чше той,  что настигла
теперь...  Он не запомнит времени,  когда семья была бы разом -  и сыта, и
одета,  и  обута.  Чего-нибудь всегда не  хватало,  а  семья была  в  семь
человек.  Теперь кто поумирал,  кто замуж повыходил, остался Шакир с женою
вдвоем, да тут еще на грех девчонка родилась.
     - Девчонка зря  родился,  -  говорил мне Шакир.  -  Девчонка не  нада
родиться...  Малака  нет,  хлеба  нет,  голод  есть  -  девчонка  не  нада
родиться...
     Но делать уж нечего;  бьется, а кормит. Теперь, без "бабы" ему совсем
тяжело:  она хоть что-нибудь сварит, бывало, когда Шакир денег принесет, а
теперь и денег заработает, да варить-то уж некому.
     - Купишь хлеб, огурец, капуста, вода попил, больше нет ничего...
     - И так каждый день?
     - Так сегда... Только хлеб не сегда.
     - Плохо тебе, Шакир, живется... А будет лучше? Как ты думаешь - будет
лучше или нет?
     Мне хотелось узнать -  ждет ли  он  чего,  надеется ли на что-нибудь?
Только я  опасался,  что не поймет Шакир вопроса.  Ан нет,  понял -  глаза
осветились, расширились, помолодели.
     - Все будит хароший...
     - Так  где  же  хорошо-то,  -  донимал я  его,  -  посмотри,  как  ты
нуждаешься...
     - Сичас нет - и плоха... А когда будит - хорошо будит...
     - Ты уж не доживешь, Шакир...
     - Девчонка жить будит, дочка жить будит...
     - А знаешь ты, что такое совет?
     - Совет? - переспросил он. - Совет знаю, ходил совет...
     - Нет, ты знаешь ли, как он выбирается, кто выбирает и что он делает?
     Как ни силился Шакир что-то мне объяснить,  - понять было невозможно.
Я  стал ему  объяснять.  Смеется радостно,  останавливает меня среди луж и
навозных кучек.  Извозчики и  автомобили обдают  грязью,  а  мы  стоим,  и
возбужденный Шакир, глядя мне в глаза, спрашивает торопливо:
     - Бедный человек не будит?
     - Не будет, Шакир.
     - Все работать будим?
     - Все...
     - Ленин сказал?
     Я радостно вздрогнул от этого вопроса.  Мы про Ленина еще не говорили
с ним ни слова - Шакир назвал его имя первый...
     Так,  значит,  и  он,  этот  вот  темнейший человек,  знает,  знает и
чувствует,  что имя Ленина можно называть лишь там,  где говорят о  труде,
что Ленин и труд - одно и то же?..
     Перескажешь ли все,  что говорили мы за двухчасовую дорогу.  Только я
заметил,  прощаясь,  что  Шакиру слова мои  запали в  душу,  что  они  ему
радостны,  что редко-редко, может быть никогда, не говорили еще с ним так,
как это вышло теперь...
     Взявши краюху хлеба в обе руки,  погладывая ее с концов, он уходил от
меня,  веселый и  довольный,  на  свою  далекую "Тагански",  к  голодающей
малютке дочке.

10 марта 1922

__________________________________________________________________________

          Фурманов Д. А.
          Ф95. Рассказы;  Повести;  Заметки о литературе  /  Сост.  М.  Л.
     Катаева.  -  М.:  Моск.  рабочий,  1984.  -  416  с.  -  (Однотомники
     классической литературы).
          ИБ ј 2740
          В книгу входят  повести  "Чапаев",  "Красный  десант",  а  также
     рассказы "На подступах Октября", "Маруся Рябинина" и др.
          Тираж 200 000. Цена 2 р. 60 к.
     Составитель М. Л. Катаева
     Заведующая редакцией Л. Сурова
     Редактор С. Митрохина
     Художник Р. Данциг
     Художественный редактор Э. Розен
     Технические редакторы Н. Привезенцева, Г. Бессонова
     Корректоры З. Комарова, И. Фридлянд, Г. Трибунская, И. Попкова
__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 02.08.2002
     О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: vgershov@chat.ru
     Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/



                        Дмитрий Андреевич ФУРМАНОВ

                             МАРУСЯ РЯБИНИНА

                                 Рассказ


     Городской совет помещался в доме фабриканта Полушина. Дом просторный,
удобный,  комнат хватало на всех -  нашлась внизу, под каменной лестницей,
малая  каморка  и  штабу  Красной гвардии.  В  семнадцатом году  мы  вовсе
забывали, где живем на постоянном житье: там ли, где осталась семья, здесь
ли,  в  совете,  где  надо быть начеку и  ночь и  день.  И  больше времени
проводили в совете: день, от зари до полуночи, - по заседаньям, в приемах,
по митингам -  мало ли что!  От полуночи до рассвета дремали мы на широких
дубовых столах,  по лавкам,  на притоптанном смачном полу - кто где наугад
умостится.  В  штабе  гвардии -  круглые сутки содом;  приходили рабочие с
фабрик,  отмечались,  давали сведенья о  своих  отрядах,  получали оружие,
подписывались на разных обещаниях,  правилах,  брали инструкции,  уходили.
Была бессменная возня с учетом, много хлопот было и с оружием - оно частью
хранилось тут же  в  комнатке,  частью во дворе,  в  сарае -  автомобилями
возили его сюда из военкомата.
     В штабе гвардии впервые я встретил Марусю Рябинину.  Была она девушка
вовсе ранняя, годов семнадцати. Лицом кругла, в щеках румяна, носик торчал
красной шишечкой,  светло-зеленые шустрые глаза просверкивали через темную
изгородь ресниц.  Русые гладкие волосы Маруси отхвачены коротко и неровно;
из-под платочка торчали они за ушами и на затылке будто жесткие оборванные
пучочки мочала.  Ходила Маруся в кожаной тужурке,  в плотной черной юбке -
так ходила и лето и зиму, другого костюма не знала.
     Первый раз я увидел Марусю в штабе гвардии.  Она сидела,  пригнувшись
круто  над  столом,   опрашивала  грудку  рабочих,   записывала  то,   что
рассказывали.
     Прошел  восемнадцатый год.  В  январе  девятнадцатого мы  уходили  на
Колчака.  Иваново-вознесенские ткачи  посылали тогда свой  первый тысячный
отряд.  Этот  отряд развернулся на  фронте в  полк,  и  прошел тот  полк -
Иваново-Вознесенский полк  прошел страдный путь  по  Уралу,  по  самарским
степям, был на Украине, с конницей Буденного. Ходил на белую Польшу.
     С первым отрядом ушла и Маруся Рябинина.
     Горели пожары весенних боев -  Колчак наступал на Волгу.  То были дни
колчаковских побед, дни, когда по югу раздольными полями в Москву развивал
свой  ход  Деникин,  когда  по  северу  рыскали хищным  зверьем английские
добытчики.  Советская Россия нервно дрожала в  когтистом капкане упорного,
лютого,  смелого врага.  Надо  было  резким усильем разжать капканью цепь,
вырвать мускулы из тесных пут,  врага ударить с отвагой, с размаху, в лоб.
И  первым же  крепким ударом надо было вышибить дух Колчаку.  Мы  скликали
против победного адмирала со всех концов советские полки.
     Округлилась крутой железной грудью и  встала в упор и глянула дерзко,
не мигая,  врагу в лицо дивизия чугунных чапаевских полков. В этой дивизии
был  полк  иваново-вознесенских ткачей,  в  том  полку  шла  бойцом Маруся
Рябинина.
     С  переломных апрельских дней  врага  повернули вспять.  В  апреле от
Бузулука в Бугуруслан гнали мы с присвистом и гиком белое вражье войско.
     Есть такое село в  просторах от  Волги к  Уфе  -  Пилюгино -  его  не
забудешь целую  жизнь.  Был  под  Пилюгиным бой.  Ревели  и  выли  орудия.
Шрапнель целовала огненным поцелуем голубой небесный овал. Как злые цепные
псы -  рвали,  визжали пулеметы.  Ссеченным колосом падали бойцы - птицами
бились  в  подсолнечных  зарослях.   Враг  смолк.  Враг  пропал.  И  сразу
остановилась страшная,  испуганная тишина; мы мертвыми цепями молча шли по
гумнам к затихшим избам села, шли и не знали, как встретят? Неужто роковая
засада припряталась здесь по углам?  Неужто эти глухие овины, эти молчащие
избы стерегут нас страшной тишью? Мы робко ступали, как в погреб, чиненный
динамитом.   Крался   Иваново-Вознесенский  полк,   скрипела  под   ногами
непокорная жухлая  трава.  Шла  в  цепи  Маруся Рябинина,  устало свисла в
нервных  руках   тяжелая  каштановая  винтовка,   глаза  горели  страстным
возбужденьем,  но  улыбалось открытое чистое девичье лицо.  Полк вкрался в
село, тихо вполз в улицы. Село молчало. Враг через гору скрылся в лес.
     Прошло недолгое время,  и снова уж бьется полк у Заглядина, на берегу
Кинеля.  Был по цепям приказ:  приступом взять вражьи окопы. Окопы на том,
на крутом берегу,  до окопов вброд,  сквозь волны,  волнам вперерез,  надо
внезапно,  срыву прорваться бойцам.  Берег рыхл и крут, плотно укрыт в нем
враг -  врагу наши цепи открыты на  удар.  Как  только метнулась команда -
кинулись в  волны,  -  в  первой цепи Маруся Рябинина.  Вмиг,  лишь в воду
скакнули бойцы, - грохнула дробь пулемета из крытых песчаных дыр.
     И первая пуля -  в лоб Марусе. Выскользнула скользкой рыбкой винтовка
из рук,  вздрогнула Маруся,  припала к волне, вспорхнула кожаными крыльями
комиссарки  и  грузно  тиснулась  в  волны,  а  волны  дружно  подхватили,
всколыхнули теплый  девичий  труп  и  помчали  весело  на  зыбких  зеленых
хребтах.
     За  Марусей,  за  черной  мелькающей  тенью,  в  воде  вьющимся  алым
шнурочком дрожала изумрудная, кровавая струя...
     Полк прорвался на берег.  Полк выбил цепи врага, занял глубокую ленту
недоступных нор.
     Теперь -  далеко позади те  годы.  И  нет  больше звонкой круглолицей
красноармейки Маруси Рябининой.  Но не остудишь сердце,  как с  болью и  с
гордостью в памяти встанет прекрасный образ.  Сколько,  Маруся, таких, как
ты, верных до последней жизненной черты, ушло в дни кровавой сечи!

Москва, 12 ноября 1925 г.

__________________________________________________________________________

          Фурманов Д. А.
          Ф95. Рассказы;  Повести;  Заметки о литературе  /  Сост.  М.  Л.
     Катаева.  -  М.:  Моск.  рабочий,  1984.  -  416  с.  -  (Однотомники
     классической литературы).
          ИБ ј 2740
          В книгу входят  повести  "Чапаев",  "Красный  десант",  а  также
     рассказы "На подступах Октября", "Маруся Рябинина" и др.
          Тираж 200 000. Цена 2 р. 60 к.
     Составитель М. Л. Катаева
     Заведующая редакцией Л. Сурова
     Редактор С. Митрохина
     Художник Р. Данциг
     Художественный редактор Э. Розен
     Технические редакторы Н. Привезенцева, Г. Бессонова
     Корректоры З. Комарова, И. Фридлянд, Г. Трибунская, И. Попкова
__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 02.08.2002
     О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: vgershov@chat.ru
     Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/



                        Дмитрий Андреевич ФУРМАНОВ

                           ПО КАМЕННОМУ ГРУНТУ

                                 Рассказ


     За перевалом,  по берегу Черного моря,  идут красноармейцы. Их много,
целые  тысячи.  А  еще  больше  идет  с  ними  разного  присталого народу:
иногородних  станичников,   женщин,   стариков,   ребятишек...   Все   это
погрузилось на широкие телеги -  сами беженцы,  сундучки, узелки, мешочки;
кое-где  выглядывает поросенок,  красноголовый петух,  собачонка...  Пыль,
скрип,  непрестанная брань,  перекличка,  лязг оружия, человеческий гомон.
Позади,  в станицах,  озверелые казаки истязают оставшихся -  тех,  что не
успели  бежать.   Лазят  теперь  по  оставленным  хатам,   роются,   ищут,
растаскивают чужое добро...  А вот в Новороссийске,  так недалеко,  они уж
наставили виселиц,  и  этот  прискакавший товарищ  рассказывает,  как  они
подводят пленного к перекладинам, заставляют его надевать на шею веревку и
вешаться самому...  Бр-р-р...  Не  одного,  не  двух  -  сотнями ведут под
перекладины этих  несчастных  невольных  самоубийц.  Офицеры  крутят  усы,
хохочут.  Изредка  плюют  в  лицо  проходящим  пленникам  -  так,  как  бы
невзначай,  как бы  не  разбирая:  камень тут или человек.  Они уже устали
издеваться,   ухмыляются  да   изредка   покрикивают:   "Ладно!..   Так-то
сволочь!.."  По  городу рыщут "вольные" люди -  им нет ни от кого запрету:
куда зайдут,  что возьмут,  с  тем и останутся.  Они могут и голову снести
безответно.  Могут и дочурку-девочку изуродовать хмельной компанией -  это
никого  не  тронет:  офицер  посмеется над  удалью лихого казака...  Город
утонул в пьяных парах,  стонах,  кровавом запахе... Носится черная смерть,
грызет бесконечные жертвы...
     За перевалом идут красноармейцы -  разутые, раздетые, без штыков, без
патронов.  Им нечем отбиваться от своры палачей, горами и ущельями отходят
они на юг, где можно добраться до своих. Голодно. Хлеба нет. Уже давно они
едят только желуди да кислицу...  Лошадиные трупы усеяли путь - коням тоже
нечем  питаться:  бесплодны и  холодны горные  скалы.  То  здесь,  то  там
остается телега -  ее некому везти. И у каждой телеги драма. Ребятишкам не
успеть за красноармейцами.  Мать не уведет их,  не унесет -  она сама чуть
стоит на ногах.  Остаться нельзя - наскочат, изуродуют озверелые казаки...
А вон,  посмотрите:  в телеге остались двое малюток -  одному года четыре,
другому два...  Глазки вспухли, красные, полные слез... Армия идет, уходит
и мать,  а малютки остались...  Протянули ручонки, кричат, еще не понимают
того, что скоро умрут с голоду. Исступленная простоволосая мать, восковая,
дрожащая,  уходит за скалы - все дальше, все дальше. Отойдет, остановится,
посмотрит на малюток,  закроет руками лицо -  и  дальше...  А  потом снова
встанет и  снова  смотрит,  а  слезы падают на  скалистый грунт...  Так  и
ушла...   Малютки  остались  под  откосом  с   простертыми  ручонками,   с
наплаканными глазами.
     За  перевалом идут красноармейцы.  Те,  которым дальше не  под  силу,
больные и раненые,  садятся отдохнуть и остаются - им уж никогда больше не
догнать ушедших далеко вперед...
     Лошадиные  трупы,  плачущие  малютки,  беспокойные курицы,  телеги  с
добром,  больные красноармейцы -  все остается по пути, погибает медленной
неизбежной смертью...  Справа море,  слева скалы, сзади свирепые казаки, а
впереди - впереди не догнать ушедших товарищей.
     За перевалом, по каменному грунту, уходят вдаль красноармейцы...


     25 марта 1921 г.

__________________________________________________________________________

          С 56.  Советский военный рассказ. / Вступ. ст. Е. А. Глущенко. -
     М.: Правда, 1988. - 576 с.
          Сборник составили  военные  произведения советских писателей Вс.
     Иванова, К. Симонова, А. Платонова и др.
          ИБ 1646
          Тираж 300 000 экз. Цена 2 р. 70 к.
     Редакторї                И. А. Бїаїхїмїеїтїьїеївїа
     Оформление художникаї    П. С. Сїаїдїкїоїгїо
     Художественный редакторї В. В. Мїаїсїлїеїнїнїиїкїоїв
     Технический редакторї    Е. Н. Щїуїкїиїнїа

__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 11.07.2002
     О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: vgershov@chat.ru
     Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/



                        Дмитрий Андреевич ФУРМАНОВ

                               ИЗ ДНЕВНИКОВ

                               (Извлечения)

     ________________________________________________________________

                               СОДЕРЖАНИЕ:

                                 1919 год
                                 1920 год
                                 1921 год
                                 1922 год
                                 1923 год
                                 1924 год
                                 1925 год
                                 1926 год

                                Примечания

     ________________________________________________________________


                                 1919 ГОД

9  я н в а р я

     ...Я  уезжаю* на  фронт...  Мы  едем туда на большое,  ответственное,
опасное дело. Фрунзе назначен командующим 4-й армией. Меня пригласил ехать
вместе с  собой.  Партийный комитет скрепя сердце отпустил и  благословил.
Теперь все  кончено.  Через несколько дней уезжаем.  Какую там  буду вести
работу,  пока точно не  знаю,  но полагаю,  что ту же,  что вел за эти две
недели  своего политического скитания по  Ярославской губернии:  агитация,
пропаганда,  организация,  налаживание всевозможных контактов,  смещение и
назначение различных политических ответственных работников и  т.  д.  Едем
куда-то на Пермь,  а может быть,  и в другое место:  пока что питаюсь лишь
слухами...
     Оставляю дорогое Иваново.  Сколько тут  было положено труда,  сколько
тут  было  пережито  радостей  и   страданий!   Здесь  впервые  получил  я
политическое крещение, здесь понял правду жизни, осветил ею свою юную душу
и загорелся...
     Вот  уже  скоро два  года,  как горю,  горю,  не  угасая.  Как робки,
неопытны  были  мои  первые  революционные  шаги!  Как  тверды,  спокойны,
уверенны они  теперь!  Неизмеримо много дали мне  эти  два года революции!
Кажется,  целую жизнь не получил бы,  не понял бы,  не пережил бы столько,
сколько взято  за  время  революционной борьбы.  Все  самое лучшее,  самое
благородное,  что  было в  душе,  все  обнажилось,  открылось чужому горю,
чужому и собственному взору.  Открылись новые богатства,  о которых прежде
не  думал.  Например,  умение  говорить,  ораторские способности —  прежде
как-то совершенно не замечал.  Теперь они,  эти способности, развиваются и
крепнут. А я радуюсь их расцвету, с ними цвету и сам.
     И теперь,  оставляя тебя, мой родной черный город, я жалею об одном —
что  не  буду  жить и  работать среди рабочей массы,  среди наших твердых,
терпеливых, страдающих пролетариев. Привык, сросся я с ними. И отрываясь —
чувствую боль.  Вернусь ли?  А если вернусь —  когда,  при каких условиях,
кого застану,  кого не будет?  Прощай же,  мой черный город, город труда и
суровой борьбы!  Не ударим мы в грязь лицом,  не опозорим и на фронте твое
славное  имя,  твое  геройское прошлое.  Мы  оправдаем название борцов  за
рабочее дело и все свои силы положим и там,  как клали, отдавали их здесь,
у тебя.  Неизмеримою радостью ширится душа. Тихою грустью разлуки томится,
печалится она.  Прощай же, прошлое — боевое, красивое прошлое! Здравствуй,
грядущее,  здравствуй,  новое, неизведанное — еще более славное, еще более
прекрасное!


26  ф е в р а л я

                                  ЧАПАЙ

     Здесь по  всему округу можно слышать про  Чапаева и  про  его славный
отряд.  Его просто зовут Чапай.  Это слово наводит ужас на  белую гвардию.
Там,  где заслышит она о его приближении,  подымается сумятица и паника во
вражьем стане.  Казаки в ужасе разбегаются,  ибо еще не было,  кажется, ни
одного случая,  когда бы Чапай был побит. Личность совершенно легендарная.
Действия  Чапая  отличаются  крайней  самостоятельностью;   он   ненавидит
всевозможные планы,  комбинации,  стратегию и  прочую военную мудрость.  У
него  только  одна  стратегия  —   пламенный  могучий  удар.  Он  налетает
совершенно внезапно,  ударяет прямо в  грудь и  беспощадно рубит направо и
налево. Крестьянское население отзывается о нем с благодарностью, особенно
там,  около Иващенковского завода, где порублено было белой гвардией около
двух тысяч рабочих.
     В случае нужды — Чапай подымает на ноги всю деревню, забирает с собой
в бой всех здоровых мужиков, снаряжает подводы. Я говорил с одним из таких
"мобилизованных": ничуть не обижается, что его взял Чапай едва не силой.
     "Так,  говорит,  значит,  требовалось тогда  —  Чапай не  ошибается и
понапрасну забирать не станет".
     Крайняя самостоятельность,  нежелание связаться с остальными красными
частями в общую цепь повели к тому,  что Чапай оказался устраненным. Кем и
когда —  не знаю. Но недавно у Фрунзе обсуждался вопрос о том, чтобы Чапая
пригласить  сюда,   в   нашу  армию,   и  поручить  ему  боевую  задачу  —
продвигаться, мчаться ураганом по Южному Уралу, расчищая себе дорогу огнем
и мечом.
     Ему поручат командо