е шестеро ответили:
   - Да.
   Де Лонгвиль повернулся и снова начал прохаживаться вдоль строя.
   - Я жду!
   И тогда именно Эрик сказал:
   - Да, сэр!
   Де Лонгвиль остановился и наклонился вплотную к нему.
   - Сэр! Жабы, я для вас больше чем сэр! Для любого из вас  я  больше,  чем
мать, жена, отец или брат! С сегодняшнего дня я - ваш  бог!  Если  я  щелкну
пальцами, вы тут же станете  настоящими  мертвецами.  Итак,  когда  я  задаю
вопрос, вы должны отвечать: "Да, сержант де Лонгвиль!" Ясно?
   - Да, сержант де Лонгвиль! - ответил нестройный хор.
   - А теперь, свиньи, закиньте эту падаль в телегу, - приказал де Лонгвиль.
- Каждому по мертвецу.
   Бигго шагнул вперед, поднял тело Ловчилы Тома, как поднял бы  ребенка,  и
положил на телегу. Двое могильщиков оттащили тело от края, освобождая  место
для следующего.
   Поднимая  покойника,  Эрик  старался  вспомнить  его  имя  или  хотя   бы
преступление - и не смог. Он отнес труп к телеге и, отходя,  все  смотрел  в
лицо мертвецу. Они  провели  в  одной  камере  два  дня  и  даже,  возможно,
беседовали, но он никак не мог узнать этого человека.
   Ру посмотрел на труп у своих ног, потом сделал попытку  его  поднять.  Он
застонал от натуги, и слезы фонтаном брызнули из его  глаз.  Чуть  помедлив,
Эрик шагнул к нему, чтобы помочь.
   - Фон Даркмур, назад, - приказал де Лонгвиль.
   - Он не сможет, - хрипло сказал Эрик хриплым  голосом,  коснувшись  рукой
обожженной веревкой шеи. Глаза де Лонгвиля угрожающе сузились, и Эрик быстро
добавил:
   - Сержант де Лонгвиль.
   - Ничего, постарается, - сказал де Лонгвиль. - А нет - так  будет  первым
из вас, кто снова попадет туда. - Кинжалом, неизвестно как оказавшимся в его
руке, он показал на эшафот.
   Эрик смотрел, как Ру, выбиваясь из сил, пытается дотащить труп до телеги,
но не может даже сдвинуть его с места. Эти десять футов, наверное,  казались
ему милей. Он никогда не был сильным, а сейчас  и  подавно.  Руки  его  были
словно тряпичные, ноги подкашивались.
   Наконец он сдвинул  мертвое  тело  сначала  на  фут,  затем  на  два,  на
мгновение замер, потом протащил его еще на фут. С кряхтением, словно волок в
гору доспехи, Ру тянул, пока не дотащил труп до повозки, -  и  там  упал  на
колени.
   Де Лонгвиль наклонился над ним  и,  когда  их  лица  оказались  на  одном
уровне, заорал:
   - Что? Да ты никак ждешь, что эти честные трудяги спустятся и доделают за
тебя твою работу? - Ру взглянул на него, молча моля о  смерти.  Де  Лонгвиль
схватил его за волосы и, рывком поставив на ноги, прижал к его горлу кинжал.
- И не надейся, свинья! - рявкнул  он,  словно  прочитав  его  мысли.  -  Ты
принадлежишь мне и подохнешь только тогда, когда я скажу, что  это  доставит
мне удовольствие. И не раньше, понял, ты, тощий ублюдок? А если ты вздумаешь
сдохнуть раньше, я ворвусь в палаты Богини Смерти и выдерну тебя  обратно  -
чтобы самому прикончить тебя здесь. Я взрежу тебе  живот  и  пообедаю  твоей
печенью, если не будешь делать то, что я  прикажу.  А  теперь  -  грузи  эту
падаль в телегу!
   Ру отшатнулся и, ударившись о колесо, едва не упал снова. Он  наклонился,
подсунул руки под труп и напряг мускулы.
   - Нет, парень, ты мне не подходишь! - взревел  де  Лонгвиль.  -  Если  не
закинешь его, когда я досчитаю до десяти, я, слизняк, вырежу тебе  сердце  у
всех на глазах! Раз!
   С застывшим от ужаса лицом Ру сделал еще одно усилие. "Два!" Он  упал  на
колени и, прижав к себе труп, стал медленно подниматься. "Три!"
   Ру распрямил ноги, развернулся всем телом и труп повис  на  краю  телеги.
"Четыре!" Ру сделал глубокий вдох, снова напрягся,  и  верхняя  часть  трупа
перевесилась через борт. "Пять!" Ру  быстро  нагнулся  и  обхватил  труп  за
бедра. Последним усилием он пихнул его вверх и рухнул, привалившись к  задку
телеги.
   - Шесть! - проорал де Лонгвиль, наклоняясь над ним.
   Ру поднял голову и увидел, что ноги  мертвеца  еще  перевешиваются  через
борт. При счете "Семь!" он заставил себя встать и всем  телом  навалился  на
них.
   Ру полувтолкнул, полувкатил мертвеца в телегу, когда де Лонгвиль досчитал
до восьми.
   После этого он потерял сознание.
   Эрик шагнул вперед.  Де  Лонгвиль  обернулся,  сделал  короткий  шаг  ему
навстречу - и резкий удар бросил Эрика на колени. Нагнув  голову,  Робер  де
Лонгвиль поглядел ему в глаза:
   - Запомни, падаль: что бы ни  случилось  с  твоими  друзьями,  ты  будешь
делать то, что тебе прикажут, и тогда,  когда  тебе  прикажут,  -  и  ничего
больше. Это твой первый урок, и если ты его не усвоишь,  то  еще  до  заката
будешь кормить ворон. - Он выпрямился и скомандовал:
   - Увести их в камеру!
   Все нестройной шеренгой поплелись обратно, по-прежнему не понимая, что же
произошло. У Эрика звенело в ушах от удара. Он с трудом  повернул  голову  и
увидел, что два стражника подняли Ру и тащат за остальными.
   Заключенных снова втолкнули в камеру, следом за ними бросили Ру, и  дверь
со стуком захлопнулась.
   Шо Пи подошел к Ру и, осмотрев его, сказал:
   - Он придет в себя. Это от страха и потрясения.  -  Кешиец  повернулся  к
Эрику и улыбнулся. В его глазах плясал странный огонек:
   - Не говорил ли я тебе, что все может обернуться иначе?
   - Но как? - спросил Бигто. - И к чему было ломать эту комедию?
   Кешиец уселся, скрестив ноги перед собой.
   - Я бы назвал это наглядным уроком. Этот человек, де  Лонгвиль,  который,
как мне представляется, выполняет поручение принца, хочет, чтобы мы  кое-что
твердо усвоили.
   - Усвоили что? - спросил Билли Гудвин -  долговязый  парень  с  вьющимися
каштановыми волосами.
   - Ну как же - он сам об этом сказал. Он хочет, чтобы мы крепко запомнили,
что он без колебаний убьет любого, если мы  откажемся  делать  то,  что  ему
нужно.
   - Но что ему нужно?  -  спросил  тощий  рыжеволосый  мужчина  со  светлой
бородкой, имени которого Эрик не знал. Шо Пи закрыл глаза,  словно  собрался
спать:
   - Не знаю, но думаю, что нам будет интересно.
   Вдруг Эрик сел и захихикал.
   - Ты чего? - спросил Бигго. Смущенным голосом Эрик сказал;
   - Я наложил в штаны, - и зашелся истерическим смехом.
   - И я тоже, - признался Билли.
   Эрик кивнул и внезапно осознал, что не смеется,  а  плачет.  Мать  сильно
рассердилась бы на него, если б узнала об этом.

***

   Ру очнулся, когда принесли еду. К общему удивлению,  ее  было  не  только
много - она была еще и хорошей. До казни их  кормили  овощами,  тушенными  в
крепком мясном бульоне, а теперь принесли еще сыр и мясо, а хлеб  был  густо
намазан маслом. Вместо обычного  ведра  с  водой  каждому  выдали  оловянную
кружку и на всех большой кувшин с белым  вином:  достаточно,  чтобы  утолить
жажду и прийти в себя, но явно мало, чтобы кто-нибудь захмелел.
   За едой они обсуждали свою судьбу.
   - По-вашему, эту милую шутку придумал принц? - спросил мужчина со светлой
бородкой - родезанец по имени Луи де Савона.
   Бигго покачал головой:
   - Я неплохо разбираюсь в  людях.  Этот  Робер  де  Лонгвиль  способен  на
жестокость, если это нужно для его целей, но принц, мне  кажется,  не  такой
человек. Нет, как сказал наш кешийский друг...
   - Изаланский, - поправил его Шо Пи. -  Мы  живем  в  Империи,  но  мы  не
кешийцы.
   - Не важно, - отмахнулся Бигго. - Так вот, он был  совершенно  прав:  это
урок. И теперь мы с вами носим эти  штуки,  -  он  помахал  куском  веревки,
свисающей с шеи, - в знак того,  что  официально  мы  мертвецы.  Что  бы  ни
случилось, мы не должны забывать, что жизнь нам оставлена из милости.
   - Не хотелось бы, чтобы им пришлось нам  об  этом  напоминать,  -  сказал
Билли Гудвин и покачал головой. - Боже, не  могу  даже  выразить,  о  чем  я
думал, когда выбили ящик у меня из-под ног. Будто я вновь  стал  ребенком  и
хочу, чтобы мама спасла меня от чего-то. Просто нет слов, чтобы это описать.
   Остальные согласно закивали. Эрик вспомнил, что  сам  чувствовал  в  этот
момент, и едва не расплакался, но сдержался и, сглотнув слезы, спросил Ру:
   - Как ты?
   Он ничего не ответил, только мотнул головой, не переставая жевать, и Эрик
понял внезапно, что Ру стал  другим  и  теперь  сильно  отличается  от  того
рубахи-парня, которого Эрик знал в Равенсбурге. И, осознав это, он  подумал,
изменился ли сам в той же степени, как и его друг.
   Позже пришли стражники и молча унесли  кувшин  и  подносы.  Скоро  камера
погрузилась в темноту, но единственный факел за решеткой  снаружи  оставался
незажженным.
   - Я думаю, таким способом де Лонгвиль приказывает нам заснуть так быстро,
как это возможно, - сказал Бигго.
   Шо Пи кивнул:
   - Не знаю, что нам предстоит, но утром нас рано поднимут.
   Он вытянулся на каменной скамье и закрыл глаза.
   - Я не могу спать в собственном дерьме, - сказал Эрик. Он снял  сапоги  и
штаны, отнес их к отхожему месту и отчистил, как мог, не пожалев  для  этого
даже немного воды для питья.
   Когда он опять натянул штаны, они были по-прежнему  грязными,  да  теперь
еще и мокрыми - но он почувствовал себя лучше уже потому, что постарался это
сделать.
   Билли Гудвин последовал его примеру, а Ру забился в угол и обхватил  себя
руками, хотя ночь была достаточно теплой. Эрик понимал, что его друг охвачен
таким внутренним холодом, который не в силах был бы отогнать никакой огонь.
   Эрик улегся  на  спину,  чувствуя,  к  собственному  удивлению,  как  его
охватывает теплая усталость, словно после хорошего рабочего дня;  но  он  не
успел задуматься над тем, откуда взялось это неуместное ощущение, потому что
сразу уснул.

***

   - Подъем, засранцы! - заорал де  Лонгвиль,  и  заключенные  зашевелились.
Камера внезапно взорвалась грохотом - стражники принялись стучать щитами  по
решеткам и кричать:
   - Подъем!
   - Живо!
   Эрик вскочил, даже не успев проснуться. Ру уже  был  на  ногах  и  стоял,
моргая и щурясь, словно сова, попавшая в луч лампы.
   Дверь камеры  открылась,  и  заключенным  было  приказано  выходить.  Они
выстроились в коридоре в том же порядке, в котором вчера шли  на  эшафот,  и
молча ждали, что будет дальше.
   - Когда я скомандую "направо", вы  как  один  повернетесь  лицом  к  этой
двери. Ясно? - Последнее слово прозвучало уже как команда.
   - Напра.., во!
   Заключенные повернулись, шаркая, как старики:  кандалы  не  позволяли  им
высоко поднимать ноги. Дверь в  конце  коридора  открылась,  и  де  Лонгвиль
сказал:
   - Когда я скомандую "марш", начнете движение с левой ноги. - Он указал на
стражника с нашивкой капрала на шлеме. - Вы пойдете за ним, сохраняя  строй,
и любой, кто потеряет место в строю, через минуту окажется на виселице.  Вам
ясно?
   - Да, сержант де Лонгвиль! - прокричали заключенные.
   - Шагом.., марш!
   Билли Гудвин, который возглавлял колонну,  сделал  первый  шаг,  и  стало
ясно, что Бигго и Луи не отличают левую ногу от  правой;  строй  моментально
превратился в волнистую линию. Так они дошли до капрала, и тот повел  их  по
длинному коридору, ведущему в противоположную сторону от  двора,  где  вчера
совершалась казнь. Звеня кандалами, они  поднялись  по  высокой  лестнице  и
оказались непосредственно во дворце. Чиновники и слуги провожали их  долгими
взглядами, и  Эрик  смутился,  потому  что,  как  и  остальные  пятеро,  был
неимоверно грязен и распространял вокруг себя ужасную вонь, от  которой  его
самого мутило.
   - Сюда, - показал де Лонгвиль, и Эрик вдруг сообразил, что впервые за два
дня он говорит нормальным голосом.
   Они вошли в большую комнату, где стояли  шесть  чанов  с  горячей  водой,
каждый в рост человека. Дверь за ними закрылась, и Эрик услышал, как снаружи
лязгнул засов. Стражники разомкнули кандалы, и капрал приказал:
   - Снимайте ваше тряпье!
   Бигго начал было стаскивать с шеи веревку, но де Лонгвиль заорал:
   - Свинья, не смей ее трогать! Вы - покойники, и веревки не дадут  вам  об
этом забыть. Снимайте все остальное!
   Заключенные разделись, и мальчик-слуга собрал их одежду.
   - На вас желают взглянуть важные персоны, - сказал де Лонгвиль, - и я  не
могу позволить, чтобы вы провоняли  им  весь  дворец.  Мне-то  наплевать,  я
низкорожденный, как и вы, свиньи, и не привык нежничать, но другие  к  этому
непривычны. - Он махнул рукой, и мальчики в  ливреях,  похватав  ведра,  без
предупреждения окатили горячей мыльной водой Бигго и Билли, а потом побежали
к чанам за новой порцией. - Мойтесь! - скомандовал де Лонгвиль.  -  Я  хочу,
чтобы вы были чистыми, как младенцы!
   После того как заключенные соскребли с  себя  недельный  слой  грязи,  им
смазали волосы мазью от вшей, такой едкой,  что  Эрику  показалось,  что  он
прямо сейчас облысеет.  Но  этого  не  случилось,  и  когда  с  мытьем  было
покончено, Эрик почувствовал себя так,  словно  и  вправду  заново  родился.
Таким чистым он не был с того вечера накануне убийства Стефана.
   Он взглянул на Ру, и тот в ответ кивнул ему и даже выдавил из себя жалкое
подобие своей прежней улыбки. Вода капала с мокрой петли у него на  шее,  он
дрожал и обхватил себя руками, чтобы согреться. На теле у Ру почти  не  было
волос, и Эрик поразился, до чего он похож на ребенка.
   Заключенным принесли одежду - простые серые рубашки и такие же  штаны,  а
Эрику, как и остальным, у кого была обувь, ее вернули. Бигго и Билли  ходили
босыми.
   Они построились, и де Лонгвиль придирчиво осмотрел каждого.
   - Вам разрешается на некоторое время  снять  кандалы:  у  тех,  кому  вас
покажут, тонкая натура, им будет не по  себе  от  звона  и  вида  цепей.  Но
сначала у меня есть к вам кое-какое дело, - сказал он.
   Капрал отвел их в маленький дворик. По верху стены стояли арбалетчики,  а
между ними, через пять человек, - лучники с большими луками.
   - Эти ребята там, наверху, - застрельщики, - сказал  де  Лонгвиль.  -  За
сотню  ярдов  могут  попасть  в  воробья.  Они  приглядят,  чтобы  во  время
предстоящего вам небольшого урока вы вели себя как полагается.  -  Он  подал
знак, и стражник протянул ему меч. - Ну  что,  подонки,  кто-нибудь  из  вас
знает, как этим пользоваться?
   Заключенные молча переглянулись.
   - Ну-ка, давай ты! - рявкнул де Лонгвиль в лицо Луи де Савоне.
   - Я умею обращаться с мечом, сержант, - тихо предупредил тот.
   Де Лонгвиль взял меч за лезвие и протянул его Савоне рукояткой вперед.
   - Тогда договоримся так. Достань меня  клинком  -  и  выйдешь  из  дворца
свободным человеком.
   Де Савона помедлил, огляделся, и, отрицательно  покачав  головой,  бросил
меч на землю.
   - Поднять! - взревел де Лонгвиль. - Когда надо будет что-нибудь положить,
я тебе прикажу! Бери этот меч и нападай  на  меня,  иначе  я  прикажу  этому
парню, - он указал на одного из застрельщиков,  -  насадить  твой  череп  на
метровую спицу. Понял?
   - В любом случае я мертвец, - пожал плечами де Савона.
   Де Лонгвиль подошел вплотную к высокому родезанцу:
   - Ты что, мне не веришь? - заорал он. - Я сказал, что если  убьешь  меня,
станешь свободным человеком! - Де Савона ничего не ответил,  и  де  Лонгвиль
отвесил ему пощечину:
   - Ты называешь меня лжецом?
   Луи стремительно нагнулся, схватил меч, и, выпрямляясь, сделал выпад.  Но
де Лонгвиль с легкостью парировал, и внезапно Савона оказался на коленях,  а
де Лонгвиль - у него за спиной, туго затянув на шее у родезанца  петлю.  Луи
хрипел, стараясь набрать  побольше  воздуха,  а  де  Лонгвиль  тем  временем
говорил:
   - Я хочу, чтобы вы твердо усвоили: любой человек, которого вы встретите с
этого момента, лучше вас. Каждый  может  обезоружить  вас,  словно  детишек.
Каждый побывал во многих боях, и каждый имеет право любому из вас перерезать
глотку, задушить, затоптать до смерти и вообще убить любым понравившимся ему
способом, если вы вздумаете хотя бы пукнуть без моего разрешения. Ясно?
   Заключенные что-то невнятно забормотали, и он проорал:
   - Не слышу! - Де Савона начал багроветь. - Если он сдохнет до того, как я
вас услышу, вас всех повесят.
   - Да, сержант де Лонгвиль! - крикнули заключенные, и де Лонгвиль  ослабил
петлю. Родезанец рухнул в песок и с минуту лежал, жадно глотая воздух. Потом
он встал и, пошатываясь, занял свое место в строю.
   - Помните, каждый человек, которого вы встретите с  этой  минуты,  -  ваш
командир.
   Де Лонгвиль отдал приказ, и капрал повел заключенных обратно  во  дворец,
во внутренние покои. Их привели в  небольшую  комнату,  и  там  они  увидели
принца Крондорского, герцога Джеймса, а еще - ту странную  женщину,  которая
приходила в тюрьму, и нескольких придворных.
   У  женщины  была  напряженная  поза,  словно  ей  было  неприятно   здесь
находиться; она поочередно вгляделась в  лица  заключенных  и  чуть  заметно
вздрогнула, когда смотрела на Шо Пи. Казалось,  между  ними  возникла  немая
связь. Наконец она повернулась к лорду Джеймсу и сказала:
   - Думаю, эти люди сделают то, что вам нужно, сир. Я могу быть свободна?
   - Я понимаю, как это для вас тяжело, миледи, и я вам очень признателен, -
сказал принц Крондорский. - Вы можете удалиться.
   Герцог быстро прошептал что-то женщине, она кивнула и вышла.
   - Сир, мертвецы доставлены, - сказал де Лонгвиль.
   - Бобби, вы затеяли это с согласия моего отца, но что до меня,  то  я  до
сих пор сомневаюсь... - сказал принц.
   - Ники, ты просто не видел, на что  способны  эти  змеи,  -  сказал  лорд
Джеймс. - Ты был в море, когда Кэлис и Бобби предложили свой план, и Арута с
ним согласился. И ты бы до сих пор плавал, если бы не умер твой отец. Ни  на
миг не сомневайся, это действительно необходимо.
   Принц  сел  и,  вертя  в  руках  браслет  -  символ  власти,  -  принялся
внимательно разглядывать заключенных.  Они  молча  ждали.  Принц  изучал  их
довольно долго и наконец спросил:
   - Неужели это действительно было необходимо?
   - Да, - ответил лорд Джеймс. - Каждый из них с легкостью солгал  бы,  что
готов служить верой и правдой. Когда у тебя из-под  ног  выбивают  ящик,  ты
родную мать продашь. Но из всех осужденных на  смерть  этим  шестерым  можно
больше всего доверять.
   Никлас еще раз вгляделся в лица заключенных:
   - Я по-прежнему не вижу необходимости в этом спектакле  на  эшафоте.  Это
было излишне жестоко.
   - Прошу прощения,  сир,  но  теперь  эти  люди  официально  мертвы.  И  я
достаточно хорошо вбил им это в головы. Они знают,  что  мы  можем  привести
приговор в исполнение в любую минуту, и отчаянно хотят остаться в  живых,  -
сказал де Лонгвиль.
   - А что насчет кешийца? - спросил принц.
   - Это  несколько  особый  случай,  но  моя  жена  чувствует,  что  кешиец
понадобится, - ответил Джеймс.
   Принц откинулся назад и шумно вздохнул.
   - Меня с  трудом  уговорили  сесть  на  престол,  пока  принц  Патрик  не
подрастет и не займет его. Еще три года, и я с облегчением вернусь в море. Я
моряк, черт побери. За двадцать лет я  не  провел  в  порту  и  месяца.  Это
правление...
   Глаза лорда Джеймса весело блеснули, и на мгновение он показался  моложе,
чем был.
   - Ты говоришь совсем как Амос, - улыбнулся он.
   Принц покачал головой, и легкая улыбка тронула его губы.
   - Еще бы. Амос научил меня всему, что должен уметь моряк. -  Он  поглядел
на заключенных. - Им уже сказали?
   - Сир, для этого их сюда привели, - ответил Робер де Лонгвиль.
   Принц кивнул лорду Джеймсу, и тот начал:
   - Каждому из вас  дается  маленький  шанс.  Слушайте  внимательно,  чтобы
уяснить себе ставку. По милости и великодушию  его  высочества  вы  получили
отсрочку. Вы не помилованы, и наказание вам  не  смягчено.  Это  понятно?  -
вставил де Лонгвиль.
   Заключенные, переглянувшись, кивнули.
   - Вы все умрете. Вопрос только, как и когда, - сказал Джеймс.
   - В интересах Королевства требуется кое-что сделать. Для этого нам  нужны
отчаянные люди, и с этой целью мы поставили вас на  край  смерти,  а  теперь
предлагаем вам этот шанс, - опять заговорил Робер де Лонгвиль. - Любой,  кто
в душе готов предс