ты по ватиканской моде -  точнее,  завивка начинала входить в
моду,  когда де  Сойя последний раз  был  на  Пасеме,  три года назад по
объективному времени (а по субъективному всего два месяца).
     - Отец Вандрисс, вы слышите меня?
     Молодой священник молча кивнул.  Насколько было  известно де  Сойе,
сразу после воскрешения язык какое-то время не слушается.
     - Что ж,  - проговорил капеллан, - я, пожалуй, займусь вторым. - Он
нахмурил брови и  поглядел на де Сойю так,  словно капитан был виноват в
неудачном исходе процедуры.  - Непорядок, святой отец. Пройдет несколько
недель,  если не месяцев,  прежде чем отец Гавронски станет самим собой.
Ему предстоят тяжкие муки.  -  Де  Сойя промолчал.  -  Не хотите на него
взглянуть?   Тело...   гм...  лишь  отдаленно  напоминает  человеческое.
Внутренние органы видны отчетливо и...
     - Займитесь делом, отец, - перебил де Сойя. - Вы свободны.
     Сапиега как будто хотел что-то  сказать,  но тут прозвучал звуковой
сигнал, извещавший об изменении силы тяжести. Отец Вандрисс, который как
раз пытался сесть,  рухнул обратно на каталку. Сапиега медленно двинулся
к выходу. После нулевой гравитации даже сила тяжести в один "g" казалась
непереносимой.
     - Отец Вандрисс, - тихо повторил де Сойя, - вы меня слышите?
     Молодой священник снова кивнул. Судя по выражению глаз, его терзала
адская  боль.  Кожа  Вандрисса  поблескивала,  словно  ее  минуту  назад
пересадили -  или он  только что родился.  Неестественно розовая,  будто
обожженная, а крестоформ - лиловый, в два раза крупнее обычного...
     - Вы знаете, где находитесь? - прошептал капитан. "И кто вы такой?"
- мысленно добавил он.  Человек,  которого воскресили,  мог  пребывать в
полуобморочном состоянии от нескольких часов до нескольких дней. Де Сойя
знал,  что курьеры проходят спецподготовку,  однако не представлял,  как
можно  подготовить  к  смерти  и  воскрешению.  Помнится,  инструктор  в
семинарии выразил эту  мысль без  обиняков:  "Даже если  мозг  забывает,
клетки помнят, как умирали и как были мертвыми".
     - Я помню.  - Голос отца Вандрисса напоминал зубовный скрежет. - Вы
капитан де Сойя?
     - Совершенно верно. Капитан отец де Сойя.
     Вандрисс попробовал приподняться на локте, но у него не вышло.
     - Ближе, - прошептал он, не в силах оторвать голову от подушки.
     Де Сойя наклонился над каталкой. От Вандрисса пахло формальдегидом.
Лишь  немногие  среди  служителей  Церкви  были  посвящены  в   таинства
воскрешения;  де Сойя к таковым не относился. Он мог совершить крещение,
причастить,   соборовать   (должность   капитана   космического  корабля
последнюю возможность предоставляла гораздо чаще,  нежели  две  первые),
однако ни  разу не  присутствовал при воскрешении,  а  потому не имел ни
малейшего понятия,  каким образом из расплющенных чудовищной гравитацией
костей,  бесформенной груды  плоти  и  мозговой жидкости вновь  возникло
человеческое тело.  Наверно,  все дело в крестоформе,  этом божественном
чуде...
     Вандрисс зашептал ему на ухо:
     - Должны...  поговорить...  -  Слова  давались курьеру с  громадным
трудом.
     - Через  пятнадцать минут начнется совещание,  на  которое прибудут
капитаны двух других кораблей. Вас перенесут на кресло и...
     - Не надо.  -  Вандрисс покачал головой.  -  Послание... только для
вас.
     - Хорошо. - Выражение лица де Сойи осталось прежним. - Вы не хотите
подождать, пока...
     Вандрисс снова качнул головой.  Кожа  у  него на  лице топорщилась,
словно из-под нее выпирали мускулы.
     - Сейчас...  - Де Сойя молча ждал продолжения. - Вы должны... взять
звездолет-"архангел"... Компьютер знает, куда лететь...
     Значит, и мне придется умереть, подумал де Сойя. Господи, ну почему
меня  не  миновала чаша сия?  ["И,  отойдя немного,  пал  на  лице Свое,
молился и говорил:  Отче Мой! если возможно, да минует меня чаша сия..."
Евангелие от Матфея, 26:39.]
     - Что мне сказать остальным? - спросил он.
     - Ничего.  Передайте командование кораблем... старшему офицеру... а
"Волхвами" будет командовать капитан Буле... У нее другие задачи...
     - Могу  я  узнать,  какие именно?  -  Де  Сойя  с  громадным трудом
сохранял спокойствие.  Всего лишь  тридцать секунд назад весь  смысл его
жизни  заключался в  том,  чтобы одержать победу и  сохранить в  целости
"Бальтазар" и весь отряд, а теперь...
     - Нет,  -  прошептал Вандрисс.  - Эти приказы... вас не касаются. -
Священник был  бледен и  явно  изнемогал от  напряжения.  Де  Сойя вдруг
осознал, что находит удовольствие в мучениях ближнего, и вознес про себя
молитву о прощении.
     - Итак,  -  произнес он,  -  я должен покинуть свой корабль. Могу я
взять личные вещи?  -  Он  имел  в  виду  фарфоровую статуэтку,  которую
незадолго до  своей  смерти на  Возрождении-Вектор ему  подарила сестра.
Хрупкая вещица,  которую при ускорениях помещали в стазис,  сопровождала
капитана на протяжении всех лет, какие он провел в космосе.
     - Нет. Отправляйтесь немедленно.
     - От чьего лица вы мне приказываете? - справился де Сойя.
     - От  лица  Его  Святейшества Папы Римского Юлия Четырнадцатого.  -
Лицо  курьера исказила гримаса боли.  -  Приказ имеет приоритет "омега",
который  перекрывает  все  распоряжения  Ордена  и  Генерального  Штаба.
Понимаете, капитан де Сойя?..
     - Понимаю. - Де Сойя почтительно наклонил голову.

     Названия у звездолета класса "архангел" не было. Факельщики никогда
не казались де Сойе прекрасными -  похожи на бутылочные тыквы,  мостик и
боевая палуба кажутся крохотными рядом с  огромным двигателем Хоукинга и
сферой ускорителя,  однако по  сравнению с  авизо  они  выглядели верхом
совершенства.  Тот  представлял собой нагромождение асимметричных сфер и
додекаэдров,  между  которыми вились бесчисленные кабели,  тянувшиеся от
двигателя Хоукинга; подо всем этим была погребена крохотная пассажирская
каюта.
     Капитан  вкратце объяснил Хирну,  Буле  и  Стоун,  что  его  срочно
вызывают по делам,  и  передал командование над "Бальтазаром" и  отрядом
бывшим подчиненным, которые никак не могли прийти в себя от изумления, а
затем  переправился на  одноместном боте  на  авизо.  Он  запрещал  себе
оглядываться,  но перед тем как бот пришвартовался к "архангелу", все же
не  выдержал и  бросил прощальный взгляд на  "Бальтазар",  из-за корпуса
которого,  будто  из-за  горизонта  некоей  чудесной  планеты,  вставало
солнце.
     На  мостике  авизо  обнаружились панель  управления  и  тактический
процессор.  Размерами мостик напоминал каюту де  Сойи  на  "Бальтазаре",
разве что  на  факельщике отсутствовали все  эти кабели,  приборы и  два
амортизационных кресла.  По  соседству с  мостиком располагалась каютка,
служившая одновременно штурманской и платяным шкафом.
     Де Сойе сразу бросилось в  глаза,  что амортизационные кресла резко
отличаются от обычных.  Стальные,  начисто лишенные обивки конструкции в
форме человеческого тела больше напоминали столы в прозекторской, нежели
кресла.  По  ребру кресел бежала кромка -  для  того,  чтобы жидкость не
сливалась  на   пол;   во   время   ускорения  силовое  поле   наверняка
поддерживается только у кресел,  дабы то, что в начале полета составляло
тело человека,  не разлетелось по каюте в краткий период невесомости. Де
Сойя  заметил  раструбы,  по  которым,  очевидно,  подавалась  вода  или
специальный раствор - чем там моют стальные кресла?
     - Ускорение через две  минуты,  -  произнес металлический голос.  -
Пристегнитесь.
     Ни тебе "здравствуйте", подумалось де Сойе, ни даже "пожалуйста".
     - Корабль? - позвал он. Разумеется, на корабле Ордена не могло быть
настоящего ИскИна -  как  не  могло их  быть на  всей подвластной Ордену
территории,  -  однако де  Сойе  вдруг  показалось,  что  Ватикан сделал
исключение для авизо.
     - До  начального ускорения одна минута тридцать секунд,  -  сообщил
металлический голос. Де Сойя понял, что расспрашивать бортовой компьютер
бесполезно,  и поторопился занять одно из кресел и пристегнуться ремнями
- широкими,  толстыми.  Интересно, зачем они здесь? Для красоты? Неужели
мало силового поля?
     - Тридцать секунд.  Примите к  сведению,  что  переход в  состояние
С-плюс смертелен для человека.
     - Спасибо,   -   поблагодарил  Федерико  де  Сойя.   Сердце  бешено
колотилось,  этот  стук громом отдавался в  ушах.  На  панели управления
замигали огоньки.  Поскольку возможности пилотировать корабль у  него не
было, де Сойя не обратил на них внимания.
     - Пятнадцать секунд. Предлагаю помолиться.
     - Пошел в  задницу!  -  Де Сойя молился с той самой секунды,  когда
покинул отца Вандрисса.  Сейчас он  добавил к  своим мольбам еще  одну -
попросил простить за сквернословие.
     - Пять секунд.  Конец связи. Благослови вас Бог, воскресните во имя
Христово.
     - Аминь,  - произнес де Сойя и закрыл глаза. В тот же миг заработал
двигатель.

        8

     Вечер в Эндимионе наступил рано.  Я наблюдал за тем,  как сгущаются
над  городом осенние сумерки,  из  окна той комнаты,  где пришел в  себя
днем. В комнате, в которую меня привел А.Беттик, поджидал элегантный, но
без  вычурности  вечерний  наряд  -  хлопчатобумажные коричневые  брюки,
зауженные к  икрам,  льняная  белая  рубашка с  чем-то  вроде  кружевных
манжет,  черный кожаный жилет,  черные носки,  черные ботинки из  мягкой
кожи  и  золотой  браслет.  Андроид также  показал мне  ванную,  которая
располагалась этажом ниже,  и  сообщил,  что  я  могу надеть висевший на
двери купальный халат.  Я поблагодарил А.Беттика,  принял ванну, высушил
волосы,  надел все,  что лежало на кровати,  за исключением браслета,  и
стал  ждать.  Солнечный свет  постепенно приобрел золотистый оттенок,  с
холмов к  университету поползли тени.  Когда же свет поблек и над горами
на востоке показалось созвездие Лебедя, А.Беттик вернулся за мной.
     - Пора? - спросил я.
     - Не совсем. Вы упомянули, что хотели бы со мной поговорить.
     - Ах  да!  -  Я  указал на  кровать,  единственный предмет мебели в
комнате. - Присаживайся.
     Голубокожий андроид не сдвинулся с места.
     - Если не возражаете, сэр, я предпочитаю стоять.
     Сложив на  груди руки,  я  оперся спиной о  подоконник.  Прохладный
вечерний воздух был напоен запахом челмы.
     - Обойдемся без "сэров".  Вполне сойдет просто Рауль. - Я помедлил.
- Если, конечно, тебя не запрограммировали обращаться к... э... - я чуть
было не сказал "людям",  однако мне не хотелось, чтобы А.Бетгик подумал,
будто он в моих глазах - не человек, - ...к окружающим таким образом.
     А.Бетгик усмехнулся:
     - Нет,  сэр.  Если  честно,  меня  вообще не  программировали -  по
крайней мере в том смысле,  в каком программируют машины. За исключением
синтетических мышц и верхнего слоя кожи, которые увеличивают, к примеру,
мою силу и  сопротивляемость радиации,  во мне нет искусственных частей.
Однако андроид должен быть вежливым. Посему, если вам так угодно, я буду
вас называть "месье Эндимион".
     Я пожал плечами:
     - Как хочешь.  Извини,  но в  андроидах я не разбираюсь,  поэтому и
попадаю впросак.
     - Не  стоит  извиняться,  месье  Эндимион,  -  с  улыбкой отозвался
А.Бетгик.   -   Лишь  немногие  из  живущих  ныне  людей  видели  воочию
представителей моей расы.
     Вот как? "Моей расы". Интересно.
     - Расскажи мне поподробнее про свою расу. Кажется, законы Гегемонии
запрещали изготавливать андроидов?
     - Да.  -  Я заметил,  что А.Беттик стоит в позе "вольно". Может, он
когда-то служил в армии? - Подобный запрет существовал на Старой Земле и
на многих мирах Гегемонии еще до Хиджры,  однако Альтинг принял решение,
по  которому  разрешалось изготавливать андроидов  для  использования на
Окраине. А Гиперион в те дни относился как раз к планетам Окраины.
     - И относится к ним по сей день, - буркнул я.
     - Так точно, сэр.
     - Когда тебя изготовили?  На каких мирах ты побывал? Чем занимался?
- Спохватившись, я прибавил: - Надеюсь, ты понимаешь мое любопытство?
     - Конечно,  месье Эндимион, - ответил андроид с акцентом, который я
не смог определить. То был инопланетный, неизмеримо древний акцент. - По
гиперионскому календарю меня изготовили в 26-м году новой эры.
     - То  бишь в  двадцать шестом веке.  Шестьсот девяносто четыре года
назад.  -  А.Беттик молча кивнул.  -  Выходит, ты родился... появился на
свет уже после гибели Старой Земли,  -  проговорил я, обращаясь скорее к
себе, чем к нему.
     - Да, сэр.
     - И Гиперион был твоим первым... местом работы?
     - Нет,  сэр.  Первые пятьдесят лет своей жизни я провел на Асквите,
при   дворе  его  королевского  величества  Артура  Восьмого,   сюзерена
Виндзорского двора в  изгнании,  а  также при  дворе его кузена Руперта,
князя Монако в  изгнании.  Когда король Артур скончался,  я по завещанию
перешел к сыну монарха, королю Уильяму Двадцать Третьему.
     - А, Печальный Король Билли.
     - Да, сэр.
     - Ты попал на Гиперион вместе с  королем Билли,  когда тот бежал от
Горация Гленнон-Хайта?
     - Да.  Вообще- то нас, андроидов, отправили на Гиперион за тридцать
с  лишним лет до прибытия короля Билли и прочих колонистов.  Сразу после
того,  как генерал Гленнон-Хайт одержал победу в  битве при Фомальгауте.
Его королевское величество решил тогда на  всякий случай подыскать новую
планету для своих подданных.
     - И в те дни ты повстречался с месье Силеном, правильно? - Я указал
на  потолок и  представил себе  старого поэта  в  паутине трубок системы
жизнеобеспечения.
     - Нет, - возразил андроид. - В ту пору, когда в Граде Поэтов кипела
жизнь,  мы не были знакомы.  Я  имел удовольствие познакомиться с  месье
Силеном позже,  во время паломничества в Долину Гробниц Времени, которое
состоялось через два с  половиной столетия после смерти его королевского
величества.
     - И больше не покидал Гиперион,  так?  Получается,  ты провел здесь
пятьсот лет, даже больше.
     - Да, месье Эндимион.
     - Ты бессмертен?  - Я знал, что задаю нескромный вопрос, однако мне
очень хотелось услышать ответ. А.Беттик вновь усмехнулся:
     - Вовсе нет, сэр. Если со мной произойдет несчастный случай, я могу
умереть,  как  всякий  человек.  Однако при  изготовлении в  мои  клетки
заложили возможность непрерывной поульсенизации,  поэтому я  практически
не старею и не болею.
     - Это из-за поульсенизации у всех андроидов голубая кожа?
     - Нет, сэр. Голубая кожа у нас потому, что такой кожи нет ни у кого
из людей,  а разработчики считали своим долгом подчеркнуть разницу между
андроидами и людьми.
     - Значит, человеком ты себя не считаешь?
     - Нет, сэр. Я считаю себя андроидом.
     Я улыбнулся, подивившись собственной наивности.
     - Ты по-прежнему служишь людям.  Но ведь законы Гегемонии запрещали
использовать  андроидов  в  качестве  рабов.   -   А.Беттик  молча  ждал
продолжения.   -   Ты  не  хочешь  обрести  свободу?   Не  хочешь  стать
самостоятельной личностью?
     А.Беттик подошел к кровати.  Я решил, что андроид собирается сесть,
однако он всего-навсего аккуратно сложил рубашку и  брюки,  в  которых я
днем гулял по городу.
     - Месье Эндимион,  позвольте заметить,  что  я  вот  уже  несколько
столетий  ощущаю  себя  самостоятельной  личностью.   И  потом,   законы
Гегемонии погибли вместе с Гегемонией.
     - Однако ты продолжаешь служить месье Силену. И остальные тоже.
     - Совершенно верно.  Но я делаю это потому, что считаю нужным. Меня
сконструировали в  помощь человеку.  Я выполняю свои обязанности и делаю
это с удовольствием.
     - То есть ты остался здесь по своей воле, - подытожил я.
     А.Беттик утвердительно кивнул и улыбнулся.
     - Да, сэр. Другое дело, что свобода воли применительно ко всем нам,
андроидам и людям, - понятие растяжимое.
     Вздохнув,  я  оттолкнулся от  подоконника.  За  окном  было  темно.
Очевидно, вскоре поэт пригласит меня за стол.
     - И будешь служить месье Силену, пока он не умрет, так?
     - Нет, сэр, - ответил А.Беттик. - Если, конечно, мое мнение кого-то
заинтересует.
     - Неужели?  -  Я  вопросительно приподнял бровь.  -  А  что  бы  ты
предпочел, если бы тебе предложили выбирать?
     - Если   вы   согласитесь  выполнить  поручение  месье  Силена,   -
проговорил андроид, - я бы предпочел отправиться с вами.

     Очутившись наверху, я обнаружил, что больничная палата превратилась
в столовую. Пенолитовая "летающая кровать" исчезла вместе с медицинскими
приборами и  прочим оборудованием,  потолок сделался прозрачным.  Как  и
пристало бывшему пастуху,  я  легко отыскал на  небе  созвездия Лебедя и
Сестер-Близнецов.  У каждого из витражных окон стояли высокие треноги со
светильниками, пламя которых одновременно освещало и обогревало комнату.
Посреди   помещения  располагался  длинный   обеденный  стол   с   двумя
затейливыми  канделябрами;   свечи  отражались  в  хрустале,  фарфоре  и
столовом  серебре.  На  противоположных  концах  стола  размещались  два
кресла, в одном из них сидел Мартин Силен.
     Старого поэта было не  узнать.  Казалось,  за  то время,  что мы не
виделись, он сбросил несколько столетий. Вместо мумии с восковой кожей и
запавшими глазами  я  увидел  обычного старика  -  разве  что,  судя  по
выражению глаз, страшно голодного. Подойдя поближе, я заметил под столом
переплетение трубок,  но  в  остальном иллюзия  того,  что  передо  мной
оживший мертвец, была полной.
     Заметив мое изумление. Силен хмыкнул.
     - Днем ты застал меня в самый неподходящий момент,  Рауль Эндимион,
- прохрипел он.  Изменился даже голос:  чтобы расслышать поэта,  уже  не
требовалось напрягать слух. - Я никак не приду в себя после заморозки.
     Он указал на кресло напротив.
     - После  криогенной  фуги?   -  уточнил  я,  расстилая  на  коленях
салфетку.  Последний раз я  сидел за столь роскошным столом в  тот день,
когда демобилизовался и  отправился прямиком в лучший ресторан портового
города Гран-Чако на полуострове Южный Коготь,  где заказал самые дорогие
кушанья и просадил все свои деньги (но оно того стоило).
     - Естественно.  -  Я смутился,  поняв,  что свалял дурака.  - Иначе
прожил бы  я,  по-твоему,  столько лет?  -  Силен снова хмыкнул.  -  Да,
возраст уже не тот. Пока очухаешься...
     Я набрал полную грудь воздуха и произнес:
     - Пожалуйста, сэр, не обижайтесь, но сколько вам лет?
     Пропустив мой  вопрос мимо  ушей,  Силен сделал знак андроиду -  не
А.Беттику,  -  который стоял у  двери.  В  следующий миг другие андроиды
начали вносить кушанья.  Мне налили воды. А.Беттик приблизился к Мартину
Силену с бутылкой вина в руках, дождался утвердительного кивка, проделал
освященный веками ритуал -  подал старику пробку и  малую толику вина на
дне бокала.  Силен посмаковал вино,  проглотил и фыркнул.  Приняв это за
одобрение, А.Беттик наполнил наши бокалы.
     Подали закуску -  запеченный в  углях шашлычок из  цыплят и  нежные
ломтики сырой говядины под соусом.  Силен, кроме того, пододвинул к себе
стоявший на  его конце стола паштет из печени с  листьями мандрагоры.  Я
поднял с тарелки украшенную резьбой крышку, попробовал цыплячье крылышко
и нашел его восхитительным.
     Несмотря на весьма почтенный возраст, лет восемьсот, а может, и все
девятьсот,  Мартин Силен,  едва  ли  не  самый старый на  свете человек,
отличался  завидным  аппетитом.  Когда  он  набросился  на  говядину,  я
заметил,   как   сверкнули  ослепительно-белые  зубы;   интересно,   они
искусственные или палеореконструированы? Вероятно, второе.
     Внезапно я  осознал,  что жутко голоден.  Аппетит разыгрался то  ли
после  несостоявшейся  казни,   то   ли   после  прогулки  по  городу  и
проникновения в  башню  с  кораблем.  Несколько минут  в  комнате царила
тишина,  которую нарушали только шаги андроидов, потрескивание свечей да
звон ножей и вилок; время от времени тихонько завы