ает над скованной стужей ночной планетой.
    Не сводя глаз с мужчины,  поминутно вздрагивая,  мать  кормила  сына
плодами,  скальной травой, собранными у провалов сосульками. Он ел и рос
все больше и больше.
    Мужчина в углу пещеры был его отец! На его лице жили еще только гла-
за.  В  иссохших руках он держал грубое каменное рубило,  его нижняя че-
люсть тупо, бессильно отвисла.
    Позади отца Сим увидел стариков,  которые сидели в уходящем в  глубь
горы туннеле. У него на глазах они начали умирать.
    Пещера наполнилась предсмертными криками. Старики таяли, словно вос-
ковые фигуры, провалившиеся щеки обтягивали острые скулы, обнажались зу-
бы.  Только что лица их были живыми,  подвижными, гладкими, как бывает в
зрелом возрасте.  И вот теперь плоть высыхает,  истлевает. Сим заметался
на руках у матери. Она крепко стиснула его.
    - Ну,  ну, - успокаивала она его тихо, озабоченно поглядывая на отца
- не потревожил ли его шум.
    Быстро прошлепали по камню босые ноги, отец Сима бегом пересек пеще-
ру. Мать Сима закричала. Сим почувствовал, как его вырвали у нее из рук.
Он упал на камни и покатился с визгом,  напрягая свои новенькие, влажные
легкие!
    Над ним  вдруг появилось иссеченное морщинами лицо отца и занесенный
для удара нож.  Совсем как в одном из тех кошмаров, которые преследовали
его еще во чреве матери. В течение нескольких ослепительных, невыносимых
секунд в мозгу Сима мелькали вопросы.  Нож висел в воздухе,  готовый его
вот-вот погубить.  А в новенькой головенке Сима девятым валом всколыхну-
лась мысль о жизни в этой пещере,  об умирающих людях, об увядании и бе-
зумии.  Как мог он это осмыслить? Новорожденный младенец! Может ли ново-
рожденный вообще думать,  видеть, понимать, осмысливать? Нет. Тут что-то
не так! Это невозможно. Но вот же это происходит с ним. Прошел всего ка-
кой-нибудь час,  как он начал жить.  А в следующий миг, возможно, умрет!
Мать бросилась на спину отца и оттолкнула в сторону руку с оружием.
    - Дай мне убить его!  - крикнул отец, дыша прерывисто, хрипло. - За-
чем ему жить?
    - Нет,  нет!  - твердила мать, и тщедушное старое тело ее повисло на
широченной спине отца, а руки силились отнять у него нож. - Пусть живет!
Может быть, его жизнь сложится по-другому! Может быть, он проживет доль-
ше нашего и останется молодым!
    Отец упал на спину подле каменной люльки. Лежа рядом с ним. Сим уви-
дел в люльке чью-то фигурку.  Маленькая девочка тихо ела, поднося еду ко
рту тонкими ручками. Его сестра.
    Мать вырвала нож из крепко стиснутых пальцев мужа и встала,  рыдая и
приглаживая свои всклокоченные седые волосы. Губы ее подергивались.
    - Убью!  - сказала она,  злобно глядя вниз на мужа. - Не трогай моих
детей.
    Старик вяло,  уныло  сплюнул и безучастно посмотрел на девочку в ка-
менной люльке.
    - Одна восьмая ее жизни уже прошла,  - проговорил он, тяжело дыша. -
А она об этом даже не знает. К чему все это?
    На глазах у Сима его мать начала преображаться, становясь похожей на
смятый ветром клуб дыма.  Худое, костлявое лицо растворилось в лабиринте
морщин. Подкошенная мукой, она села подле него, трясясь и прижимая нож к
своим высохшим грудям.  Как и старики в  туннеле,  она  тоже  старилась,
смерть наступала на нее.
    Сим тихо плакал.  Куда ни погляди,  его со всех сторон окружал ужас.
Мысли Сима ощутили встречный ток еще чьего-то сознания.  Он инстинктивно
посмотрел на каменную люльку и наткнулся на взгляд своей сестры Дак. Два
разума соприкоснулись,  будто шарящие пальцы.  Сим позволил себе рассла-
биться.  Ум его начинал постигать. Отец вздохнул, закрыл веками свои зе-
леные глаза.
    - Корми ребенка,  - в изнеможении сказал он. - Торопись. Скоро расс-
вет,  а сегодня последний день нашей жизни,  женщина.  Корми его.  Пусть
растет.
    Сим притих,  и сквозь завесу страха в его сознание  начали  просачи-
ваться картины.
    Эта планета,  на которой он родился,  была первой от солнца. Ночи на
ней обжигали морозом,  дни были словно языки пламени.  Буйный, неистовый
мир.  Люди  жили в недрах горы,  спасаясь от невообразимой стужи ночей и
огнедышащих дней.  Только на рассвете и на закате воздух  ласкал  легкие
дыханием цветов,  и в эту пору пещерный народ выносил своих детей на во-
лю,  в голую каменную долину.  На рассвете лед таял, обращаясь в ручьи и
речушки,  на закате пламя остывало и гасло.  И пока держалась умеренная,
терпимая температура,  люди торопились жить,  бегали, игра - ли, любили,
вырвавшись  из  пещерного плена.  Вся жизнь на планете вдруг расцветала.
Стремительно тянулись вверх растения, в небе брошенными камнями проноси-
лись  птицы.  Мелкие  четвероногие  лихорадочно сновали между скал;  все
стремилось приурочить свой жизненный срок к этой быстротечной поре.
    Невыносимая планета!  Сим понял это в первые же  часы  после  своего
рождения,  когда  в нем заговорила наследственная память.  Вся его жизнь
пройдет в пещерах, и только два часа в день он будет видеть волю. В этих
наполненных воздухом каменных руслах он будет говорить, говорить с людь-
ми своего племени, без перерыва для сна будет думать, думать, будет гре-
зить, лежа на спине, но не спать. И вся его жизнь продлится ровно восемь
дней. Какая жестокая мысль! Восемь дней. Восемь коротких дней. Невероят-
но,  невозможно,  но это так. Еще во чреве матери далекий голос наследс-
твенной памяти говорил Симу, что он стремительно формируется, развивает-
ся и скоро появится на свет.
    Рождение мгновенно,  как взмах ножа. Детство пролетает стремительно.
Юношество - будто зарница.  Возмужание - сон, зрелость - миф, старость -
суровая быстротечная реальность, смерть - скорая неотвратимость.
    Пройдет восемь  дней,  и он будет вот такой же полуслепой,  дряхлый,
умирающий,  как его отец,  который сейчас так подавленно глядит на  свою
жену и детей.
    Этот день - одна восьмая часть всей его жизни! Надо с толком исполь-
зовать каждую секунду.  Надо усвоить знания,  заложенные в мозгу родите-
лей. Потому что через несколько часов они будут мертвы.
    Какая страшная несправедливость!  Неужели жизнь так скоротечна?  Или
не грезилась ему в предродовом бытии  долгая  жизнь,  не  представлялись
вместо  раскаленных камней волны зеленой листвы и мягкий климат?  Но раз
ему все это виделось,  значит,  в основе грез должна быть истина? Как же
ему искать и обрести долгую жизнь?  Где?  Как выполнить такую огромную и
тяжелую задачу в восемь коротких,  быстротекущих дней?  И как его  племя
очутилось в таких условиях? Вдруг, словно нажали какую-то кнопку, в моз-
гу его возникла картина.  Металлические семена, принесенные через космос
ветром с далекой зеленой планеты, борясь с длинными языками пламени, па-
дают на поверхность этого безотрадного мира...  Из разбитых корпусов вы-
бираются мужчины и женщины...
    Когда?.. Давно. Десять тысяч дней назад. Оставшиеся в живых укрылись
от солнца в недрах гор. Пламя, лед и бурные потоки стерли следы крушения
огромных металлических семян.  А люди оказались словно на наковальне под
могучим молотом,  который принялся их  преображать.  Солнечная  радиация
пропитала их плоть.  Пульс участился - двести,  пятьсот, тысяча ударов в
минуту!  Кожа стала плотнее, изменилась кровь. Старость надвигалась мол-
ниеносно. Дети рождались в пещерах. Круговорот жизни непрерывно ускорял-
ся.  И люди,  застрявшие после аварии на чужой планете, прожили, подобно
всем здешним животным,  только одну неделю, причем дети их были обречены
на такую же участь.
    "Так вот в чем заключается жизнь",  - подумал Сим. Не сказал про се-
бя, ведь он не знал еще слов, мыслил образами, воспоминаниями из далеко-
го прошлого,  так уж было устроено его сознание,  наделенное своего рода
телепатией,  проникающей сквозь плоть,  и камень,  и металл. На какой-то
ступени нового развития у его племени возник дар телепатии  и  образова-
лась наследственная память - единственное благо,  единственная надежда в
этом царстве ужаса. "Итак, - думал Сим, - я - пятитысячный в долгом ряду
никчемных сыновей.  Что я могу сделать,  чтобы меня через восемь дней не
настигла смерть?  Есть ли какой-нибудь выход?" Глаза его расширились:  в
сознании  возникла  новая  картина.  За этой долиной с ее нагромождением
скал на небольшой горе лежит целое,  невредимое металлическое семя - ко-
рабль,  не  тронутый  ни  ржавчиной,  ни обвалами.  Заброшенный корабль,
единственный из всей флотилии,  который не разбился,  не сломался, он до
сих пор пригоден для полета.  Но до него так далеко...  И никого внутри,
кто бы мог помочь. Пусть так, корабль на далекой горе будет его предназ-
начением. Ведь только этот корабль может его спасти. Новая картина...
    Глубоко в недрах горы в полном уединении работает горстка ученых.  К
ним он должен пойти,  когда вырастет и наберется ума. Их мысли тоже пог-
лощены мечтой о спасении - мечтой о долгой жизни,  о зеленых долинах без
зноя и стужи.  Они тоже,  томясь надеждой,  глядят на далекий корабль на
горе, на удивительный металл, которому не страшны ни коррозия, ни время.
    Скалы глухо застонали.
    Отец Сима поднял иссеченное морщинами безжизненное лицо. - Рассвета-
ет, - сказал он.
    Утро расслабило могучие мускулы гранитной толщи.  Наступил час обва-
лов.
    Гулкое эхо туннелей подхватило звук бегущих босых ног. Взрослые, де-
ти с нетерпеливыми,  жаждущими глазами торопились наружу,  где занимался
день. Сим услышал вдали глухой рокот, потом крик, сменившийся тишиной. В
долину низвергались обвалы. Камни срывались с места, и если путь вниз по
склону начинала одна огромная глыба, то по дну долины рассыпались тысячи
осколков и раскаленных трением картечин.  Каждое  утро  каменный  ливень
уносил  по меньшей мере одну жертву.  Скальное племя бросало вызов обва-
лам.  Поединок со стихиями вносил еще больше остроты в  их  и  без  того
опасную, бурную и скоротечную жизнь.
    Сим почувствовал, как руки отца резко поднимают его и несут к выходу
из туннеля - туда, откуда просачивался свет. Глаза отца пылали безумием.
Сим не мог пошевельнуться.  Он догадывался,  что сейчас произойдет. Неся
на руках маленькую Дак, за отцом спешила мать.
    - Постой!  Осторожно! - крикнула она мужу. Высоко на горе что-то ко-
лыхнулось, стронулось.
    - Пошли!  - прорычал отец и выскочил наружу. Сверху на них обрушился
камнепад!
    С нарастающей быстротой сменялись в голове Сима восприятия - рушащи-
еся громады,  пыль, сотрясение... Пронзительно вскрикнула мать. Их кача-
ло, трясло.
    Еще один шаг - и они под открытым небом.  За спиной у них продолжало
грохотать.  У входа в пещеру,  где схоронились мать и Лак, выросла груда
обломков.
    Рев лавины перешел в шуршание струйки песка.  Отец  Сима  разразился
хохотом.
    - Проскочили! Клянусь небом! Проскочили живьем! Он презрительно гля-
нул на скалы и плюнул.  Мать выбралась через обломки наружу вместе с Дак
и принялась бранить отца.
    - Болван! Ты мог убить Сима!
    - Еще не поздно, - огрызнулся он.
    Сим не слушал их перепалки.  Он смотрел будто завороженный на облом-
ки,  завалившие вход в соседнюю пещеру. Там из-под груды камня, впитыва-
ясь  в  землю,  бежала струйка крови.  И все,  больше ничего не видно...
Кто-то проиграл поединок.
    Дак побежала вперед на податливых,  хлипких ножках - голенькая и це-
леустремленная..
    Воздух в долине был словно профильтрованное сквозь горы вино. Небо -
вызывающе голубого цвета; в полдень оно накалится добела, ночью вспухнет
багрово-черным синяком с оспинами болезненно мерцающих звезд.
    Мир Сима напоминал залив с приливами и отливами. Температурная волна
то нахлынет в буйном всплеске,  то схлынет.  Сейчас в заливе было  тихо,
прохладно, и все живое стремилось к поверхности.
    Звонкий смех! Звучит где-то вдалеке... Но как же так? Неужели комуто
из его племени может быть до смеха?  Надо будет потом  попытаться  выяс-
нить, в чем дело.
    Внезапно в долине забурлили краски.  Пробужденные неистовой утренней
зарей,  в самых неожиданных местах выглядывали растения. Прямо на глазах
распускались цветы. Вот по голой скале ползут бледно-зеленые нити. А че-
рез несколько секунд между листиками уже ворочаются зрелые плоды.  Пере-
дав Сима матери,  отец принялся собирать недолговечный урожай. Алые, си-
ние, желтые плоды попадали в висящий у него на поясе меховой мешок. Мать
жевала молодую сочную зелень, пихала ее в рот Симу.
    Его восприятия  были отточены до предела.  Он жадно впитывал знания.
Любовь,  брак, нравы, гнев, жалость, ярость, эгоизм, оттенки и тонкости,
реальность и рефлексия - он на ходу осмысливал эти понятия.  Одно подво-
дило к другому. Вид колышущихся зеленых растений так подействовал на Си-
ма, что разум его пришел в смятение и стал кружиться, подобно гироскопу,
ища равновесия в мире,  где недостаток времени принуждал,  не  дожидаясь
объяснений,  самому исследовать и толковать. Пища, расходясь по организ-
му,  помогла ему разобраться в собственном строении и в таких вещах, как
энергия и движение.  Словно птенец, вылупляющийся из яйца. Сим представ-
лял собой почти законченную систему,  полностью развитую  и  вооруженную
необходимым знанием. Он был обязан этим наследственности и готовым обра-
зам,  телепатически передаваемым каждому разуму, всякому дыханию. Удиви-
тельное, окрыляющее свойство!
    Вместе - мать,  отец и двое детей - они шли,  обоняя запахи,  глядя,
как птицы проносятся над долиной, и вдруг отец сказал:
    - Помнишь?
    Как это - "помнишь?" Разве вообще можно забыть  что-то  за  те  семь
дней, что они прожили! Муж и жена обменялись взглядом.
    - Неужели  это было всего три дня назад?  - Она вздрогнула и закрыла
глаза, сосредотачиваясь. - Даже не верится. Ах, как это несправедливо...
    Она всхлипнула,  потом провела по лицу рукой и прикусила  запекшуюся
губу. Ветер теребил ее седые волосы.
    - Теперь моя очередь плакать. Час назад плакал ты!
    - Час... Половина жизни.
    - Пошли.  - Она потянула мужа за руку.  - Пойдем, осмотрим все, ведь
больше не придется.
    - Через несколько минут взойдет солнце,  - ответил  старик.  -  Пора
возвращаться.
    - Еще только минуточку, - умоляла женщина.
    - Солнце застигнет нас.
    - Ну и пусть застигнет меня!
    - Что ты такое говоришь!
    - Ничего  я  не  говорю,  ровным  счетом  ничего,  - рыдала женщина.
Вот-вот должно было появиться солнце.  Зелень в долине  начала  жухнуть.
Родился обжигающий ветер.  Вдалеке, где на скальные бастионы уже обруши-
лись солнечные стрелы,  искажая черты могучих каменных личин,  срывались
лавины - будто спадали мантии.
    - Дак! - позвал отец.
    Девочка откликнулась  и побежала по горячим плитам долины,  и волосы
ее развевались,  как черный флаг.  С полными пригоршнями зеленых  плодов
она присоединилась к своим.
    Солнце оторочило пламенем край неба, воздух всколыхнулся и наполнил-
ся свистом.
    Люди пещерного племени обратились в бегство,  на ходу крича и подби-
рая споткнувшихся ребятишек,  унося в свои глубокие норы охапки зелени и
плодов.  В несколько мгновений долина опустела, если не считать забытого
кем-то  малыша.  Он бежал по гладким плитам,  но у него было совсем мало
силенок,  бежать оставалось еще столько же, а вниз по скалам уже катился
могучий жаркий вал.
    Цветы сгорали, обращаясь в пепел; травы втягивались в трещины, слов-
но обжегшиеся змеи. Ветер, подобный дыханию домны, подхватывал цветочные
семена, и они сыпались в трещины и расселины, чтобы на закате опять про-
расти, и дать цветы и семена, и снова пожухнуть.
    Отец Сима смотрел, как по дну долины вдалеке бежит одинокий ребенок.
Сам он, его жена, Дак и Сим были надежно укрыты в устье пещеры.
    - Не добежит, - сказал отец. - Не смотри туда, мать. Такие вещи луч-
ше не видеть.
    И они отвернулись. Все, кроме Сима. Он заметил вдали какой-то метал-
лический блеск.  Сердце отчаянно забилось в груди,  в глазах все расплы-
лось.  Далеко-далеко,  на самой вершине небольшой горы источало слепящие
блики металлическое семя. Словно исполнилась одна из грез той поры, ког-
да Сим еще лежал во чреве матери!  Там,  на горе, целое, невредимое, ме-
таллическое зернышко из космоса!  Его будущее!  Его надежда на спасение!
Вот куда он отправится через два-три дня,  когда - трудно себе  предста-
вить - будет взрослым мужчиной!  Будто поток расплавленной лавы,  солнце
хлынуло в долину. Бегущий ребенок вскрикнул, солнце настигло его, и крик
оборвался.  С трудом волоча ноги, как-то вдруг постарев, мать Сима пошла
по туннелю.  Остановилась... Протянула руку вверх и обломила две сосуль-
ки,  последние из намерзших за ночь.  Одну подала мужу,  другую оставила
себе.
    - Выпьем последний раз. За тебя, за детей.
    - За тебя.  - Он кивком указал на нее.  - За детей.  Они подняли со-
сульки. Тепло растопило лед, и капли освежили их пересохшие рты.
    Целый день раскаленное солнце извергалось в долину. Сим этого не ви-
дел, но о мощи дневного пламени он хорошо мог судить по ярким картинам в
сознании  родителей.  Вязкий свет просачивался в пещеры,  выжигая все на
своем пути,  но глубоко не проникал.  От него было светло и  расходилось
приятное тепло.
    Сим пытался отогнать от родителей наступающую старость,  но, сколько
ни напрягал разум,  призывая себе на помощь образы, на глазах у него они
превращались в мумии.  Старость съедала отца,  будто кислота.  "Скоро со
мной будет то же самое", - в ужасе думал Сим.
    Сам он рос стремительно,  буквально чувствуя, как в организме проис-
ходит обмен веществ.  Каждую минуту его кормили, он без конца что-то же-
вал,  что-то глотал. Образы, процессы начали связываться в его уме с оп-
ределяющими  их словами.  Одним из таких слов было "любовь".  Для Сима в
нем крылось не отвлеченное понятие, а некий процесс, легкое дыхание, за-
пах утренней свежести,  трепет сердца,  мягкий изгиб руки, на которой он
лежал,  наклоненное над ним лицо матери.  Сначала он видел то  или  иное
действие,  потом в сознании матери искал и находил нужное слово. Гортань
готовилась к речи.  Жизнь стремительно, неумолимо увлекала его навстречу
вечному забвению.
    Сим чувствовал, как растут его ногти, как развиваются клетки, отрас-
тают волосы,  увеличиваются в размерах кости и  сухожилия,  разрастается
мягкое,  бледное восковое вещество мозга. При рождении чистый и гладкий,
будто кружок льда,  уже секундой позже мозг его,  словно от удара камня,
покрылся сеткой миллионов борозд и извилин,  обозначающих мысли и откры-
тия.
    Сестренка Дак то прибегала,  то убегала вместе с другими  тепличными
детьми и безостановочно что-то уписывала.  Мать ничего не ела,  у нее не
было аппетита, а глаза будто заткало паутиной.
    - Закат,  - произнес, наконец, отец. День кончился. Смеркалось, пос-
лышалось завывание ветра. Мать встала.
    - Хочу  еще раз увидеть внешний мир...  Только раз...  Трясясь,  она
устремила вперед невидящий взгляд.  Глаза отца были  закрыты,  он  лежал
подле стены.
    - Не могу встать, - еле слышно прошептал он. - Не могу.
    - Дак! - прохрипела мать, и дочь подбежала к ней, - Держи. Она пере-
дала дочери Сима.
    - Береги Сима,  Дак,  корми его,  заботься о нем. Последнее ласковое
прикосновение  материнской  руки...  Дак  молча прижала Сима к себе,  ее
большие влажные глаза зелено поблескивали.
    - Ступай, - сказала мать. - Вынеси его на волю в час заката. Весели-
тесь. Собирайте пищу, ешьте. Играйте.
    Не оглядываясь назад, Дак пошла к выходу. Сим изогнулся у нее на ру-
ках,  глядя через плечо сестры потрясенными,  неверящими глазами. У него
вырвался  крик,  и губы каким-то образом сложились,  дав выход первому в
его жизни слову:
    - Почему?.. Он увидел, как оторопела мать.
    - Ребенок заговорил!
    - Ага, - отозвался отец. - Ты расслышала, что он сказал?
    - Расслышала, - тихо сказала мать.
    Шатаясь, она медленно добрела до отца и легла рядом с ним. Последний
раз Сим видел, какого родители передвигаю