нтейнеры,  чтобы  застыть  там  безобидными  и
безопасными  брусками, пока их не соберут все вместе в космосе,  далеко
от Земли.


   Роберт Хайнлайн.
   Прожектор


     - Они услышат вас?
     - Если она на этой стороне Луны. Если выбралась из корабля.  Если  цела
рация. Если девочка  догадалась ее включить. Если она  вообще жива.  Корабль
молчит, наши радары не могут его засечь. Непохоже, чтобы кто-то остался жив.
     - Ее нужно найти! Станция, оставайтесь на связи. База Тихо, прием!
     Вашингтон - Луна - Вашингтон. Ответ шел примерно три секунды.
     - Говорит начальник Лунной Базы.
     - Генерал, пошлите всех своих людей искать Бетси!
     - Сэр, вы знаете, как велика Луна?
     - Не  имеет значения! Бетси Барнс где-то у  вас, и  все ваши люди будут
искать ее,  пока не найдут! И если она мертва, то вашему драгоценному пилоту
лучше вообще не возвращаться на базу!
     -  Сэр, площадь Луны  почти пятнадцать  миллионов квадратных  миль.  На
каждого из моих людей придется более десяти тысяч квадратных  миль. Я послал
с  Бетси  своего лучшего пилота.  И не буду здесь выслушивать угрозы  в  его
адрес! Ни от кого!  Я сыт по горло приказами  людей, ни черта не смыслящих в
лунных условиях!
     Советую  вам, сэр, - официально  советую -  обратиться в Меридиональную
Станцию. Может быть, они сотворят чудо.
     -  Ну хорошо, генерал.  Поговорим с вами  позже. Станция,  каковы  ваши
планы?
     Элизабет Барнс,  "Слепая Бетси", пианистка-вундеркинд гастролировала на
Луне.  После  триумфа  на Базе  Тихо  она отправилась  джип-ракетой на  Базу
Форсайд, на темную сторону Луны,  порадовать одиноких атомщиков. Должна была
долететь  туда  за час.  Пилота  ей дали  на  всякий  случай -  джип  был  с
автоматическим  управлением,  такие каждый день  курсировали  между  Тихо  и
Форсайдом.
     Почти сразу же после взлета ее корабль сошел с курса и пропал с экранов
радаров. Теперь он был... неизвестно где.
     Не  в космосе. Там  он  мог  бы запросить  помощь, его маяк  засекли бы
радары кораблей,  космических и  лунных  баз.  Он  разбился  -  или совершил
аварийную посадку - где-то на Луне.
     -  Меридиональная Космическая  Станция на связи. Говорит  начальник,  -
теперь  задержка была  почти  неощутима  -  всего  четверть секунды  - между
Вашингтоном и станцией всего каких-то двадцать три тысячи миль.
     -  Мы  подключили  земные  станции,  чтобы охватить  связью  всю  Луну.
Передатчик  станции Ньютон  "накроет" темную  сторону.  Корабли с Базы  Тихо
вышли на орбиту над ободом Луны - туда не достанем ни мы, ни Ньютон. Если мы
что-нибудь услышим...
     - Да, ясно. Что радары?
     - Сэр,  если ракета лежит на грунте,  радар  не сможет  отличить ее  от
соседней  скалы. Единственный  наш шанс -  передавать  сигнал, пока  они  не
ответят... если смогут. Даже со сверхчувствительным радаром  мы отыщем их не
раньше, чем через  месяц, а воздуха  в  скафандре всего  на  шесть часов. Мы
молим Бога, чтобы они услышали нас и ответили.
     - Когда они ответят, вы засечете их радиопеленгатором. Да?
     - Нет, сэр.
     - Ради Бога, почему?
     - В данном случае пеленгатор бесполезен. Он  только покажет, что сигнал
идет с Луны. А это мы и так знаем.
     -  Генерал,  вы  хотите  сказать,  что не сможете ее найти,  даже  если
услышите?
     - Мы слепы... как и она Надеемся, она сможет показать нам место... если
услышит нас.
     - Как?
     - Лазер. Очень мощный световой пучок. Она услышит его...
     - Услышит луч света?
     - Да,  сэр. Мы ощупываем  Луну как радаром. Само по себе это ничего  не
даст.  Но мы  модулируем  луч сначала на радиочастоту, а  потом  накладываем
звуковую  -  и  играем  на  рояле. Если  Бетси  отзовется,  мы  прикажет  ей
внимательно слушать и  будем зондировать Луну  используя  звуки из диапазона
рояля.
     - А если за это время девочка умрет?
     - Господин президент, заткнитесь!
     - КТО ЭТО?
     - Отец Бетси. Меня подключили из Омахи. Пожалуйста, господин президент,
успокойтесь и дайте им работать. Я хочу вернуть свою дочь.
     -  Хорошо,  господин  Барнс,  -  твердо ответил президент. - Работайте,
генерал. Сообщите, если что-нибудь будет нужно.
     Начальник Меридиональной станции вытер пот со лба.
     - Что-нибудь есть?
     - Нет,  босс. Нельзя  ли что  то сделать со  станцией в Рио? Они плотно
уселись на нашей частоте.
     - Сбросьте на них кирпич. Или бомбу. Джо, скажи президенту...
     - Я слышал, босс Передатчик замолчит!
     - Тсс! Тихо!  Бетси, ты слышишь меня? - прилипший к  наушникам оператор
щелкнул переключателем. Из динамика донесся ясный и нежный голос девочки:
     - ...кого-то слышать. Ох, я так рада! Приходите скорее - майор ранен.
     Начальник подскочил к микрофону.
     - Да, Бетси, мы поторопимся. Ты должна нам помочь. Ты знаешь, где ты?
     - Наверное, где-то  на Луне. Мы плюхнулись,  как мешок с картошкой, и я
только хотела пошутить над пилотом, как ракета упала. Я  расстегнула ремни и
нашла  майора  Питерса, но  он  не двигался. Он  не  умер -  мне кажется  он
выдыхает воздух, и я что-то слышала, когда прижалась шлемом к его шлему. Мне
только что  удалось  открыть  люк, -  добавила  она. -  Это не Форсайд - там
должна быть ночь. А  здесь светит Солнце, я уверена,  мне  довольно жарко  в
скафандре.
     - Бетси, оставайся снаружи. Ты должна быть там, где можешь нас увидеть.
     - Хорошая шутка, - рассмеялась она. - Только я смотрю ушами.
     -  Да  Ты увидишь нас  ушами. Слушай, Бетси, мы будем  обшаривать  Луну
пучком света. Ты услышишь это как звук рояля. Мы разбили Луну на восемьдесят
восемь нот.  Когда ты услышишь звук, кричи "Есть!". Потом скажешь нам, какую
ноту слышала. Сможешь это сделать?
     - Конечно, - уверенно сказала девочка, - если рояль не расстроен.
     - Конечно, нет. Ладно, мы начинаем.
     - Есть!
     - Какая нота, Бетси?
     - Ре-диез в первой октаве.
     - Это точно, Бетси?
     - Я слышала.
     - Где это у  нас? - спросил оператор. - В Море Тьмы? Сообщите генералу!
- он вернулся к микрофону. - Бетси,  радость моя, мы почти нашли вас! Теперь
проверяем  только  этот  район.  Пока  мы  перенастраиваем  технику,  хочешь
поговорить со своим папой?
     - Да! А можно?
     - Конечно!
     Через двадцать минут он прервал их и услышал:
     - ...конечно нет, папа Да, я испугалась немного, когда корабль упал. Но
люди позаботились обо мне. Так всегда было.
     - Бетси?
     - Да, сэр?
     - Приготовься слушать снова.
     - Есть! - и через минуту. - Это соль тремя октавами ниже.
     - Вот эта?
     - Именно она.
     - Проверьте по сетке и скажите  генералу поднимать корабли. Им придется
осмотреть десять  квадратных миль. Всего! Бетси, мы почти знаем, где ты.  Мы
близко и скоро тебя найдем. Может, ты пока зайдешь в ракету и остынешь?
     -  Мне  не  жарко.  Я  только  чуть-чуть  вспотела.  Через сорок  минут
прогремел голос генерала.
     - Они нашли корабль! Она машет им рукой.



   Роберт Хайнлайн.
   Они


     Они не оставляли его в покое.
     Они никогда  не оставляли  его в покое. Он подумал, что, наверное,  это
часть их плана - никогда не  оставлять его в  покое, не дать ему возможности
поразмыслить  над той  ложью, которой они пичкали его,  не  дать ему времени
найти их слабые места и постичь истину.
     И этот их проклятый  надсмотрщик  утром! Вломился со  своим  завтраком,
разбудил его, и теперь он никак не может вспомнить сон, который  ему сегодня
снился. Если бы он только мог вспомнить этот сон...
     Кто-то отпирает дверь. Но ему на это плевать.
     -  Привет, старина. Мне  сказали, что ты отказался от завтрака? - и над
его кроватью нависла профессионально любезная маска доктора Хейварда.
     - Я не был голоден.
     -  Ну нельзя  же  так.  Ты  ослабеешь, и  я  не  смогу  тебя  вылечить.
Вставай-ка,  одевайся, а я  велю принести тебе  эг-ног  (1).  Давай,  давай,
парень!
     Неохотно, но не желая вступать в конфликт, он встал и скользнул  в свой
халат.
     - Вот так лучше, - похвалил Хейвард. - Сигарету?
     - Нет, спасибо.
     Врач удивленно покачал головой:
     -  Будь  я проклят,  если как-то понимаю  тебя. Отсутствие  интереса  к
физическим удовольствиям не соответствует твоему типу.
     - А какой у меня тип? - ровным тоном поинтересовался он.
     -  Фу  ты!  -  и Хейвард скорчил  проказливую  мину.  - Если  бы  врачи
раскрывали  пациентам  свои  профессиональные   секреты,  то  они  едва-едва
зарабатывали бы себе на хлеб.
     - Так что же у меня за тип?
     - Ну... ты ведь не хочешь, чтобы я просто приклеил тебе ярлык. Я о тебе
ничего не знаю. Неужели не пора рассказать о себе?
     - Я буду играть с вами в шахматы.
     - Хорошо, хорошо, - торопливо согласился Хейвард, - мы  уже и так целую
неделю каждый день играем. Но если ты будешь рассказывать, я буду играть.
     Что  это  может значить? Если он  правильно их понял, то они уже знают,
что он  раскрыл  их  заговор, хотя  он вряд  ли чего-то добьется, если будет
скрывать  очевидное. Ну что  ж,  пусть попытаются убедить  его  в  обратном.
Снявши голову, по волосам не плачут. Да ну их к чертям собачьим!
     Он достал шахматы и начал расставлять фигуры:
     - Что Вы на данный момент знаете обо мне?
     - Очень мало. Осмотр  ничего не дал.  И факты биографии тоже. Ты  очень
умен, если судить по тому, чего ты достиг в школе и на работе. Иногда резкие
перепады  в  настроении,  но  ничего из  ряда  вон  выходящего. Единственная
информация о тебе, которая может сослужить нам службу, - это инцидент, из-за
которого тебе пришлось попасть сюда на лечение.
     - Из-за которого меня сюда упрятали, Вы хотите сказать.
     - О боже! Да если  ты запираешься у себя в комнате и твердишь, что твоя
жена  состоит с  кем-то в заговоре против тебя,  как ты думаешь,  люди будут
реагировать на это?
     - Но она действительно состоит в заговоре против меня. И Вы тоже. Белые
или черные?
     - Черные.  Сейчас твоя очередь атаковать. Ну  почему ты думаешь, что мы
все "в заговоре против тебя"?
     - Трудно объяснить.  Для этого  нужно вернуться в мое детство. -  И  он
сделал своим белым конем ход на клетку ВЗ. Брови Хейварда поползли вверх:
     - Как это понять?
     - А почему бы и нет? Я не рискую играть против Вас гамбит.
     Врач пожал плечами и сделал ответный ход.
     - Ну хорошо, начнем с  детства. Оно может пролить на твой случай больше
света, чем  все, что у тебя  произошло в недавнем прошлом. Чувствовал ли ты,
что тебя преследуют?
     - Нет! - Он наполовину встал со стула.  - Когда я  был ребенком,  я был
уверен в  себе. Тогда я знал. Я знал!  Я знал, что  жизнь стоит  того, чтобы
жить. Я был в мире с самим собой и со своим окружением. Жизнь была хороша, и
мне было  хорошо, и я понимал" что существа, окружавшие  меня, такие же, как
я.
     - А они не были такими же?
     -  Конечно нет!  И особенно  дети.  Я  не  представлял  себе, что такое
испорченность,  пока  не связался с этими так  называемыми детьми. Маленькие
дьяволы! От меня хотели, чтобы я был  таким,  как они, и играл  с ними. Врач
кивнул:
     - Я понимаю. Дети иногда бывают ужасными дикарями.
     - Вы не поняли. Дело не в дикости.  Эти существа были просто  другими -
совсем не  такими,  как  я. Они выглядели так же, как  и я, но  они не  были
такими,  как я. Когда мне хотелось объяснить  им что-то очень важное в  моем
понимании, они пялили на меня глаза  и  презрительно  смеялись. А потом  они
обязательно наказывали меня за то, что я делился с ними своим сокровенным.
     Хейвард кивнул.
     - Я понимаю, что ты имеешь в виду. А взрослые?
     -  Это другое. Взрослые сначала  ничего не значат для детей. Они ничего
не  значили и  для меня.  Они были  слишком большими  и не беспокоили; кроме
того, они вечно были заняты чем-то таким, что  было выше  моего понимания. Я
начал интересоваться ими только тогда, когда  заметил,  что мое  присутствие
как-то сковывает их.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Ну... Они никогда в моем присутствии не делали того, что делали в мое
отсутствие.
     Хейвард внимательно посмотрел на него:
     - А это утверждение  действительно имеет  под  собой  почву?  Откуда ты
знаешь, чем они занимались в твое отсутствие?
     - Но  я  ловил их на том, что они внезапно прекращали разговор, когда я
входил в комнату, или же начинали говорить о погоде или еще о чем-то пустом.
Тогда  я  начал прятаться, подглядывать  и подслушивать. Взрослые  вели себя
совсем иначе.
     - Теперь  твой ход... Да, но это  было, когда ты был ребенком. Все дети
проходят через это.  Теперь, когда  ты  стал мужчиной,  ты должен  понимать,
почему  взрослые  так  поступали.  Дети  -  странные  существа, и  их  нужно
защищать. По крайней мере, мы защищаем их от всех наших  проблем. Существует
целый кодекс условностей в отношении...
     - Да, конечно,  - нетерпеливо прервал он, - я все это понимаю. И все же
я  наблюдал  и запоминал  многое  такое,  чего  мне и  теперь  не понять.  Я
насторожился и заметил вот что.
     - Что  же?  -  Он  увидел,  что  враг  не смотрит  на  доску, производя
рокировку.
     - Я  заметил, что все,  что они делали, и  все,  о  чем  они  говорили,
никогда не  имело никакого смысла.  Они должны были делать что-то совершенно
другое.
     - Я не понимаю.
     - Вы не  хотите понимать. Кстати, я Вам все это рассказываю  в обмен на
партию в шахматы.
     - А почему ты так любишь играть в шахматы?
     -  Потому,  что  это  единственная  вещь в мире,  правила  которой  мне
понятны. Ну да все  равно! Я внимательно наблюдал за всем,  что видел вокруг
себя, - за городами, заводами, фермами, церквами, школами, домами, железными
дорогами, деревьями,  библиотеками,  животными и людьми. За  людьми, которые
были похожи  на меня и которые должны  были  бы  чувствовать то же, что и я,
если бы все, чему меня учили, было правдой. А чем они занимались, эти  люди?
Они ходили на  работу, чтобы зарабатывать деньги, чтобы на них покупать еду,
чтобы с помощью еды восстанавливать силы, чтобы снова идти на  работу, чтобы
опять зарабатывать деньги, и так далее, - до тех пор, пока они не умрут. Эта
модель, правда, допускала легкие вариации. Но какое это имеет значение, если
люди все  равно заканчивают смертью? И все твердили мне, что я должен делать
то же самое. А я лучше знаю, что мне делать!
     Врач бросил на него капитулирующий взгляд и засмеялся:
     - Я не спорю с тобой. Жизнь действительно  такова и, может быть, лишена
смысла. Но это единственное, что нам дано. Почему же  не наслаждаться этим -
и чем больше, тем лучше?
     - Ну нет! - Он упрямо сжал губы. - Вы не убедите меня. А откуда я знаю,
что  Вы  правы?  Из-за того, что  вокруг меня только  сцена и  на  ней толпы
актеров,  которые не смогли  бы выжить, если бы  постоянно  не метелили друг
друга? Все, что угодно, но не это.  Огромное,  невероятное  безумие, которое
меня окружает, не может не быть запланированным. И я разгадал Ваши планы!
     - Что же это за планы?
     Он заметил, что врач снова отвел глаза.
     - Это игра, преследующая цель сбить меня с моего пути, оккупировать мой
мозг и занять его ничего не  значащими деталями, из-за которых я обязательно
забуду  самое главное. И вы все в заговоре против  меня. - Он ткнул  пальцем
врачу  в лицо.  - Большинство людей просто беспомощные автоматы, а Вы - нет.
Вы - один из участников преступного заговора против меня. Вас прислали сюда,
чтобы  заставить меня  вернуться  к разыгрыванию  той  роли, которую  Вы мне
предназначили. Он видел, что врач ждет, когда он успокоится.
     - Не волнуйся, - проговорил наконец Хейвард. - Может, это и заговор, но
почему  ты  решил,  что  заслуживаешь какого-то  особого  внимания  к  своей
персоне?  Может,  это шутка,  которую разыгрывают против всех нас. Почему бы
мне тоже не быть такой же жертвой, как и ты?
     - Черт бы Вас побрал! - И  он снова сунул в лицо Хейварду  свой длинный
палец. - Это и  есть самое главное  в Вашем плане. Вы рассовали вокруг  меня
всех этих людей, похожих на  меня, чтобы я не догадался  о том,  что являюсь
центром Ваших интриг. Но я заметил  самое главное, и это факт непреложный. Я
уникален. Вот я, перед Вами, с внутренней стороны. А  мир - с внешней. И я -
центр...
     - Полегче, полегче! А не  кажется ли тебе, что и для меня мир  является
внешней стороной, а я сам - внутренней? Мы все - центр Вселенной...
     - Не скажите. Это Вы хотели убедить меня в  том, что я такой же,  как и
миллионы окружающих меня. Ложь! Если бы они были такими же, как я, я смог бы
с ними общаться.  А  я не смог.  Я старался, но не смог. Я раскрывал им свои
сокровенные мысли в поисках тех,  кому  они были  бы близки. И что я получал
взамен?  Глупые ответы, раздражающие несообразности, бессмысленную чепуху. Я
повторяю Вам, что я старался. Боже, как я старался! Но никто не протянул мне
руки. Все было пустым и чужим!
     - Минуточку. Ты хочешь сказать, что я ничего не понимаю? Ты не веришь в
то, что я живой и мыслящий человек?
     Он внимательно посмотрел на врача:
     -  Я  думаю,  что  Вы  живой,  но  чужой  мне  человек.  Один  из  моих
антагонистов. И  Вы окружили меня тысячами  таких  же, как  Вы, - с  пустыми
лицами, бессмысленная речь которых - простая реакция организма на шум.
     - Но если ты все же согласен с тем, что я - субъект мысли, то как можно
считать меня чем-то чужеродным по отношению к тебе?
     - А вот как! - Он вскочил и  бросился к шкафу, из которого вынул футляр
со скрипкой.
     Пока он играл, страдальческие морщины на его лице разглаживались, а все
лицо приобретало какую-то одухотворенную красоту. На эти мгновения его снова
захлестнули эмоции, но он уже забыл о своих снах. Мелодия легко следовала от
мысли к мысли с  неумолимой логикой.  Он закончил игру триумфальным финалом,
подытоживающим все сказанное-сыгранное, и повернулся лицом к врачу:
     - Поняли?
     - Хм-м-м.  -  Ему  показалось,  что  врач  становится осторожнее. - Это
немного  странно,  но  замечательно.  Жаль, что  ты  серьезно  не  занимался
скрипкой. Ты мог бы многого достичь.  Да и сейчас не  поздно. Почему бы тебе
не заняться этим?
     Он  стоял  и  долго  внимательно смотрел врачу в глаза,  потом  покачал
головой:
     -  Бесполезно. Совершенно  бесполезно. Общаться все равно ни  с кем  не
смогу. Я одинок. - Он положил  инструмент на место и вернулся к столу. - Мой
ход, кажется?
     - Да. Берегите своего ферзя.
     Он оценивающе посмотрел на доску:
     - Совсем не обязательно. Он мне больше не нужен. Шах.
     Врач прикрыл короля пешкой.
     - Вы умело обращаетесь со  своими пешками,  но я научился предугадывать
Ваши ходы. Так что снова шах - и мат, я думаю.
     Врач оценил ситуацию на доске:
     -  Нет, - наконец  сказал он.  -  Нет,  не совсем, и отвел  атакованную
фигуру. - Не шах-мат, а пат на худший случай. Еще один пат.
     Его расстроил приход Хейварда: тот  нашел логически слабые  места в его
суждениях.  Но он не  мог ошибаться. С логической точки зрения мир  является
величайшим  обманом, обрушивающимся на всех и  каждого. Но что такое логика?
Логика сама  по  себе есть величайшее  надувательство, потому что  оперирует
недоказанными посылками; с ее  помощью  можно  доказать все, что угодно. Мир
есть  то, чем он является на самом деле, и  сам несет  в себе доказательства
своей несостоятельности.
     Но  что же  делать ему? Может ли он провести  грань между известными  и
неизвестными  ему  фактами,  чтобы  прийти  к   разумному   пониманию  мира,
основанному  только  на  фактах, -  к  пониманию,  свободному от  запутанных
логических операций и посылок, в которых он не уверен?
     Факт первый - он сам. Он хорошо знает себя, - он существует.
     Факт  второй -  существование "пяти  чувств", все, что  он сам  увидел,
услышал, обонял,  осязал, испробовал.  Осознавая пределы своих "чувств",  он
все  же  должен