вшие крещение
не жаловались,  что их плохо  обслуживают, черти предварительно вымазали  их
адской  смесью  иа   машинного  часла,  соляра,  графита  и  еще   какого-то
дьявольского снадобья.
     Затем   эшафот   заполнили   коленопреклоненные   радисты,  руководимые
начальником отряда Михаилом Игнатьевичем Журко. Чтобы смягчить свою  участь,
они пытались было подсунуть чертям взятку -- две бутылки шампанского, что на
поверку оказалось  сплошной  липой,  так как бутылки были заполнены  морской
водой. И обманщики немедленно полетели в бассейн,  вместо заклинаний бормоча
про себя морзянку.
     Обряд  крещения  продолжался.  В  воздухе  то  и  дело  мелькала  пятки
инженеров и техников,  младших научных сотрудников  и  кандидатов  различных
наук.  Черти и  наяды  с гиканьем выволакивали на помост визжащих  от страха
новичков, чтобы  вымазать их  с  головы  до  ног и  отправить  в воду. Дошла
очередь  и  до  меня. Язвительно заметив,  что корреспондентам вода особенно
полезна, когда не хватает материала, Нептун громовым голосом провозгласил:
     -- В купель его!
     Предупрежденный  старожилами,  я  не   оказывал  силам  мрака  никакого
сопротивления  и  относительно  дешево  отделался.  А  строптивым  новичкам,
которые  пытались избежать  обязательной  водной  процедуры и  прятались  по
разным углам, пришлось худо: их отдавали  в руки придворного лекаря, который
смотрел им горло, насильно  раскрывая  рот полуметровой стерильной доской, и
бестрепетной рукой ставил трудносмываемые печати значительно ниже спины. Все
эти  сцены  снимались  на  пленку десятками  любителей,  и  некоторые  особо
пострадавшие (особенно с  печатями)  готовы  были  за негатив  проползти  на
коленях всю палубу туда и обратно.
     Когда ни одного  необращенного  язычника  не  осталось, Нептун (в  миру
метеоролог станции Новолазаревская Петр Тарамженин)  объявил праздник в свою
честь закрытым.
     И у  душевых кабин  выстроились  длинные  хохочущие  очереди:  все были
настолько  расписанными,  что  не узнавали друг  друга. При помощи наждачной
бумаги и  стиральных  порошков  мы  к вечеру кое-как отмылись от дьявольских
отметин и вновь  собрались на палубе, где в торжественной обстановке капитан
вручал дипломы о переходе экватора.
     Так закончился этот памятный день. "Визе" пошел под горку. Медленно, но
верно мы становились антиподами. Через две недели -- Антарктида. Но,  честно
говоря,  все разговоры  шли  не  о  ней: ведь наш  славный "Визе", шутка  ли
сказать, на всех парах несся в Монтевидео!
     Южный Крест
     Ночью в дверь каюты громко постучали. Вошел вахтенный матрос.
     -- Кто это здесь хотел посмотреть на Южный Крест?
     Борис Елисеев  пробормотал что-то  вроде: "Этот сумасшедший  на верхней
койке" --  и  мгновенно  уснул.  Я соскочил вниз, ополоснул лицо  и помчался
будить  Черепова и  Васева. Днем они пришли в восторг от предложения  вместе
полюбоваться  звездами  и  десять  раз  напоминали,  чтобы  я  не  забыл  их
разбудить. Стащить с дивана Васева  мне не удалось --  не  открывая глаз, он
лягался ногами с беспредельной  решимостью  человека, борющегося по  меньшей
мере за свою жизнь. Тогда я принялся за Черепова. Лева ясным голосом отлично
выспавшегося  человека  поблагодарил меня,  заверил, что через  две  секунды
встанет и  тут  же  задал такого храпака, что начали вибрировать  переборки.
Когда я  вновь подергал  его  за  ногу,  картина  повторилась  с  той только
разницей,  что  вместо  "большое  спасибо" Лева промычал сквозь сон  "какого
дьявола...". Честно  выполнив свой  долг, я отправился на верхний мостик, по
которому расхаживал одетый в элегантные шорты старпом.
     Удивительная ночь! Безбрежный океан тихо плескался у  наших ног, нежась
в  ласковом  свете  звезд,  неестественно  больших   и  сияющих,  словно  их
старательно надраили  зубным  порошком.  И  странное  ощущение:  звезды были
какие-то  не  такие.  Особенно смущала Большая Медведица, которая  выглядела
так, будто  у нее  были  вывихнуты все суставы.  Наверное, столь  же нелепое
впечатление произвела бы собака, бегущая по земле хвостом вперед. Сразу и не
сообразишь,  что  к чему, --  перевернутая  наоборот  Большая  Медведица!  К
счастью, я в свое время учился в школе и  наслышался о всяких фокусах южного
полушария,  где все  вывернуто наизнанку,  с точки зрения  жителей северного
полушария, которое, в свою очередь, выглядит таким же нелепым в глазах наших
антиподов. Попробуй разберись, кто прав и чья Медведица  настоящая.  Быть не
может, чтобы люди упустили такой шанс -- не поспорить  на эту благодатнейшую
тему.
     К слову сказать  -- а почему  бы  и нет? Мы часто спорим  по куда менее
умным поводам и  с треском ломаем копья там, где могла бы остаться в целости
простая  швейная игла. Есть множество научных определений понятия "человек":
существо,   обладающее  особо  развитым   мозгом,  чувством  юмора,  умеющее
трудиться по заранее разработанному плану  и так далее.  Я бы еще добавил: и
безмерно любящее  яростно  спорить,  до  хрипоты  и инфаркта.  Конечно, есть
споры, в которых рождаются великие  истины, но это, как говорили Илья Ильф и
Евгений   Петров,  "в   большом   мире",  где  "людьми   двигает  стремление
облагодетельствовать человечество".  А в "маленьком  мире" не дискутируют, а
заключают  пари и сотрясают воздух. Я видел в одном санатории  двух  с  виду
вполне нормальных и даже солидных людей, которые до обеда неистово спорили о
том,  кто красивее -- блондинки или брюнетки, а к ужину вдрызг  разругались,
не сойдясь в определении  породы пробежавшей  мимо  собаки. Энергии, которую
затратили на свои  аргументы  оба  бездельника,  вполне  хватило  бы,  чтобы
осушить  большое  болото.  А  один  мой  знакомый,  интеллигентный  человек,
создающий  проект  сверхмощной  турбины,  после  одной  дружеской  дискуссии
вернулся домой с  расквашенным носом и наполовину  оторванным ухом. О чем же
он  спорил?  Может  быть,  о  плазме  или  теории относительности? О  волнах
национализма, распространяющихся по  миру с неистовством и скоростью цунами?
О гальванизации  старой  и  много раз битой  теории Мальтуса? Нет. Он просто
доказывал своим соседям по трибуне, что футболисты их любимой команды должны
переквалифицироваться на мастеров лото.
     Итак, прежде  чем начать  спорить, читатель, подумай,  на что ты будешь
тратить драгоценное  вещество своего мозга -- на проблему размещения ангелов
на конце иголки или на нечто действительно достойное мыслящего человека.
     Возвратимся, однако, на  землю, вернее, на море, или на небо -- как вам
будет угодно.
     --  Получайте  обещанный  Южный  Крест,  --  с величественной простотой
монарха,  вешающего  на  шею  рыцаря  орден  Подвязки,  сказал  старпом.  --
Задирайте голову и смотрите.
     Он  ткнул  пальцем  в   скопление  звезд,  и  я   увидел   легендарный,
неоднократно  воспетый,  удивительный и волшебный Южный Крест. Разумеется, я
издал восторженное восклицание, и тут же  выяснилось, что  напрасно,  потому
что старпом пошутил. Под ухмылки  вахтенных  матросов он  вновь начал водить
перстом  по  небу,  но  -- стреляного  воробья на  мякине не проведешь! -- я
потребовал  карту  и  убедился,   что  невзрачный  ромбик,  внутри  которого
болтаются  несколько  обыкновеннейших  звездочек,  и в  самом деле  является
легендарным, неоднократно воспетым  и  так  далее  Южным Крестом. Откровенно
говоря, я ожидал  чего-то  большего и  был разочарован, словно вместо ордена
Подвязки получил благодарность без занесения в личное дело.
     Зато истинное  удовольствие доставило мне созерцание Канопуса, ярчайшей
звезды, красоту и величие  которой оспаривает  разве что Сириус. Канопус дал
свое имя рыболовному траулеру, на котором несколько лет назад я плавал; было
приятно встретиться со старым знакомым и помахать ему рукой.  Старпом тут же
рассчитал,   что  если  Канопус  не  успел   зазнаться  и  ответит   на  мой
дружественный жест,  то его привет  дойдет до меня через  не  помню  сколько
тысяч лет. Ладно, подождем, мы люди не гордые...
     Монтевидео
     Если двадцать дней  подряд  под твоими ногами качается палуба; если все
эти дни  не  видишь вокруг  ничего, кроме  опостылевших волн; если все  чаще
бегаешь в штурманскую  рубку, чтобы украдкой взглянуть на карту и с деланным
безразличием спросить:  "Интересно, сколько  миль  осталось  до берега?"  --
значит, все твое существо жаждет суши.
     Дольше  всего, просто нескончаемо долго, в море тянутся две вещи: качка
и подход к причалу. Качка осталась позади и ждет нас впереди, а к причалу мы
ползем сейчас, причем  так  удручающе  медленно, словно наш гордый  красавец
"Визе"  получил   инвалидность  первой  группы.  И   ползем  за  невзрачным,
ободранным буксиром, капитан которого смотрит  на нас сверху  вниз, хотя его
корыто болтается у "Визе" под ногами.
     Огромный  город,  залитый  декабрьским  зноем, щетинится  небоскребами.
Монтевидео...
     Сегодня мы будем шагать по асфальту Южно-Американского континента!
     -- Первым  делом, конечно, выпью пивка, -- мечтает  один,  -- а потом в
парк, вздремнуть на травке. На зелененькой пахучей травке, понимаешь?
     -- А ты ничего, любознательный малый, -- хвалит приятель, --  вернешься
домой -- много интересного про Монтевидео расскажешь. Как пиво дул, на траве
храпел...
     -- Братва, у кого есть разговорник?
     -- А что тебе надо?
     --  Ну  что-нибудь   этакое,  для  дружбы   и  взаимопонимания.   Вроде
"бхай-бхай".
     --  Это пожалуйста,  сколько  хочешь. Вот,  зубри: "Сеньор, а в Уругвае
имеют представление о такой игре, как футбол?" Будешь другом на всю жизнь.
     Рядом консультируют новичка:
     -- Как войдешь в магазин,  шаркай подошвой и вежливо, но с достоинством
рявкай:  "Привет мой вам,  сеньоры! Как  детишки, налоги? Меня зовут  Вася".
Сеньоры со  всех ног бегут тебя обслуживать, а ты говоришь: "Пардон,  не все
сразу. Хау  мач,  или,  по вашему, сколько стоит? Даю любую  половину". Если
намнут бока -- требуй жалобную книгу.
     Идет швартовка. По причалу расхаживает толстый полицейский.  Он  важен,
как премьер-министр. На  его бедре болтается  огромный  кольт. Наши  вопросы
страж порядка игнорирует.  В порядке психологического опыта спускаем ему  на
бечевке   пачку   сигарет.  Оглянувшись,   полицейский  подмигивает,  ловким
движением  отцепляет  пачку  и кладет  в карман.  Совершив грехопадение,  он
становится дружелюбнее.
     Между тем на  причал въезжает, дребезжа всеми частями, музейный рыдван,
оглушительно  чихает, выпуская черное облако, и из кабины, кряхтя, выползают
два старика. Они приветливо машут нам руками и подходят к борту. Не успеваем
мы обменяться догадками, как старики хором спрашивают:
     -- Земляки, селедки нема?
     И  замирают ь безумной  надежде.  Им  поясняют, что селедка есть, но на
камбузе и что это совсем не простое дело -- разжалобить кока или начпрода.
     -- Ба-аночку селедочки, хоть кусочек! -- ноют старики.
     Выясняется, что они живут  в Уругвае  больше  шестидесяти лет и все эти
годы изнывают по селедке, потому что местные жители -- мясоеды, которые и не
подозревают о том, что на свете есть такое волшебное лакомство -- селедка. И
как  только в  Монтевидео приходит  русское  судно, они  бросают свои дела и
бегут  на причал -- авось повезет. В прошлом  году  кок  одного  транспорта,
человек с большим  сердцем по имени Степа, отвалил им по целой тихоокеанской
селедке,  и  если  мы  увидим Степу,  то должны  ему передать, что его имя с
большим  уважением  вспоминается  в Монтевидео.  Конечно,  банка  или  целая
селедка на каждого --  это  для нас слишком накладно, но если мы  угостим их
хотя  бы  парочкой  ломтиков,  то  бог --  он  все  видит!  Он  зачтет  этот
благородный поступок.
     Вечером  кок долго выяснял,  какой  это негодяй вскрыл большую банку  и
вытащил из нее несколько селедок...
     Наконец  все  формальности были  закончены,  мы уселись в  два  больших
автобуса и отправились на экскурсию по городу.
     Цели    туристов    и   устроителей   экскурсий   обычно   диаметрально
противоположны: первые хотят как можно больше увидеть, вторые  -- как  можно
быстрее закончить это  канительное  дело.  Поэтому наши автобусы мчались  по
улицам  как  зайцы, за  которыми гнались собаки. С  гидом нам  тоже не очень
повезло:  этот  безупречно  одетый и хорошо воспитанный  юноша  с  ласковыми
глазами молочного теленка из всего великого и могучего русского языка усвоил
несколько слов, привести которые, несмотря на их звучность и энергичность, я
решительно не в состоянии.  Пришлось объясняться на английском, каковым  обе
стороны  владели  одинаково  уверенно,  возмещая  нехватку  слов   щелканьем
пальцев. Поэтому наш разговор  удивительно напоминал  треск кастаньет,  а по
окончании экскурсии  гид не мог  пошевелить кистью  руки -- у  него распухли
пальцы.
     Монтевидео,   город  с  более  чем  миллионным  населением,  производит
впечатление неряхи.  На улицах грязно; курильщики,  отчаявшись  найти  урну,
забрасывают тротуары окурками; скомканная бумага, конфетные обертки и прочий
мусор отданы  на  волю  океанского ветра.  Особенно  удручает  неряшливостью
ведущая от порта в  центр улица Колумба.  Если бы великий мореплаватель  мог
знать, что  его  имя  будет  использовано с такой целью,  он  бы десять  раз
подумал, стоит ли открывать Америку.
     На каждой стене -- рекламы кока-колы и электробритв "Филипс", на каждом
углу  -- американские,  голландские,  французские, западногерманские  и  так
далее  банки.  Ошеломленный  турист  может  сделать вывод,  что  цель  жизни
уругвайца  -- выпить "коку", побриться и  затеять  финансовую спекуляцию.  У
подъездов   деловых  и  правительственных   зданий  расхаживают  вооруженные
автоматами солдаты.  В Уругвае  неспокойно,  грабят банки  и  воруют крупных
правительственных чиновников.  Одного министра  украли за несколько дней  до
нашего  прихода  --  в  Южной  Америке  это стало  для  экстремистских групп
правилом  хорошего тона. Министров и послов  здесь теперь охраняют наравне с
сейфами и по  тому же принципу: чем значительнее  лицо (сумма) -- тем больше
охрана. Скажем, министр иностранных дел эквивалентен  сейфу с тонной золота,
а  министр здравоохранения тянет от силы на килограмм серебра. Поэтому, если
за  первым  неотступно  следуют   несколько  автоматчиков,  то  для  второго
достаточно сторожа с дубинкой.
     Главная  улица 18  июля замыкается зданием  парламента  -- как  Невский
проспект и Адмиралтейство в Ленинграде. У входа в  парламент -- обязательный
автоматчик.  Вестибюль украшен  отличными  произведениями  искусства  инков,
ацтеков и других народов, перебитых в свое время  испанцами  и португальцами
во  славу  господню.  Особенно  нас  восхитила  гигантских  размеров  голова
языческого бога, высеченная из  камня. Все  экскурсанты  сочли своим  долгом
сфотографироваться на  фоне головы,  после  чего  выяснилось, что  оригинал,
видимо, остался у бога на плечах, а нам подсунули имитацию из пластика. Было
тем более обидно, что на лжеголову мы затратили много времени, и поэтому гид
погнал  нас  по  парламенту  таким  стремительным  галопом,  что   служители
всполошились: не начались  ли  беспорядки? На каждый зал  мы затрачивали  от
пяти до десяти секунд, и  лишь  палате  сенаторов из  уважения к  вершителям
судеб  уделили целых  полминуты. Зал  палаты отделан  великолепным  деревом,
кресла мягкие, наглухо прибитые к полу, что имеет свой смысл, ибо сенаторы в
поисках  аргументов иной раз обрушивают  на головы политических  противников
все, что попадется под руку.  В Монтевидео  шутят,  что  настоящую потасовку
можно увидеть не на стадионе, а в парламенте.
     Затем  наши  автобусы  поползли  на высокую  гору, на  вершине  которой
сохранилась средневековая испанская крепость с пушками.
     В  эти дни  в  Монтевидео со всего  мира съехались миллионеры --  члены
какого-то благотворительного общества. И вот одновременно с  нами  поглазеть
на крепость прибыл автобус с  миллионерами. С  виду  это были  самые обычные
люди,  на удивление скромно одетые. Один финансовый воротила,  облаченный  в
поношенные джинсы и немало испытавшую на своем веку ковбойку, выглядел столь
жалким,  что  так  и  хотелось сунуть  ему  монету: может, бедняга давно уже
ничего не ел.
     Гид любезно  согласился стать  моим переводчиком и обратился  наугад  к
первому  же попавшемуся  под руку  миллионеру,  который оказался  владельцем
металлургического  завода из  Соединенных Штатов  Америки. Мы  представились
друг другу. Ниже следует стенографическая запись нашей беседы.
     Я: Хау ду ю ду?
     ОН: Ол райт.
     К  сожалению, наш  автобус  уже трогался  с  места, так  что на  этом я
вынужден был закончить интервью. Думаю, однако, что оно не могло не оставить
глубокий  след  в сознании этого эксплуататора.  Во всяком случае,  когда  я
вскочил на подножку, он смотрел на меня,  растерянно  разинув рот: наверное,
понял, что я разгадал его сущность.
     Следующую  остановку  мы  сделали у  резиденции президента  Уругвайской
республики. Встречать нас он не вышел -- видимо, его не предупредили о нашем
приезде. Из  подъезда,  правда,  выскочил  веселый мулат с метлой  в руке  и
поднял перед  нашими  носами облако  пыли  -- традиционный знак  уважения  к
важному посетителю. Прочихавшись,  мы поручили  мулату передать президенту и
его супруге наши приветы и укатили.
     Знаменитый  стадион, арену  кровопролитных сражеяий  между болельщиками
"Насьоналя" и "Пеньяроля", мы проскочили  не останавливаясь: игры сегодня не
будет, и ворота закрыты. Расположен стадион на  редкость удачно: напротив --
университетская   клиника,   в   двух   шагах   --    кладбище.   Просто   и
предусмотрительно, болей за свою команду на здоровье.
     А  вот и  Карраско  -- самый  чистый, зеленый и  тихий  рийон  столицы.
Пожалуй, и самый малоэтажный: сливки общества предпочитают жить в особняках.
Гид рассказал,  что житель Карраско, имеющий только  одну  машиау, чувствует
себя  социально  ущемленным,  такой,  простите,  голодранец  может  лишиться
уважения соседей или, еще хуже, кредита в банке. Раз уж ты живешь в Карраско
-- закладывай в ломбард последние брюки, но покупай вторую машину.
     Слушая эти высказывания гида, я,  разумеется, не мог предполагать,  что
на следующий  день  мне  придется пережить  драму  покупателя автомобиля.  А
случилось это так. Гуляя по городу, мы --  Лева Черепов, Геннадий Васев  и я
--  набрели  на  автомобильный салон. Я решил  прицениться к машине.  Лева и
Геннадии  принялись  меня  отговаривать. "Посмотрят  на твои  скороходовские
босоножки --  и  спасибо  скажешь, если  не  накостыляют  по шее!" Но я  был
непреклонен, ибо видел, как одеваются миллионеры, и справедливо полагал, что
по  сравнению  с  некоторыми  нз  них   выгляжу  как  великосветский  денди,
проматывающий на модный гардероб свое состояние. И смело вошел в салон.
     На пьедестале стоял неправдоподобно  длинный, свер кающий лаком голубой
"шевроле".  Стоял,  наверное,  давно,  потому  что  у  хозяина  салона  было
заспанное, скучное и безнадежное лицо человека, который уже ничего  хорошего
не ждет от жизни. По обязанности  хозяин встал и поклонился  -- скорее всего
для того, чтобы скрыть зевок.
     Я поступил так, как сделал  бы на  моем  месте любой  другой миллионер:
лениво  направился  к  машине,  скептически  похлопал ее по крыльям,  открыл
дверцу и  развалился  на кожаном  диване. Черепов  и Васев начали  вертеться
вокруг и хихикать --  нашли место и время! Сделав страшные глаза, я заставил
их утихомириться и ледяным голосом набитого долларами янки спросил хозяина:
     -- Хау мач? Сколько стоит эта консервная банка?
     Здесь  уже  хозяин  не выдержал.  Льстиво заглядывая в лицо  настоящего
покупателя и размахивая руками  с такой  быстротой, что свистело в ушах,  он
обрушил  на