лось тоже самое. Татары были  везде
разбиты. Тохтамыш понял, крепости ему не взять.

     Наступило трагическое 27 Августа. В это утро к стенам подошли изменники
русские,  перешедшие  к  татарам.  Князь  Новгородский, тот самый, что был в
совете у Дмитрия, кричал.
     - Позовите князя Михаила Тверского.
     - Чего тебе, я здесь, - раздался голос со стены.
     Князь Михаил не уехал из Москвы, очень беспокоился за  свое  имущество.
Домина полный добра и много золота и денег в подвалы припрятано, надеялся на
благополучный исход.
     - Я от великого князя Дмитрия Донского, с грамотой.
     - Пропустите князя, - сразу зашумел Михаил.
     Ворота  открыли  и  изменники  въехали в крепость. Остею сразу принесли
грамоту от Тахтомыша и Дмитрия. В первой, хан  предлагал  открыть  ворота  в
крепость,  так  как  и  прежде,  с  Дмитрием  заключен  мир  и  он больше не
собирается с Москвой воевать. Тохтамыш, как союзник князя, предлагает  Остею
встретится  и  вступить в переговоры. Вторая грамота была от Дмитрия, где он
приказывал открыть ворота и не оказывать сопротивление, так как он  с  ханом
договорился  о  выплате  дани  и  то,  что  тот обещал ему не учинить городу
разорение. Юный князь поверил этому, так как очень доверял Дмитрию  Донскому
и  ему  неведомо  было,  что  грамоту сочинил предатель, князь Новгородский,
который и пришлепнул ее, украденной Дмитриевой печатью. Но не  все  поверили
Тохтамышу,  уж  больно  памятно на Руси, как подло таким путем были вырезаны
города и проиграны битвы. Бывшие вожди вече, предложили князю  подождать  до
утра  и  желающим  воинам  уйти  через Москву- реку. Князь согласился. Ночью
через реку ушло тысяч пятнадцать воинов, в городе осталось около 24.  Тимоха
тоже бежал в леса.

     Утором  следующего  дня  Остей с группой бояр и князей вышел из ворот с
подарками для  хана.  Татары  не  изменились.  Они  отрубили  ему  голову  и
ворвались  в  единственные открытые ворота Москвы. Несмотря на сопротивление
оставшихся, всех побили, все ограбили и сожги.

     В истории народы по разному относились к своим  вождям,  одних  любили,
других  презирали,  к  третьим  относились  как  к пустышкам. Как относились
русичи к Дмитрию? Это  вопрос  из  вопросов.  Его  храбрость  на  поле  боя,
вызывала  симпатию, а бегство из Москвы - презрение. Особенно это отразилось
в городе Муроме. Когда после  захвата  татарами  Москвы,  Дмитрий  как  заяц
метался  по  городам  Руси,  его  путь пролегал через этот город. Жители уже
прознали про все и про захват Москвы и про его трусость.  Когда  Дмитрий  со
своей  семьей  и  дружиной проезжал через Муром, его жители не пожелали дать
пристанища  князю.  Они   оплевывали   его,   закидывали   грязью,   кричали
непристойности  и даже напали на его семью. Авдотью и детей чуть не раздели,
все их барахло утащили, дружине с трудом удалось их отбить. Вот так  говорят
летописи...

     Урок   истории-  это  не  только  нахождение  истины,  это  выводы  для
поколений, это наука, которая нужна каждому из  нас  для  того,  что  бы  не
повторять  ошибки,  сделанные  нашими  предками. Вернемся к итогам правления
Дмитрия Донского. Победа на Куликовом поле, великая победа русского  народа,
была  сведена на нет, человеком, которого наша история восхваляет. Дмитрий и
его новая команда вернули Русь в татарское иго еще на 200  лет.  Кое-кто  из
нас,  как  и  соратники  Дмитрия  пытаются его оправдать, что мол не хватало
воинов, не успели собрать и так  далее.  Чушь.  Времени  было  достаточно  и
войско  можно  было  набрать. Сумели бы, отстояли, если бы глава государства
не...струсил..., если бы..."


КОНЕЦ НОВОГО УРОКА

     Они пришли ночью. У меня в это  время  была  Гюльнара.  Завернувшись  в
одеяло, она молча смотрела, как здоровенные парни копались в вещах.
     - Вы кто? - спросил ее старший.
     - Жена.
     - У нас нет сведений, что у Михаил Ивановича есть жена.
     Гульнара молчит. Старший больше на нее не обращает внимание.
     - Одевайтесь, - говорит он мне.
     Я одеваюсь и подхожу к Гюльнаре.
     - Все  равно,  вроде и время другое, а за историю приходиться отвечать.
До свидания. Передавай привет друзьям, своему отцу.
     Мы целуемся и в, сопровождении охранников, меня уводят.
     - Я буду ждать тебя, - неслось мне вслед.

     В тесной камере, сразу задали вопрос.
     - За что, посадили?
     - За историю.
     - Так вам и надо, - ворчит  пожилой,  раздетый  мужик,  -  всю  историю
испоганили, сволочи.
     - А  точней  нельзя,  -  спрашивает  раздетый  амбал, - в какую историю
вляпался?
     - Я преподаватель. Говорят, не то говорил, не тому учил.
     - Ну и дурак.
     Вся полемика на этом закончилась.

     Следователь дотошно копал, по каким источникам я готовился. Оказывается
все мои лекции записаны у него на пленку и теперь мы разбираемся, чуть ли не
по каждому подозрительному предложению.
     - У Соловьева и Карамзина нет  такого  слова,  -  трус.  Почему  же  вы
употребляете это слово для Дмитрия?
     - А слова- упал духом - вы как сможете трактовать?
     - Это я должен вас спрашивать.
     - Хорошо.  Упал  духом,  значит  испугался,  опустился, струсил. Весьма
вольный перевод.
     - Вы же так смело выступали перед молодежью, которая все впитывает, как
губка. Как же вы преподнесли им вольный  перевод,  вместо  истины?  Сами  же
говорите, что основа истории, это истина.
     - Разве я против нее погрешил?
     - Хорошо. Не может же быть у истории две истины?
     - Значит надо искать новые факты и доказывать свою правоту.
     - К  истории  нельзя  относиться  как к легкомысленной девке, сегодня с
одним, а завтра с другим. Наша история должна быть незыблема.
     - Это формулировка облегчила бы работу следователям, но к  счастью  это
не  догма  и  нигде она еще не утверждена. Вы даже не смогли представить мне
обвинение.
     - Почему же? Я уже с начала нашей встречи,  представил  вам  обвинение.
Вот  оно,  я  еще  раз  зачитываю.  Вас  обвиняют в агитации молодежи против
существующего строя.
     - По крайне мере, я тогда не вижу сущности обвинения. Судьба истории  с
Дмитрием Донским не может быть агитацией против общества.
     - Вы  так  думаете?  К  сожалению  другие  думают не так. Вот заявление
преподавателей, Андрейченко, вашего парторга,  ряда  студентов.  Кстати,  вы
знаете Татьяну К.
     Вот те на? Я с ней целовался в колхозе. Неужели, Танька?
     - Знаю.
     - Вот  она  описывает,  как  вы  дошли  до  этого. Как она вас пыталась
вернуть на путь истины и ничего не вышло.
     Следователь трясет перед моим носом какой то бумагой.
     - Наверно, это право каждого человека думать по разному.
     - Мы живем с  вами  в  обществе,  где  люди  стремятся  к  одной  цели,
строительству  коммунизма,  они  могут  думать  по разному, но к цели должны
стремиться одной и все  готовы  отдавать  для  этого.  История  должна  тоже
служить людям и помогать им в этом.
     - Историю нельзя искажать ради идеи.
     - Вы неисправимы.

     На  следующий  день  тюрьма  гудела и никого не дергали по следственным
делам.
     - Братва, - орал раздетый амбал, - Брежнев умер. Ура...
     - Наконец, сдох жирный боров, - вопил другой.
     - Чего радуетесь, другого поставят, может хуже этого будет? - удивляюсь
я.
     - Дура,  амнистия  будет.  Каждый  новый  руководитель   страны,   дает
амнистию.
     - Вдруг и этот не даст?
     - Даст. Все дают.

     Суд был закрытый и скорый, меня обвинили по всем статьям. Дали семь лет
и отправили  в  Иркутский  изолятор. Ни слова об амнистии, ее дают уголовным
элементам.

     Прошло пять лет.
     К власти пришел Горбачев и права человека потихоньку стали внедряться в
общество. Скрепя  зубами,  власти  пришлось  выпускать  всех  диссидентов  и
политических  заключенных. Я попал в их списки и вот меня выпустили. Получив
на последок из тюрьмы драный ватник  и  зашарпанный  чемоданчик,  приехал  в
знакомый город и теперь стою у знакомого дома.
     - Миша, - Гюльнара уткнулась мне в плечо.
     - Я вернулся.
     - Мой папа недавно умер.
     - Профессор? Когда?
     - Три месяца назад. О тебе все вспоминал.
     Я вдыхаю аромат ее волос.
     - Я вернулся. Все теперь будет по другому.
     Она вздрагивает от плача.

     В  институте  меня  приветствовали  те,  кто когда то знал и помнил. На
кафедре членкор Дальский принял в свои объятия.
     - Михаил Иванович, вернулся. Слава богу, все неприятности позади.
     - Я насчет работы...
     Улыбка сразу пропала с его лица.
     - К сожалению все места заняты. Мы не можем брать сверх штата.
     - Что же, очень жаль.
     В кабинет входят Дмитрий  Константинович  и...  Таня.  Они  цепенеют  у
входа.
     - Михаил Ивановича выпустили, - радостно им сообщает Дальский.
     Они молчат и наконец, Таня выдавливает.
     - Здравствуйте, Михаил Иванович.
     Я отворачиваюсь от них и говорю зав кафедры.
     - Пожалуй действительно, мне у вас делать нечего. До свидания.
     Поворачиваюсь  и  иду к двери. Парторг отшатывается, а Татьяна испугано
отпрыгивает к окну. Я выхожу из кабинета. За углом коридора стоит Гюльнара.
     - Ну что? - спрашивает она меня
     - Ничего. Мест нет.
     - Я так и знала. Слушай, я только что подслушала у студентов, Танька то
теперь преподаватель. Сегодня у нее лекция о Куликовской битве.
     - Да что ты говоришь? Может пойдем?
     - Пойдем.

     - ... Таким образом, под руководством Дмитрия Донского, была разгромлена
Орда.  Эта  битва  привела  к  единению  и  укреплению   Руси.   Талантливый
полководец, мудрый руководитель государства, князь Дмитрий заслужено получил
звание    Донского   и   навеки   внесен   в   списки   выдающихся   русских
военоначальников.
     На этом лекции о времени правления Дмитрия Донского заканчивается и  мы
переходим к следующему историческому периоду....
     Татьяна собирала конспекты и студенты стали покидать лекционный зал.
     - Ну что? - спросила Гюльнара.
     - Все по прежнему. Ничего не изменилось.
     - Изменилось. После Куликовской битвы, лекций об этом периоде больше не
читают. И студентам теперь невдомек, почему мы попали в кабалу к татарам еще
на 200 лет.

     Я  устроился на работу в техникум и учу ребят истории. Конечно новой, в
стране все-таки  перестройка.  По-прежнему  есть  инспектирующие,  парторги,
которые  ни как не могут успокоиться и вовсю мешают мне, но я уверен, придет
время и люди будут принимать уроки истории всерьез  и  брать  из  нее  самое
полезное.


Евгений Кукаркин.
Трудно быть героем



     Первым их увидел Боря.
     - Комета, комета, я их вижу, они левее. .
     Комета. - это наши позывные. Я летчик, Миша- оператор, летим  на  своем
МИ-28  за  Борей, выдерживая дистанцию, метров триста. Я смотрю влево и вижу
колонну грузовиков, пылящих по этой сухой без лесистой местности.
     - Мы их тоже видим, - отвечает мой напарник по внутренней связи
     - Комета, я с головы, не давай им разбежаться.
     Сепаратисты уже остановили колонну и начали  расползаться  от  машин  в
разные  стороны. За вертолетом Бори выпрыгивают белые хвосты противоракетной
приманки. По нашим сведениям, проклятые "стингеры", уже закуплены  дудаевцам
и  не  дай бог, если какой-нибудь придурок влепит эту пакость в наши машины.
Боря прошелся ракетами и снарядами по колонне. Вспыхнули машины. Мы с  Мишей
идем  с  боку  и  стреляем  из  пушек по прыгающим фигуркам. Забарабанило по
корпусу, это пули чеченцев настигли брюхо вертолета. Проскакиваю  колонну  и
опять иду на разворот, чтобы использовать весь боезапас. Теперь наш вертолет
идет  над колонной, а Боря расправляется с разбегающимися боевиками. Одна из
моих ракет попадает в бронетранспортер и он подпрыгивает от взрыва.
     - Комета, отходим.

     На базе идет обычная жизнь. Техники копаются в машине,  а  мы  сидим  в
курилке и делимся впечатлениями с другими летчиками.
     - Эта  война  самая  идиотская  и дурная, - говорит майор Воронов. - Ну
разве так можно воевать. Этим сволочам, можно стрелять из под юбки женщин, а
нам нельзя им ответить, потому что  дудаевцы  и  наши  правозащитники  сразу
поднимают  вой,  о  невинных  жертвах и о правах человека. На 5 блокпосту из
толпы женщин стали стрелять по нашим ребятам, а когда те ответили, то  сразу
думские правозащитники создали комиссию о гибели гражданского населения.
     - Это  еще  что,  -  включается  капитан  Терехов,  -  попечители  прав
человека, сидят в штабе у Дудаева и словами их  пропаганды  обливают  грязью
наших  солдат и офицеров, а когда мы показываем всем отрезанные головы наших
ребят, то тут же эти болтуны говорят, что это бандиты из русских, а они сами
себя режут.
     - Эх. Пройтись бы  по  этой  сволочи,  бомбовым  ковром,  -  продолжает
Воронов.  -  Только  из  какой-нибудь дыры выстрел и разнес бы все в радиусе
километра, ни одной крысы в живых не оставив.
     - Это другая война, - вступает в  разговор  лейтенант  Колотов,  -  нас
учили  большим операциям с применением танков, самолетов, ракет, а здесь все
по  другому.  Мы  ни  когда  не  привыкнем  воевать  с  чеченцами,   которые
подставляют   свои   семьи   вместо   укреплений.   В   этой   бойне  самыми
результативными  оказались  вертолеты.  Теперь  самый  страшный   враг   для
бандитов, оказались мы.
     - А  тебе  разве  не попадало, - устало говорит Боря, - когда ты разнес
хату с пулеметчиком, тебя разве не размазывали по  стене.  Все  газеты  мира
тогда  опубликовали, что наш вертолет разнес жилые постройки, убита женщина,
ребенок, старик и корова, а о дудаевце ни слова.
     - Чего вы зря шумите? - Терехов крутит в руках бумагу. - Полюбуйтесь на
эту листовку, выпущенную чеченцами. Слушайте текст. "Русские летчики, вы все
у нас на учете. Даже после войны вам не будет покоя от нашего народа, за  те
мучения  и  разрушения,  что  вы нам принесли. Мы теперь от вас не отстанем.
Аллах Акбар". Ниже перечислены все наши фамилии.
     - Где достал? - встрепенулся Воронов.
     - Техники принесли.
     - Они слово держат,  когда  сбили  Махотина,  над  его  телом  и  телом
оператора  глумились.  А  потом  искромсали на куски мяса и прислали к нам в
штаб с номером 14 и 15. Это значит, уже 15 летчиков погибли  здесь.  Пленных
не  берут,  а  мертвых  кромсают.  В  штабе говорят, дудаевцы создали особый
отдел, который занимается только нашими душами.
     Захрипел динамик над головами.
     - Майор Воронов, капитан Терехов, с экипажами, на вылет.
     Все зашевелились.
     - Ни пуха, ни пера, ребята, - кричит им Боря.
     - Иди к черту.
     У Бори напарник, сибиряк  Вася,  здоровенный,  спокойный  и  молчаливый
амбал. Он прощается всегда вяло, подняв ослабленную руку. Вот и на этот раз,
махнув рукой, он говорит.
     - Никак ребят послали на Кош Юрт?
     Это единственная фраза, произнесенная им, пока мы изливались в курилке.
     - Там жарковато, - сказал кто то.

     У  нас опять вылет. Пехота застряла перед селением, где засели дудаевцы
и теперь требуется наша помощь.
     Я и Боря в штабе.
     - Вот вам цели, - говорит начальник штаба полковник Колосов,  -  только
не  откланяйтесь.  Этот  дом,  этот  и  вот  этот,  -  его карандаш ковыряет
квадратики на карте.- уничтожить. Постарайтесь не  задеть  остальные,  а  то
вони  будет  на  весь  мир.  Держите  связь с Кордом, это позывной командира
полка. Все ясно?
     - Попробуй в такой тесноте домов не задеть другие, - говорит Боря.
     - Вот и попробуй.

     Мы летим со стороны солнца и тут же  нарываемся  на  плотный  огонь  из
стрелкового  оружия  и  даже  зенитных  пулеметов.  Похоже,  каждое строение
стреляет. Вот и три проклятых дома. Миша ловко послал снаряды в первый дом и
он вздыбился огнем и кусками стен и перекрытий. Боря смазал  ракету  и  она,
упав между двумя домами, сложила их как карточные строения в разные стороны.
     - Мать  твою,  -  несется  в эфире. - Комета, добей цели, у меня задний
винт...
     Теперь я замечаю, что Борин вертолет дымит и исполняет медленный танец.
Захожу еще раз над селением и Миша укладывает ракету в веранду третьей цели.
Она как то странно вспыхивает, огонь  рвется  метра  на  четыре,  потом  дом
раздувается в бок и лопается, осыпая соседние строения досками и бревнами.

     - Комета,  -  несется  мой позывной с земли, - я Корд. Подавите точку в
мечети. Там снайпер и пулеметчик.
     Боря, по прежнему дымя, отходит на Юг. Я  лечу  на  мечеть  и  выровняв
вертолет кричу Мише.
     - Давай.
     Тот  со  злостью  запускает  все  пушки  и  ракеты нашей машины. Мечеть
сгибается пополам потом по частям падает на землю.
     - Отлично, Комета. - доносится от невидимого наводчика.
     И тут же эфир взрывается хриплым ругательством с акцентом.
     - Ты, русская свинья, паршивый Комет...,  тебя  покарает  Аллах  и  вся
ненависть Чечни.

     Я  иду  за  Борей  и  вижу,  что  его вертолет дымит с хвоста все гуще,
снижаясь к двум горбам выжженной земли  за  селением.  Несколько  фигурок  и
машин   выскочили  из-за  крайних  домов  поселка  и  ринулись  к  падающему
вертолету. Пушки Михаила исправно  перемалывает  два  милицейских  газика  и
кладут  боевиков  на  землю.  Борин  вертолет плюхается на второй холм и он,
вывалившись из него, прихрамывая, бежит от машины. Вася неторопливо вылезает
из покалеченной машины и шагом и не прячась от пуль, отходит за холм.  Ожили
боевики и опять побежали к месту падения. Миша вспахивает снарядами полосу в
их рядах и заставляет всех залечь. Подлетаю к ребятам и сажусь рядом.
     - Залезайте, - с силой ору, что бы перебить шум винтов.
     Они  ничего  не  слышат,  но  устремились  к  нам.  В  нашем МИ-28 есть
технический отсек к нему и двинулись ребята.  Первым  вваливается  Боря,  он
сразу одевает наушники и включается в сеть.
     - У меня с ногой что-то, - орет он.
     - Ранен?
     - Нет. Ударил здорово обо что то.
     Вертолет качнуло, это Вася втиснулся в узкое помещение.
     - Сережа, отваливай, - кричит Боря.
     Я  опять  поднимаюсь  в  воздух  и  вижу нескольких чеченцев у дымящего
Бориного вертолета.
     - Да сожги ты его, - просит Боря.
     - Миша, давай, - командую я.
     Разворачиваюсь и  веду  вертолет  по  стрелочке  прямо  на  цель.  Миша
выпускает  ракету,  она  ярко-желтым  пятном  разметала  вертолет, опрокинув
подбежавших боевиков. Теперь на базу.

     - Сережка, я до самой смерти буду твоим должником, - размяк Боря.
     Мы отдыхаем в курилке. Сегодня удачный день, все вернулись на базу.
     - Брось  ты.  Лучше  скажи,  не  слыхал,  как  по  рации  меня  обещали
покарать...?
     - Слышал.  За  мечеть  они  тебе  снимут  скальп.  Зато  меня за лишний
поваленный дом, наверняка, поставят в угол. Коля,- просит он  Тихомирова,  -
включи НТВ. Посмотрим, что там говорят.
     Диктор  распространяется  о  событиях  в  Чечне. Показывают разрушенные
дома, несчастных старушек и женщин,  которые  плачутся  об  убитых  детях  и
разрушенной мечети. Опять болтливые депутаты несут с экрана несусветную чушь
о нарушении прав человека и стремлении покарать виновных. Будет теперь у нас
очередная  комиссия.  А  о  наших  потерях скупо и по деловому. Погибло пять
человек, одиннадцать ранено.
     - Сволочи, - возмущается Боря, - Опять бандюги из под юбок стреляют,  а
наши  болтуны, кричат, не сметь давать им отпор, женщин и детей мол жалко. А
наших  ребят  совсем  не  жалко.  Каждая   рыдающая   здесь   свидетельница,
ставленница Дудаева. Я бы разнес авиацией все село и следующие бы поселения,
ни за что не стали бы больше принимать бандитов.
     - Политика,  побеждает нас. - утверждает майор Воронов. - Это не война,
а полигон для политиков. Чечня, разменная карта между всякими партиями.
     В курилке идет полемика по поводу наших политических деятелей. К вечеру
все успокаиваются и идут отдыхать по комнатам, выделенным нам в этом доме.