полковник не повышал голос, но слышно его было отменно. -  Я
обращаюсь к вам так, хотя и знаю: вы  все  по-прежнему  продолжаете  считать
себя мирными обывателями, случайно оказавшимися на линии огня. Так вот:  это
не  так.  Сейчас  вы  именно  солдаты,  причем  солдаты   обученные.   Такой
подготовки, как у вас, не имеют многие регулярные армии. С  этим  не  стыдно
идти в бой. А бой нам сейчас предстоит  самый  жестокий.  Те,  кто  захватил
базу, только что сообщили: первая ракета будет выпущена по Токио в  двадцать
два часа. В Японии началась эвакуация жителей из городов. Их  флот  вышел  в
море, бомбардировщики патрулируют вдоль наших границ. Нет сомнения, что  они
совершат налет. Что они будут бросать и куда упадут бомбы... да и неважно  -
бомбы упадут на нашу землю. Что из этого получится,  объяснять  не  надо.  В
свою очередь, на американском флоте сыграна боевая  тревога.  Большая  война
может начаться  из-за  резкого  движения  какого-нибудь  нервного  сержанта.
Насколько нам эта война  нужна,  знаете  сами.  Верховный  главнокомандующий
приказал мне сделать все, чтобы не допустить такого  исхода.  А  сделать  мы
можем одно: овладеть базой. Нам не приходится рассчитывать на  подкрепления:
кадровый   полк   прибудет   не   раньше   наступления   темноты.    Взорван
железнодорожный  мост  у  станции  Колямба...  -  Он  помолчал,  давая  всем
осмыслить услышанное. - Мы не можем рассчитывать на  авиационную  поддержку.
Почему - тоже не надо объяснять. Единственное, что у  командования  имеется,
кроме вашего полка, - это пять учебных танков и две роты  саперов,  строящих
танкодром у станции Тихая. Сейчас они  выдвигаются  на  рубеж  атаки.  Атака
назначена на  одиннадцать  тридцать.  Командирам  подразделений  -  получить
карты. От каждого взвода выделить двух лучших стрелков в снайперы.  Винтовки
подвезены, получить немедленно. Теперь так: обучавшиеся пулеметному  делу  -
шаг  вперед.  Обучавшиеся  минометному  делу  -  три  шага  вперед.  Хорошо.
Пулеметчики - напра... минометчики - нале-во! Шагом марш.  Поручик  Лисицын,
принять минометную  команду.  Поручик  Хисиминдинов,  принять  пулеметчиков.
Получить
   оружие.  Егеря!  Слушай  приказ.  Выдвинуться  на  рубеж  атаки  согласно
обозначенному плану и атаковать базу по сигналу "зеленая ракета". Приказа  к
отходу не будет.  Останавливаться  для  оказания  помощи  раненым  запрещаю.
Командирам отделений: разбить  отделения  на  боевые  звенья  по  три-четыре
человека, назначить командиров. Командирам звеньев собраться  на  инструктаж
через пять минут у штабной машины. Исполнять.
   Косичка быстро пошел вдоль строя.
   - ...Врангель, Валинецкий, Денисов, Порогов. Командир - Валинецкий...
   Криволапов появился внезапно. Горелов заметил его на секунду позже  меня.
Ну да: у меня, наверное, изменилось лицо...
   Пятнистая куртка подпоручика сделалась  черной,  левого  рукава  не  было
вообще, а сама рука стала похожа  на  обугленный  окорок  с  висящими  алыми
клочьями. Точно так же левая половина  лица  лоснилась  подобно  начищенному
сапогу...
   - Господин капитан...
   - Вы ранены, подпоручик. Врача, быстро. Кто-то метнулся за врачом.
   - Так точно, господин капитан. Ранен. Курсант  Аздашев  убит.  В  клочья.
Фугасный огнемет. Брешь они заткнули. Не пройти.  Без  пушек  -  не  пройти.
Говорят по-русски, слышал сам...
   Он вдруг как-то очень быстро упал. Никто не успел его поддержать.
   Уже бежал врач, за ним двое санитаров со сложенными носилками.
   - Отставить, - сказал Горелов нам и снова встал, заложив руки за спину. -
Продолжаю инструктаж. После преодоления полосы проволочных заграждений...
   Пахло обугленным мясом.
 
   31.08. 11 час. 30 мин.
   Там же
   - Все равно не могу поверить, - бормотал Поротов, глядя  на  меня  своими
узкими, странно блестящими, неподвижными глазами. -  Не  могу,  Зден.  А  ты
можешь? Ты, наверное, тоже не можешь. Кто-то сейчас придет и разбудит...
   Мы лежали в высокой траве у края вспаханной полосы. Пятьдесят  метров,  а
дальше колья с колючкой, а дальше - бетонная стена с колючкой же по  гребню,
а дальше...  дальше  -  Бог  знает  что.  В  руках  у  нас  были  пэзээры  -
несерьезно-легкие пукалки, похожие на гарпунные ружья для  подводной  охоты,
разве что чуть потолще. Справа и слева лежали такие же,  как  мы,  ребята  с
такими же пэзээрами - и ждали зеленой ракеты.
   - Вот видит Бог, Зден, нас  дурачат...  сейчас  придет  тот  полковник  и
скажет...
   - Помолчи, а?
   - Да, сейчас... сейчас я заткнусь. Ты не волнуйся так, Зден, ведь  ничего
страшного... если разобраться, то...
   П-ффф! Ракета проплыла над нами медленно, чуть  виляя  роскошным  зеленым
кометным хвостом, и вспыхнула яркой  четырехлучевой  звездой.  Где-то  вдали
раздалось несколько выстрелов.
   - Давай, - сказал я.
   И сам - поднял пэзээр, целясь примерно в гребень стены, и нажал на спуск.
   Пэзээр бьет негромко. Вряд ли громче ракетницы. Собственно,  это  и  есть
ракетница,  только  со  всяческим  навесным  оборудованием.  Желтая  искорка
выскочила из ствола и прыгнула вперед  по  плавной  дуге,  волоча  за  собой
тонкий серебристый шнур.  Десятки  таких  шнуров  взлетели  над  проволокой,
опустились на нее - и вспыхнули разом белым,  чуть  с  иззеленью,  пламенем.
Термит. Две... три секунды... все.
   Проволочных заграждений больше не  было.  Стояли  колья,  местами  с  них
свисали еще горящие лохмотья... Проволока обрезана начисто - как  множеством
ножей.
   - Зажми уши, - сказал я. И сам, всовывая ладони под каску...
   Едва успел.
   Контрминные дорожки раскатали пять минут назад. Этакие широкие веревочные
лестницы с черными, будто эбонитовыми,  перекладинами.  Они  лежали  поперек
всей  грязевой  полосы,  почти  доходя  до   разрушенных   уже   проволочных
заграждений.
   Кто-то все-таки догадался подрывать их не  сразу,  а  поочередно.  Боюсь,
если бы они рванули одновременно...
   Нас и так приподняло над землей и куда-то  втиснуло  -  грубо  и  плотно.
Долго не было ничего, кроме тьмы во всем  теле  -  и  мгновенно-синих  звезд
перед глазами. Потом вдруг стало  переворачивать  и  корежить,  как  корежит
начавшую отходить затекшую ногу или руку...
   Вставай! Вставай!
   Встаю.
   Медленно... так.
   Черно. Вспышки над стеной. Заунывный вой где-то позади.
   Смычком по медному котлу.
   И тут же - длинная очередь за спиной. Воздух в клочья. Брызги  от  стены.
"Березин" - страшная машина, не даром с той войны почти без изменений. Разве
что - с небес на землю...
   Вперед. Вижу круглую спину  Косички.  Перекатывается,  залегает,  ползет,
вскакивает... Вперед же. Ну. Вперед.
   Косичка рядом. Лежу в грязи. Над головой визг невидимых пил.
   Пулемет перекрывает другие голоса. Встать. Бегом. На карачках - но бегом.
Дыры в стене.
   Колючки впиваются в пузо. Не страшно. Полпути пройдено, пройдено, да?
   Удар  по  каске.  Я  на  земле.  Вскакиваю  на   четвереньки.   Наверное,
отключился, потому что Косичка опять впереди, и не  только  он,  еще  чья-то
задница...
   Совершенно  беззвучно  человека  приподнимает  над  землей  -  в  облачке
серенького дыма - и разрывает  на  части.  Это  происходит  очень  просто  и
деловито. Перед моим лицом голый торс и рука - загребает, загребает... И я -
совершенно спокойно - вскакиваю, обегаю  вокруг  останков  и  вновь  ложусь.
Стена - вот она, совсем рядом.
   Пулеметная очередь проходит по  гребню.  Летят  куски  бетона  и  рушатся
кронштейны с проволокой. Кто-то  в  черном  на  миг  возникает  над  стеной,
выгибается и пропадает.
   Стреляют из дыр? Похоже, да.
   Перехватываю автомат и выпускаю несколько коротких очередей по этим самым
дырам. Оранжевые вспышки отмечают мои, в данном  случае,  промахи.  Впрочем,
что-то улетело и в дыры. В белый свет.
   Вся стена в оранжевых вспышках, оставляющих после себя пятна копоти.
   Над головой визг, перекрывающий все. И не грохот - резкие звонкие  удары,
от  которых  в  глазах  что-то  вспыхивает  и  рассыпается.   Вспыхивает   и
рассыпается. Вспыхивает и... Косичка бежит куда-то, каска улетает вперед, он
пытается ее поймать. Вид у Косички совершенно неправильный, но я  ничего  не
могу понять. Синий дым вокруг. Опять визг.
   Это минометы. Или наши взяли неправильный прицел, или...
   Вжимаюсь.
   Подбрасывает...
   Нет, живой. Вперед. Только вперед. Ребята, теперь только вперед.
   И - падаю под стеной.
   Визг.
   Вот он, Косичка, - в двух шагах. Тоже добежал. Каска в  вытянутых  руках.
Полная мозгов.
   Взрывы. Белые звезды, в которые трудно поверить, и - черная стена.  Потом
она медленно разваливается и опадает - вниз и немного вправо. Остается низко
плавающий дым.
   Приподнимаюсь. Смотрю.
   Лежат. Лежат мои егеря, лежат... Кто-то слепо ползет, тычется и замирает.
Десять... двадцать... все.
   Все убиты.
   Без паники.
   Так не бывает.
   Визг. Падаю.
   Голову в землю.
   Удар. Ухо лопается. Не помня себя, оборачиваюсь.
   Прямо перед лицом из серого бетона торчит неровный  осколок  величиной  в
пол-ладони. Кажется, он весь дрожит. Смотрю на него, не отрываясь...
   Сейчас должен быть визг и удары, крошащие сознание,  визг  и  удары,  все
напрягается внутри... сейчас... нет. Нет.
   Тишина. Негромко долбит пулемет. Что-то дымно горит в траве.
   Не знаю, сколько прошло времени. Много. Я встаю - как на счет "девять".
   Бокс.
   Стена  серая,  каркасная.  То  есть  столбы  и  перекладины  -   толстые,
монолитные, а  между  ними  сравнительно  тонкие  плиты,  да  еще  с  этаким
рельефным рисунком: ромбы. И  там,  где  бетон  совсем  никакой,  осколки  и
березинские пули его пробивают. Нахожу небольшую дырочку невысоко над землей
и приникаю к ней.
   Очень долго не могу понять, что вижу. Потом доходит. Это локоть.  Человек
стоит и курит. Стоит, привалившись спиной к стене  (не  к  стене,  поправляю
себя, к столбу), - и курит,  держа  сигарку  между  большим  и  указательным
пальцами.  Из-под  локтя  видны  рукоять  и  приклад  автомата,  потертый  и
выщербленный деревянный приклад с множеством зарубок... Автомат я не  сразу,
но  узнаю:  девятимиллиметровый  "Штайр"  образца  пятьдесят  второго  года.
Состоял на вооружении десантных частей Рейха.
   Дальше еще одна стенка, невысокая, и мешки с песком. Ну, это понятно...
   Надо же что-то делать... что?
   Ах, да. Совсем забыл, извините...
   Сажусь на землю, снимаю  вещмешок.  Там  два  килограмма  "МЦ".  Гремучий
пластилин.  Вынимаю  грязно-синие  брикетики,  разворачиваю  и  прилепляю  к
бетону. Двадцать брикетиков.
   Получается  перевернутая  буква  П  с   короткими   ножками   и   длинной
перекладиной.
   "Березин" выпускает очередь куда-то левее меня. Там стрельба и  крики.  Я
уже могу слышать крики.
   Теперь детонаторы. Очень похожи  на  елочную  гирлянду:  синий  провод  и
маленькие остренькие лампочки, правда,  с  черными  непрозрачными  цоколями.
Равнодушно втыкаю лампочки в брикеты "МЦ".
   Что-то происходит вокруг.
   Визг.
   Успеваю упасть.
 
   Год 1991.
   Игорь
   08.06. 02 час. 55 мин.
   Дмитровское шоссе, 400 метров до переезда через
   линию Санкт-Петербургской железной дороги
   - Не придет, - сказал, наконец, журналист. Его звали Валерий, и  мы  были
уже на ты. - Все. Не придет.
   Он поскреб пальцами скулы, потер глаза - с такой яростью, будто  разрывал
веки. Он страшно хотел спать.
   - Паршиво, - сказал он через минуту. - Мы платим. Да, мы  платим.  Хорошо
платим. Иногда - очень хорошо. За информацию. И люди, в общем-то, знают,  на
что идут. И все равно - так паршиво...
   - Мало ли что могло случиться, - сказал я. - Упал, ногу сломал...
   - Знаешь, - сказал он, - когда такое было в первый раз - я тоже надеялся.
Но когда в пятый...
   - Кто-то знал еще?
   - Нет.
   - Тогда?..
   - Следили. Пасли. Вряд ли - гепо. Хотя... Впрочем, не  знаю.  Только  это
уже пятый случай.
   - Валера, - сказал я, - тогда, может быть, ты мне расскажешь  все  так  -
без доказательств?
   - Смысл?
   - Н-ну... скажем так: есть смысл. Есть.
   - Это просто бесполезно - без документов. Без доказательств.
   - Но ты же знаешь, что доказательства есть.
   - Были. Не есть, а были.
   - Есть. Не эти, так другие. И если этим займутся профессионалы...
   - У меня тоже есть  контакты  в  гепо.  Но  там  без  хотя  бы  косвенных
доказательств... - он махнул рукой.
   - Немцы всегда любили порядок в делах.
   - Ладно. Значит, так: внезапно и без  видимых  причин  резко  увеличились
японские  инвестиции  в  Индии.  Причем  в  отрасли,  не  приносящие  сейчас
существенного дохода. И без особых перспектив на обозримое будущее. Не  буду
расписывать  подробно,  это,  в  конце  концов,  не  так  уж  важно.  Японцы
вкладывают большие деньги - десятки миллиардов золотых марок - причем  через
подставных лиц - туда, откуда ждать  прибыли  не  приходится  ни  при  каком
раскладе, за исключением единственного:  контроль  над  Индией  переходит  к
Японии. Полный и безраздельный контроль. Такая вот уверенность - откуда?  Мы
стали думать. Получается вот что: допустим, Россия выходит из Рейха,  причем
хлопая дверью. Теперь все туранские эмираты и султанаты от  Рейха  отрезаны,
ну, да Господь с ними, главное - отрезаны Туранская  и  Тянь-Шанская  группы
армий. Снабжать их через Иран трудно, практически невозможно. И  все:  Индию
можно брать голыми руками, потому что защищать ее нечем. Разве что флотом...
И вот вам японцы  упираются  носом  в  нефтяные  поля  Ирана...  Чуешь?  Это
страшнее, чем валерьянка для кошки. Значит,  так  вот  мы  рассудили.  Стали
оглядываться по сторонам. И нашли. Есть такое предприятие "Айфер", смешанный
сибирско-российско-еги-петский капитал, в прошлом году проявляло  интерес  к
якутским алмазам, не выгорело, но это неважно... так вот, оказалось, что они
регулярно переводят очень приличные суммы, до миллиона  марок  в  месяц,  на
счета "Патриотического фронта", "Единства" и  "Муромца".  И  они  же  служат
одним из каналов перекачки японских денег в Индию...
   Я присвистнул. В общих чертах что-то такое намечалось, "собиралось  стать
известным", как говаривал Тарантул... но тем не менее - интересно.
   - Это интересно, - сказал я. - Предприятие "Айфер". Запомню.
   Мне вдруг стало скучно. Выключатель  -  щелк...  и  все  вокруг  заливает
желтая скука. Бывает... и в последние месяцы - все чаще.
   - А все-таки - зачем ты меня сюда потащил?  -  спросил  я.  Скуке  нельзя
позволять распоряжаться собой, ее надо бить  тем,  что  подворачивается  под
руку...
   - Мне нужен был свидетель. Кроме того, меня не оставляет чувство, что  ты
вовсе не инженер.
   - Интересно.
   - Нет, я просто увидел, как ты подышал из баллончика.
   - У меня тяжелый отходняк. Впрочем, где-то ты  прав.  Я  инженер,  но  из
подразделения "Таймыр".
   - О! А я думал, вас давно распустили.
   - Ну, зачем же нас распускать, мы еще много пользы принесем.
   - Скорее, не пользы, а добра.
   Мы  посмеялись.  Подразделение   "Таймыр",   созданное   еще   в   начале
пятидесятых, занималось контрабандным ввозом изделий,  технологий  и  прочих
секретов. Сейчас это синекура для дожидающихся пенсий чинов  из  разведки  и
МИДа.
   - Кроме того, ты сибиряк, - продолжал  Валерий,  -  а  значит,  патриотам
заведомо не сочувствуешь.
   - То есть?
   - Ну, вряд  ли  много  сибиряков  хотят,  чтобы  их  страна  снова  стала
российской колонией.
   - М-м... да, пожалуй, таких я не встречал. Но, как ты  знаешь,  азиатская
партия у нас сильна.
   - Это другое.
   - Другое... Ты давно знаешь Кристу?
   - Лет десять, наверное. А что?
   -  Да  мне  может  понадобиться  человек,  владеющий  арабским.  Я  хотел
поговорить с ней самой, но - видел сам.
   - Что я тебе скажу? Язык она,  конечно,  знает  превосходно,  но  слишком
много пьет и слабовата на передок. Если это тебя не смущает...
   - Смущает. Это и смущает. А других, кто владел бы арабским, ты не знаешь?
   - Пожалуй, нет. Но Криста должна знать. Поговори с ней.
   - Поговорю... Ну, что? Четверть четвертого. Поедем?
   - Да. Да, надо ехать.
   - Куда тебе?
   - На Трубную.
   - Там живешь?
   - Нет, там редакция. Надо еще поработать. Я  завел  мотор,  прогрел  его,
потом оглянулся - чисто автоматически - прежде чем выехать на  полосу.  Если
бы я промедлил еще одну секунду, на этом все бы и кончилось.
   -  Прыгай!!!  -  заорал  я,  выбрасываясь  на   дорогу.   "Элефант"-тягач
разгоняется  до  ста  сорока,  думаю,  с  такой  скоростью  он  и  шел.  Наш
"зоннабенд" смяло, как пустую жестянку, и я уж не знаю, чем  меня  оглушило:
грохотом, или воздушной волной, или это была просто психогенная  реакция,  -
только я очнулся уже тогда, когда "элефант" развернулся и надвигался,  ревя;
я столбом стоял на осевой и тупо смотрел,  как  он  быстро  увеличивается  в
размерах, и на душе у меня было легко и спокойно, как бывало разве что в том
семеновском подвальчике. До  тягача  было  рукой  подать,  когда  я  обманно
вильнул корпусом вправо, а сам прыгнул влево. Голый  автоматизм,  этому  нас
учили. "Элефант" проскочил мимо и больше не возвращался - растаял во  мраке,
растворился, как призрак.
   - Валера!
   Он вылез из кювета - еще один призрак. Я его еле видел.  В  глазах  плыли
лиловые круги - и от напряжения,  и  от  слепящих  фар  "элефанта".  И  тут,
понимаете, загорелся наш "зоннабенд" - сразу весь.
   - А реакция у тебя хорошая, - сказал я. Он промычал что-то в ответ.  Даже
в том красно-дымном свете, что исходил от нашего бедного "зоннабенда", видно
было, что Валера бледнее смерти. Потом он сел прямо на асфальт.
   - Ты что, ударился?
   - Башкой... вот тут...
   На темени у него вздулась шишка никак не меньше кедровой.
   - Ничего, нормально, - выдохнул, наконец, он, когда я закончил осмотр.  -
Нормально, обойдется. Бывало хуже...
   - Значит, они не убили твоего агента, - сказал я.
   - Значит, так. Только ему вряд ли от этого лучше.
   - Кто он? Как зовут и как выглядит? Говори скорее, вон уже полиция едет.
   - Анжелика Папст.  Тридцать  лет,  невысокая,  полная,  очки  с  толстыми
стеклами, очень маленький нос. Специалист по налогообложению - в этой  самой
"Айфер"...
   - Понятно, - сказал я.
   Сразу четыре машины - по две с каждой стороны - подлетели к нам с визгом,
ребята в черной коже выскочили с огнетушителями наперевес... Там никого нет!
- крикнул я по-немецки. Все живые! Только сейчас у  меня  началась  реакция,
задрожали колени, зашумело в голове... все вокруг я видел чрезмерно четко  и
контрастно, но воспринимал полуосмысленно, и вопросы,  которые  мне  задавал
полицейский лейтенант, понимал не с первого раза. Да, стояли,  вот  тут,  на
обочине: на ходу открылся багажник, и остановились, чтобы закрыть, закрыли и
только собрались ехать, как увидели... нет, еще  не  тронулись,  нет...  вот
здесь. Битые стекла и брызги масла. Потом тягач  развернулся  вон  там  -  и
пытался наехать на меня, но я успел отскочить... нет, не ошибаюсь,  он  ехал
прямо на меня, не снижая скорости... не знаю.  Не  заметил.  Тоже  не  знаю.
Много странного. Нет, у меня ни малейших подозрений...
 
   08.06. Около 09 час.
   Турбаза "Тушино-Центр"
   Живцов положили в коттедже, где жили  Панин  и  Кучеренко.  Вся  операция
прошла  гладко,  если  не  считать  огрехом  то,  что  самолюбивая  Сашенька
обошлась-таки без "лонжи", и Крупицыным осталось лишь перетащить  ничего  не
понимающих грузин в другой коттедж. Тут они и лежали рядышком  на  сдвинутых
кроватях и спали - усатые младенцы. Саша уколола их аббрутином -  сильнейшим
психомиметиком;  в  малых  дозах  он  разгружает  подкорку,  и  его   раньше
использовали для ускорения адаптации; в больших  дозах  -  парализует  волю,
начисто отключая лобные доли. Часто этот эффект остается необратимым...
   - Просыпайтесь, - сказал я негромко.
   Они  одновременно  открыли  глаза.  Аббрутин  мы  между  собой   называем
"буратин". Сделай из него