались в покое. Что-то явно сильно угнетало  и  тревожило  его.  Когда
Элизабет осведомилась об Анне, он уклончиво сказал:
     - Анна себя не очень хорошо чувствует. Потому и не пришла.
     - Что-нибудь серьезное?
     - Нет-нет. Все будет в порядке. Она дома, отдыхает.
     - Я позвоню ей и...
     - Лучше не надо ее беспокоить.
     Это  был  странный  и  непонятный  разговор,  совершенно  не  в  духе
Вальтера,  которого  Элизабет  всегда  считала  полностью   открытым,   не
считающим нужным скрывать свои чувства.
     Элизабет перевела разговор на Эмиля Джипли.
     - То, над чем он работает, нам необходимо как воздух, - сказала она.
     Вальтер кивнул.
     - Это будет грандиозная штука.
     - Я попросила его докладывать о ходе экспериментов мне лично.
     Внезапно руки Вальтера прекратили свое  беспрестанное  движение.  Это
было подобно крику. Он посмотрел на Элизабет и спросил:
     - Зачем вы это сделали?
     - Я не имела в виду вас обидеть, Вальтер. Я бы это  сделала  в  любом
случае, и с любым членом Совета. Просто я хочу вести дело, как сама считаю
необходимым.
     Вальтер снова кивнул.
     - Понятно.
     Но руки так и остались спокойно лежать на столе.
     - У вас на это все права.
     Он через силу улыбнулся ей, и она заметила, с каким  трудом  ему  это
далось.
     - Элизабет, - сказал он.  -  На  имя  Анны  записан  пакет  акций  на
огромную сумму. Она же не может  получить  за  них  ни  гроша  без  вашего
согласия. Но ей это очень необходимо. Я...
     - Простите меня, Вальтер, но я против того, чтобы в  настоящее  время
позволить свободную продажу акций.
     Руки его снова нервно забегали.



                                    24

     Герр Юлиус  Бадратт  был  тощим,  сухоньким  человеком,  напоминавшим
богомола, одетого в черный сюртук. Его словно нарисовала неумелая  детская
рука, таким он  был  схематично-угловатым.  Ручки-спички,  ножки-спички  и
недорисованная голова на тщедушном тельце. Он  неподвижно  сидел  напротив
Элизабет за огромным столом в конференц-зале "Роффа и  сыновей".  Слева  и
справа от него сидели еще пятеро банкиров. Все они  были  одеты  в  черные
сюртуки с манишками,  белые  рубашки  и  черные  галстуки.  Они,  казалось
Элизабет, не столько оделись в парадные костюмы, сколько натянули на  себя
рабочие спецовки. В душе Элизабет, при виде их холодных, безразличных лиц,
шевельнулось недоброе предчувствие. Незадолго до открытия  совещания  Кейт
внесла в зал  поднос  с  кофе  и  только  что  выпеченными,  восхитительно
пахнущими пирожными. Все мужчины, как один, отказались от угощения. Так же
ранее они отклонили приглашение Элизабет отобедать с ней. Она решила,  что
это  плохой  знак.  Весь  вид  их  говорил,  что   они   пришли   получить
причитающиеся им деньги.
     Элизабет начала:
     - Прежде всего, благодарю вас, что  вы  любезно  согласились  сегодня
прийти сюда.
     В ответ они пробормотали что-то учтиво-невразумительно-вежливое.
     Она набрала в грудь побольше воздуха.
     - Я пригласила вас, чтобы попросить о  продлении  сроков  уплаты  тех
сумм, которые "Рофф и сыновья" вам задолжали.
     Юлиус Бадратт мелко-мелко затряс головой.
     - Простите меня, мисс Рофф. Мы уже имели честь уведомить...
     - Я не закончила, - перебила его Элизабет и, окинув их всех взглядом,
продолжила: - На вашем месте я бы отказала.
     Они быстро взглянули на нее, затем в недоумении друг на друга.
     - Если раньше вас одолевали сомнения по поводу  возможности  получить
долги с "Роффа и сыновей", когда президентом был мой отец,  -  а  он,  как
известно, был блестящим бизнесменом, - то имеет ли смысл продлевать  сроки
теперь, когда у руля концерна встала женщина, которая ничего не смыслит  в
деле?
     - Вы сами ответили на свой вопрос, - сухо сказал Бадратт. - У нас нет
никакого желания...
     - Я не закончила, - снова сказала Элизабет.
     Теперь они настороженно наблюдали за ней. Она посмотрела  на  каждого
из них в отдельности, удостоверившись  в  полном  их  внимании.  Это  были
швейцарские  банкиры,  которыми  восторгались  и  к  которым  с  уважением
относились их коллеги во всех  частях  финансового  мира.  Чуть  наклонясь
вперед, они  выжидательно  смотрели  на  нее,  и  в  их  глазах  светилось
любопытство.
     - Вы уже длительное время сотрудничаете с  "Роффом  и  сыновьями",  -
продолжала Элизабет. - Уверена, что большинство из вас хорошо знали  моего
отца, и если это так, то, несомненно, он пользовался  у  вас  уважением  и
доверием.
     Некоторые из банкиров утвердительно кивнули.
     - Уверена, господа, - невозмутимо продолжала Элизабет, -  что  многие
из вас чуть не поперхнулись своим утренним кофе,  когда  узнали,  что  его
место заняла я.
     Один из банкиров улыбнулся, затем расхохотался.
     - Вы абсолютно правы,  мисс  Рофф,  -  сказал  он.  -  Может,  это  и
невежливо с моей стороны, но я  думаю,  что  выражу  общее  мнение,  когда
вашими же словами скажу - мы  действительно  чуть  не  поперхнулись  своим
утренним кофе.
     Элизабет простодушно улыбнулась.
     - Я вас не виню. Уверена, что со мной приключилось бы то же самое.
     Один из банкиров сказал:
     - Одного не могу понять, мисс Рофф. Если  все  мы  заранее  знаем  об
исходе этого совещания, - он выразительно развел руками, -  то  почему  мы
все еще здесь сидим?
     - По