загорали тюлени, не обращая внимания на деловито снующих взад и  вперед
пингвинов. Вот тебе у ледовый континент -- градусов пять выше нуля!
     Птицы летают повсюду, тюлени  тоже  не бог весть какая диковина,  а вот
пингвинов нигде больше не увидишь. На верхней палубе стоял хохот: ну где еще
можно полюбоваться таким зрелищем? На крохотном айсберге,  чинно глядя перед
собой и  тесно прижавшись  друг  к  другу, сидят  шесть  пингвинов.  Куда их
понесло, что им надо в открытом море -- знает только их пингвиний всевышний.
На наши дружеские приветствия пингвины не  реагируют, они целиком  поглощены
своим путешествием.
     Капитан  Троицкий  не  разделял легкомысленного  настроения пассажиров:
столкновение даже с айсбергомлилипутом не сулит  "Визе" ничего хорошего, а к
тому же неподалеку от входа  в бухту с прошлого года сидит на  мели  айсберг
вполне  внушительных   размеров.  Пути  айсберга  неисповедимы:  сегодня  он
отдыхает  на мели здесь,  завтра  это место  ему  надоест,  и он  с  помощью
подводных   течений  отправится  на  другое.   Последнее  обстоятельство   и
беспокоило капитана. А  вдруг у  айсберга проснется чувство юмора  и он, как
пробка бутылку, закупорит выход из  бухты? Тогда  жди,  пока  он вновь решит
сдвинуться  с  места или растает -- перспектива, от которой у  любого моряка
волосы станут дыбом.
     Но  пока все шло  удачно.  Последние,  самые томительные  мили -- и  мы
сначала в бинокли,  а потом простым глазом  рассматривали  жилые  домики  на
берегу бухты острова Ватерлоо. Справа наша  станция, слева чилийская, в двух
километрах от них -- одинокий домик: это несколько лет назад застолбили себе
местечко аргентинцы. Внеся  таким образом свой вклад в освоение  Антарктиды,
они сфотографировались у домика и отправились домой, в более теплые края.
     На  берегу  волновалась  толпа  человек  в  тридцать.   Это  коллективы
советской  и чилийской станций приветствовали "Визе",  на борту которого,  в
свою  очередь,  волновалась  новая  смена.  Ее  начальник  Игорь  Михайлович
Симонов,  кандидат географических  наук, не  отрываясь  смотрит  на  остров,
Леонид Говоруха, тоже кандидат наук, вместе с которым Симонов облазил многие
арктические  ледники,  уже обулся в  свои  альпинистские  ботинки  и опытным
взором  оценивает   обледеневшие   склоны   гор:  хирург  Геннадий   Гусаров
обстреливает остров из самого  настоящего профессионального  киноаппарата --
словно боится, что не успеет набрать кадров за год предстоящей зимовки...
     Но самое волнующее -- это люди на берегу, неистово палящие из ракетниц.
Смотришь  на  них,  представляешь  их  состояние,  ни  с  чем  не  сравнимое
нетерпение отзимовавших  и рвущихся  на Родину полярников, и становится даже
завидно:  не  всякому  дано  испытать   такие  ощущения.  Нет  в  Антарктиде
счастливее  момента,  чем  приход судна  на станцию.  И нет  торжественнее и
печальнее, чем его уход, когда ты "без спирта пьян" потому что
     На материк, на материк
     Идет последний караван...
     У Ильи Ильфа в "Записных книжках" есть такая фраза: "...когда  редактор
хвалит, то никого кругом нет, а когда вам  мямлят,  что плоховато,  что надо
доработать, то кругом толпа и даже любимая стоит тут же".
     Или  "генеральский эффект":  все  ЧП  происходят  именно  тогда,  когда
приезжает начальство. Капитан "Оби" Купри рассказывал об одном таком случае.
Поздравить  экипаж ледокола, образцового во всех отношениях и победившего во
всех соревнованиях, прибыл заместитель  министра. Дорога  была тяжелая, и он
решил принять душ. Горячая вода перестала поступать в тот  момент, когда зам
хорошенько намылился. Положеньице -- врагу не пожелаешь! Пока высокий гость,
лязгая зубами от холода, смывал с себя мыло, капитан бегал по ледоколу, рвал
на себе волосы и стонал: "Так я и знал! Так я и знал!" -- признание, которое
дорого ему обошлось.
     Другой  случай,  о  котором рассказал Сидоров, завершился более удачно,
хотя решайте сами, насколько здесь подходит это слово. На одну из дрейфующих
станций прилетело высокое начальство, "а в такие  дни погода всегда хорошая"
(комментарий Сидорова).  Начальство пошучивало: "Солнышко у  тебя,  тишь  да
гладь, а говорят  -- дрейфующая станция! И за что вам такие деньги  платят?"
Сидоров промолчал.  А  ночью  -- трещина  под  каюткомпанией, аврал,  начали
растаскивать домики и спасать имущество.  И на три дня жестокая пурга, новые
трещины!  "Когда начальство улетало,  оно уже хорошо  понимало,  за что  нам
деньги платят", -- иронически закончил Сидоров.
     Необъяснимое  явление  "генеральского аффекта"  испортило настроение  и
беллинсгаузенцам. Тщетно они уверяли, что такой ясной и безветренной погоды,
как сегодня,  такого ослепительного  солнца они  целый год не видели, --  им
никто не верил.
     -- Антарктические субтропики!
     -- Курорт!
     -- Хорошо отдохнули, ребята?
     -- А как это у вас считалось -- зимовка или отпуск?
     Эти  язвительные  реплики,   на  которые  полярники  большие   мастера,
приводили беллинсгаузенцев в состояние  тихой  ярости:  уж они то  на  своих
шкурах испытали  все  прелести  "курорта". Постоянные  и  сильнейшие  ветры,
снежные  бури,  туманы и  гололед, невероятная сырость  превращали жизнь  на
острове  в тяжелое  испытание.  Позднее, получив  возможность  сравнивать, я
понял,  что  обитателям  Ватерлоо  с  климатом  повезло   куда  меньше,  чем
новолазаревцам или даже молодежникам.
     Сегодня,   однако,  погода  была  превосходной,  а  море  спокойным  --
обстоятельства, позволявшие покончить  с выгрузкой в одни сутки. Узнав,  что
мы  будем  стоять на рейде считанные часы, я всполошился: остров Ватерлоо не
Сокольники, куда можно вырваться в  любой выходной день. Я опросил старпома,
обеспечит ли он выгрузку без моего участия, и, получив утвердительный ответ,
сел в битком набитую возбужденными экскурсантами шлюпку.
     И  декабря  1969 года  в  10  часов  43  минуты  моя  нога  ступила  на
антарктическую землю. Часы  я сверил, и время указано точно  --  подчеркиваю
это  во   избежание  разноголосицы  и  ненужных   споров.  Так  что  будущие
исследователи   моего   путешествия   на  шестой  материк  имеют  редкостную
возможность  оперировать совершение достоверными данными (прошу лишь учесть,
что время на Ватерлоо опережает московское на  семь часов). Ступив на землю,
я тут  же сфотографировался с группой пингвинов, которые были так  потрясены
оказанной им честью, что даже забыли меня поблагодарить.
     Не теряя времени, мы отправились осматривать станцию, разместившуюся на
пологом берегу  в  двухстах  метрах от  моря.  В  предотъездной суете  мы не
позавтракали и поэтому  осмотр начали с  кают-компании,  в которой находится
популярный на  острове ресторан "Пингвин" Плотно подкрепившись, мы  пришли к
выводу, что  если "Пингвин" и уступает ресторану "Арбат" сервировкой  стола,
то наверняка превосходит его живописностью оформления и щедростью подаваемых
блюд. По вечерам кают-компания превращается в  кииозал. В углу стоят шкафы с
книгами. На  стенах -- портреты Беллинсгаузена и Лазарева, вымпелы,  таблицы
спортивных соревнований, фотографии предыдущей  смены. В кают-компании царит
повар --  персона, вообще, очень популярная в Антарктиде, где  любят много и
вкусно поесть.
     Рядом,  в  спаренном  щитовым  доме,  --  хозяйство  радистов,  кабинет
начальника  станции,  жилые  комнаты.  В третьем доме  -- медпункт,  научные
лаборатории, жилье. И еще два строения, в одном -- дизельная электростанция,
а в  другом, воздвигнутом  на  вершине высокого  холма  и  обдуваемом  всеми
ветрами,  --  аэрологический  павильон и хранилище  водорода.  На  павильоне
надпись, обобщающая  опыт поколений аэрологов "Некурящие живут  дольше". Это
недвусмысленное  предупреждение:  погаси  свою  сигарету, растяпа,  если  не
хочешь взлететь на воздух!
     Налево от станции, если обратиться к ней лицом, -- ручей, через который
перекинуто  два  деревянных  бруса  шириной  с  гимнастическое  бревно.  Это
инженерное   сооружение  называется   "мост  Ватерлоо".  Ручей,   как  шутят
беллинсгаузенпы, является государственной границей между  двумя станциями --
советской  и чилийской. Граница  нарушается поминутно, потому что коллективы
станций так дружны,  что иной раз в нашей кают-компании чилийцев больше, чем
в их собственной, и наоборот.
     Подступиться к  беллинсгаузенцам не  было никакой  возможности:  старый
состав сдавал дела новому. От всех посторонних требовался один вид помощи --
не  путаться  под ногами,  и  поэтому  мы,  стихийно  разбившись на  группы,
отправились на экскурсию.
     Фауна острова Ватерлоо уникальная, такой в Антарктиде нигде больше нет.
Кроме  пингвинов Адели,  самых распространенных на материке, здесь  еще  два
вида антарктические -- с белой полоской на носу, и "ослиные"  -- красноносые
и краснолапые. И все  же  главная достопримечательность  острова  -- морские
слоны и котики.  Их лежбища находятся на противоположной  стороне, у пролива
Дрейка.  Географы считают, что берега пролива омываются  не Атлантическим, а
Тихим  океаном,  которого я до  сих пор не видел. Туда  мы и отправились  --
главный механик "Визе" Олег Яковлевич Кермас, моторист Анатолий и я.
     Три  километра -- пустяк, если  вы, любуясь птичками  и  снисходительно
поглядывая на  влюбленные  парочки,  гуляете  по  аллеям парка.  Но если  вы
поминутно проваливаетесь в глубокий и сырой снег, а выдернув ноги, то и дело
не обнаруживаете  на них сдернутых  неведомой силой сапог, то на каждом шагу
будете проклинать свою любознательность и местных старожилов, которые хотя и
не уверяли, что вы пойдете по дороге, усыпанной розами, но и не предупредили
о ее особенностях. И к  берегам  пролива Дрейка пришли, вернее приползли, не
пышущие   оптимизмом,   жизнерадостные   экскурсанты,  а  безмерно   жалкие,
похудевшие вдвое, с потухшими глазами люди. И лишь сознание того, что в двух
шагах плещется Великий,  или  Тихий океан, вдохнуло жизнь в наши  измученные
тела.  Мобилизовав  остатки  сил,  мы  даже  соорудили  из камней  небольшую
пирамиду, призванную свидетельствовать  о нашем подвиге. Думаю, что пирамида
станет излюбленным объектом для фотолюбителей будущего.
     Не ищите  описаний  морских  слонов и котиков -- мы их не увидели,  эта
уникальная фауна словно провалилась сквозь землю. Пришлось несолоно хлебавши
отправляться  обратно, вынашивая  по дороге  сладостные  планы  расправы над
обманщиками.  Но  расправа  не   состоялась.  Выяснилось,  что  мы  ошиблись
направлением и зашли вправо; более того, когда старожилы разобрались в нашем
маршруте,  они  всплеснули  руками:  оказывается,  мы  лихо  преодолели  два
покрытых  слабым снегом  полузамерзших  озера глубиной  до двадцати  метров,
купаться в  которых, предварительно не заверив у нотариуса завещание, строго
запрещалось  (наказание  --  выговор или некролог,  в зависимости от степени
нарушения).
     Мои злоключения,  однако,  на  этом  не закончились.  Напившись  чаю  в
"Пингвине" и придя в себя, я решил навестить Геннадия Гусарова -- поглазеть,
как  устроился  в  медпункте  мой  теперь  уже  бывший   сосед  по  столу  в
кают-компании на  "Визе". Для этого следовало перейти  через  ручей либо  по
"мосту Ватерлоо", либо по льду. Разумеется,  я  пошел по  льду, ибо до моста
нужно было тащиться не меньше тридцати метров. На середине  ручья послышался
омерзительный хруст, и  я  по  пояс провалился в воду. Кое-кто из свидетелей
счел  это зрелище забавным, но лично я не  припомню, когда  бы мне так  мало
хотелось  смеяться.  Видимо,  человек,  провалившись  в  ледяную  воду,   на
некоторое  время  теряет  чувство  юмора.  Заполнив  прорубь проклятьями,  я
выбрался на берег и помчался на электростанцию, где мигом  догола разделся и
с неописуемым наслаждением  погрузился в потоки теплого воздуха, идущего  от
дизелей. Ради  такого сказочного блаженства  стоило  принять  ледяную ванну.
Молоденький  сердобольный  механик-дизелист  Саша Зингер  раздобыл  валенки,
набросил на меня  шубу со своего плеча и  напоил полулитровой  кружкой кофе,
что быстро  вернуло мне хорошее  настроение. Его не испортило даже замечание
знакомого с моими сегодняшними приключениями  старожила, который  проворчал:
"Кому суждено быть повешенным, тот не утонет".
     Антарктида  -- единственный  в своем роде континент: здесь нет границ в
собственности на землю.  Правда, иные государства время от времени объявляют
о своем праве  на вечное владение миллионами квадратных километров материка,
но никто не воспринимает это всерьез.  Практически  дело обстоит так: каждая
страна, которая  испытывает симпатию  к шестому материку,  может  облюбовать
себе любой  участок и построить станцию  -- места хватает, на каждого жителя
сегодняшней Антарктиды в среднем приходится чуть ли не по целой Бельгии.
     В  1968  году к острову  Ватерлоо  пришла "Обь",  и  Алексей  Федорович
Трешников объявил станцию Беллинсгаузена открытой.  А уже на следующий год в
трехстах  метрах  от  нашей  станции  чилийцы  соорудили свою.  Так у  наших
полярников   появились   соседи   --   черноглазые   и   черноусые   молодые
латиноамериканцы. Хорошо это или плохо?
     -- Здорово получилось! -- говорят наши ребята.
     -- Повезло! -- вторят им чилийцы.
     Впрочем,  а  разве  могло быть иначе? В  Антарктиде  бывает  одиноко не
только человеку,  но и коллективу:  уж  слишком далеко от мира забросила его
судьба. Поэтому  гость на полярной  станции --  это событие, о котором будут
вспоминать  до  конца зимовки. И  буквально с первого же дня, с первых минут
люди,  говорящие  на  разных  языках, ринулись  друг  к  другу. И отныне все
праздники проводят  вместе, кинофильмы  смотрят  вместе, на  авралы  выходят
вместе, русские изучают испанский язык, чилийцы -- русский.
     Нужей  трактор,  вездеход?  Пожалуйста! В  гости?  Идем всей  станцией!
Заболел радист? Врач придет через три минуты!
     Ну разве не здорово? Разве не повезло?
     Найдя  себе напарника, инженера-механика  Юрия  Ищука,  я отправился  в
гости  к чилийцам. Честно говоря, нас никто  не приглашал, и это  вызывало у
Юрия   сомнения   в  успехе  нашего  визита.  Но  я  резонно  полагал,   что
корреспондент,  который ждет персонального приглашения,  добудет не материал
для очерка, а строгий выговор от редактора.
     Итак, мы  постучали  в дверь, вошли -- и застыли в изумлении:  по  дому
непринужденно разгуливала, бойко  болтала  на немыслимом  жаргоне, играла  в
пинг-понг и настольный футбол едва ли не половина нашей экспедиции. Мы сразу
же почувствовали себя увереннее. К нам подскочил высокий и стройный красавец
брюнет,  настоящий  матадор  без  шпаги,  щелкнул  каблуками,  представился:
"Алексис Заморано!"  --  и  повел к  столу пить  пиво.  Мы  выпили.  Алексис
предложил нам бутерброды -- мы съели. Не снижая темпа, матадор потащил нас к
почтмейстеру, который вручил нам чилийские открытки  со штемпелем станции, и
потом -- на камбуз, где рассыпающийся в уверениях повар чуть ли  не насильно
вбил в наши рты булки с сосисками ("хет догс" -- горячие собаки), намазанные
красноватым  соусом.  Мы  без  сопротивления проглотили "собак"  и  застыли,
выпучив глаза. Алексис засмеялся  и сунул нам  по бутылке лимонада,  которым
удалось  погасить  пылавший  внутри нас огонь. Мы сердечно  поблагодарили за
адское угощение и отправились обозревать станцию.
     Чилийцы нам понравились: и вежливый,  предупредительный начальник  базы
--  команданте Хорхе Вилья, и  наш гид -- радиооператор  Алексис Заморано, и
его  веселые  товарищи.  К  сожалению,  за  полчаса,  которые  были в  нашем
распоряжении,  нам  удалось  лишь  галопом пройти  по  комнатам,  обменяться
сувенирами  и  сотней восторженных  междометий. Мы  тепло распрощались  -- я
думал, навсегда, но четыре месяца спустя мне  удалось  не  только продолжить
наше знакомство, но и стать свидетелем международного футбольного матча Чили
-- СССР.
     Ну а теперь пора  на "Визе".  Разгрузка закончена, и нам  нужно спешить
догонять  "Обь",  идущую к  Мирному и  без  помощи которой нам не  пробиться
сквозь льды.
     С  берега  новая  смена  салютует нам  ракетами,  мы отвечаем  дружными
залпами.
     До свиданья, остров Ватерлоо!
     Операция "Возьмем айсберг за вымя!"
     Нет ничего более грандиозного в антарктических водах, чем айсберги. Это
воистину зрелище  для богов -- если  те рискнут  покинуть  рай  и хорошенько
померзнуть в не обжитой богами части света. Плывет тебе навстречу гора льда,
по сравнению  с которой большой  океанский корабль  кажется забавной детской
игрушкой,  -- и  каким напыщенно-хвастливым представляется  гордое убеждение
человека  в  том,  что  он  владыка природы.  Какой  там владыка!  Случайный
бродяга, пущенный  переночевать сердобольной старушкой,  имеет  куда  больше
оснований считать себя хозяином дома.
     Как  свободные  флибустьеры, бороздят айсберги воды морей, и встреча  с
ними, как и  с пиратами, иной раз не сулит ничего хорошего. "Титаник", краса
и  гордость мирового пассажирского  флота,  столкнувшись с айсбергом, лопнул
как  мыльный  пузырь. Кто  знает, сколько кораблей, безвестно  исчезнувших в
океанской пучине, разделили судьбу "Титаника"?
     Об этом могут рассказать
     Лишь бог или морская гладь...
     Ибо радио  появилось совсем недавно, а корабли не возвращались домой  и
тысячи лет назад.
     Место  рождения гигантских айсбергов  --  главным образом Гренландия  и
особенно  Антарктида. Наверное,  после  извержения  вулкана  нет  в  природе
явления  более впечатляющего, чем падение в море чудовищной глыбы  льда. Мне
рассказывали, что одна американская киноэкспедиция четыре  месяца  караулила
ледник и зафиксировала  на  пленку рождение  айсберга. Не знаю, так ли  было
дело. В Антарктиде, во всяком случае, никто этих кадров не видел.
     Айсберги бывают двух видов:  пирамидальные и столовые. Первые поменьше,
они откалываются  от  спускающихся в  море ледников либо  от  края  ледяного
барьера. Столовые айсберги -- дети ледников шельфовых, которые годами  лежат
на море  и  могут  быть восприняты путешественниками как  заснеженная  суша.
Шельфы наносят  на карту,  думая, что  это неотъемлемая часть континента,  а
через  несколько лет, возвращаясь,  не верят своим глазам: тысячи квадратных
километров  суши  как  не  бывало!  Над  капитаном  посмеиваются: "Перебрал,
наверное, старик! -- и зря обижают ни в чем не повинного морского волка. Ибо
нужен глаз ученого  и  усердие  исследователя,  чтобы  найти  границу  между
шельфовым ледником и континентом.
     Отколовшиеся  от шельфа  столовые айсберги,  названные  так из-за своей
ровной, как обеденный стол, поверхности, бывают  трудновообразимых размеров.
Лет  пятнадцать  назад один американский  ледокол  встретил  айсберг  длиной
примерно   триста   тридцать  пять   километров  и  шириной  девяносто  пять
километров.  По морю шлялся  беспризорный  ледяной остров размером с  Гаити!
Наши самолеты тоже летали над такими айсбергами, что летчики протирали глаза
и  обеспокоенно смотрели на приборы: может, они вышли из строя? На  карте --
море, наяву  --  остров,  над  которым  летишь больше  часа,  а  он  все  не
кончается.
     Сегодня,  когда  люди  узнали  размеры  айсбергов-гигантов,   появилась
любопытная   гипотеза   об   одной   неразрешимой   географической  загадке.
Путешественники,  в честности  которых  нельзя  усомниться,  утверждали, что
своими  глазами  видели  в Северном Ледовитом океане острова. названные  ими
Землей Санникова. Самая добросовестная проверка показала, что таких островов
нет. Выдумка? Мираж? Вряд ли. Не исключено, что  то были огромные блуждающие
айсберги, данным давно продрейфовавшие в другие районы и растаявшие в  более
теплых водах.
     Когда-то  моряки,  вообще   склонные  к  суевериям,  наделяли  айсберги
сверхъестественными  свойствами.  В самом деле,  попробуйте  об