ловали, подумалось ему.
     Кардинал Лурдзамийский подался вперед и негромко произнес:
     - Федерико,   Его  Святейшество  по-прежнему  целиком  и  полностью
полагается на  твои  знания и  опыт.  Однако Господь открыл Святому Отцу
ужасную необходимость,  от которой он,  зная твои убеждения, желает тебя
избавить.
     - Ужасная необходимость? - Де Сойе показалось, он догадывается, что
скрывается за этой формулировкой.
     На лице кардинала играли тени.
     - Этот выродок, этот суккуб ни в коем случае не должен ускользнуть.
Исцелив Тело Христово, мы сделаем первый шаг к всеобщему благополучию.
     Перед тем как открыть рот, де Сойя досчитал до десяти.
     - Значит, я найду девочку, а ваш... воин ее убьет?
     - Да, - ответил Августино.
     Никто  из  присутствовавших  не  сомневался  в  том,  что  де  Сойя
согласится на  подобные условия.  Христиане вообще  и  офицеры флота,  а
также  священники-иезуиты  в   частности  никогда  не   отказывались  от
обязанностей, которые возлагали на них Святой Отец и Матерь-Церковь.
     - Когда я увижу нового члена экипажа? - справился капитан.
     - "Рафаил" сегодня  же  отправится к  Седьмой  Дракона,  -  сообщил
монсеньор Одди. - Новый член экипажа уже на борту.
     - Могу я  узнать,  как ее зовут и  какое у  нее звание?  -  Де Сойя
повернулся к монсеньору Одди, но ответил ему Августино.
     - Звания у нее пока нет.  Со временем она станет офицером одного из
Крестовых Легионов.  Пока вам следует обращаться к ней по имени. А зовут
ее Немез.  Радаманта Немез ["Говорящее" имя. В древнегреческой мифологии
Радамант -  божество подземного мира; вместе с Миносом и Эаком он вершит
суд  над  тенями умерших.  Слово  "Немез" образовано от  имени Немезиды,
богини священной рощи, позднее ставшей символом небесной кары.].
     Кардинал искоса поглядел на Одди.  Тот поднялся,  давая понять, что
аудиенция  подошла  к  концу.   Де  Сойя  торопливо  последовал  примеру
монсеньора.
     Августино поднял руку, благословляя. Де Сойя наклонил голову.
     - Да пребудет с  тобою наш Господь и Спаситель,  Иисус Христос,  да
убережет Он тебя от опасности и дарует победу.  Во имя Отца,  и Сына,  и
Святого Духа.
     - Аминь, - пробормотал монсеньор Лукас Одди.
     - Аминь, - произнес де Сойя.

        44

     Как  выяснилось,  вокруг  находились и  другие  здания,  вмерзшие в
ледяной покров Седьмой Дракона. Этакие остатки былой роскоши, гигантские
насекомые в сверкающем янтаре...
     Отец Главк оказался человеком добродушным и веселым. Его сослали на
Седьмую Дракона за  принадлежность к  одному из  последних тейярдианских
орденов.   Когда  Папа  Юлий  Шестой  издал  буллу,  в  которой  объявил
философские воззрения антипапы кощунственными,  орден распустили,  а его
членов кого отлучили от Церкви,  а кого отправили в глухие уголки с глаз
долой.  Впрочем,  отец Главк отнюдь не считал, что провел пятьдесят семь
лет в изгнании, - он полагал, что исполняет свое предназначение.
     Чичатуки не выказывали особого интереса к религии,  да и священник,
как он сам признался,  не слишком стремился обратить их в  христианство.
Отец Главк восторгался мужеством и благородством чичатуков и преклонялся
перед их культурой, которую они сумели сохранить в столь неблагоприятных
условиях.  До  того как  ослеп -  это была снежная слепота,  нечто вроде
одновременного воздействия холода,  вакуума и радиации,  -  он частенько
путешествовал вместе с чичатуками.
     - Раньше их было больше,  -  сказал священник. Мы сидели в его ярко
освещенном кабинете.  -  Что  поделаешь,  времена меняются...  Там,  где
прежде обитали десятки тысяч, теперь с трудом выживают несколько сотен.
     В  первые  дни  Энея  с  А.Беттиком,  как  правило,  беседовали  со
стариком, а я бродил по городу.
     Помню свой первый выход.  Я спустился во мрак туннеля,  прихватив с
собой  плазменную винтовку  и  лампу.  Отец  Главк  объяснил,  что  свет
отпугивает арктических призраков.  Этажей через  двадцать я  нашел  ход,
который вывел меня к другим зданиям.  Во льду были вырезаны своеобразные
вывески  -  "СКЛАД",  "СУД",  "ЦЕНТР  СВЯЗИ",  "КОНСУЛЬСТВО  ГЕГЕМОНИИ",
"ОТЕЛЬ" и  так  далее;  эти  надписи когда-то  нанес световым пером отец
Главк.  Заглянув в несколько зданий, я убедился, что священник, несмотря
на  слепоту,  время от  времени покидает свой  кабинет и  наведывается в
город.  В третьем по счету здании я обнаружил склад, в котором хранились
топливные таблетки.  Отец Главк использовал их для освещения и  обогрева
своего жилища, а также выменивал на них продовольствие.
     - Призраки обеспечивают чичатуков всем, кроме горючих материалов, -
заметил он однажды. - А таблетки дают свет и немного тепла. И потом, нам
нравится торговаться. Мясо и шкуры в обмен на свет, тепло и стариковскую
болтовню. Пожалуй, они начали общаться из-за того, что мой отряд состоит
из самого прекрасного числа - единицы! На первых порах я скрывал от них,
где беру таблетки,  но теперь уверен, что Кучиат и все остальные никогда
меня не ограбят. Даже ради своих детей.
     Откровенно говоря,  смотреть в городе было толком не на что. Света,
который отбрасывала лампа, на то, чтобы разогнать тьму, не хватало. Если
у  меня  и  теплилась в  глубине души  надежда отыскать некое  подручное
средство,  которое  облегчило бы  нам  дорогу  ко  второму порталу (быть
может,  самоходную горелку или что-нибудь еще в том же духе), она быстро
иссякла.  Не  считая обиталища отца Главка,  где наличествовали мебель и
книги,  свет и тепло, пища и разговоры, в городе было холодно и страшно,
как в девятом круге Ада.

     На  третий  или  четвертый  день  нашего  пребывания  в   городе  я
присоединился  к   своим  друзьям,   сидевшим  в   кабинете  священника.
Прислушиваясь к  разговору,  я  разглядывал книжные полки.  Каких только
книг там не было - философские и теологические трактаты, астрономические
и этнологические тексты,  новоантропологические штудии,  приключенческие
романы,  детективы,  пособия по плотницкому ремеслу,  тома по медицине и
зоологии...
     - Потеряв тридцать лет  назад зрение,  -  сообщил отец Главк в  тот
день,  когда с гордостью показал нам свою библиотеку,  -  я больше всего
огорчился тому, что утратил возможность перечитывать свои любимые книги.
Я как Просперо, только отрекшийся вынужденно [Персонаж пьесы У. Шекспира
"Буря",  белый маг,  который в финальной сцене добровольно отрекается от
своей  магии.].   Вы  не  представляете,   скольких  трудов  мне  стоило
перетащить  сюда  три  тысячи  томов  из  помещения,  расположенного  на
пятьдесят этажей ниже.
     Пока я  рыскал по городу,  А.Беттик листал книгу за книгой,  а Энея
читала старику вслух.  Однажды,  зайдя в кабинет без стука,  я увидел на
глазах отца Главка слезы...
     Разговор шел о религии. Отец Главк рассказывал о Тейяре - о древнем
иезуите, а вовсе не об антипапе, которого сверг Юлий Шестой.
     - В  первую мировую он  был медбратом.  Никто бы  не осудил Тейяра,
если бы он держался подальше от передовой,  но он сам выбрал иную стезю.
Его  награждали за  мужество орденами и  медалями,  в  том числе орденом
Почетного Легиона.
     А.Беттик вежливо кашлянул.
     - Прошу прощения, святой отец. Если я не ошибаюсь, первая мировая -
это конфликт, разгоревшийся на Старой Земле еще до Хиджры?
     Священник улыбнулся.
     - Совершенно верно,  мой  друг.  Начало  двадцатого века,  страшная
война.  Она настолько поразила Тейяра своей жестокостью, что он до конца
жизни испытывал ненависть к  войне как  таковой.  -  Отец  Главк сидел в
кресле-качалке;  в  грубом  подобии очага  светились топливные таблетки,
освещавшие и обогревавшие помещение. Впервые за то время, что мы провели
на Седьмой Дракона, было по-настоящему тепло. - По образованию Тейяр был
геологом и палеонтологом.  В тридцатых годах того же столетия,  будучи в
Китае -  так называлось одно из государств Старой Земли,  -  он выдвинул
теорию эволюции как незавершенного, но целенаправленного процесса. Тейяр
рассматривал  вселенную  как  стремление  Господа  объединить  в  некоем
разумном существе Христа Эволюции, Индивидуума и Универсум. Каждая новая
ступень  эволюции  была  для  Тейяра  де  Шардена  символом надежды,  он
радовался даже,  когда  открыли  расщепления ядра;  космогенез (это  его
словечко) выдвигал человечество в центр вселенной,  ноогенез представлял
собой  непрерывную  эволюцию  человеческого сознания,  а  гоминизация  и
сверхгоминизация являлись этапами  на  пути  превращения homo  sapiens в
истинного человека.
     - Простите,   святой  отец,  -  проговорил  я.  В  уголке  сознания
промелькнула  мысль:   "Насколько  не   соответствует  эта   беседа   об
абстрактных  понятиях  окружающей  обстановке  -  погребенному во  льдах
городу,  лютой  стуже и  шныряющим во  мраке убийцам-призракам".  -  Мне
всегда казалось, что Тейяр был еретиком и утверждал, что человек однажды
эволюционирует в Бога.
     Священник покачал головой:
     - Сын мой,  при жизни Тейяра никто и никогда не обвинял в ереси.  В
1962  году,  правда,  священная канцелярия -  нынешняя  от  нее  изрядно
отличается, уверяю тебя, - выпустила монитум...
     - Что  выпустила?  -  переспросила Энея,  сидевшая на  ковре  перед
очагом.
     - Монитум,   предупреждение.   Тем,   кто  изучает  работы  Тейяра,
рекомендовали относиться к его идеям критически. И потом, Тейяр вовсе не
говорил,  что человек когда-либо станет Богом.  Он считал,  что разумная
вселенная является составной частью процесса эволюции к  так  называемой
"точке Омега",  когда все мироздание, и люди в том числе, станут едины с
Божеством.
     - Как вы думаете,  включил бы он в мироздание Техно-Центр?  -  Энея
обняла руками колени.
     Священник перестал раскачиваться и погладил бороду.
     - Ученые   последователи  Тейяра  бились  над   этим   вопросом  на
протяжении столетий.  Я  не  ученый,  однако мне  кажется,  что в  своем
энтузиазме он вспомнил бы обо всех.
     - Но ведь ИскИны произошли от машин,  -  сказал А.Беттик.  -  А  их
представление о Высшем Разуме, насколько я понимаю, сильно отличается от
христианского.  Бог  Техно-Центра  -  холодный,  равнодушный,  способный
учесть все варианты, но предсказуемый...
     Отец Главк кивнул:
     - ИскИны думают,  сын мой. Их предки были сконструированы на основе
ДНК...
     - Чтобы  вычислять,  -  вставил  я.  Брр!  Не  хватало  еще,  чтобы
выяснилось, что у ИскИнов есть души!
     - Сын  мой,  а  чем занимались наши ДНК на  протяжении первых сотен
миллионов лет существования жизни?  Питались? Убивали? Размножались? Или
ты  полагаешь,  что  даже  столь далекие предки человека неизмеримо выше
древних ИскИнов,  созданных на основе кремниевых соединений и ДНК? Тейяр
сказал бы,  что Господь создал разум для того,  чтобы вселенная осознала
себя и постигла Его волю.
     - Техно-Центр  использовал людей как  сырье для  своего проекта,  а
потом собирался уничтожить человечество.
     - Но ведь не уничтожил, правда?
     - Это не его заслуга.
     - Человечество развивается -  а  оно,  безусловно,  развивается,  -
потому,  что не  может не развиваться,  и  его заслуги в  этом тоже нет.
Эволюция приводит к  появлению человека,  а  человек долго и  мучительно
обретает человечность...
     - Сострадание, - проговорила Энея. Отец Главк повернулся к девочке:
     - Правильно, милая. Но люди ни в коей мере не являются единственным
воплощением человечности.  Наши вычислительные машины, как только начали
осознавать  себя,   стали   частью   того   же   процесса.   Они   могут
сопротивляться,  могут  противодействовать,  преследуя собственные цели.
Однако вселенная продолжает ткать узор, который объединяет всех.
     - У вас выходит,  что вселенная похожа на машину,  -  заметил я.  -
Запрограммированная,  неотвратимая,  неумолимая -  раз  включили,  и  не
остановить...
     Старик вновь покачал головой:
     - Вовсе нет,  сын мой...  Вселенная далеко не машина и она вовсе не
неумолима.  Пришествие Христа научило нас тому,  что на свете нет ничего
неотвратимого.  Исход всегда сомнителен.  Выбрать свет или тьму,  решает
сам человек, точнее, разумное существо.
     - Но Тейяр считал,  что в конечном итоге сострадание и человечность
победят? - спросила Энея.
     Отец Главк указал на стеллаж за спиной девочки.
     - Там должна быть книга... На третьей полке... С голубой закладкой,
которую я оставил лет тридцать тому назад. Нашла?
     - "Заметки,  записные книжки и письма Тейяра де Шардена",  - прочла
Энея. - Эта?
     - Она  самая.  Открой,  пожалуйста,  на  закладке.  Я  там  кое-что
подчеркнул. Это едва ли не последнее, что видели мои глаза...
     - Письмо, датированное декабрем 1919 года?
     - Верно. Читай.
     Энея поднесла книгу поближе к свету.
     - "[Обратите внимание:  я не определяю абсолютную ценность творений
человеческих рук.  По моему убеждению,  они исчезнут и  появятся в новой
форме,  о  которой мы пока даже не догадываемся.  С другой стороны,  эти
предметы  обладают преходящей ценностью -  они  суть  необходимые стадии
процесса,  которые мы  (люди  в  целом)  должны миновать в  ходе  своего
преображения.  Я восхищаюсь не формой, а функцией, каковая заключается в
том,  чтобы неким таинственным образом создавать сначала богоподобное, а
затем, по милости Господней, и божественное]".
     Наступила  тишина,  которую  нарушало  только  шипение  пламени  да
негромкое  поскрипывание  и   постанывание  льда.   Наконец  отец  Главк
произнес:
     - Вот что сделало Тейяра еретиком в  глазах нынешнего Папы.  А  мой
грех состоял в том,  что я поверил в идеи Тейяра. И вот кара за грехи. -
Он обвел рукой помещение. Нам сказать было нечего. Неожиданно отец Главк
рассмеялся и  положил руки на колени.  -  Но моя матушка говорила,  что,
когда в  доме есть еда и  можно посидеть с друзьями,  не страшна никакая
кара.  Месье Беттик! Я обращаюсь к вам так, потому что буква "А" в вашем
имени  отделяет вас  от  людей,  а  это  в  корне неверно.  Итак,  месье
Беттик...
     - Слушаю, сэр.
     - Окажите услугу старику,  сходите на кухню и поищите кофе. А я тем
временем приготовлю суп и подогрею хлеб. Месье Эндимион?
     - Да, святой отец?
     - Вас не затруднит спуститься в  винный погреб и принести лучшее из
вин, какое сможете найти?
     Я улыбнулся:
     - На сколько этажей мне придется спуститься,  святой отец? Надеюсь,
не на пятьдесят?
     Священник усмехнулся:
     - Сын  мой,  я  имею привычку выпивать всякий раз,  когда сажусь за
стол.  Если бы погреб располагался так низко,  я был бы в гораздо лучшей
форме.  Нет,  поскольку я стар и ленив,  то храню вино всего лишь этажом
ниже. Рядом с лестницей.
     - Ясно.
     - Я  накрою  стол,  -  вызвалась Энея.  -  Чур,  завтра вечером моя
очередь готовить.
     И каждый из нас занялся своим делом.

        45

     "Рафаил" совершил прыжок  к  Седьмой Дракона.  Капитана де  Сойю  и
прочих,  путешествовавшим на  борту  "архангела",  ввели в  заблуждение:
двигатель  авизо  вовсе  не  являлся  модификацией  двигателя  Хоукинга,
изобретенного еще до Хиджры и позволявшего кораблю лететь быстрее света.
На  самом деле двигатель "Рафаила" был в  известной мере фикцией:  когда
звездолет  разгонялся до  скорости,  необходимой для  квантового прыжка,
компьютер как бы подключался к  некоей системе,  известной под названием
Связующей Пропасти.  Импульс от  находившегося неизвестно где  источника
энергии  поступал  на  устройство,   которое  искажало  подпространство,
видоизменяя   пространственно-временной   континуум.   Люди   этого   не
выдерживали и умирали в муках -  клетки лопались,  кости расплющивались,
синапсы отказывали,  внутренние органы превращались в кашицу... Впрочем,
что происходит в точности,  не знал никто - все воспоминания о последних
секундах жизни перед прыжком при воскрешении стирались из памяти.
     "Рафаил" начал торможение, приближаясь к Седьмой Дракона на ядерном
двигателе с  ускорением в  двести "g".  Тела капитана де Сойи,  сержанта
Грегориуса и  капрала Ки вновь превратились в кашицу,  поскольку корабль
экономил энергию и не включал внутреннее силовое поле. Но четвертый член
экипажа,  Радаманта Немез,  откинула крышку реаниматора и  огляделась по
сторонам.   Ее  тело  слегка  сплющилось  под  воздействием  чудовищного
ускорения,  однако Радаманта была  жива.  Система жизнеобеспечения,  как
того требовала заложенная в бортовой компьютер программа, бездействовала
- кислород  не   подавался,   давление  было   значительно  ниже  нормы,
температура  составляла  минус  тридцать  по  Цельсию.  Чтобы  выжить  в
подобных   условиях,   обыкновенному  человеку   требовался  космический
скафандр, но Радаманта, похоже, не обращала на мелочи никакого внимания.
Она  лежала  в  своем  красном  комбинезоне и  поглядывала на  мониторы,
изредка обращаясь через нейрошунт к компьютеру.
     Шесть  часов  спустя включилось внутреннее силовое поле  и  начался
процесс воскрешения.  Система жизнеобеспечения по-прежнему не  работала,
однако  Радаманта,  игнорируя такой  пустяк,  как  двести  "g",  встала,
расправила плечи  и  направилась в  соседнее помещение,  где  вызвала на
монитор карту  Седьмой Дракона и  быстро  обнаружила русло  реки  Тетис.
Приказала компьютеру включить видео, провела пальцами по возникшим перед
ней ледяным складкам,  застругам и  глубоким трещинам.  Пометила здание,
макушка которого торчала из ледника километрах в тридцати от реки.
     Через  одиннадцать часов  после начала торможения "Рафаил" вышел на
орбиту  Седьмой  Дракона.  Теперь  система  жизнеобеспечения работала  с
полной нагрузкой, но Радаманте Немез было, по-видимому, все равно. Перед
тем как покинуть корабль,  она проверила мониторы реаниматоров.  До того
как де Сойя и остальные придут в себя, оставалось не меньше двух дней.
     Немез   заняла  пилотское  кресло  в   кабине  посадочного  модуля,
подключилась к системе управления, скомандовала: "Отделение" и направила
модуль в  атмосферу планеты,  двигаясь вдоль терминатора и  не пользуясь
никакими приборами.  Через  восемнадцать минут модуль совершил посадку в
двухстах метрах от обледенелой макушки небоскреба.
     Ледник искрился в солнечном свете. На темном небе не было ни единой
звезды.   На   полюсах   планеты  продолжали  функционировать  громадные
термосистемы,  перемещавшие по  поверхности воздушные массы со скоростью
около четырехсот километров в час.  Радаманта Немез распахнула люк, и не
подумав надеть один из  находившихся в  шлюзе скафандров.  Не дожидаясь,
пока модуль выдвинет трап,  она  спрыгнула на  лед и,  несмотря на  силу
тяжести в 1,7g, приземлилась на ноги. В ступни вонзились ледяные иглы.
     Немез  включила  защитный режим,  видоизменивший кожный  покров  на
глубину ноль  целых  восемь  десятых миллиметра.  Стороннему наблюдателю
показалось бы, что невысокая, плотно сбитая женщина с черными волосами и
бездонными   черными   глазами   превратилась   вдруг   в    сверкающую,
переливающуюся,   как  ртуть,   статую.   В   следующую  секунду  статуя
устремилась  к  небоскребу  со  скоростью  тридцать  километров  в  час,
остановилась,  не найдя входа,  и  ударом кулака пробила стале-пластовую
панель.  Протиснулась внутрь,  подошла к шахте лифта,  раздвинула двери.
Обледенелый колодец был пуст - лифт давным-давно рухнул вниз.
     Радаманта Немез прыгнула в  колодец и со все возрастающей скоростью
полетела во  мрак.  На одном из этажей мелькнул свет.  Она ухватилась за
стальной поручень,  и падение прекратилось, невзирая на то, что скорость
в тот момент достигла уже ста пятидесяти метров в секунду.
     Немез выбралась из шахты, огляделась по сторонам, отметила про себя
мебель,  лампы и книги.  На кухне ей встретился старик. Услышав шаги, он
поднял голову.
     - Рауль? Энея?
     - Правильно. - Радаманта Немез двумя пальцами сдавила горло старика
и подняла его