идя, что я
прикладываю  флягу  к  губам  больного,  бек  поднялся  со  своего  места и,
удерживая мою руку, сказал, сердито нахмурив брови:
     - Остановись, девушка. Вино запрещено кораном правоверным!
     - Вино  запрещено  кораном  как  удовольствие и лакомство, - отвечала я
твердо,  -  но  для  больного,  нуждающегося в нем для подкрепления сил, оно
может быть допущено законом.
     - Ты  судишь  как уруска, а не правоверная, - вмешался мулла, покачивая
своей  крупной  в  белой  чалме  головой.  - Я, служитель Аллаха и Магомета,
пророка  Его,  запрещаю тебе, девушка, осквернять вином уста правоверного! -
И,  сказав  это,  старик  выхватил из рук моих флягу и, ударив ею о земляной
пол сакли, разбил ее вдребезги.
     Израил  заметался и застонал сильнее на своем ложе. Его тело горело как
в  огне,  дыхание  с  трудом  вылетало из запекшихся губ, расширенные глаза,
впившись  в одну точку, мрачно горели. Видно было, что молодой горец страдал
невыносимо.
     Мне  было  бесконечно  жаль  его.  Я  поняла мое бессилие в присутствии
горцев  помочь  ему  хоть сколько-нибудь, и потому, выйдя на середину сакли,
сказала твердо:
     - Уздени  и  беки!  Хаджи-Магомет  привез меня сюда по желанию генерала
Джавахи,  чтобы  помочь вашему больному одноплеменнику. Я знаю, что один Бог
спасает,  милует  и  избавляет  от  смерти...  Я,  слабая  девушка,  не смею
надеяться  на свои силы, но я прошу вас дать мне попробовать помочь князю...
Мне  сказали,  что  знахари  аула  отказались  лечить  бека,  потому что, по
приговору   муллы,   часы  его  сочтены...  Но  и  мулла  не  пророк  и  мог
ошибиться...  Я  прошу  только оставить нас одних в сакле, чтобы шум и споры
не беспокоили больного бека!
     Едва  я  замолчала, как все они заговорили разом, сильно жестикулируя и
выкрикивая  слова. Потом, нашумевшись и накричавшись вдоволь, старик в чалме
поднялся со своего места и, приблизившись ко мне, сказал:
     - Слушай,  девушка,  что  я  скажу тебе... Аллах велик и могуществен, и
нет  ничего  сильнее  Его над миром. Аллах открыл мне, своему слуге, что бек
Израил  должен  умереть,  потому  что  прогневил великого Аллаха и Магомета,
пророка  Его!  И  бек  Израил умрет с зарею. Так решено у престола Аллаха, и
черный  ангел  приближается  к  нему  с  обнаженным мечом... Я возвестил это
мудрейшим старейшинам аула Бестуди, и они покорились воле Аллаха.
     - Никто  не  знает  того,  что  случится,  - прервала я речь старика, -
будущее закрыто людям...
     - Не  всем! - возразил мулла. - Сам великий пророк явился ко мне во сне
и сказал, что умрет Израил бек Меридзе.
     - Я  не  верю  этому!  -  сказала  я  смело.  - Пусть ты, мулла, и твои
приверженцы думают одно, никто не может помешать мне думать иное.
     - Ты  смела,  девушка,  речь  твоя  дерзка и отважна, не забудь, что ты
говоришь  с  избранным  слугой  Аллаха,  -  произнес мулла, сверкнув на меня
своими рысьими глазами.
     - А  ты  ручаешься,  что  он  выздоровеет? - смерив всю меня испытующим
взглядом, спросил наиб.
     - Я  надеюсь  на  Бога!  -  произнесла  я  тихо,  снова  возвращаясь  к
изголовью больного.
     - Этого   не  может  случиться!  Правоверные  уже  знают  волю  Аллаха,
переданную  им  моими устами, - снова произнес мулла, весь дрожа от гнева, -
и не тебе, девушка, перечить словам избранных самим пророком.
     - Я  говорю  только  то,  во  что  верю  и  на что надеюсь, - сказала я
спокойно.  -  Придите  на  заре  и,  если  найдете  Израила  мертвым, верьте
пророчеству  муллы,  -  обратилась  я к почтенным горцам, - если же он будет
жив,  отнесите  это к милосердию вашего Аллаха, могущего одинаково казнить и
миловать!
     - Она  права,  -  сказал  голос  наиба,  -  пойдем  отсюда.  С зарею мы
вернемся и увидим, прав ли был мулла и верно ли его пророчество.
     И с этими словами один за другим они вышли из кунацкой.


ГЛАВА XIII

                               Бэлла. Кризис

     - Они ушли, отец?
     - Ушли, Бэлла.
     - Он жив еще, мой князь и повелитель?
     - Жив, волею Аллаха, жив еще! - сказал Хаджи.
     - Можно мне к нему?
     - Входи, Бэлла, твое место подле больного мужа, - сказал Хаджи.
     В  ту  же  минуту  из-за  ковра, скрывавшего вход в следующее помещение
сакли  и служившего дверью, вошла тоненькая, маленькая женщина, вся гибкая и
стройная,  как  тополь.  Бледное  лицо  ее  было  встревожено и печально. На
худеньких  щеках  уже  не  играл румянец юности (татарки старятся рано), но,
несмотря  на  недостаток  румянца  и  скорбный  взгляд  больших черных глаз,
княгиня Бэлла Израил, дочь Хаджи-Магомета, показалась мне красавицей.
     В  два  прыжка  очутилась  она  у ложа мужа и, жадно вглядываясь в лицо
больного, теперь лежавшего в забытьи, быстро зашептала:
     - Еще  ночь...  еще  утро... и Израила не станет... так сказал мулла...
Его  схоронят...  зароют  в  могилу вместе с доспехами и конем. Горько тогда
заплачет  Бэлла...  тяжко  заплачет.  Долго  была  счастлива  Бэлла... много
счастлива...  А  теперь  конец,  всему  конец  - и радости, и счастью... Ох,
отец,  отец,  зачем еще живет на свете твоя Бэлла! - разразилась она глухими
рыданиями.
     Мне  стало  невыносимо  видеть  слезы,  обильно  текущие по ее бледному
личику;  я  бессознательно  приблизилась к ней и, положив ей на голову руку,
сказала:
     - Полно,  успокойтесь,  Бэлла.  Бог  милосерден  и  сохранит вам вашего
мужа!
     Она  быстро  обернулась,  вскрикнув  от  неожиданности. В охватившем ее
приступе горя она и не заметила моего присутствия.
     - Кто ты, госпожа? - так и впилась она в меня глазами.
     Я  назвала  себя,  прибавив,  что  приехала  сюда  помочь, как могу, ее
больному князю.
     Тогда  она  словно  обезумела. С быстротой и живостью горянки бросилась
она  передо  мной  на  колени  и,  покрывая  мое  платье  и  руки поцелуями,
залепетала, смеясь и плача в одно и то же время:
     - О  госпожа,  спаси  его,  облегчи его страдания... и Бэлла не забудет
тебе  этого,  пока  дышит  Бэлла... Мы вынесли много золота и тканей из дома
наиба!..  Мать  пожалела  Израила  и  дала их нам, когда отец прогнал нас из
поместья...   И  трех  коней  взяли  с  собой...  И  много  острых  кинжалов
дагестанской  стали...  Все отдаст тебе Бэлла, только вылечи Израила, добрая
госпожа!
     Я  успокоила  ее,  как  умела,  повторяя,  что  один  Бог  может спасти
недужного.  Потом  принялась за больного. Я сорвала со стен кунацкой ковры и
тяжелые  ткани,  украшавшие  их,  и  открыла  находившиеся под самой кровлей
сакли  два  крошечных окошечка. Мне хотелось, чтобы как можно больше воздуха
и  света  проникло  в  мрачное  жилище Хаджи-Магомета. Потом с помощью Бэллы
сварила  ароматичное  питье,  помогающее  от  жара  и  лихорадки, и дала его
выпить  больному.  На  голову  Израила я положила платок, смоченный в воде и
уксусе, припасенном мне Барбале.
     К  вечеру  больной  перестал  метаться,  но  страшная  слабость  теперь
сковывала  его  члены.  Дыхание  чуть  заметно  шевелило  грудь.  Глаза были
закрыты. Руки бессильно повисли вдоль безжизненно распростертого тела.
     - Гляди,  госпожа,  он  умирает!  -  в  ужасе  вскрикнула  Бэлла, низко
наклонившаяся к лицу мужа.
     Действительно,  жизнь  Израила была на волоске. В ту минуту, когда я, с
силой  разжав  ему  рот,  готовилась  влить в него несколько капель крепкого
вина,  неприятный,  резкий,  уже  знакомый мне голос муллы произнес за моими
плечами:
     - Что,  госпожа,  или  шайтан  не  хочет больше помогать тебе?.. Видно,
Аллах  знает  лучше,  что  надо для молодого князя... Еще луна не взойдет на
небо,  как  душа  его  переселится  в  райские  владения. Уйдите, женщины, -
прибавил  повелительно  голос,  обращаясь  ко  мне  и  Бэлле. - Вам не место
здесь,  у  одра умирающего... Я должен приготовить бека предстать бесстрашно
пред лицом Аллаха.
     - Постой,  ага,  -  произнесла  я  твердо, загораживая дорогу вошедшему
мулле,  -  ты слышал, как наиб позволил мне использовать все средства, чтобы
помочь  его  сыну...  До  утренней  зари  больной  принадлежит  мне. На заре
приходи,  мулла,  исполнять  свое  дело! До зари он доживет наверное, я тебе
ручаюсь!
     - Ступай,   мулла!   -   произнес  Хаджи-Магомет.  -  Если  бек  Израил
почувствует  себя  хуже,  то  я  приду  за  тобой,  клянусь  именем Аллаха и
Магомета, пророка Его!
     Старик  не  посмел усомниться в словах своего друга, Хаджи-Магомета, и,
ворча что-то под нос, вышел из сакли.
     - Вы  не  можете сказать мне, Бэлла, долго ли болен ваш муж? - спросила
я красавицу татарку.
     Молодая  женщина  подняла  на меня свои заплаканные глазки и, перебирая
по пальцам, заговорила:
     - Одно  новолуние...  две,  три... четыре соловьиных песни... Потом еще
четыре   и  еще  одна...  Вспомнила,  госпожа,  вспомнила!  Сегодня  девятое
новолуние... Да, девятая ночь, что мой Израил болен...
     "Девятая  ночь. Стало быть, роковая! - вихрем пронеслось в моих мыслях.
-  Сегодня  надо  ждать  перелома  болезни,  кризиса: на заре бек Израил или
откроет глаза, или вместо него мулла найдет здесь одни холодные останки".
     - Бэлла,  -  сказала  я молодой женщине. - Сегодня участь ваша решится.
Скажите мне, веруете ли вы в Бога, Бэлла?
     - Я  верую,  что  Аллах  могуч и всесилен! Горе неверным, не признающим
его!  - начала она глухим и убитым голосом. - Моя сестра Марием отреклась от
Аллаха  и перешла в веру урусов, и Аллах жестоко покарал ее смертью в полном
расцвете  молодости  и  красоты...  Аллах жесток и не прощает обиды... Он не
пощадит Израила, потому что Израил прогневил его... Так сказал мулла...
     - Значит,  вы  не  можете  молиться,  Бэлла,  не  можете просить Аллаха
спасти вашего мужа?
     - О  госпожа,  это бесполезно! - произнесла она печально. - Мои молитвы
не  будут  услышаны...  Темные  и  светлые  духи  борются же теперь за жизнь
Израила,  и лишь только темные духи одолеют - мой бек и повелитель отойдет в
горние селения Аллаха.
     - Ну  а  если  я помолюсь Богу, моему Богу, Бэлла, - произнесла я тихо,
взяв  ее  руку,  -  если  я  помолюсь  моему  Богу,  Бэлла, и Он услышит мою
молитву?..  Наша религия не так мрачна и беспросветна, как ваша! Наше учение
веры  говорит  о благом и милосердном Спасителе, который отдал свою жизнь за
нас и претерпел великие мучения за грехи людей...
     - Сестра  Марием  говорила  мне  о  вашем Христе! Я знаю, что Он благ и
мудр...  Я  знаю,  что  Он  запрещает  проливать кровь врагов и не позволяет
мстить убийцам!
     - Истинная  правда,  Бэлла! Наш Спаситель милостив и благостен к людям.
Я  не  смею  надеяться, что моя грешная молитва будет услышана Им, но я буду
горячо  молиться, Бэлла, чтобы Господь сохранил вам вашего мужа, - сказала я
твердо.
     И  я  исполнила  мое  обещание.  Я  не  помню,  чтобы  в  другой  раз в
продолжение  всей  моей  жизни  я  молилась  так горячо и усердно, как в эту
ночь, проведенную в Дагестанских горах под кровлей сакли Хаджи-Магомета...


x x x

     Заря  уже  алым  заревом охватила полнеба... Красный отблеск врывался в
оконца  под  кровлей  и  словно  румянцем  обливал  саклю. Бэлла по-прежнему
сидела  неподвижно  на  ковре,  поджав  под себя ножки... По-прежнему Израил
лежал, разметав вдоль тела бессильные руки.
     "Жив  или  умер?"  -  пронеслась  в моей голове тревожная мысль, и я со
страхом склонилась над больным.
     Израил  был  бледен  как смерть, но дыхание, вылетавшее из груди, стало
спокойнее  и глубже. На лбу выступили капельки пота, и все лицо было мирно и
спокойно, как у спящего...
     Кризис миновал благополучно. Бек Израил был спасен.


ГЛАВА XIV

                       Закон Аллаха и благо Спасителя

     Слезы,  стенания,  смех и взвизгивания разом вырвались из груди дикарки
Баллы, когда я сообщила ей радостную новость.
     - Золотая...  яхонтовая...  драгоценная!  -  шептала  молодая  женщина,
исступленно  падая  к  моим ногам и охватывая мои колени дрожащими руками. -
Теперь  я  твоя  раба...  собака...  Бей... гони... толкай Бэллу... Бэлла не
уйдет от доброй госпожи... за то, что госпожа спасла ей мужа.
     - Не  я  спасла,  Бэлла, не говорите так! - произнесла я строго. - Спас
Господь Бог и милосердный Спаситель!
     - Спаситель,  которому  молилась  сестра Марием? - раздумчиво повторила
за мной молодая женщина.
     - Да, Бэлла! Спаситель, которому молимся и все мы, христиане...
     Она задумалась на минуту, потом произнесла с расстановкой:
     - А   если  бы  мусульманка  захотела  поблагодарить  Его  за  спасение
Израила, то услышал бы Он ее молитву?
     - Услышал  бы, Бэлла, потому что все люди одинаково равны перед ним - и
мусульмане, и христиане, и семиты...
     - А-а!  -  протянула  она как-то загадочно, странно взглянув на меня, и
быстро вышла из сакли.
     Я  занялась  больным  и  не заметила, как заря исчезла и золотое солнце
встало над аулом.
     - Благословение  Аллаха  над  домом  Хаджи-Магомета!  - произнес мулла,
неожиданно  появляясь  на  пороге.  За  ним  стояли вчерашние гости Хаджи во
главе с беком-наибом.
     - Ты  пришел  вовремя,  ага,  -  обратилась я к нему радостно. - Израил
жив, волею Бога!
     Он  зорко  посмотрел  на  меня  своими  проницательными глазками, потом
перевел взгляд на мирно спавшего Израила и произнес сурово:
     - Темный  дух  помог  тебе,  девушка...  Сам  шайтан вмешался в дело...
Шайтан  помог  тебе вылечить бека... Лучше бы он умер, чем быть оскверненным
помощью шайтана!
     Его слова задели меня за живое.
     - Слушай,  мулла,  - едва владея собой от волнения, произнесла я, - Бог
поразил  твою  душу  безумием, если ты веришь в силу шайтана! Бек Израил жив
милостью Божией... Слышишь, ты, ага, его спас Сам Господь, и никто больше!
     Мулла  ничего  не  ответил,  только  его узенькие глазки зажглись злыми
огоньками.  Он, казалось, ненавидел меня всеми силами души за то, что вера в
него фанатиков-татар, убежденных в его пророчестве, была мною поколеблена.
     И  не  только  один мулла был недоволен, казалось, спасением бека. Все,
кроме  разве  наиба,  любившего  по-своему  сына,  враждебно  и неприязненно
поглядывали  на  меня.  Они  привыкли  верить  мулле  беспрекословно,  и его
неудачное  пророчество  неприятно  поразило  их. Меня они считали виновницей
этого.
     Когда  в  тот  же  вечер  я  вышла из сакли подышать чистым воздухом, я
услышала  бесцеремонный  говор  за  собой.  Старые татарки указывали на меня
пальцами и что-то кричали на непонятном для меня наречии.
     - Что   они   говорят,  Хаджи-Магомет?  -  спросила  я  моего  хозяина,
сопровождавшего меня по улице аула.
     - Они  говорят,  госпожа,  что  ты  колдунья  и  знаешься с шайтаном, -
отвечал тот.
     - Глупые  женщины,  -  пожав плечами, произнесла я, - отчего же они так
враждебно относятся ко мне?
     - Они  боятся,  госпожа,  чтобы  ты  не  привлекла  гнев  шайтана на их
кровли!  И потом, ты уруска... Они ненавидят русских, как врагов, с тех пор,
как  урусы смирили восстание в нашем ауле. Но не беспокойся, госпожа, ты под
защитой Хаджи-Магомета. И никто не посмеет тронуть тебя.
     Я  вернулась  в  саклю  к  постели  Израила,  который  мирно  спал сном
выздоравливающего,  и  увидела  там  Бэллу.  Лицо  ее сияло, на губах играла
улыбка.
     - Госпожа,  -  произнесла она каким-то особенным голосом. - Знаешь, где
я была сейчас?
     - Нет, не знаю, Бэлла!
     Тогда она приблизилась ко мне и зашептала мне на ухо:
     - Бэлла  пошла  на утес молиться твоему Христу, благодарить за спасение
князя...  И  теперь  хорошо Балле на сердце, госпожа, Бэлла теперь ничего не
боится...  Твой  Спаситель  Христос  отогнал  черного  ангела смерти от ложа
Израила, и Бэлла хочет быть Его служанкой, его рабой, как и сестра Марием.
     - Что ты говоришь, Бэлла! - вскричала я вне себя от волнения. - Ты...
     - Тише,  госпожа,  не  погуби  Бэллу, - остановила она меня в испуге, -
услышит   отец   -   беда   будет.   Молчи   и   слушай:  Бэлла  хочет  быть
христианкой-уруской,  как  и  сестра  Марием...  И  Израил  тоже... Мы давно
думаем  о  том...  С  тех  пор  думали,  как наиб и мулла захотели разлучить
нас...  Здесь в ауле и в поместье наиба нам трудно было... очень трудно... А
все  за  то,  что  Аллах  не дал нам детей... Бэлла не раз говорила Израилу:
"Мой  повелитель, хочешь взять другую жену?.. Бэлла на все пойдет, лишь тебе
не  было  бы  горя"...  А  он,  знаешь,  госпожа, что отвечал мой Израил? Он
отвечал,  что скорее солнце упадет в бездну и гора обрушится на аул Бестуди,
чем  он  возьмет себе другую жену... И знаешь, что мы решили, когда бек-наиб
и  мулла  сказали,  что  силой  разлучат  нас?.. Мы решили тогда же бежать в
Мцхет  и  просить  приюта  у  брата  Георгия...  Брат  Георгий любит Бэллу и
Израила,  как  сестру  и брата, и поможет нам... Но магометанам не дело жить
между  урусами...  Надо стать урусами, как и они... Бэлла долго не решалась,
госпожа,  на  это, но когда черный ангел смерти подошел близко-близко к ложу
Израила,  Бэлла  сказала  себе:  если  Израил  уйдет в селения Аллаха, Бэлла
бросится  в  бездну,  если  же  темный  ангел не поразит его мечом, то Бэлла
станет  христианкой...  И  Бэлла  долго-долго, много молилась твоему Христу,
госпожа...
     - А  Израил?..  Согласен  ли  он  будет  променять  свою веру на новую,
Бэлла?  Ведь  христианская женщина не может быть женой мусульманина. Значит,
и ему придется креститься? - сказала я.
     - О  госпожа, - с гордостью произнесла татарка, - ты не знаешь Израила!
Он  смотрит  на  все глазами Бэллы, слышит ее ушами, говорит ее языком... За
это  джигиты  не  любят  бека  и  дразнят  его, что он слуга у своей жены...
Правда,  Израил  мягок  и  кроток  сердцем, как горная голубка, и любит меня
больше  всего...  Законы  отцов  ему тягостны, госпожа, и он уйдет из аула с
легким сердцем, потому что не дело жить оленю между шакалами.
     - И  ты не пожалеешь твоих родных гор, Бэлла? Твоего отца? - спросила я
ее с участием.
     - О  госпожа,  не  говори  так... Бэлла родилась горянкой и умрет ею...
Бэлла  много  прольет  слез,  пока  не  привыкнет к долинам Грузии... Но Бог
христиан поможет Бэлле...
     Она  сказала это убежденно, с твердой верой в свою новую святыню, потом
она  приложила  палец  к  губам  и  зашептала,  со  страхом  оглядываясь  по
сторонам:
     - Слушай,  госпожа... пройдет еще ночь... еще ночь и еще ночь... Израил
встанет  с  ложа...  потому  что  Христос  поможет ему... Тогда придет снова
мулла  и увезет его в дом свой... и даст ему новую жену, свою внучку Эйше! А
бедняжка  Бэлла  будет  плакать,  горько  плакать в отцовской сакле... Но не
будет  так!  - грозно вскричала она, и глаза ее заметали молнии. - Не будет,
потому что Бэлла и Израил и ты, госпожа, мы убежим все вместе из аула...
     - Как,  Бэлла,  а  больной?  - указала я глазами на спавшего Израила. -
Будет ли твой князь в состоянии сесть на коня?
     - О  госпожа, мы соберем все силы, чтобы помочь ему... - произнесла она
голосом,  полным  надежды,  - только бы отец не узнал... Он не простит своей
Бэллы, как долго не прощал Марием.
     - Успокойся,  Бэлла,  никто  ничего  не  узнает... Только достаточно ли
твердо  решила  ты  покинуть  навеки старого отца и родной аул? - спросила я
серьезно.
     - Слушай,  госпожа!  -  произнесла  она  торжественно и строго. - Аллах
сказал:  муж  да  будет  повелителем и господином жены своей. Мой господин -
Израил,  и я должна жить для него одного, с тех пор как Аллах отдал меня ему
в  жены...  Отец  любит  меня и будет скучать обо мне, но ему станет гораздо
легче,  когда он увидит Бэллу счастливой на чужой стороне, нежели одинокой и
печальной в родном ауле.
     - Ты  хорошо  обдумала  все, Бэлла, но одно упустила из виду: если тебя
настигнут, что будет с вами? - напомнила я ей.
     Она  вздрогнула  всем  телом,  но  не  от  м